Глава 15
Он тяжело упал рядом с ней на матрас и закрыл глаза, потому что комната по-прежнему кружилась. Он был совершенно опустошен, у него ничего не осталось, лишь пустая шелуха со странными ощущениями в тех местах, где должны были находиться легкие и печень.
Проклятие! Оргазм! Какое странное и совершенно неподходящее слово. Словно это какой-то скучный научный процесс с участием растений – или же невразумительная лекция Гемфри Дэви. Это слово никак не описывало восхитительный восторг, тот миг, когда его душа покинула тело и слилась с ее душой. Безумный, необыкновенный триумф – вот чем стали для него ее приглушенные подушкой крики.
Подушка!.. Он открыл глаза. Надо помочь ей лечь на подушку. Только зачем? Она или уже беременна к этому моменту, или же нет. Скоро все станет известно. И тогда все закончится. Но сейчас не надо об этом думать.
– Миссис Расселл… – Тяжело дыша, он заговорил, обращаясь к потолку. – Пожалуйста, не говорите, что все было так легко. Связать мне руки… Сесть на меня сверху…
Она повернулась на бок. Нашла его руку, и их пальцы сплелись.
– Это помогло, ведь мне… Полагаю, мне просто хотелось вас узнать. Узнать, какой вы на самом деле.
– И какой же? – В горле у него запершило, словно он проглотил огромный камень. – Может, мне надо выброситься от стыда из окна вашей комнаты?
Она очаровательно рассмеялась – так смеялись довольные жизнью женщины. Глаза же ее были темными и прекрасными. Глаза цвета турецкого кофе…
– Только не сегодня. – Она погладила пальцем его ладонь. – И вообще не надо выбрасываться из окна. Я хочу, чтобы сегодня вечером вы опять пришли.
– Я могу прийти через пятнадцать минут, если пожелаете. – Он обнял ее за талию и привлек к себе поближе.
– Непостижимый человек… – В ее голосе слышалась беззлобная насмешка. – Я знала, что вы так пошутите.
Тридцать один день. Слишком рано, чтобы праздновать победу. Слишком рано отдаться надеждам, которые могут быть разбиты ужасным разочарованием. Правда, в последнее время по утрам она испытывала – или скорее представляла себе – легкую тошноту.
Марта сидела в задней части класса, машинально держа руку на животе и глядя, как воплощается в жизнь ее очередной план. Семь юных девочек в классе. Две дочери Фаррисов, Дженни Эверетт с сестрой, две девочки из других фермерских семейств и – самый удивительный сюрприз! – Керри Уивер с заплетенными косичками и блестящими от радости глазами.
Она едва умела читать.
– Думаете, стоит сказать ее родителям, чтобы отправляли ее в класс по будням с младшими детьми? – Мистер Аткинс подошел к Марте. На его лице было выражение доброты. Он привык советоваться с ней по вопросам обучения девочек.
– А вы что думаете? – Она подалась вперед, неловко облокотившись локтями о стол. – В конце концов, это ведь вам придется мириться с ее присутствием в классе.
– Мне бы не хотелось переводить ее. – Мистер Аткинс посмотрел на семь голов, склонившихся над грифельными досками. Все девочки тщательно выводили свое имя. – Я знаю, что ей будет стыдно. К тому же ее мать, возможно, будет против того, чтобы она училась больше часа в неделю.
– Тогда надо решить, как удержать ее в этом классе. Она должна научиться читать к тому же времени, как изучит английскую историю.
– А может… Если бы какая-то из девушек Сетон-парка взялась помогать ей…
– Наверное, Дженни. Она любит читать, и у нее есть время, пока она пасет овец.
– Отлично. – Викарий кивнул ей и быстро прошел к передней парте. – Сегодня мы начнем изучать королей и королев. – Теперь он стоял за столом, опершись на него одной рукой. – Начнем с нынешнего короля Георга. Кто-нибудь знает, когда он взошел на трон?
Голос учителя и голоса девочек сливались в тихий гул, нисколько не мешавший Марте снова отдаться своим мыслям.
