Глава 14
Следующим утром все три принца с мрачным видом собрались во дворе конюшни, поскольку королева пожелала прокатиться верхом. Когда все уже сидели в седле, королева Черновласка посмотрела на своих женихов и спросила: «Что является душой моего королевства?»
Она бросила взгляд на старшего конюха, но такой мимолетный, что этого, кажется, никто не заметил. Однако старший конюх почтительно дотронулся рукой до своей шляпы, и на его губах появилась еле уловимая улыбка.
Королева выехала со двора в окружении принцев…
Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами»
— Не могу понять, зачем миссис Вон устраивать музыкальный вечер каждый сезон? — говорила кузина Батильда на следующее утро за завтраком. Она с негодованием помахала приглашением, а Миньон, сидевшая у нее на коленях, попыталась цапнуть карточку.
Геро незаметно отодвинула чашку кузины Батильды подальше от края стола.
— Она скупится потратить деньги на талантливых музыкантов, — продолжала кузина Батильда, — и мы вынуждены слушать фальшиво пиликающих скрипачей и подвыпивших певцов, и при этом нам подают разбавленное вино и непропеченные кексы.
— Если ее вечера так ужасны, то зачем туда идти? — вполне резонно спросила Феба. Наступило первое утро, когда она почувствовала себя настолько хорошо, чтобы спуститься к завтраку. Правую руку ей плотно прибинтовали к груди, и она неловко ела левой.
— Моя милая девочка, — строго сказала кузина Батильда, — миссис Вон является сестрой герцогини Чадсуорт, а герцогиня — мать будущего герцога Чадсуорта, и это весьма завидная партия. Не стоит ее оскорблять.
Феба сморщила нос.
— Ну, Геро уже помолвлена, а я считаю будущего герцога Чадсуорта слабоумным. И у него совсем нет подбородка, — заявила Феба и занялась сдобной булочкой.
— Геро, объясни своей сестре, как важно сохранять хорошие отношения с герцогинями, независимо от того, есть у их сыновей подбородки или нет, — приказала кузина Батильда.
Геро открыла было рот, собираясь сказать что-то примирительное. Она не прислушивалась к разговору — голова ее была занята собственными мыслями и тем, что она собиралась сделать сразу после завтрака.
К счастью, кузина Батильда не нуждалась ни в чьей поддержке.
— Дело не в титулах, но ни в коем случае не следует раздражать сестру герцогини. Это просто дурной тон.
— Я думаю, что это она проявляет дурной тон, приглашая скучных музыкантов, — дерзко заявила Феба.
— Ты еще ребенок, — вздохнула кузина Батильда. — Ты поймешь все, когда повзрослеешь, правда, Геро?
Геро с минуту смотрела на нее пустым взглядом, соображая, о чем разговор.
— Да, конечно.
Но кузина Батильда уже отвлеклась на Миньон, скармливая ей кусочек бекона, а вот Феба, скосив глаза за стеклами очков, с любопытством взглянула на сестру.
— Ты здорова? — спросила она.
— А… да. — Геро сделала глоток остывшего чая. — Почему ты спрашиваешь?
Феба пожала плечами:
— У тебя отсутствующий вид.
— Обычное волнение невесты, — тут же заявила кузина Батильда. — Я это уже наблюдала. Девушка делается сама не своя тем больше, чем ближе день свадьбы.
— Вы так говорите о замужестве, словно это изнурительная болезнь, — засмеялась Феба.
— Для некоторых это действительно так, — загадочно произнесла кузина Батильда. — А теперь заканчивай завтрак. Максимус обещал навестить тебя сегодня утром.
Батильда многозначительно посмотрела на Геро, и та поняла, что Максимус приедет сообщить Фебе неприятную новость о ее светском сезоне — вернее, о том, что сезона дебютантки у нее не будет.
Но это печальное обстоятельство не удержало Геро — она встала и, извинившись, вышла. Она распорядилась подать ей карету. Сидеть за столом, слушая рассуждения кузины Батильды о ее браке, она была не в силах. Бедная кузина Батильда! Как же она расстроится, когда узнает, что задумала Геро.
Сколько же еще человек она разочарует? Господи, семья может никогда ее не простить. Но она намерена действовать честно, пусть это и не легко. И Геро с высоко поднятой головой вышла из кареты у Мэндевилл-Хауса.
