Глава 26

Дэвид смотрел на Кэролайн, застывшую в его объятиях, охваченный раскаянием. Ее глаза расширились от обиды, а ноги перестали двигаться.

В этот момент он отдал бы все на свете за произнесенное шепотом: «Раз, два, три».

Бегство от любопытных глаз представлялось единственным выходом. Все взгляды были устремлены на них. Каждый, кто наблюдал за ними, догадался бы, что они ссорятся.

Дэвид поволок Кэролайн из зала, не обращая внимания на кружившиеся вокруг пары – непростительное нарушение приличий, что наверняка вызовет еще больше сплетен, чем обычная ссора, – и затащил ее за ближайшее укрытие в виде пальмы в кадке с огромными листьями.

– Мне не следовало называть вас бременем, – признал Дэвид, хотя и сам не знал, чем для него является Кэролайн. «Одержимость», пожалуй, более подходящее слово. – Вы небезразличны мне. И я не хочу, чтобы вы думали, будто я не ценю нашу дружбу.

В сиянии свечей глаза Кэролайн казались почти зелеными.

– Это больше, чем просто дружба, и вы делаете нам обоим плохую услугу, искажая правду. Вы помните тот день, когда мы впервые встретились?

– Да, – кивнул Дэвид. Ему следует почаще вспоминать об этом, чтобы не повторять прежние ошибки. Каждое воспоминание, каждое сожаление призывали его оставить Кэролайн в покое и двинуться дальше. Но она заслуживает большего, чем романтическая история, которую он преподнес ей два дня назад.

Она заслуживает всей правды.

– Я никогда не забывала вас, – сказала она. – Ни разу, за все эти долгие одиннадцать лет. Я думала о вас почти каждый день. Гадала, кто вы и откуда. Вы тот мужчина, о котором я мечтаю, когда закрываю глаза, ложась спать. Так что нечего стоять здесь и говорить, что мне нужно найти другого!

Это признание тронуло Дэвида до глубины души.

– Вы описываете девичью влюбленность, – возразил он, хотя этот аргумент прозвучал неубедительно даже для него самого. – У вас впереди вся жизнь. Вы сами не понимаете, о чем говорите.

– Я не ребенок, – огрызнулась Кэролайн. – Значит, вот как вы относитесь ко мне? Как к глупенькой особе, выбалтывающей свои секреты первому встречному?

– Да нет же! – Дэвид раздосадованно вздохнул. В ее гневно сжатых губах не было ничего детского. Что ж, поделом ему. Кэролайн заслуживает правду, и пора ей узнать ее.

Он перестал думать о ней как о маленькой девочке в тот самый момент, когда увидел в бухте после столь длительного отсутствия в Брайтоне. Но думать о ней как о женщине и давать надежду, что она может стать его женщиной, – это разные вещи.

– Я не тот, за кого вы меня принимаете. – Он покачал головой. – Вы увлеклись собственными иллюзиями.

– Это не увлечение. – Ее лицо вспыхнуло. – Я знаю, что мне нужно и кто мне нужен. Мне нужны вы.

– Я же рассказал вам, почему…

– Вы рассказали о вашем прошлом. Об Элизабет и ее трагической гибели. И о том, что вы скоро вернетесь в Шотландию. Я все это понимаю, Дэвид, правда. Но ничто из этого не объясняет, почему вы отказываетесь подумать о будущем с другой женщиной.

– Я не могу, Кэролайн. Есть вещи, о которых вы не знаете.

– Я знаю, что вы заслуживаете любви, и могу вам помочь, если только позволите. Хватит жить прошлым, связанным любовью, которая больше не имеет смысла.

Дэвид бросил взгляд в сторону выхода всего в нескольких шагах: нет ничего проще, чем покинуть зал и уйти не оглядываясь, – но вызов в глазах Кэролайн удерживал его на месте. Она казалась суровой, сильной и, пожалуй, даже знающей.

Вот только она не знает. Во всяком случае, всего.

– Вы ничего не знаете обо мне. А если бы знали, то не захотели бы иметь со мной ничего общего, – сказал он. – И не из-за того, что, как вам кажется, случилось одиннадцать лет назад, а из-за того, что я сделал на самом деле.

Кэролайн моргнула в замешательстве.

– Как вы можете говорить такое? Тот день был одним из самых важных в моей жизни. Я была ребенком на грани отрочества. Мой отец только что умер, но благодаря вам я обрела надежду. Если бы не ваше поощрение, вряд ли я продолжила бы плавать.

Иисусе. Она не понимает. Речь не о плавании. Сколько ей лет? Двадцать два? Двадцать три? Она старше, чем он был в то время.

Но куда более невинная.

Дэвид помедлил, сознавая, что не существует простого способа объяснить ей, что случилось когда-то. Если он это сделает, пути назад не будет. Но впервые за одиннадцать лет ему хотелось рассказать об ужасном прошлом и признать свои ошибки.