Она совершенно не жалела о содеянном вчера. И прошедшей ночью. А также сегодня утром, в спешке, чтобы мистер Мирквуд успел добраться домой и поспать несколько часов перед походом в церковь.
Садясь на церковную скамью, он коротко ей кивнул. В его взгляде не было никаких неподобающих мыслей, но она тут же опустила глаза и почувствовала, как загорелись ее щеки. Всякое его движение отвлекало ее во время проповеди – словно горячая ладонь, прижатая к щеке. Как все это неловко… И все же она ни о чем не жалела.
Да, не жалела. Возможно, испытывала лишь легкую грусть после очередной ночи, проведенной точно так же, как и предыдущая. И после очередного дня, отмеченного на календаре. Говорят, это такой симптом. Неизъяснимая, непонятная грусть. Но лучше сейчас об этом не думать.
Однако ее настроение оставалось прежним, поэтому днем она отправилась на долгую прогулку по своему поместью. Вверх и вниз по холмам, вдоль самой длинной живой изгороди, мимо фермерских коттеджей и, наконец, к берегу ручья, где она и остановилась, подбирая с земли веточки и бросая их в воду. Некоторые уплывали далеко, и она представляла, как они добираются до того места, где ручей становится рекой, а оттуда плывут к морю. Но многие застревали на камнях или на отмели, и их путешествие заканчивалось неудачей.
Все заканчивалось. Порой раньше, чем хотелось бы. Должно быть, в течение своей жизни мистер Расселл проходил по этой земле бессчетное количество раз, представляя, как она простирается все дальше и дальше. Но даже не догадывался о том, что ему придется слишком рано уйти со сцены и оставить поместье в руках своего недостойного брата и бесчестной вдовы.
– Я отдалась мужчине так, как никогда не отдавалась тебе, своему мужу. – Сама того не замечая, Марта произнесла эти слова вслух.
И она по-прежнему ни в чем не раскаивалась. Если роман с мистером Мирквудом означал то, что она предала покойного, – тогда она сделала бы это столько раз, сколько потребовалось бы.
Марта бросила последнюю веточку в воду и встала, отряхивая платье, чтобы направиться к кладбищу, где под землей рядами покоились целые поколения Расселлов. Мистер Расселл лежал рядом со своей первой женой, чуть поодаль от железной ограды. На могиле уже выросла короткая зеленая трава. Когда родится ее сын – если ей, конечно, повезет, – эту могилу будет не отличить от остальных.
Муж хотел сына. Он выступал против злодеяний своего брата, в то время как другие мужчины лишь молча пожимали плечами. И он надеялся, что сумеет помешать мистеру Джеймсу Расселлу унаследовать Сетон-парк.
Марта опустилась на колени перед памятником и провела пальцем по выгравированным датам жизни. «У ребенка не будет ни капли твоей крови, – мысленно произнесла она. – Но он будет воспитан, как Расселл, и станет твоим достойным наследником». Потому что даже лишенный любви брак мог принести нечто стоящее. Мистер Расселл сделал ей предложение в надежде на наследника, и она позаботится о том, чтобы он получил его.
– А я все думал, когда же вас здесь увижу… – Мистер Аткинс вышел из ворот с ножницами в руках. Лучи полуденного солнца освещали его каким-то особенным светом. Словно он был спустившимся на землю ангелом, принужденным жить среди смертных.
Марта тихо вздохнула.
– Я была очень нерадивой.
– Я не это хотел сказать. Простите меня. – Теперь его шаги раздавались совсем близко от нее. Он помедлил, прежде чем свернуть к могиле родственников Расселла. После чего опустился на колени, чтобы срезать несколько сорняков.
Сейчас его загораживал соседний памятник с выгравированными датами жизни и смерти прежней миссис Расселл. Так произойдет и с ней. «Любимой жене». Но этих слов на ее памятнике не будет.
– Его первый брак был счастливым? – Слова вырвались у нее сами собой.
