Глава 9
— Черт бы тебя побрал, Дункан! Я чуть было не снес напрочь твою глупую башку. Ты что, совсем рехнулся, врываешься ко мне в спальню без стука!
Нисколько не растерявшись, Дункан весело усмехнулся и подмигнул ему.
— Конечно, рехнулся, как только увидел тебя с двумя обнаженными мечами, как всегда готовым к защите и нападению.
С какими двумя мечами? Гэвин нахмурился, ничего не понимая, посмотрел на меч, потом ниже, на свое обнаженное тело, и ему все стало ясно. Опустив меч, он присел на стул, чтобы натянуть на себя штаны.
— Так лучше? — вставая, сердито спросил Гэвин.
— Намного. Когда ты махнул своим могучим змеем в мою сторону, я чуть не обделался от страха.
— Ты просто завидуешь его размерам, — колкостью на колкость ответил Гэвин. — А теперь выкладывай.
— Эдуард Длинноногий скончался! — Лицо Дункана расплылось в широчайшей улыбке. — Он вел армию на север, собираясь к нам в гости. Но по пути заболел и отдал Богу душу.
— По пути, говоришь? Значит, он никогда больше не пересечет границу Шотландии! — радостно воскликнул Гэвин, потрясая мечом. — Это самая приятная новость за последние годы.
Сердце у Гэвина буквально пело от радости, и одновременно в голове поднялся целый хоровод мыслей. Эдуард умер, ему наследует его сын, совсем молодой и слабый правитель. Теперь у Брюса появится настоящий шанс стать королем Шотландии. Надо только объединить все кланы, и тогда Шотландия вырвется из-под железной власти англичан и станет свободной.
— Я сам едва поверил в то, что случилось, — подхватил Дункан. — Молот шотландцев мертв. Я молился об этом с тех пор…
Дункан запнулся и наморщил нос.
— Боже мой, откуда здесь такая вонища?
— Это любимец леди Фионы.
Как будто поняв, что речь зашла о нем, пес угрожающе зарычал. Дункан поспешно отскочил назад, выхватив свой меч. Фиона шумно вздохнула. Гэвин улыбнулся.
— Чего ты так испугался, Дункан? Это же собака, а не волк. Она тебя не съест. Во всяком случае, мне так кажется.
— Конечно, не съест, — согласилась Фиона, подойдя к псу, который служил ей защитником.
Теперь Фиона стояла рядом с Гэвином, так что он явственно различал запах лаванды, исходивший от нее. От этого дурманящего аромата у него закружилась голова. Он даже обрадовался, что на нем была одежда, которая скрывала охватившее его опять возбуждение.
Но тут он заметил, какими глазами Дункан смотрит на Фиону, что ему крайне не понравилось. Одетая лишь в одну сорочку, не только прикрывающую, но и подчеркивающую ее соблазнительную наготу, Фиона производила потрясающее впечатление. А Гэвину ни с кем не хотелось делиться своим счастьем.
Более того, он вдруг разозлился на Дункана, который откровенно пялился на Фиону. На его Фиону, на ее изящные плечи, чувственные изгибы ее тела, стройные длинные ноги. Перед мысленным взором Гэвина возникла картина ночного сна: как ему было покойно лежать, обняв ее за талию и прижимаясь к ней, вдыхать сладостный аромат ее кожи, наслаждаться теми радостями, которые дарила ему эта удивительная женщина.
Он живо вспомнил, как просыпался несколько раз ночью, чтобы насладиться в очередной раз плотскими утехами, и как она отдавалась ему с такой же охотой и воодушевлением. И теперь от мысли, что другой мужчина любуется Фионой, настроение Гэвина испортилось.
— Пес должен находиться на дворе вместе с другими собаками, — заметил Дункан.
— То же самое я говорил леди Фионе, — поддакнул ему Гэвин. — Выведи немедленно отсюда эту псину.
Дункан и Фиона не без удивления посмотрели на него.
— Дункан, — повелительно повторил он. В самом деле, не Фионе же, на которой была одна лишь сорочка, выводить на двор собаку?!
Дункан неохотно подчинился. Подталкивая пса ногами, он погнал его к выходу. Ворча и огрызаясь, собака поплелась прочь. И еще долго из-за дверей были слышны удалявшиеся вдоль коридора проклятия и ругательства Дункана.