Время для визита было неподходящее — вообще неприлично раннее, — к тому же она приехала одна, без компаньонки. Дворецкий слегка приподнял брови, когда она заявила, что хочет видеть Мэндевилла, но проводил ее в гостиную. Геро подошла к камину и уставилась невидящим взором на портрет одного из предков семьи на стене. То, что она решила сделать, приведет в ярость Максимуса, сведет на нет их договоренность и грозит опасностью Гриффину. После разговора с Томасом ей придется отправиться к Максимусу, рассчитывая только на его милосердие. Возможно, если она пообещает…
Дверь открылась, и в гостиную с обеспокоенным видом вошел Томас.
— Что такое, дорогая? Что-то случилось?
Он стоял перед ней, высокий, красивый, внушительный, а она не могла вымолвить ни слова. Геро кашлянула, обвела взглядом комнату — в углу стояли кресла.
— Я… Мне необходимо с вами поговорить. Будьте добры, сядьте.
Томас недоуменно смотрел на нее. Она подавила нервный смех. Наверняка ему не часто предлагали присесть в собственном доме, да и где бы то ни было. Он маркиз. То, что она собиралась сейчас сделать, вдруг повергло ее в трепет. Чтобы не передумать, она поспешила сесть в кресло. Мэндевилл нахмурил брови.
Геро подождала, пока он тоже усядется, и прямо заявила:
— Я не могу выйти за вас замуж.
Он покачал головой, и лицо его прояснилось.
— Моя дорогая, это обычные волнения невесты. Даже такая уравновешенная женщина, как вы, может быть этому подвержена. Не беспокойтесь, что…
— Нет, — произнесла она так решительно, что он не договорил. — Нервы у меня не расстроены, и я не страдаю от… приступов женской истеричности. Я просто не могу выйти за вас.
Он непонимающе смотрел на нее.
— Простите, — произнесла она, сознавая, что запоздала с извинениями, да и объяснения тоже необходимы.
Маркиз застыл, поняв, кажется, насколько ее слова серьезны.
— Может, вы объясните мне, в чем дело, чтобы я мог вам помочь.
О господи, ну почему он такой разумный?
Геро опустила глаза:
— Я пришла к выводу, что… что мы не подходим друг другу.
— Я что-то сделал не так?
— Нет! — Она вскинула голову. — О таком муже, как вы, леди может лишь мечтать. Дело не в вас. Боюсь, что дело во мне. Я просто не могу выйти за вас.
Мэндевилл покачал головой:
— Брачный контракт подписан, и наша помолвка объявлена. Слишком поздно менять свое решение, дорогая. И тем не менее у вас есть возражения. Но я полагаю, что это всего лишь предсвадебные волнения. Возможно, если вы поедете домой и отдохнете, проведете день в постели, выпьете чаю… Я уверен…
— Томас, я больше не невинная девушка.
У него дернулась голова, словно она его ударила.
— Моя дорогая…
— Я не могу выйти за вас с нечистой совестью, — заявила Геро. — Это было бы нечестно по отношению к вам.
Мэндевилл с минуту молча смотрел на нее: видимо, понял — это окончательно.
Затем он заговорил тягучим ровным голосом:
— Я не могу изображать радость, услыхав эту новость. Но от этого земля не разверзлась. Я, разумеется, подожду достаточное время, чтобы убедиться, что появившийся ребенок является моим отпрыском, но…
Великий боже! Ей хотелось закричать.
— Я согрешила с вашим братом, Томас.
Он не мигая уставился на нее. По его лицу медленно разливалась краска.
Геро встала.
— Я скомпрометировала себя и пожертвовала своим целомудрием и, возможно, что более важно, чувством собственного достоинства. Простите меня, Томас. Вы этого не заслужили. Если бы я…
Она не закончила. Потому что его фигура нависла над ней, окаменевшее, багровое лицо страшно исказилось. Геро не успела испугаться, как он ударил ее по лицу.
Гриффин поднялся по ступеням Мэндевилл-Хауса. Голова была как в тумане. Наверное, эти усталость и оцепенение происходят от горя. Ночью он хоронил Ника, заплатил за гроб и одежду для погребения, за место на кладбище и надгробие. Он один смотрел на то, как Ника опускали в холодную могилу. Затем вернулся на винокурню и занялся приготовлениями к уничтожению Викария. Ему нужно всего несколько дней, чтобы покончить с ним, отомстить за смерть Ника. Всего пару дней, и тогда он сможет отдохнуть.
Однако в настоящее время у него оказались другие неотложные дела. Этим утром ему пришлось сопровождать мать, которая непонятно почему решила отправиться за покупками — ей понадобилась кушетка, а может, буфет и всякая подобная ерунда. Mater твердо стояла на том, чтобы посетить магазины именно утром.
