Глава 10
На следующий день королева велела привести ей лошадь и пригласила принцев поехать с ней на соколиную охоту. Когда все уже сидели в седле на дворе конюшни, она повернулась к женихам и спросила: «Какой предмет в моем королевстве самый крепкий?» И, не оглянувшись, выехала со двора. Принцы в молчании последовали за королевой на охоту. А старший конюх задумчиво покачал головой…
Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами».
Уже прошла большая часть утра, когда усталый Гриффин вернулся домой из Сент-Джайлза. Он спешился у своего городского дома и бросил поводья юному помощнику конюха.
— Проследи, чтобы Бродягу как следует вычистили и дали овса, — приказал он парнишке.
Похлопав Бродягу по шее, он поднялся по ступеням в дом. В лондонском доме он держал лишь самую необходимую прислугу, поскольку не принимал гостей. Кухарка, несколько служанок, мальчик на побегушках и Дидл — этого ему вполне хватало. И вот расплата за такое пренебрежение к удобствам — в собственном доме его никто не встречал.
Гриффин, не глядя, бросил шляпу на стол в прихожей, не потрудился подобрать, когда шляпа упала на пол, и стал подниматься наверх. Все тело ломило, как у старика. Неудивительно — еще одна ночь без сна помимо потасовки с людьми Викария и обратного пути верхом. Теперь все, чего он хотел, это горячая ванна и постель. В каком порядке — ему безразлично.
Но Дидл хорошо изучил привычки хозяина.
Едва услыхав шаги Гриффина в коридоре, Дидл высунул голову из комнаты.
— Милорд, вода сейчас нагреется. Через пару минут ванна будет готова.
— Спасибо тебе. — Гриффин сел на кровать и начал стягивать сапоги, а в это время служанки торопливо сновали с дымящимися чайниками.
Спустя двадцать минут Гриффин погрузился в ванну с горячей водой.
Дидл забрал одежду и заляпанные грязью сапоги.
— Я отнесу все это мальчишке почистить?
Гриффин с закрытыми глазами махнул рукой, и дверь за камердинером закрылась.
Он вымылся с мылом, избавившись от запаха дыма на теле и в волосах, и теперь лениво лежал в облаке пара, обдумывая свои дела. Он оставил распоряжение Нику набрать еще людей за любую цену. Викарий не ограничился только винокурней Гриффина — сообщили, что ночью произошло еще два пожара, уничтоживших и другие. Говорили, что по крайней мере один человек погиб в огне. Сможет ли он продолжать свое дело?
Гриффин хмыкнул. Леди Геро, несомненно, обрадуется, если он от этого откажется. Одним перегонщиком джина меньше. Но в Сент-Джайлзе останутся сотни, если не тысячи. Хотя, может, она все-таки права, осуждая то, чем он занимается. Эта мысль породила и другие мысли о ней. Он представил себе складочку между ее тонких, изогнутых бровей, когда она пыталась наставить его на путь истинный. И то, как нежно-розовые губы разжались, когда она услышала его ответ. И как ресницы у нее сомкнулись, когда он поцеловал ее в шею.
Гриффин застонал и провел рукой по бедру к своему напрягшемуся члену. В своих мыслях он снова распустил ей корсет, обнажив ее перед своим взором. Он баловал себя чувственными воспоминаниями о маленькой мягкой груди с покрасневшими, налившимися сосками. Представил, как он осторожно их покусывает, и почти услышал ее стон. Представил то теплое, влажное, сладкое, что таилось у нее под юбками…
Внизу кто-то громко стучал во входную дверь.
О господи. Неужели никто не откроет? Слуг у него немного, но должен же кто-то открыть эту проклятую дверь!
А может, посетитель постучит-постучит да и уйдет?
Но стук продолжался.
— Черт. — Гриффин в сердцах плюнул. Это вполне мог прийти Ник Барнс с новостями.
Гриффин вылез из ванны, расплескав воду на ковер, набросил полотенце, потом натянул штаны и рубашку. Босиком сбежал вниз в прихожую и распахнул дверь.
— Что?
Он смотрел прямо в удивленные серые глаза леди Геро. Она оглядела его с головы до ног. Гриффин только сейчас понял, что стоит в прилипшей к груди рубашке и штанах, которые от напряжения в паху вот-вот лопнут.
Она охнула.
— Что вы здесь делаете?
— Слава богу! — вырвалось у нее. — Я услышала сегодня утром, что в Сент-Джайлзе сгорела винокурня. Сказали, что погиб один человек.