Фиона присела на кровать и притихла. Было заметно, что она о чем-то напряженно размышляет.
— Итак, король умер.
— Да, — ухмыльнулся Гэвин. — Да здравствует король.
— Говорят, Эдуард совсем не похож на своего отца. По характеру он не воин и по молодости лет любит предаваться разного рода удовольствиям.
— Это сулит много выгод как Шотландии, — он подмигнул Фионе, — так и тебе.
Фиона понимающе закивала головой.
— Ты думаешь, мне следует подать прошение о защите прав Спенсера как законного наследника? О возвращении графства и всех принадлежащих нам земель?
Гэвин вдруг застыл на месте, пораженный одной мыслью. Ему льстило, что Фиона интересовалась его мнением. Однако ее вопрос поставил его в затруднительное положение. Если новый английский король удовлетворит ее просьбу, тогда у нее не будет больше причин оставаться здесь, в его замке. И хотя он с самого начала не рассчитывал, что их связь продлится долго, от мысли, что она уедет отсюда, ему стало больно. Нет, еще рано расставаться с ней: в роли любовницы она неподражаема.
— В некоторых случаях действительно лучше разрешать споры о наследстве и правах на основании закона, а не на поле битвы, — осторожно начал Гэвин. — И конечно, стоит попросить нового короля о милости, но для этого надлежит выбрать удобный момент. У Эдуарда, вероятно, полным полно забот. Сейчас для него важнее всего короноваться, а все остальное может подождать.
— Да, да, ты, конечно, прав. Ему сейчас не до моей просьбы. — Фиона скрестила руки на груди и мрачно закончила: — Хотя что тут разбираться. В нашем деле все ясно: правда на нашей стороне.
Гэвин улыбнулся. Как только речь заходила о правах Спенсера, в глазах Фионы сразу вспыхивал боевой огонь. Она была полна решимости отстаивать интересы сына до последнего. Такая стойкость и преданность восхищали. Это было удивительно, так как Спенсер не был ее родным сыном, но такое отношение лишь возвеличивало Фиону в глазах Гэвина.
— Твой час, Фиона, обязательно придет. Надо только немного выждать. Твой сын должен возмужать, научиться властвовать и управлять. Возможно, король вернет то, что принадлежит ему по праву. Однако Спенсеру прежде всего надо надеяться только на самого себя.
— Верно.
Фиона покорно опустила голову. Как показалось Гэвину, она расстроилась. Он смутился, поскольку в его ответе была немалая доза лукавства: по правде говоря, ему не хотелось отпускать Фиону. Пытаясь успокоить совесть, он опять мысленно проверил убедительность своих доводов в пользу ожидания. К своему удивлению, он признал, что его доводы были справедливы и целесообразны.
Несмотря на то что Фиона выглядела хрупкой и нежной, в ее груди билось смелое сердце. И все же какой бы гордой и смелой она ни была, она все равно оставалась женщиной со всеми слабостями, присущими ее полу. Конечно, она может броситься к ногам короля или какого-нибудь другого влиятельного и могущественного лица, умоляя его о справедливости. Но в случае отказа Фиона окажется в безвыходном положении. В таких случаях мужчины берут в руки меч, чтобы на поле битвы доказать свою правоту, а женщина лишена такой возможности. Ей нужен покровитель, который бы вместо нее с оружием в руках защищал и отстаивал ее права.
Итак, Фиона нуждалась в нем как в покровителе.
Она сидела на кровати, окутанная, как покрывалом, густыми длинными золотистыми прядями. Гэвин уже знал, насколько они шелковисты на ощупь. В его воображении возникла одна из недавних сцен: он лежит рядом с ней, играя ее локонами, прижимая их к лицу, вдыхая их медовый аромат.
Нет, она в самом деле неотразима и желанна.
— Ну что ж, наконец-то мы одни. Теперь можно заняться тем, о чем я мечтал этим столь ранним утром. — Не говоря больше ни слова, он заключил ее в объятия и принялся целовать.
Фиона ухватила сорняк и вырвала его с корнем. Стряхнув с корня землю, она бросила его на кучу сорняков возле уже почти прополотой грядки.
Огород трав и лекарственных растений находился рядом с кухней, скрытый за высокой каменной стеной.