Мистер Аткинс поднялся на ноги и искоса взглянул на нее.
– Думаю, да. Конечно, ее смерть была для него ужасным ударом. – В наступившей паузе слышалось щелканье ножниц. – Это событие стало для него роковым и значительно ухудшило его привычки. – Викарий говорил неохотно, словно вытягивал из себя слова, нарушавшие мирную кладбищенскую тишину.
– Я не думала, что вы знали об этом. – Марта снова опустилась на колени.
Викарий пожал плечами:
– Я был тогда слишком молод, чтобы распознать симптомы, но все же… – Аткинс помолчал, потом вдруг сказал: – Могу я задать вам один очень личный вопрос? Мне кажется, что он… Я никогда не считал его жестоким. Ведь я не ошибался?
– Он не был жестоким.
– Вот и хорошо. – Священник снова опустил глаза и переложил ножницы в другую руку. – Ни одна женщина не должна терпеть подобного обращения. – Марта вздрогнула при этих словах мистера Аткинса. Долгие месяцы она упорно скрывала от него все тайны и даже ни разу не задумалась о том, какие тайны мог хранить он сам. – Зная ваши обстоятельства, миссис Расселл… Я был для вас не очень хорошим другом.
– Вы были прекрасным другом.
Викарий поморщился и покачал головой:
– Я уходил от разговора, когда вы нуждались в сочувствии.
– Мы оба так поступали. Мы оба предпочли приличия дружеской близости. Вам не о чем сожалеть. – И даже теперь приличия мягко напоминали о себе. Потом они смогут беседовать более откровенно, но не сейчас. – Вам, наверное, пришлось многое пережить. Вы с кем-нибудь говорили об этом?
Такой же вопрос задавал ей и мистер Мирквуд.
– Мы с братом только об этом и говорим, когда видимся. – Викарий поднял руку и отвел назад прядь волос, вечно спадавшую ему на лоб; он был без шляпы. – По правде говоря, через столько лет мы уже можем кое над чем смеяться. – Он принялся подстригать траву у подножия памятников. – Наша мать умела со всем справляться. Мой брат хотел поступить в Оксфорд, хотя все мужчины в роду Аткинсов учились в Кебридже. Один брат никогда бы не уговорил отца. Вообще-то ему это так и не удалось. – Викарий рассказывал свою историю с той же детальной тщательностью, с какой подрезал траву. – Однажды мать просто сказала отцу, что тот сам согласился на Оксфорд. И он поверил, ничего не вспомнил.
Марта так крепко сжимала кулаки, что ее перчатки, казалось, вот-вот лопнут по швам. Сердце же бешено билось. Теперь она будет искренней. Они с викарием станут хорошими друзьями, настоящими друзьями, будут говорить друг другу правду вместо лжи и недомолвок.
– Мистер Аткинс…
– Миссис Расселл… – Он поднял руку, но смотрел в другую сторону. – Я не могу знать, понимаете? Не могу.
Марта молчала. Священник же опустил руку и снова принялся подстригать траву. Но было очевидно: он знал. И его «послание» было предельно ясным: искренность между ними на этом заканчивается.
Разочарование подхватило и закружило ее, словно грязный водяной поток. Ей следовало быть более скрытной. Нельзя вести себя так, как мистер Мирквуд, и говорить первое, что придет в голову.
Марта разжала кулаки и сплела пальцы. Она слушала щелканье ножниц и блеяние овец в отдалении, пока викарий снова не заговорил:
– Вам следует знать, что я подумываю оставить церковь. Я имею в виду… как профессию, – ответил он на ее удивленный взгляд. – Мне бы хотелось посвятить больше времени школе.
– Работа учителя вам очень подходит.
Да, на эту тему они могли говорить свободно.
– Мне повезло найти дело, предназначенное мне Богом. – На его лице появилась лукавая улыбка. – Это мой ответ тем, кто против такого шага. Довольно трудно оспорить, верно?