— Это был не я, — ответил он не слишком любезно.
— Теперь вижу. — Она кашлянула. — Мне можно войти?
Он окинул взглядом улицу. Кажется, никто их не видит. Он схватил ее за руку и втащил в дом.
Леди Геро споткнулась и слабо запротестовала:
— Что вы себе позволяете?
— Спасаю вашу репутацию, — пробурчал Гриффин. Он повернулся и прошел в библиотеку, не глядя, идет она за ним или нет. — А вот что вы себе позволяете, явившись в дом холостого джентльмена — одна — средь бела дня?
— Я хотела убедиться, что вы не пострадали. И мне нужно с вами поговорить.
Гриффин фыркнул. Эта чертова женщина, несомненно, хочет продолжить свою пламенную речь по поводу его винокурни. Он взял графин с бренди и плеснул немного в стакан. Затем повернулся к ней со стаканом в руке. Она, сдвинув брови, с явным неодобрением смотрела на беспорядочно разбросанные бумаги на письменном столе.
Он выпил бренди.
— Так о чем?
— Простите? — Она перевела на него взгляд, продолжая хмуриться.
Он махнул рукой со стаканом и пролил спиртное на пол.
— О чем вы хотите поговорить?
Она недовольно поджала губы, но этим лишь привлекла его внимание к своему рту. Возбуждение Гриффина росло с неимоверной силой.
Он залпом допил бренди.
Геро приоткрыла свои восхитительные губки.
— Я…
— Может, вы хотели поболтать о погоде? — сахарным голосом произнес Гриффин, наполняя стакан заново. — Подходящая тема для разговора во время раннего утреннего визита.
Геро заморгала.
— Я…
Он поднял указательный палец, не давая ей говорить, и еще глотнул бренди. Оно обожгло ему глотку, зато плечи, которые ныли после сегодняшней утренней схватки, немного расслабились.
— Может, вам не стоит так много пить до обеда? — с укором сказала она.
Гриффин бросил на нее сердитый взгляд и сделал еще глоток.
— Я обычно пью, когда полуодетым развлекаю дам.
Она покраснела. Но как ей это идет!
— Лучше мне прийти в другой раз.
— О нет. — Он со стуком поставил стакан и шагнул к ней. — Вы вытащили меня из ванны, нарушили мой покой и поэтому соизвольте сказать то, что собирались.
Геро молча смотрела на него.
— Может, вы опять хотите сделать мне выговор за джин? — Гриффин наклонился к ней, не думая о том, что пугает ее. — Или устроить нагоняй за то, что трахаюсь слишком часто?
Ее передернуло от грубого слова, но она не оробела.
А Гриффин злобно сощурился. Да как она смеет стоять здесь с видом святой, когда он разрывается от боли, глядя на нее? Он вдруг вспомнил кое-что и щелкнул пальцами.
— Но вы не можете порицать меня за то, что я совращаю женщин. Вы ведь сами пали жертвой моих непристойных домогательств? Так? Вы сами не такая уж святая?
У нее расширились глаза, и ему показалось, что он даже заметил слезы. Почва уходит у него из-под ног. Он почти что выгоняет ее вон из своего дома, из своей жизни, из своих мыслей.
Гриффин наклонился и прошептал ей на ухо:
— Но, возможно, на самом деле вы пришли поговорить о… совращении. Возможно, все эти разговоры о джине просто предлог, чтобы увидеться со мной. Возможно, вам хочется, чтобы на этот раз я поцеловал не только вашу прелестную грудь.
Рединг насмехается над ней, завлекает в свои сети, нарочно грубит ей, но от всего этого она чувствует то, чего не следует чувствовать.
Теплое дыхание лорда Рединга задевало ей голую шею. От него пахло бренди, а его нечестивые слова зажгли искру у нее внутри. Ей должно было быть стыдно, но Геро боялась признаться себе, что испытывает нечто совсем другое.
— Вы этого хотите? — продолжал шептать он. — Хотите, чтобы моя рука легла вам на живот и чтобы мои пальцы запутались в мягких — как пух котенка — девственных волосках там, внизу?
У Геро вырвался прерывистый вздох, и она прижала ладонь к животу. Как смеет он говорить такие вещи? Должна его остановить. Она должна уйти. Но… но она всем своим существом хочет остаться. Не дать ему возможность прогнать ее. Не испугаться, и хоть раз… быть с ним на равных… как женщина с мужчиной.
Он не касался ее, просто стоял слишком близко и шептал эти бесстыжие, пугающие, обольстительные слова.