Фиона совсем недавно обнаружила огород, а также возможность находиться там в полном уединении. Запущенное состояние столь важной части замкового хозяйства привело ее в ужас. Давно не поливаемые, полузасохшие, заросшие сорняками полезные травы словно взывали о помощи, и Фиону не могла не тронуть их немая мольба. Ей стало ясно, почему так безвкусны блюда, которые подавались к столу, в них просто не добавляли пряностей. Да и откуда им было взяться, если огород оставался в небрежении.
Конечно, прополка была нелегким делом, но именно это ей и требовалось. Размеренная, однообразная, отупляющая работа занимала руки, одновременно отвлекая от тягостных мыслей, а также избавляя от хмурых и не слишком доброжелательных взглядов со стороны женской прислуги.
Пришедшая утром весть о смерти короля Эдуарда вызвала в замке суматоху, в центре которой находился Гэвин. Понимая, насколько он занят, Фиона не надеялась увидеть его раньше ужина. Впрочем, это было к лучшему. Несколько минут рядом с ним, и она буквально теряла голову от любовной страсти, которую он пробуждал в ней. У нее подгибались колени, и ни о чем другом она думать не могла.
Такое состояние не могло не тревожить ее. Она чувствовала: ей нужно и время, и некоторая удаленность от него, чтобы разобраться в своих чувствах и переживаниях. Только так и никак иначе.
Калитка вдруг скрипнула, распахнулась, и, к ее удивлению, в проеме возник Гэвин, который сразу направился к ней.
— Я искал тебя повсюду и наконец нашел.
— Я не прячусь, — возразила Фиона и смутилась. Она действительно сегодня скрывалась от него, но ей не хотелось, чтобы он догадался об этом.
— А разве я сказал, что ты прячешься?
Фиона покраснела и совсем смутилась. Отвернувшись, она не знала, что говорить, но затем, чтобы как-то выбраться из неловкого положения, сказала:
— Какой чудесный огород и в каком ужасном виде. Это настоящее безобразие так относиться к столь ценным растениям. Я тружусь уже второй день и надеюсь дня через два навести здесь надлежащий порядок, если, конечно, меня не будут отвлекать от работы.
Надеясь, что Гэвин оставит ее, Фиона подняла с земли кучку выполотых сорняков и отнесла их в одну общую большую кучу. Однако граф оставил намек без внимания и подошел к ней вплотную.
— Закончишь в другой день. Хотя мне непонятно, почему ты этим занимаешься. В замке полным-полно пажей-бездельников. Мне кажется, прополка кухонного огорода — это одна из их обязанностей.
Тяжело вздохнув, Фиона поднялась, с удовольствием распрямляя согнутую спину.
— Для того чтобы ухаживать за лекарственными травами, надо кое-что знать о них, а большинству молоденьких пажей это совершенно безразлично. Если заставить их пропалывать огород, то они очистят огород не только от сорняков, но и от полезных растений.
— О, тебя послушать, так начнешь думать, что возиться в грязи — это очень сложная и искусная работа. Самая подходящая для леди, не так ли? — усмехнулся Гэвин.
Фиона хотела сказать в ответ что-нибудь едкое и не менее насмешливое, но, заметив знакомый огонек желания в его глазах, смутилась.
— Это такой же труд, как и любой другой, в нем нет ничего зазорного.
— Я этого не говорил. Труд всегда остается трудом. Мне только хочется понять, почему ты выбрала для себя такое занятие.
— Почему? Мне нравится бывать в одиночестве и дышать свежим воздухом. Мне нравится быть полезной. — Она обвела рукой вокруг огорода, большая часть которого благодаря ее заботам выглядела ухоженной, а другая, меньшая, оставалась запущенной. Все было ясно без слов.
— Ладно, ладно, ты хорошо потрудилась, — примирительно ответил Гэвин и, подойдя к калитке, открыл ее, показывая жестом, что пропускает ее вперед.
Однако Фионе совсем не хотелось уходить отсюда. До ужина было еще очень далеко, и за это время она рассчитывала еще многое успеть.
— Ты чем-то недовольна? — удивился Гэвин, заметив, как омрачилось ее лицо. — Что-то не так?
Фиона растерялась. Причина ее недовольства крылась не столько в том, что он отрывал ее от работы, а в том, что он распоряжался ею и ее свободой по своему усмотрению. Это требовало прояснения. Но она не знала: стоило ли объясниться прямо сейчас или отложить объяснение на потом, когда представится более удобный случай?