Гриффин вошел в дом и кивнул дворецкому.
— Где мой брат?
— Маркиз в малиновой гостиной, — сообщил тот.
Гриффин направился туда.
— Я сам найду дорогу.
— У него посетитель, милорд.
Гриффин обернулся.
— Кто?
— Миледи Геро.
Гриффин остановился. Вчера, уходя, Геро была очень неразговорчивой. Он надеялся, что ее молчание означает то, что она заново обдумывает брак с ним, но она ничего не скажет Томасу без…
Из гостиной раздался крик, и Гриффин кинулся туда. Послышался звук падения, затем еще крик.
Он распахнул дверь как раз в тот момент, когда крик перерос в одно-одно-единственноеслово:
— Шлюха!
Томас с багровым лицом стоял, согнувшись над чем-то лежавшим на полу около дивана. У Гриффина кровь застыла в жилах за ту секунду, что он пересек комнату, заглянул за диван и увидел изумрудно-зеленые юбки.
Геро жива, хотя лежит на полу. Это он понял.
Тут его глаза остановились на красном пятне у нее на щеке.
Пятно, без сомнения, повторяло форму мужской ладони.
Ярость охватила его, затмив разум. Он бросился к Томасу и ударил его в живот. Брат закачался, стукнулся о кресло, после чего оба покатились по полу. Томас замахнулся кулаком, удар пришелся Гриффину в плечо, но тот даже не ощутил боли.
Он не чувствовал ничего, кроме дикого бешенства. Он бил и бил, сжав кулаки и стиснув зубы. В ушах гудело. Он видел только окровавленное лицо Томаса. Видел его движущиеся губы, что-то говорившие ему, может, умоляющие, но сердце Гриффина переполняла лишь ликующая злоба.
Он дотронулся до нее. Он причинил ей боль. И за это он заслуживает того, чтобы быть изувеченным.
Кто-то хлопал его по спине, но Гриффин не обращал внимания. Наконец услышал крик Геро прямо ему в ухо:
— Гриффин, прекрати!
С трудом он начал приходить в себя. Кажется, в комнате люди. И кажется, у него болят плечо и скула. Гриффин поднял голову и увидел лицо матери.
Она плакала.
Он опустил руки и смотрел на нее, тяжело дыша.
— Ох, Гриффин, — вырвалось у нее, и ему тоже захотелось плакать. Завыть от позора и горечи.
Он посмотрел вниз и увидел Томаса, лежавшего между его колен — одной рукой он пытался остановить кровь, текущую из носа. Поверх руки голубые глаза брата сверкали не меньшей, чем у него, злобой.
— Гриффин. — Геро дотронулась до его плеча легким как у птички прикосновением, и тогда он повернулся к ней.
Слезы блестели в ее глазах, одна сторона лица покраснела и опухла. Это снова привело его в ярость, но он даже не взглянул на брата, а протянул к ней руки, окровавленные и дрожащие, и заключил ее лицо в ладони.
— Ты не сильно пострадала?
— Нет, — сказала она. — Нет.
— Прости, — произнес он. — Прости меня.
Он хотел обнять ее, чтобы хоть как-то загладить этот кошмар.
Но она покачала головой и отстранилась:
— Не надо.
— Геро, — взмолился он. — Пожалуйста.
— Нет. — Она подняла руку, такую тонкую и бледную, останавливая его. — Нет, я не могу… не нужно.
И, развернувшись, выбежала вон.
Гриффин обвел взглядом комнату. Дворецкий, лакей и несколько горничных стояли в дверях, разинув рты. А мать… у нее подрагивали плечи.
— Вон отсюда! Все вон! — гаркнул он на слуг.
Те мгновенно исчезли.
Он обнял мать, чувствуя под ладонями хрупкие лопатки.
— Прости. Я животное.
— Я не понимаю… Что случилось?
— Гриффин соблазнил мою невесту, — еле шевеля распухшими губами, произнес Томас, все еще лежа на полу. — Он поступил с ней так же гнусно, как поступил с Энн.
— Гриффин? — Мать в полной растерянности смотрела на него, и это разрывало ему сердце.
— Заткнись, Томас, — прохрипел он.
— Да как ты смеешь…
Гриффин повернул голову и смерил брата таким грозным взглядом, а его верхняя губа так угрожающе — как у зверя — приподнялась, что Томас умолк.
— Не смей об этом говорить. Не смей даже намекать на это. И ее имя не смей произносить… Ты понял?