— А то, что спрятано под этим пушком, еще мягче и нежнее, да? Тонкие лепестки, влажные, шелковые, они раскрываются под моими пальцами? Я найду скрытый внутри бутончик и проведу по нему кончиком пальца. О, я ни за что не буду крепко нажимать, но коснусь так, чтобы вы смогли почувствовать. Потому что я хочу, чтобы вы почувствовали это, Геро. Я хочу, чтобы вы почувствовали меня.
Она застонала — сил сдерживаться больше не осталось, да она и не хотела сдерживаться — и повернула к нему лицо. А его лицо было всего в каких-то дюймах от ее лица. Глаза — неумолимые, наглые и грешные. Но она увидела в этих светло-зеленых глазах не только это. Если бы только это, она вышла бы вон.
Она разглядела незащищенность, ранимость — вот что заставило ее остаться.
Геро посмотрела на его губы, изогнутые в насмешке. Нижняя губа была еще мокрой от бренди. Почему-то от этого теплая волна разлилась у нее внизу живота.
— Гриффин…
Он застонал, пробормотал ругательство, и она вдруг оказалась в его объятиях — он сжимал ее крепко и совсем не нежно, а ртом припал к ее губам, неистово и жадно.
— Геро… — бормотал он. — Геро…
Гриффин, кажется, утратил волю над собой, его движения сделались резкими, порывистыми и неуправляемыми. Он скинул на пол ее шляпу, сбросил с плеч накидку, потом недолго думая опустил вниз лиф и начал лихорадочно распускать шнурки на корсете.
Ей бы ужаснуться и испугаться, но, кажется, ей не хватало его диких действий. Ее руки помогали ему. Геро стягивала с себя одежду не менее лихорадочно, чем он. В комнате стало жарко, она задыхалась, от запаха бренди кружилась голова.
Юбки упали на пол, и теперь она стояла лишь в сорочке, чулках и туфлях.
Гриффин опустил глаза и застыл. На долю секунды Геро обуял страх, что он пришел в себя и ничего больше не последует.
Но он медленно протянул руку к бретельке на плече и судорожно провел пальцем по тонкой ткани. Геро кожей ощущала на себе его зеленые глаза. Он зажал в руку сорочку и рывком потянул вниз. Швы лопнули, а Геро в ужасе охнула.
Она стояла перед ним… обнаженная. Ни один мужчина не видел ее такой. Голая грудь. Кончики сосков заострились… Она покраснела. Колени вот-вот подогнутся. Господи, но он смотрит не на колени, а на грудь. Рот у него дрогнул в улыбке. Она не успела ничего сообразить, как он схватил ее за запястья.
— Нет. — Он покачал головой, не сводя глаз с ее тела. — Дайте мне наглядеться. Насладиться.
Геро вздрогнула. Ее бросило в жар, кожу покалывало, словно его глаза прикасались к ней. Это почти что пытка. Стоять обнаженной перед ним, позволяя ему смотреть на нее и не иметь возможности хотя бы прикрыться руками.
Он тихо и как-то зловеще засмеялся. Потом, не отпуская ее, прижался ртом к правой груди.
Геро задрожала и беспомощно откинула голову назад. Его рот был горячий и влажный. А она хотела… ей необходимо получить большее, и тело само собой выгнулось.
— О нет, — прошептал он, облизывая сосок. — Еще рано. Я мечтал об этом столько времени.
Что? О чем он?
Он опустился перед ней на колени. Что он задумал?
Он отпустил ее запястья, положил руки ей на бедра и раздвинул ей ноги.
Ее затуманенный мозг вернулся к жизни. Он приблизил лицо к… О боже! Он видит то, что у нее там… внутри.
Гриффин поднял ей одну ногу — ногу все еще в изящной туфельке на каблучке — и перебросил себе на плечо.
— Нет! — отчаянно вскрикнула она. — Я не…
Его светло-зеленые глаза сияли.
— Да. Держитесь за спинку кушетки и не отпускайте.
И прежде чем она успела что-либо сделать или подумать, он поднял голову и облизал ее интимные места.
Геро едва не задохнулась и вцепилась в спинку кушетки у себя за спиной. Она слышала о таких вещах, но была к этому совершенно не готова. Он целовал — хуже, лизал — ее. Ничего подобного в своей жизни она не испытывала. Его язык, горячий и немного шершавый, проникал все глубже, пока не нашел то, что назвал бутончиком.