Хотя могла ли она возражать ему или ставить условия, тем более что-то требовать? Разве не она сама согласилась стать его любовницей? Послушно выполнять все его прихоти? А если так, то вряд ли ее хмурый и недовольный вид обрадует графа. Да, она не его рабыня, но прихоти графа она все-таки должна выполнять. А как же иначе?
— Хорошо. Но завтра с утра я опять приступлю к работе, — твердо заявила Фиона, избегая прямого противостояния и вместе с тем отстаивая хоть какую-то свою независимость.
— А я велю Хэмишу прислать к тебе на помощь несколько пажей, — согласился с ней Гэвин.
Фиона внутренне напряглась, что немедленно отразилось на ее лице. Гэвин, должно быть, заметивший ее тревогу, тут же добавил:
— Они будут работать под твоим присмотром.
— Благодарю.
В ее голосе не чувствовалось ни тепла, ни благодарности, но Гэвин, который или сделал вид, или на самом деле ничего не заметил, шел чуть впереди, куда-то уводя ее.
Они пересекли двор замка, и все, кого они встречали по дороге, почтительно кланялись им, что льстило Фионе. Ее настроение начало понемногу улучшаться. Каждому встречному она смело смотрела в лицо, как бы давая понять, что она умеет как должное принимать знаки почтения, невзирая на ее нынешнее положение.
«Если я буду вести себя как леди, то и окружающие будут относиться ко мне как к леди».
— Честно говоря, я собирался отправиться прямо сейчас, но вижу, тебе нужно немного времени, чтобы привести себя в порядок, — заметил Гэвин, скользнув взглядом по ее испачканным рукам.
Фиона завела испачканные землей руки назад, чтобы он их не видел.
— Я должна сопровождать тебя? Куда мы поедем?
— Увидишь. — Гэвин загадочно улыбнулся. От его улыбки раздражение Фионы сразу исчезло. Они уезжали из замка вместе. От этой мысли у нее сразу улучшилось настроение. Скоро она вырвется на свободу!
Времени на переодевание не было. Фиона быстро умылась, причесалась с помощью Алисы и в сильном волнении спустилась вниз, где, постукивая ногой от нетерпения, ее поджидал Гэвин. Позади него стоял паж. Едва Фиона приблизилась, как ее сердце сжалось от волнения…
— Спенсер!
Услышав свое имя, мальчик обернулся к ней и улыбнулся. Однако улыбка тут же сбежала с его лица, и он нахмурился, как только заметил по ее движению, что она хочет обнять его. Фиона тут же сообразила: он боится, как бы она не начала обнимать и ласкать его на глазах у графа. Ей стало обидно и больно.
Фиона сдержала свой порыв, но это далось нелегко. В последние несколько дней она совсем не видела Спенсера, поэтому ей очень хотелось прижать его к груди и расцеловать в обе щеки. Если бы не отец Ниалл, который иногда сообщал ей кое-что о жизни мальчика, она вообще не знала бы о том, как живется Спенсеру в замке. И вот теперь несколько мгновений вместе со Спенсером — это был настоящий подарок!
— Вели конюху оседлать моего коня и еще двух лошадей, — приказал Гэвин Спенсеру.
— Еще двух, — повторил мальчик.
— Да. Одну для леди Фионы, другую для тебя.
— Для меня? А почему я должен ехать?
Спенсер тут же прикусил язык. Однако его явное нежелание ехать вместе с ней огорчило Фиону едва ли не до слез. Что такого ужасного было в предложении графа проехаться вместе с ними верхом? Или он стеснялся графа, ведь Гэвин был его самым большим начальником?
Раздосадованной Фионе не хотелось ни разговаривать, ни даже смотреть на графа, пока они оба дожидались лошадей, хотя ей следовало быть благодарной за то, что она проведет несколько часов вместе со Спенсером. На дворе замка стояла тишина, и почти никого не было видно вокруг, пока они садились на лошадей. Выехав за ворота, Фиона вздохнула свободнее. Жеребец, на котором скакал граф, тоже обрадовался, вырвавшись на простор. Он хотел было припустить во всю силу, но Гэвин сдержал его порыв властной рукой.
Спенсер ехал позади. «Наверное, трясется в седле, то и дело рискуя упасть». — Однако Фиона не обернулась, не поддержала его ласковым словом, хотя ей очень хотелось это сделать.