Ибо если он этого не сделает, Кэролайн никогда не поймет, почему он самый неподходящий мужчина во всей Британии, чтобы рассматривать его в качестве будущего мужа.

Он ощутил почти такое же отчаяние, как в тот день, когда в Престон, где был расквартирован его полк, пришло то роковое письмо.

– В тот день, одиннадцать лет назад, я получил письмо с сообщением о смерти Элизабет. – Его голос стал таким хриплым и невыразительным, что был неузнаваем. – Вот почему я оказался в океане.

Кэролайн нахмурилась, очевидно переосмысливая свои детские впечатления с более зрелых позиций, необходимых для понимания тех событий.

– Я… я думала, что вы были пьяны.

– Конечно, я был пьян. Это обычный способ забыться, когда ты не в силах смотреть на мир трезвыми глазами. Видите ли, в тот день я потерял не только Элизабет. Она носила моего ребенка, когда умерла.

– О боже… – произнесла Кэролайн, застыв в неподвижности. Ее лицо, только что пылавшее румянцем, побледнело.

Дэвид отвел взгляд, видя Кэролайн такой, какой она была в тот день: двенадцатилетним подростком, отчитывавшим его за поступки, которых не понимала. Даже сейчас она, казалось, не совсем понимала, о чем он говорит.

Впрочем, чему удивляться: он и сам не до конца понимает, что тогда случилось. Прошло одиннадцать лет, а он так и не разгадал загадку, которую являла собой Элизабет Рамзи. Он до сих пор ощущал горький вкус противоречивых эмоций, связанных с его первой любовью.

Боже, каким же он был идиотом!

– Ее отец был приходским священником. Но это не остановило моего отчаянного желания заполучить ее. – Дэвид помедлил, вспоминая. Его душа противилась тому, чтобы ворошить прошлое, но он чувствовал себя обязанным представить Кэролайн более полное объяснение, чем то, что он дал ей в павильоне, учитывая, что она, похоже, опрометчиво решила, что он заслуживает спасения. – Я был молодым шалопаем, мечтал об армии. Мне не составило труда добиться от Элизабет взаимности. В сущности, хватило одного поцелуя, чтобы она загорелась. Потом, конечно, я сделал ей предложение, хотя вряд ли это может служить мне оправданием. Нам следовало поговорить, прежде чем укладываться в постель. Как выяснилось, Элизабет не желала становиться женой военного.

Кэролайн помолчала, устремив на него пристальный взгляд.

– Получается, что это был ее собственный выбор, если она отклонила ваше предложение. Почему вы вините себя?

– Потому что я подвел ее. – Он вспомнил боль, резкую как удар сабли, которую причинил ему отказ Элизабет, но к ней примешивалась крохотная толика облегчения. Это, а также тот факт, что ему не пришлось расплачиваться за свою глупость, мучило его все эти годы даже больше, чем ее бессмысленная смерть. Ему не пришлось делать выбор. От него даже не потребовали оставить мечту об армии, хотя в глубине души он знал, что это было бы правильно.

Элизабет приняла решение за них обоих. А он был слишком эгоистичен, чтобы настаивать.

И он жил с этой виной одиннадцать лет.

Дэвид сделал глубокий вздох.

– Я убил ее.

С губ Кэролайн сорвался потрясенный возглас.

– Вы, должно быть, шутите.

Дэвид покачал головой.

– Это не шутка, Кэролайн. Я оставил Элизабет в Мореге, когда купил офицерский патент, хотя знал о возможных последствиях нашего поступка. Я убил ее своим небрежением так же верно, как если бы задушил собственными руками. Я велел ей написать мне, если она обнаружит, что в положении, и я приеду. Но я не знал, что письма из дома задерживаются командирами, пока не пройдет шесть первых недель службы. Я получил письмо Элизабет, где говорилось, что она ждет ребенка, одновременно с письмом моей матери, сообщавшим, что она покончила с собой.

За плечом Кэролайн Дэвид заметил Бренсона, который наблюдал за ними. Даже сейчас он продолжал пробираться к ним, обходя бальный зал по периметру. Дэвид усилил натиск, сознавая, что в его распоряжении всего лишь несколько секунд, чтобы закончить этот разговор.

– Я не святой и не джентльмен. Вы можете думать, что у меня есть честь, но, уверяю вас, во мне гораздо больше такого, чего надо бояться, чем восхищаться. В тот день я был очень близок к тому, чтобы покончить с собой, но у меня не хватило смелости даже на это. Но в конечном итоге жизнь с таким тяжким грузом оказалась даже большим наказанием.

Из-за кадки с пальмой показался Бренсон с исполненной надежды улыбкой на лице. Дэвид отнял свою руку у Кэролайн, до этого мгновения даже не сознавая, что она все еще держит ее.