Геро выдохнула и закусила губу. Глаза у нее были плотно зажмурены. Она не смеет закричать, даже малейшего звука издать не смеет, но как же трудно удержаться. А он лизал и лизал, осторожно и нежно. Вдруг она почувствовала, как он пальцами раздвинул складочки, и его рот оказался в самой сердцевинке, которую он начал посасывать.
Геро громко ахнула от сладостной боли, у нее по ногам пробежала дрожь.
Она быстро взглянула вниз.
Темная, стриженая голова Гриффина была у нее между бедер. Густые ресницы скрывали глаза. Загорелая рука выделялась на ее белоснежном бедре. Такой большой и такой сильный, он доставляет наслаждение… ей. Это должно быть дурно, грешно, но это слишком хорошо.
Он вдруг открыл глаза, посмотрел на нее и поцеловал в то место между бедер, которого она никогда не касалась.
Внутри той самой сердцевины что-то взорвалось и стало растекаться шипучими волнами. Геро закусила губу и зажмурилась, не в состоянии смотреть в его глаза, когда он касался ее в таких интимных местах, даря ей удивительное наслаждение. Это стыд. Это восторг. Она дрожала. И все это происходило с ней перед ним. Она думала, что он отстранится, но он продолжал свои постыдные поцелуи, а сладкие, мучительные волны все набегали и набегали, лишая ее сил удержаться и не упасть.
Он поднялся с колен, обхватил ее за талию и усадил на кушетку, потом побросал сверху ее одежду, и не успела она опомниться, как он поднял ее на руки и прижал к своей груди.
Когда он направился к двери из библиотеки, она вцепилась ему в плечи, поняв, что он собирается сделать.
— Вы не должны…
Геро опасалась, что их увидят слуги, но никого не увидела, пока он пронесся по коридору и взбежал по лестнице. В конце верхнего коридора он плечом распахнул дверь. Она успела заметить наполненную водой ванну, смятые полотенца и огромную кровать с огненно-оранжевыми занавесками, прежде чем оказалась на этой кровати.
Она затаила дыхание, не зная, чего он от нее ждет. А чего ждала она? Геро приподнялась на локте, но он покачал головой.
— Останьтесь там. — Поднял руки и одним движением стянул с себя рубашку. Потом сбросил штаны.
Она раньше видела голых мужчин. Статуи, белые и абсолютно безволосые. Несколько раз она видела работников, обнаженных по пояс.
Но ничего подобного она никогда не видела и даже представить не могла. То, что она считала загаром, оказалось естественным цветом кожи — оливковым. Плечи, широкие и квадратные. В отличие от каменных статуй на теле Гриффина были волосы. От одного коричневого соска к другому тянулись темные завитки. Постепенно расширявшаяся полоска темных волос шла от пупка вниз к густой черной поросли. Его член выпирал из этого буйства волос, красноватый и… странный. Вот она, его мужская сила.
Геро не могла отвести глаз, внутри у нее все сжалось от этого зрелища. А ведь она уже держала его плоть в руках… тогда в карете. Ничего более впечатляющего и более устрашающего она в своей жизни не видела…
— Нравится? — спросил он.
Геро подняла на него глаза и сказала правду:
— Да.
Уголок рта у него дрогнул.
— Это хорошо. Я слышал, что многие невинные девушки с криком убегают от этого зрелища.
Она закусила губу при слове «невинные».
— А вы невинная девушка, не так ли? — спросил он.
Геро кивнула. Да, она девственна, но сейчас перестанет быть таковой. Это плохо. Это грех. Это…
— Не надо думать. — Гриффин шагнул к ней и опустил колено на кровать, которая прогнулась под его весом. — Не надо ни думать, ни удивляться, ни бояться. Надо только чувствовать. — Он навис над ней, от его тела исходил жар. — Почувствуйте меня.
И она почувствовала. Он втиснул ноги между ее бедер и улегся сверху. Грубые волосы на его ногах кололи, плоский крепкий живот давил на нее, горячая плоть обжигала, словно раскаленный железный брусок.
Он опустил голову и прошептал:
— Почувствуйте меня.
Он всунул язык ей в рот, а она уже знала, как пососать его, как склонить голову набок, чтобы их рты удобно соприкасались. Он запустил руки ей в волосы, вытащил булавки и засунул ладони под пряди. Геро вдруг поняла, что она тоже может его потрогать.
Она провела руками ему по бокам, по спине. Теплая кожа оказалась гладкой и немного влажной — наверное, еще не высохла после ванны, а может, это от жара, охватившего их обоих. Геро коснулась мышц на плечах, и они задвигались под ее ладонями. Это такое личное, такое особое действо — касаться обнаженной мужской спины, ощущать ее.