Находясь в таком взволнованном состоянии, она не замечала, ни куда они едут, ни чудесной живописной красоты окружавших их лесов и озер. Но поскольку их не сопровождали воины, Фиона решила, что их поездка не будет слишком продолжительной. И действительно, не прошло и полчаса, как Гэвин осадил своего коня.
Спрыгнув с седла, он помог Фионе спуститься на землю. Вернувшись к своему коню, он снял с него несколько удочек и вешку с прикрепленной к ней сетью.
— Мы будем ловить рыбу? — удивилась Фиона.
— А как ты думаешь? — весело отозвался Гэвин, бросая рыбацкие снасти Спенсеру, которые тот ловко поймал на лету. Фиона с гордостью посмотрела на него.
— Следуйте за мной, — повелел Гэвин. — Я знаю одно местечко, где можно поймать очень большую рыбу.
— Я никогда не ловила рыбу, — призналась Фиона, любопытство которой разыгралось не на шутку. Она взглянула на Спенсера, однако, к ее удивлению, предстоящая рыбалка, видимо, нисколько его не обрадовала. Мальчик был явно чем-то недоволен.
Чуткая Фиона поняла, что сейчас не стоит ухудшать настроение Спенсера лишними расспросами. Вздохнув, она побрела следом за Гэвином вдоль берега озера. Он перепрыгнул на плоский камень, а потом протянул руку, чтобы помочь ей перебраться. С блестящими от радости глазами, забыв обо всем на свете, в том числе и о страхе, Фиона прыгнула следом за ним.
— Не торопись, — предостерег ее Гэвин, останавливаясь перед поваленным стволом дерева, перекинутым между двумя валунами. Он потрогал ногой дерево, проверяя, прочно ли оно держится, а затем быстро и легко первым перебежал по стволу на другой камень.
Не желая отставать от него, Фиона подняла юбки и хоть медленно, но так же уверенно перебралась на другой валун. Гэвин улыбкой приветствовал ее успешный переход. Они оба оглянулись назад на Спенсера: тот бледный, словно окаменев, стоял на другом валуне.
— Смотри под ноги и держи равновесие, — не удержавшись, посоветовала ему Фиона.
— Я… — Спенсер запнулся, его глаза расширились то ли от неуверенности, то ли от страха.
— Нельзя ли ему помочь? — шепнула Фиона Гэвину.
— Можно, только я сделаю это на свой лад, — прошептал в ответ Гэвин. Он достиг примерно середины бревна и, протянув руку, велел: — Дай мне рыболовные снасти.
Спенсер осторожно и медленно прошел несколько футов и передал удочки и сеть Гэвину. Взяв снасти, Гэвин как ни в чем не бывало вернулся назад. Спенсер, оставшийся один на бревне, застыл на месте, глядя расширенными от страха глазами то на валун впереди себя, то на воду внизу, то на бревно под своими ногами.
— Если я потеряю равновесие, то упаду в воду.
— В таком случае крепче держись на ногах, — крикнул ему Гэвин. — Ты умеешь плавать?
— Нет, — придушенным голосом ответил Спенсер.
— Тогда у тебя еще больше причин не падать в воду. Поговаривают, если упасть в очень холодную воду, то может перехватить дыхание и человек камнем идет на дно.
— Гэвин, — зашипела Фиона, — мальчик и так напуган. Зачем добавлять масла в огонь?
— Если он преодолеет свой страх, тогда ощутит вкус победы, — тихо ответил ей Гэвин и, обернувшись к мальчику, крикнул: — Если ноги плохо тебя слушаются, подумай о том, нельзя ли им как-нибудь помочь. Ну-ка, раскинь умом.
Спенсер закусил губу, посмотрел вперед, затем назад, оценивая свое положение. Сердце у Фионы сжалось от боли и тревоги, когда Спенсер, пятясь назад, сошел обратно на камень. Неужели он сейчас расплачется и, как испуганный ребенок, побежит прочь? Может быть, даже крикнет им что-нибудь обидное.
Однако Спенсер никуда не убежал. Он направился к лесу, но скоро вернулся, держа в руках длинный сук. Осторожно опустив сук в воду, Спенсер уперся и сделал было шаг по бревну, но тут конец палки соскользнул, и он качнулся вбок.