– Я бы даже не стала пытаться. Но вы справитесь? – Марта чуть подвинулась, чтобы лучше видеть собеседника, по-прежнему находившегося за памятником миссис Расселл. – Если смогу, я, конечно, увеличу ваше содержание, но пока будущее Сетон-парка не решено, это не в моей власти.
– В этом нет необходимости. Мистер Мирквуд был очень щедр. А если вы предоставите мне коттедж по той же цене, что и фермерам, то с помощью финансирования из Сетон-парка и Пенкаррага, а также благодаря занятию сельским хозяйством я непременно справлюсь. – С достоинством человека, уверенного в своем будущем, викарий снова принялся подстригать траву.
Когда это мистер Мирквуд успел предложить ему содержание? Должно быть, он заходил без нее или отправил письмо. В любом случае – благородный поступок. Она ему об этом скажет. Он придет к ней сегодня, и она даст ему понять, какое удовольствие доставил ей его поступок.
Ни один вид страсти не был бы так сладостен для мужчины, как та страсть, что расцвела при установлении взаимного уважения. Если бы его не сослали в Суссекс, он мог бы этого и вовсе не узнать. Теперь же он изредка представлял, как будет до конца дней наслаждаться этим изысканным подарком.
Она любила все прелести своего Сетон-парка – поля, животных, фермеров, саму жизнь, а если начинала скучать по другими суссекским ландшафтам, то им оставалось всего лишь ненадолго отправиться в Пенкарраг. Возможно, ей даже Лондон придется по вкусу – огромный город с его лекциями, библиотеками и бедностью, ждущей, когда трудолюбивые благородные женщины засучат рукава и примутся все исправлять.
Он глядел на нее поверх брошюры с подробным описанием симптомов коровьей оспы. А она то и дело бросала на него взгляд из-за «Сообщения министерства земледелия». Его визит закончился очень приятно, и теперь он, обнаженный, лежал на постели в Голубой гостиной, прислонив подушку к столбику у изножия кровати. Она же сидела у изголовья, завернувшись в одеяло. В последнее время на ее губах все чаще порхала улыбка.
А его, Тео, поведение было ей безразлично. И это еще один триумф. Она стала прощать ему восхищенные взгляды.
– Вы увидели что-то интересное? – поинтересовался он, небрежно переворачивая страницу.
Она покраснела.
– Ваше тело… оно так непохоже на мое. – Их взгляды встретились. – Сначала я сочла вас странным. Но теперь отмечаю в вашем телосложении определенную логику.
– Рад слышать. – Он опустил брошюру о коровьей оспе. – Разве ваш брак не научил вас мужской анатомии?
– Научил. – По ее поджатым губам он понял, что она думает обо всем этом. – Но я поняла, что мужчины могут отличаться друг от друга.
– Хотите сказать, у кого-то достоинство может быть больше?
– Я не только это имела в виду. – Уголки ее губ чуть дрогнули. – Хотя думаю, вам будет приятно узнать, что в этом вы намного превосходите моего покойного мужа.
– Милая, я превосхожу большинство мужчин.
– Мои поздравления. – Она отложила книгу. – Я имела в виду то, как реагирует женщина. Как руки и ноги могут показаться некрасивыми или прекрасными в зависимости от личности человека. – Она опустила глаза. – Как определенные действия могут показаться неприятными с одним мужчиной, но сойти за вполне приятные – с другим.
– Действия? – В горле у него внезапно пересохло, и он откашлялся. – И какие же это действия?
– Спросите у себя. – Ее лицо осветила лукавая улыбка. – Кажется, у вашего тела есть несколько идей.
Его кровь уже кипела.
– У него всегда есть идеи, и оно ни разу не столкнулось с действием, которое не пришлось бы ему по вкусу. – Тео осторожно отложил брошюру в сторону. – Однако я по-прежнему в неведении.
– В неведении? – переспросила Марта. В ее взгляде были заключены все тайны, известные женщинам со дня сотворения мира, а на губах играла едва заметная улыбка.