– Так что теперь вы знаете, почему я не могу полюбить вас. Даже если бы попытался, то уничтожил бы все прекрасное, что в вас есть, точно так же как уничтожил Элизабет. Вот почему я для вас неподходящий мужчина.

Он подтолкнул ее по направлению к Бренсону, по направлению к будущему, которого она, возможно, не желала, но которое, несомненно, было лучше, чем то, чего она искала с ним.

– Вот почему я не подхожу никому, – добавил Дэвид.

И двинулся прочь.

Милостивый боже, она влюбилась: окончательно, глупо и безнадежно!

А он влюблен в призрак.

Кэролайн увидела, как Дэвид вышел через распахнутые двери бального зала, и почувствовала, что задыхается. Сердце оглушительно билось. Она обнажила перед ним душу, невзирая на его скромные доходы и то, что, выбрав его, подведет своих близких. Подумать только! Мужчина, которого она любила одиннадцать лет, только что обнимал ее в танце, заставляя трепетать от желания, такого острого, что ей было больно дышать.

А затем этот же мужчина признался в поступках столь низких, что любая вменяемая женщина кинулась бы прочь не оглядываясь.

– С вами все в порядке? – обеспокоенно спросил мистер Бренсон.

Кэролайн попыталась улыбнуться, хотя и опасалась, что ее улыбка скорее похожа на гримасу.

– Конечно, – заверила его она. – Просто у нас вышла небольшая размолвка с мистером Кэмероном.

– Со стороны это выглядело как настоящая ссора. – Он задумчиво пожевал губами. – Может, мне поговорить с ним?

Кэролайн сдержала истерический смешок.

– Спасибо, в этом нет необходимости.

Она не собиралась распространяться на эту тему. А тем более обсуждать Дэвида и его секреты с кем бы то ни было. Видит бог, эта стычка выбила ее из колеи. Даже озабоченный взгляд мистера Бренсона обжигал как открытое пламя. Итак, Дэвид утверждает, что он убил женщину, которую любил.

Как прикажете реагировать на такое признание, особенно если учесть, что она только что предложила ему себя в качестве следующей женщины, которую он мог бы полюбить?

Оказывается, Дэвид не просто напился или не рассчитал свои силы в тот роковой день, а пытался покончить с собой. Кэролайн не сожалела, что помешала ему. Нет, конечно. Но в те мгновения, когда он объяснил ей, почему никогда не полюбит ее, она словно заглянула в его душу, потрясенную и израненную.

Она отчаянно любит Дэвида – и теперь ясно осознает это. Ее детская увлеченность начала превращаться в нечто гораздо более взрослое практически с их первой встречи после его возвращения. Теперь она знала, к чему могут привести нетерпение и ошибки, особенно в сердечных делах. Неистовый отклик ее тела на прикосновения Дэвида говорил о том, что в ее душе таятся примитивные порывы, неподвластные рассудку.

И поэтому она не винила его в том, что случилось когда-то. Во всяком случае, до такой степени, как он винил себя сам. Дэвид мог сколько угодно утверждать, что у него нет чести, но тот факт, что он провел одиннадцать лет в чистилище, открыл ей правду. Но если он не позволит себе преодолеть мучительное прошлое, у него не будет будущего.

В этот момент она почти ненавидела Элизабет Рамзи. Девушка отвергла предложение Дэвида, а потом покончила с собой. Странно испытывать ревность к женщине, умершей одиннадцать лет назад, но Кэролайн не сомневалась относительно природы эмоций, опутавших своими зелеными щупальцами ее горло. Элизабет Рамзи умерла молодой и забрала с собой в могилу душу Дэвида.

– Вы не хотели бы потанцевать? – предложил мистер Бренсон, нарушив ход ее мыслей.

Кэролайн понимала, что нужно отвлечься, однако мысль о том, чтобы кружиться в танце с мистером Бренсоном, казалась не более заманчивой, чем острые щепки в чулках. Она не хотела танцевать. Ей хотелось последовать за Дэвидом, чтобы вспомнить, что она чувствовала, танцуя в его объятиях, когда еще верила, что нужна ему.

Но судя по тому, как он удалился, подтолкнув ее к мистеру Бренсону, ничего подобного ему не нужно.

Нет, только не танцы, когда ее ноги немеют, а в желудке завязались узлы.

– Пожалуй, я предпочла бы стакан пунша, – сказала она, сопроводив свои слова ободряющей, как она надеялась, улыбкой.

Молодой человек с готовностью кивнул, подставив ей локоть.

– В таком случай пойдем?

Кэролайн положила руку на шерстяную ткань его рукава и позволила ему отвести ее к буфету, где были сервированы закуски. Казалось неправильным находиться здесь, в ярко освещенном зале, под руку с поклонником, когда где-то в ночи Дэвид скорбит о своей давно ушедшей возлюбленной.

Жаль, что нельзя повернуть время вспять, к тем годам, когда она еще верила, что может покорить сердце этого мужчины.