Фиона испуганно вскрикнула, боясь за Спенсера, сумеет или нет удержать он равновесие. Но мальчик сумел. Выпрямившись, Спенсер со злостью отбросил сук подальше, тот с плеском упал в воду.
— Да, мысль не слишком удачная, — подбодрил его Гэвин, присаживаясь на корточки, чтобы вызвать у ребенка больше доверия. — Ну, думай, Спенсер, соображай. Не бойся ошибиться. Единственный способ чему-нибудь научиться в жизни — это пытаться что-то делать. И если терпишь неудачу, то надо пытаться делать опять и опять до тех пор, пока не добьешься успеха.
Лоб мальчика покрылся мелкими бисеринками пота. По его лицу было заметно, как напряженно он думает. Наконец Спенсер сел на землю, снял обувь, связал вместе и перекинул башмаки через шею. Фиона сперва не поняла, зачем он разулся, но потом догадалась: идти босыми ногами по дереву было проще и надежнее. Меньше возможность поскользнуться. Расставив руки в стороны для поддержания равновесия, он медленно ступал по бревну, внимательно глядя себе под ноги.
Когда он приблизился и можно было разглядеть выражение его лица, по желвакам на его крепко сжатых челюстях стало видно, как нелегко дается ему этот переход. Фионе даже послышалось, будто он скрипит зубами. Однако мальчик шел и не падал — и это казалось чудом. Она затаила дыхание, боясь, как бы ее невольный вскрик или случайно вырвавшееся слово не отвлекли его внимания. Как только до камня оставалось два-три шага, Гэвин протянул мальчику руку. Спенсер замер на миг, однако затем ухватился за протянутую руку.
— Молодец! Все правильно! — похвалил его Гэвин. — Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь, если ты в ней нуждаешься. Ты же не можешь скрыть свою хромоту. Если станешь скрывать ее, тогда все поймут, где твое слабое место. Не стыдись и не скрывай, но пусть все видят, как ты умеешь ее побеждать. Прежде всего ты должен доказать самому себе, что хромота тебе не мешает. А для того чтобы преодолеть этот недостаток, нужны мужество, сила и разум. Если долго и тщательно учиться владеть мечом, тогда мало кто сможет превзойти тебя в этом искусстве.
Спенсер расправил плечи и с восторгом посмотрел в лицо Гэвина. Не говоря ни слова, он надел башмаки, затем нагнулся и поднял рыболовные снасти.
— Вы научите меня плавать? — вырвалось у него.
— Конечно, когда немного потеплеет и вокруг будет не так много народу. Обычно мы плаваем голышом, в чем мать родила, поэтому учиться мы будем подальше от посторонних глаз, в чисто мужской компании.
Спенсер зарделся от смущения. Фиона тоже. В воздухе повисла неловкая пауза. Чтобы прервать ее, Гэвин предложил всем перейти на другую сторону валуна. Отсюда открывался удивительный вид на озеро, сверкающее под яркими солнечными лучами. Найдя плоское место, Гэвин усадил там Фиону, быстро объяснил, как ловить рыбу. А потом показал, как это делается на практике. Насадив на крючки наживку, он закинул удочку.
Спенсер взирал на Гэвина с обожанием, и это нельзя было не заметить. У Фионы глаза стали влажными от выступивших слез, и, чтобы никто не заметил их, она отвернулась в сторону. После нелегких последних дней, а если откровенно, после целого года навалившихся на нее бедствий было несказанно приятно вот так просто сидеть и ловить рыбу.
Вокруг царила умиротворяющая, сближавшая и соединявшая их троих тишина. Слабый ветерок смягчал все более усиливавшийся послеполуденный жар. Фиона грелась на солнце, зажмурив глаза от удовольствия. На душе было тихо и радостно, как не случалось уже давно. Она даже забыла, что бывают на свете такие минуты блаженного счастья.
Внезапный шорох и треск ветвей в лесу, примыкавшем к берегу, нарушил их общий покой. Гэвин моментально выхватил меч и обернулся, готовый отразить нападение неизвестного врага. Все его действия были слаженными и четкими, меч в его руках казался неким естественным продолжением его собственного тела.
К счастью, тревога оказалась ложной. Из-за густых кустов выбежал их знакомый пес с улыбающейся пастью и дружелюбно помахивающим хвостом.