Она неспешно отодвинулась от изголовья кровати и выпрямилась. Зашелестела простыня, когда она подогнула ноги. Теперь она стояла на коленях. Хвала Провидению!
А Марта вдруг пристально посмотрела на него и произнесла:
– Надеюсь, вы иногда его моете. – Типичная миссис Расселл!
– Каждый день. Обязательно.
– Потому что в любой миг можете встретить даму, которая захочет сделать вам… определенное предложение?
– Я всегда на это надеюсь. – Он коснулся ее руки. – Вы уже делали это прежде?
Она кивнула.
– Но без всякого удовольствия? – Когда она покачала головой, он чуть сжал ее руку. – Марта, не делайте этого, если вам неприятно. Мне это не нужно.
Она свела брови. Мгновение глядела на него с уже привычной суровостью. Потом низко наклонилась, по-прежнему не сбрасывая с себя одеяло, и коснулась губами мужской плоти, тотчас же восставшей.
– Марта!.. – Она чуть повернула голову, глядя на него так, словно пришла к нему из самых его дерзких фантазий. – Но если вы начнете, то уж тогда не останавливайтесь.
– Да, разумеется.
– Нет-нет! Если вам станет неприятно, вы должны остановиться, даже если я стану умолять вас этого не делать. Обещайте.
– Обещаю, – произнесла она, с нежностью глядя на него. Одеяло висело у нее на плечах, но ему был виден восхитительный изгиб ее спины.
– Что ж… – Тео ниже опустился на подушку и закрыл глаза, всем телом ожидая той минуты, когда она…
Тут губы ее снова прикоснулись к его плоти, оставляя после себя огненный след. Затем – легкое прикосновение языка, и все, только ее дыхание. Но он чувствовал его, тихое и теплое.
Он ждал.
– Вы решили, что не хотите? – с трудом произнес Тео.
Она ответила очередным прикосновением. Он дернулся, соскользнул вниз по спинке кровати и замер. Она снова остановилась, и он опять услышал ее легкое дыхание.
Она погубит его!
– Марта, пожалуйста… – прошептал Тео. Он никак не ожидал, что начнет умолять так рано.
Ее дыхание стало неровным. И послышался смех.
– Это приказ?
– Женщина, считайте это чем угодно, но только как можно скорее прикоснитесь ко мне. Вообще-то я собирался просить, но если вы предпочитаете приказ, то да, это приказ. Доставьте мне удовольствие как можно скорее. Я вам приказываю!
Ему не надо было больше ничего говорить. Он лежал неподвижно, чувствуя прикосновения ее губ то там, то здесь – словно редкие капли дождя на гладкой поверхности пруда. Тихое начало, которое закончится потопом.
– Самое лучшее в конце, – пробормотал он. – И еще…
– Терпение, – отчетливо прошептала она. И неспешно принялась исследовать его губами и языком.
Да уж, терпение… Его тело уже начало плавиться, а она, словно жестоко насмехаясь над ним, то и дело отстранялась.
Но он не мог больше ждать. Он утратил над собой контроль тотчас же, в ту самую секунду, когда ее губы прикоснулись к нему. А может быть, он выдержит еще несколько секунд. Неужели ее этому научил мистер Расселл? Если так, то в своей следующей жизни он непременно поблагодарит этого человека.
Тео поднял руки, и его пальцы вплелись в ее распущенные волосы – она это любила. Через несколько минут ей будет еще лучше. Он позаботится об этом. Она не сможет ему отказать.
Он смог выдержать еще секунду. Нет, две. Даже три. Но это – его предел. Он схватил Марту за подбородок и оттолкнул, опираясь на плечи. Она в смущении глядела на него, пока он пытался уложить ее на спину и сбрасывал с нее одеяло.
– Семя, – объяснил он. И отдал его ей как раз вовремя, иначе оно могло бы оказаться на простынях.
Странные видения посещали его во время медленного возвращения к реальности. Ребенок… И не один… Похожий на него и на нее мальчик – высокий и светловолосый, с кофейными глазами. И прелестная девочка; на ее строгом личике губы, созданные для смеха. А потом – еще дети, много детей, один красивее другого.