Гриффин что-то пробормотал и приподнялся. Она ощутила его пальцы у себя на пушистом холмике между бедер. Геро наблюдала за его лицом — рот напряженно сжат, между бровей залегла складка, лоб блестел от пота. Он наверняка проделывал это бесчисленное количество раз, но сейчас он очень серьезен и сосредоточен.
Это ее успокоило.
И в тот же самый момент она ощутила кончик его члена внутри своего лона.
Геро, испугавшись, схватила его за плечи.
Он нагнул голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— Не надо ни о чем думать. Надо просто чувствовать.
Она ожидала боли, а почувствовала лишь давление. Но что будет дальше — боль или удовольствие, — она не знала.
Его член двигался у нее внутри.
— Расслабьтесь, — прошептал он прямо ей в рот.
С каждым новым погружением он проникал чуть глубже. Пока что она не испытывала ни боли, ни каких-то приятных ощущений. Он поднял ей ноги, обвил ими себя и уже с большей силой погрузился в нее.
Геро ощутила, как у нее внутри все заполняется его плотью. Что сейчас будет? Он, видно, прочитал этот вопрос в ее глазах, потому что, приподнявшись над ней на вытянутых руках, улыбнулся и хрипло произнес:
— Сейчас почувствуете.
Она снова ощутила, как у нее внутри его плоть медленно касается одного и того же места, от чего она начала испытывать восхитительное удовольствие.
— Чувствуй меня, душа моя, — прошептал он, и она увидела, как у него блестят глаза.
Он опустил голову и облизал ей сосок. Геро выгнулась под ним, а его сильное тело управляло ею и дарило наслаждение. Его бедра ритмично двигались. Жар у нее между ног рос и растекался кверху, достигая такого накала, что она вскрикнула и вцепилась ему в плечи.
Что она испытывала? Радость? Страх? Это смешанное чувство распирало грудь, словно все ее чувства, которые она до сих пор сдерживала в себе или от чего отказывалась, вдруг вылились на поверхность. Ее лицо, ее тело ей не повиновались. Она распадалась на части и знала, что никогда больше не сможет стать прежней.
Гриффин соединился с ней в плотском слиянии, и в этот момент она поняла, что такое происходит лишь один раз в жизни. Сейчас, и только сейчас, она совершенно свободна. Геро крепко прижалась к нему, испугавшись, что он почему-то может остановиться и она останется одна, без него.
Но Гриффин не остановился. Он нежно покусывал ей сосок и раскачивался над ней, все быстрее и глубже погружаясь в ее лоно. Пот блестел у него на шее и на груди. Геро сотрясала дрожь. Она открыла рот, из которого вырвался сдавленный крик, но он языком и губами закрыл ей рот.
И вдруг этот бесконечный натиск закончился. Она почувствовала, как у нее по животу растекается что-то теплое, открыла глаза и увидела его удовлетворенное лицо, на котором разгладились все складки.
Все. Она больше не девственница.
Чарли следил за тем, как костяные кубики падают из его пальцев. Двойка и три очка. Пять может оказаться счастливым числом, а может, и нет. Все зависит от игры.
— Значит, налет провалился. — Даже не глядя на Фредди, он знал, что тот переступил с ноги на ногу.
— Да. Троих убили сразу, а еще двое ранены.
Чарли проворчал что-то и собрал кости. Он перекатывал их между пальцами — стук костей успокаивал его.
— И мы все еще не расправились с этими проклятыми осведомителями герцога.
Фредди на это не ответил, поскольку отвечать было нечего.
— Так ты говоришь, что Рединга видели с сестрой герцога? — задумчиво спросил Чарли.
— Два раза в Сент-Джайлзе, — ответил Фредди.
Чарли кивнул и улыбнулся:
— Герцог, герцог. Все всегда возвращается к герцогу, не так ли? Герцог и Рединг, наши дорогие друзья.
Фредди опасливо облизал губы.
Сверху послышались стук и болезненное бормотание.
Чарли поднял глаза, словно мог разглядеть женщину, лежавшую наверху.
— Как она сегодня?
Фредди пожал плечами:
— Сиделка говорит, что утром выпила бульона.
Чарли ничего на это не сказал и снова бросил кости, которые покатились к краю стола. И снова три очка… и ромб — четверка. Счастливое число семь.
— Наверное, пора и нам попользоваться осведомителями герцога. Наверное, пришла пора, чтобы его светлость узнал, чем Рединг на самом деле занимается в Сент-Джайлзе.