— Ты посмотри, как он только сумел нас найти, — расхохотался Гэвин.
— О, он очень смышленый мальчик, — в тон ему весело ответила Фиона, почесывая голову псу и за ухом, от чего тот тихо поскуливал, закрыв глаза от удовольствия.
Зверь, блаженно ворча, подсовывал голову под руку Фионы, тесно прижимаясь к ее ноге. Рассмеявшись, она обняла пса за голову и принялась шутливо раскачивать ее из стороны в сторону. От избытка чувств пес вскинул голову и лизнул ее в лицо. Столь любящее, беззаветно преданное существо своей верностью и привязанностью до глубины души растрогало Фиону.
— Мама! — вдруг раздался испуганный вскрик Спенсера. Гэвин первым сообразил, что так напугало мальчика.
— Не бойся, Спенсер. Этот страшный зверь — верный друг твоей мамы.
— А я подумал, что это волк, — смутился мальчик, отчего и Фиона, и Гэвин буквально покатились со смеху.
— Да, внешне он непривлекателен, зато у него замечательное сердце, — сказала Фиона, опять почесывая пса за ухом. — А не назвать ли мне его Лэдди, помня о его шотландском происхождении?
Любопытный Лэдди оставил Фиону и направился к Спенсеру. Получив от него положенную порцию ласки, пес с довольным видом подошел к воде и принялся жадно лакать воду.
— Он распугает нам всю рыбу, — испугался Спенсер.
— Не хнычь, — сделала ему замечание Фиона. — Ничего страшного в этом нет. Он напьется и уйдет.
Фиона оказалась права. Напившись, Лэдди отошел от воды и, растянувшись на камне, несколько раз весело и громко пролаял. Однако по хмурому лицу мальчика было заметно, что его не радует такое соседство.
— Ладно, — уступила Фиона. — Я пройдусь с ним по берегу озера, чтобы он не мешал тебе ловить рыбу.
— Я пойду вместе с тобой. — Гэвин вскочил на ноги.
— Но тогда Спенсер останется один.
— Ничего здесь с ним не случится, поверь мне.
Довольный тем, что ему никто не помешает, Спенсер закивал головой.
— Мы будем бродить неподалеку, чтобы ты могла все время видеть его, — предложил Гэвин.
Такое предложение очень понравилось Фионе, оно сразу убивало двух зайцев: она могла гулять с Гэвином и в то же время наблюдать за Спенсером, чтобы с ним ничего не случилось.
Они не спеша пошли вокруг озера по берегу, а впереди них бежал счастливый Лэдди. Время от времени Гэвин поднимал какую-нибудь палку с земли и бросал ее псу. Лэдди кидался следом за ней, чтобы отыскать в траве. Найдя палку, он довольный бежал назад, но отказывался отдавать ее Гэвину.
— По крайней мере он понял первую часть игры, — улыбнулась Фиона.
— Тебе понравилась наша прогулка? — спросил Гэвин, поднимая очередную палку и бросая ее далеко вперед. Обрадованный Лэдди бросился за ней следом.
— Да, очень, — честно призналась Фиона. — Ты очень добр. Но почему ты решил прогуляться вместе с нами?
— Разве ты не догадываешься?
Фиона отрицательно помотала головой.
— Все очень просто. Я хотел сделать тебе приятное. Можно сказать, я ухаживаю за тобой.
«Не может быть, он, наверное, шутит», — мелькнуло в голове у Фионы. Однако серьезный тон, каким Гэвин произнес эти слова, проник глубоко в ее сердце, пробудив в нем давно забытые чувства. Ведь она была слабой женщиной, и ей, конечно, хотелось опереться на крепкое мужское плечо. Как это хорошо, когда за тобой ухаживают, заботятся, защищают, любят. Ее прежняя настороженность и даже ожесточенность, вызванные жизненными трудностями, ослабли и смягчились. Она потянулась к Гэвину, обретя в нем давно забытую опору в жизни.
У Фионы закружилась голова. Ее тело изнывало от желаний, которым у нее не было сил противиться. Она опустила голову на грудь, чтобы скрыть охватившую ее бурю чувств, но Гэвин, очевидно, заметил как ее волнение, так и смущение.