Он отодвинулся от нее и лег рядом. Поднял руку и принялся поглаживать ее по щеке, отодвигая выбившуюся прядь волос. Ему нужно было ей что-то сказать. Но сначала – кое-что сделать.
Она наморщила лоб, когда он сел и обхватил ее – одной рукой за плечи, а другой под колени. Она всерьез нахмурилась, когда он встал и поднял ее. Но она не проронила ни звука. Лишь когда он посадил ее в кресло и передвинул его к самому большому в комнате зеркалу, она спросила:
– Что вы задумали?
– Смотрите и узнаете. Перекиньте ноги через подлокотники кресла.
По ее телу пробежала дрожь.
– Не хочу. Не хочу смотреть.
Он не приказывал. Уговаривал. Совсем тихо.
– Я дам вам нечто, на что стоит посмотреть. Обещаю. А пока дайте мне взглянуть на вас. – Он стал за креслом и, наклонившись, проговорил ей прямо на ухо: – Какой величественной вы выглядите! Не сводите взгляда со своего лица. Или с моего. – В зеркале он наклонялся над ней, одной рукой обхватив спинку кресла. – Если бы только у меня была корона, чтобы надеть вам на голову… Думаю, вы сейчас представляете себя королевой.
– А вы – мой король? – Она не сводила взгляда с его зеркального отражения.
Он покачал головой:
– Нет, конюх. – Она не противилась, когда он приподнял ее ногу и перекинул ее через подлокотник. – Огромный конюх, поймавший взгляд королевы и вызванный в ее спальню.
– Это было бы очень странно… – По ее телу снова пробежала дрожь.
– А вы очень странная королева. – Его глаза внимательно изучали ее отражение в зеркале, словно впитывая ее обнаженное тело. – Каждый мужчина во дворце, начиная с премьер-министра и заканчивая крысоловом, знает о ваших привычках и надеется в один прекрасный день стать избранным.
– Не уверена, что мне это по вкусу. Я замужем?
Как всегда, она слишком много думает.
– Номинально. – Он прижался губами к ее плечу. – У короля всегда множество дел, если только ему не приносят незаконнорожденных детей. Но мы этого не сделаем. – Тео снова поцеловал ее плечо, затем с дьявольской улыбкой проговорил: – А сейчас будет то, что вы захотите увидеть. – Он опустился перед ней на колени. Его глаза то смотрели в зеркало, то снова возвращались к ее лицу. Марта побледнела от чувства, название которому знала лишь она одна. Ее бедра были еще бледнее, и он коснулся ее бедра пальцами. Затем, склонив голову, прижался к нему губами. Она сделала судорожный вздох. А Тео пробормотал: – Позор вашему невнимательному мужу.
И после этого уже не было слов. Он сводил ее с ума и терял себя в ней, в ее нежном теле, созданном для наслаждений. И ее тело открывалось ему навстречу словно цветок под лучами солнца. Она обхватила рукой его шею и пересела на край кресла, чтобы получить еще больше, получить все, что он мог ей дать.
А дать он мог много. Тео перекинул другую ее ногу через подлокотник – она уже не смогла бы сопротивляться – и, склонившись к ее лону, принялся ласкать ее губами и языком.
Теперь из горла ее вырывались почти животные крики. Он доводил ее до безумия своими безжалостными губами и не знавшими жалости руками, крепко удерживавшими ее. И каждое его движение, каждая ласка посылали волны желания по всему ее телу. Она кричала и размахивала руками словно безумная, охваченная гневом, – ей трудно было даже представить, что с ней могло происходить нечто подобное.
Прежде тело ее жило словно в темнице, и только желание любовника наконец отомкнуло замок и позволило ей вырваться на свободу и познать наслаждение.
Хватая ртом воздух, Марта с широко распахнутыми глазами смотрела в зеркало. Потом перевела взгляд на Тео, по-прежнему стоявшего у ее коленей.