— Я… — Томас открыл рот и тут же закрыл.
— Ни слова, или я закончу то, что начал.
Мать предостерегающе взяла его за плечо, но, даже рискуя расстроить ее еще больше, Гриффин не отвел глаз от брата и продолжал обжигать его взглядом, пока Томас не отвернулся.
— Вот так-то, — произнес Гриффин и кивнул матери. — Пойдем, mater. Выпьем чаю, и я постараюсь все тебе объяснить.
И вывел ее из комнаты, оставив Томаса сидеть на полу.
— Не могу притворяться — радости от того, что ты сделала, я не испытываю, — говорила Геро кузина Батильда спустя час. — Но ты достаточно наказана за совершенные тобой проступки.
Она осторожно сменила влажную салфетку на распухшей щеке Геро. Геро закрыла глаза, не желая смотреть на обеспокоенное лицо кузины Батильды. Она лежала в постели, укрывшись в своей комнате от всех перипетий. Половина лица, там, где ее ударил Томас, болезненно пульсировала. Миньон устроилась рядом, уткнувшись носом в здоровую щеку, как бы утешая ее.
Неожиданно слезы наполнили глаза Геро.
— Я не заслуживаю вашей заботы.
— Глупости, — заявила кузина Батильда с прежней безапелляциозностью. — Маркиз не имел права тебя ударять. Подумать только — ударить даму! Хорошо еще, что он не сломал тебе скулу. Так что к лучшему, что ты не выйдешь за человека, подверженного таким приступам ярости.
— Он был доведен до этого, — сухо ответила Геро.
При воспоминании о взбешенном лице Томаса, когда он наклонился над ней, ее проняла дрожь. Это был какой-то жуткий сон. Геро действительно испугалась, что Гриффин не остановится, пока не прибьет брата. Как такое могло произойти?
— Нам, разумеется, придется устроить тихую свадьбу, — сказала кузина Батильда.
Геро непонимающе на нее посмотрела.
— Но я не выхожу за Мэндевилла.
Кузина Батильда похлопала ее по плечу.
— Дорогая, я говорю о Рединге. И как можно скорее, пока не поползли слухи.
Геро устало закрыла глаза. Хочет ли она выйти за Гриффина? И позволит ли ей это Максимус? Мысли о брате вернули ее к действительности.
— О господи! Я забыла о Максимусе! — Геро села, уронив салфетку. Она в ужасе посмотрела на кузину Батильду. — Он уже знает?
Кузина Батильда, кажется, была захвачена врасплох.
— Я, конечно, ничего ему не говорила, но ты ведь знаешь, какой он.
— Да, знаю. — Геро поднялась с кровати.
— Ты куда?
— Он уже узнал… или вот-вот узнает, — бормотала Геро, ища туфли. — Я не знаю, каким образом — то ли через осведомителей, то ли потусторонние силы ему докладывают, но так или иначе, рано или поздно, он узнает все, и учитывая скандальную сущность этой новости… — Она нагнулась и заглянула под кровать, где обнаружила туфли.
— Моя дорогая, я не смею останавливать тебя, если ты хочешь найти утешение у своего брата, но не лучше ли подождать немного, чтобы дать ему время, скажем, пережить эту новость?
— И что, вы полагаете, он тогда сделает? — спросила Геро, засовывая ноги в туфли. Господи, в каком беспорядке ее прическа! Она кинулась к зеркалу.
— Ты хочешь сказать… — Кузина Батильда почти задохнулась и побледнела.
А Геро знала точно, что произойдет. Если ее брак с Томасом не состоится, то Максимуса ничто не остановит, чтобы разделаться с Гриффином.
— Он наверняка что-нибудь предпримет. Не исключаю, что он может вспылить, а, честно говоря, неистовства на сегодня с меня вполне достаточно.
Кое-как причесавшись, Геро — времени, чтобы переодеться, у нее не было — выбежала из комнаты, спустилась по лестнице и стала ждать в прихожей карету.
— Я с тобой, дорогая. — Кузина Батильда, запыхавшись, почти бежала за ней следом, прижимая к груди подобно щиту Миньон.
— Герцог, без сомнения, разгневан, — сказала Геро. — Вам не нужно сопровождать меня.
Кузина Батильда гордо подняла подбородок.
— Вы все находились на моем попечении после смерти ваших родителей. Я не допущу, чтобы ты одна встретилась с ним. — И со свойственной ей практичностью добавила: — К тому же две женщины скорее смогут его утихомирить.