Он ласково взял ее за руку, причем его пальцы переплелись с ее пальцами. По спине у нее побежали мурашки. Фиона слегка отвернулась в сторону, чтобы спрятать охватившее ее любовное чувство. Но ее переживания были столь откровенны, глубоки и очевидны, что не заметить их, казалось, просто невозможно. Боже, что случится, если он обо всем догадается? Если узнает правду? Обаяние, мужественность, надежность — вот те его качества, которые привлекали ее. Кроме того, он будил в ней желание. Неужели она наконец-то встретила мужчину своей мечты?
Гэвин ухмыльнулся, озорно и многозначительно. О, похоже, он прекрасно знает о том, что происходит в ее душе. И какое впечатление оказывает на нее. Ну что ж, почему бы им не сыграть в эту игру вдвоем? Фиона игриво ответила на его пожатие, проведя ладонью по его руке, и тут же мускулы на ней слегка задрожали и напряглись.
Она прижалась к нему, приподняла голову, и его горячие губы приникли к ее губам. Гэвин, как и она, весь дрожал от желания. Их обоюдная взаимная страсть напугала Фиону. И в последний момент она беззвучно прошептала:
— Спенсер?
— Он в порядке. Я вижу его отсюда. Черт, он только что поймал неплохую рыбину.
Фиона тяжело вздохнула:
— Если ты видишь его, значит, и он может увидеть нас.
Гэвин недовольно заворчал и нехотя отпустил ее.
— В таком случае до вечера, — мрачно заключил он.
Фиона лишь кивнула в ответ, однако от передавшегося ей огня в его глазах затрепетала.
Прячась за большим валуном на противоположной стороне озера, Эван не сводил с них глаз. Его внимание привлекала не столько сама рыбалка, по его мнению, одно из самых скучных и глупых занятий, сколько рыбаки. Следя за графом, Эван только диву давался: он не узнавал своего брата.
Он сразу вспомнил эту женщину и мальчика, что немало его удивило. Англичане на земле графа и под его опекой?! Эван терялся в догадках: неужели и отряд английских солдат, сопровождавших женщину и мальчика, тоже остался в крепости?
Неожиданное появление собаки позабавило его не меньше, чем рыбаков. Эван заметил, как быстро граф выхватил свой меч, чтобы отразить нападение мнимого врага, отдав должное сноровке и реакции Гэвина. Даже если граф находился здесь один без охраны, застать его врасплох и справиться с ним, как это очень хорошо понимал Эван, было весьма затруднительно.
Он не лгал матери, когда говорил, что не намерен убивать Гэвина. Вместе с тем он не обманывал ее, утверждая, что постарается причинить графу как можно больше неприятностей.
Как хорошо известно, у каждого человека есть свои слабости. Граф, будучи человеком, тоже не был их лишен. Весь вопрос состоял в одном: в чем заключалась его слабость? Неужели эта английская леди как раз и была его уязвимым местом?
Эван не раз слышал о мужчинах, которые от любви теряли голову, творили глупости, совершали нелепые поступки. Его немало удивляло, когда нормальные парни бледнели, терялись, утрачивали дар речи при виде хорошенькой девушки, хотя граф, как было доподлинно известно, никогда не страдал подобными глупостями. Но сейчас при взгляде на то, что происходило на берегу озера, у Эвана зашевелились кое-какие подозрения.
Но торопиться с преждевременными выводами не стоило. Он плохо знал своего единокровного брата. Они не только никогда не разговаривали, но даже никогда не встречались друг с другом. Однако Эван был хорошо наслышан о таких качествах Гэвина, как властность и суровость, сила и надменность, мужество и смелость, — качествах, которые плохо вязались с образом влюбленного, потерявшего голову от страсти мужчины.
Однако Эван был достаточно проницателен, он понимал, что большинство отзывов о графе скорее говорило об отношении самих рассказчиков к графу. Взять, к примеру, его мать. Если даже приставить к ее горлу кинжал, она все равно не скажет ни одного доброго слова в адрес графа, не вспомнит ни одного его хорошего качества, ни одного его справедливого поступка.
В человеке, увы, и хорошее, и плохое перемешано так, что порой ничего не разберешь. Как мог Эван судить из личного опыта, люди почти всегда поворачиваются друг к другу отнюдь не лучшей своей стороной.
Он осторожно пробрался поглубже в лес и пошел прочь. Ему не давали покоя два вопроса: кто она, эта золотоволосая красавица и почему граф так ею дорожит?