– Это было… – Снова взгляд в зеркало. – Это… – Взгляд ему в лицо. – Что это было?
– Величайшее чудо, моя милая. – Он поднялся на ноги, подхватил ее и отнес на кровать. – А теперь, миледи, я ваш король. Я должен дать вам свое королевское семя и королевскую страсть, от которой вы не сможете отказаться.
Теперь она уже и не могла бы сказать «нет». Она лежала на кровати, вбирая его без остатка уже в третий раз за этот день. Черт возьми, она действительно заставила его почувствовать себя королем. Ему казалось, что он всю жизнь только и ожидал, когда она наконец поцелует его. При этой мысли у него перехватило дыхание, и время словно остановилось. Наконец он выскользнул из нее и проговорил:
– Марта, я люблю тебя.
Пульс забился у него на шее, всего в каком-то дюйме от ее глаз. Кажется, сонная артерия. Или яремная вена. В образование для девочек не входили знания о внутренней анатомии. Но можно посмотреть в книге. В любом случае его пульс бился учащенно.
Она прикрыла глаза.
Что ж, этого стоило ожидать. Она видела знаки. И он был таким любвеобильным… Месяц, проведенный в обществе любой другой женщины, произвел бы точно такой же эффект. Несомненно, это пройдет, когда он окажется среди соблазнов Лондона.
Но сердце, все же потеплевшее к нему, потребовало, чтобы она заговорила. И она была полна уверенности в себе.
Марта мягко отстранилась, чтобы лучше видеть его.
– Тео, мне надо тебе кое-что сказать.
Каковы шансы, что она скажет «а я люблю тебя»? Они невелики. Он кивнул и принялся ждать.
– Я ожидала наступления месячных пять дней назад. Полагаю, нам удалось зачать ребенка. – Ее лицо светилось, как и все последнее время. Так вот в чем причина!
– Марта, я люблю тебя, – снова повторил он. – Я хочу жениться на тебе.
Она нежно и сочувственно коснулась его щеки, но ему ужасно захотелось оттолкнуть эту руку.
– Я тебе просто нравлюсь. – Она была словно мудрой взрослой женщиной, мягко наставляющей сбившегося с пути мальчишку. – И ты мне – тоже. Но мы оба с самого начала знали о нашей сделке. Она не может закончиться браком.
– Но почему? – Усилием воли он заставил себя говорить спокойно. – Ведь я действительно хочу на тебе жениться. И не понимаю, как наша сделка может этому препятствовать. Воспрепятствовать может лишь твое сердце.
– Моему сердцу нечего сказать по данному вопросу. Я поклялась не допустить того, чтобы Сетон-парк попал в руки мистера Джеймса Расселла. Поэтому я не могу выйти за тебя замуж и все бросить.
– Марта, почему? Он что, сотрет поместье с лица земли? Чего ты боишься?
Марта медлила с ответом. Неужели она ему не скажет?
– Мне нечего бояться, – коротко ответила она. – Но полагаю, боятся служанки. В прошлом он совершил несколько бесчестных поступков.
Ах вот оно что! Поэтому она и решилась совершить то, что столь противно ее природе. Он мог бы догадаться…
– Но ты не можешь быть уверена, что он повторит все это в будущем. И почему проблемы безопасности служанок должны ложиться на твои плечи?
– А кто будет нести это бремя, если не я? – С каждым словом она все больше наполнялась горячей убежденностью. – Никому нет дела до благополучия этих женщин. Тебе это скажет и миссис Уивер. Поэтому я не могу с легкостью относиться к подобной угрозе. Ставки слишком высоки. – Каждое слово отталкивало его все дальше. Она скрыла от него свою главную миссию. Она знала тайны миссис Уивер, к которым у него не было доступа.
– Марта… – Он не хотел молить ее о доверии и снова оказаться отвергнутым. – Думаю, я был бы счастлив с тобой. Надеюсь, я сделал бы счастливой и тебя. Ты, я и этот малыш – вот наша семья. Неужели ты хочешь от всего этого отказаться?