Что касается Геро, ее это не успокоило, но она решительно направилась к карете.
Спустя полчаса они стояли на пороге Уэйкфилд-Хауса, внушительного особняка, построенного их отцом. Отец намеревался жить здесь всей семьей, но сейчас в огромном доме остался только Максимус.
Дверь открыл взволнованный дворецкий. Увидев их, он произнес:
— Миледи, я не думаю…
Геро быстро прошла мимо него со словами:
— Где мой брат?
— Его светлость в своих апартаментах, но…
Геро, едва кивнув, уже поднималась по лестнице. В обычных обстоятельствах она не осмелилась бы вторгнуться в личные покои Максимуса. Но как раз теперь сложились чрезвычайные обстоятельства.
Дверь в комнаты брата открылась, и оттуда, подобно выгнанной собачонке, вылетел секретарь.
Геро глубоко вдохнула для храбрости и вошла.
Максимус сидел в одной рубашке, без фрака, наклонившись над письменным столом, и что-то писал. В комнате находилось еще трое слуг, включая камердинера Крейвена, который служил у Максимуса очень давно. Крейвен был худым и высоким, всегда носил черную одежду и напоминал скорее гробовщика, чем камердинера.
Увидев Геро и кузину Батильду, он повернулся к Максимусу:
— Ваша светлость?
Максимус поднял голову.
— Оставьте нас, — приказал он слугам.
Крейвен выпроводил всех из комнаты, вышел сам и закрыл дверь.
Максимус встал и приблизился к Геро. Внимательно посмотрев на нее, он дотронулся пальцем до все еще опухшей щеки.
— Он за это ответит.
Она не была уверена, кого имел в виду Максимус, сказав «он», но это уже не важно.
— Нет, не ответит.
Максимус сдвинул брови и отвернулся к столу.
— Я уже послал своих секундантов к Редингу. Дело решенное.
Кузина Батильда ахнула и тихонько застонала.
Геро схватила брата за руку.
— Отзови свой вызов.
Он поднял брови. В конце концов, Максимус — герцог. Никто с ним так не разговаривает. Даже она.
Но это вопрос жизни и смерти.
— Я не хочу дуэли, — сказала она, глядя прямо ему в глаза. — Я не хочу больше никакого насилия, и уж точно смерти.
— Это не твоя забота.
— Моя! И в очень большой степени! — воскликнула она. — Я виновата в том, что Мэндевилл меня ударил. Это я лишилась целомудрия и тем самым стала причиной его ярости.
Он покачал головой.
— Геро…
— Нет, послушай меня, — тихо произнесла она. — Мне стыдно за то, что я сделала, но я не собираюсь укрываться от последствий. Отзови секундантов, Максимус. Эта дуэль погубит тебя. Я не смогу жить с этим грузом.
Он с минуту молча смотрел на нее, потом подошел к двери и приоткрыл. Крейвен, видно, стоял поблизости, потому что Максимус шепотом поговорил с ним, закрыл дверь и вернулся к Геро.
— Я делаю это ради тебя, — сказал он. — Исключительно ради тебя, но я не обещаю, что не перенесу дуэль на другую дату, если пойму, что дело не улажено должным образом.
У Геро пересохло в горле. Это — огромная уступка, пусть и частичная.
— Спасибо.
— Слава богу! — Кузина Батильда шумно опустилась в кресло.
Максимус снова сел за стол.
— А теперь мы должны договориться, как скоро ты сможешь выйти за Мэндевилла. Не сомневаюсь, что слуги уже начали сплетничать по поводу утреннего происшествия.
Холод пробежал у Геро по спине.
— Максимус…
Он хмуро смотрел на документы, лежавшие на письменном столе.
— Маркиз, несомненно, расстроен твоей связью с его братом, но я уверен, что он одумается и придет в себя. Брачный контракт весьма ему выгоден, в конце концов.
— Максимус! — с отчаянием повторила она.
Брат с тем же хмурым видом посмотрел на нее.
Геро вскинула подбородок.
— Я не выйду за Мэндевилла.
— Ты хочешь, чтобы я арестовал лорда Рединга?
— Нет, — с трудом выдавила она.
Он смерил ее твердым взглядом, потом опустил лицо, снова занявшись своими документами, словно ее чувства его не трогали, и заключил:
— В таком случае ты выйдешь за маркиза Мэндевилла.
Это был окончательный приговор. Геро похолодела. Прозвучал голос герцога Уэйкфилда.
А герцог Уэйкфилд, приняв решение, не менял своих намерений.