Он чувствовал, что она медленно проваливается в отчаяние.
– Есть нечто важнее счастья, – сказала она наконец. О семье она не упомянула.
Тео со вздохом улегся на спину. Проклятие, он ведь это предвидел! Предвидел столь нелепый исход. Только он не знал, что упадет в колодец с ледяной водой. Не знал, что будет так трудно дышать.
– Ты даже не скажешь, что могла бы принять меня, родись у тебя дочь? – И снова перед глазами болезненно ярко промелькнул образ девочки с улыбкой и фигурой Марты.
– Не могу. – В ее ответе было что-то еще… Стыд? – Если у меня не родится сын, я добуду его другим способом.
– О Боже! Ты действительно на такое способна?
– Я способна на все, чтобы оправдать доверие, оказанное мне этими женщинами. – В ее голосе появились отчаяние и гнев. – Я думала, уж ты-то способен меня понять.
Да, конечно… Теперь она придаст новую форму их взаимоотношениям – включая эти прекрасные несколько дней, – превратит их в нечто такое, что ей приходилось терпеть скрепя сердце ради благородной цели, ради кого-то другого…
Его охватила ужасная усталость, и больше ни о чем не хотелось спрашивать. Его не касается, как она собиралась добыть мальчика. А то, что ей известно о миссис Уивер, имеет отношение только к ней. Он слишком устал, и теперь ему все равно.
– Тогда мне лишь остается пожелать тебе счастья. И викарию – тоже.
– Прошу прощения, ты о чем? – Его последние слова заинтриговали ее больше, чем весь предыдущий разговор. Она повернулась к нему, прищурившись.
Тео пожал плечами:
– Мне прекрасно известно, что случится потом. – Он сел на постели. – Еще несколько лет целомудренных разговоров и томных взглядов, а затем, когда пройдет пристойное для траура время, все романтические мечты воплотятся в реальность. Возможно, они существовали еще до вашего приезда сюда в качестве невесты мистера Расселла.
Марта резко вскочила, но Тео оказался быстрее. Потянулся за своей рубашкой и даже не взглянул в ее сторону.
– Вы несправедливы ко мне и мистеру Аткинсу. – Он никогда не слышал, чтобы у нее был такой голос. Интересно… – Полагаю, вам не понять, что между леди и джентльменом может существовать дружба, но я…
– Дружба? – Он натянул рубашку через голову. – Что ж, как скажете.
– Вы понятия не имеете, о чем говорите. – Краем глаза он видел ее, бледную и холодную как мрамор. – Мистер Аткинс достойный и честный человек. Я считаю огромной честью для себя дать ему работу.
Работу? Черт бы ее побрал!
– Вы даете слишком много работы вашей правой руке, в этом я уверен. – Он схватил свои брюки.
Ее молчание было тяжелым и гнетущим, и оно тянулось долгие мгновения. Несомненно, она пыталась справиться с собой.
– Не думайте, что я стану отвечать на такие злые, непристойные слова. Когда придете в себя и оденетесь, можете уходить. Завтра меня не будет дома. Да и в другой день – тоже. – Она даже не взглянула на него.
Тео тяжко вздохнул. Он должен был вести себя более благоразумно, но ослиное упрямство его подвело. Всего за пять минут он разрушил все, что у них с Мартой было. Они могли бы встречаться еще несколько дней и хотя бы расстались друзьями.
Нет, больше ни капли жалости, ни капли сочувствия для женщины, которая никогда не сможет отплатить ему добром. Черт возьми, мужчина не должен забывать о гордости! Тео неспешно застегнул брюки. Так, теперь галстук, жилет. И сапоги… Он одевался медленно, спокойно и методично, словно был один в комнате.
Когда же наконец стал перед зеркалом, его охватило последнее жестокое желание. Он выхватил из кармана носовой платок и проворным движением отер губы. Потом отбросил смятую ткань и вышел из комнаты, даже не оглянувшись.
