Глава 17

— Все, что я говорю, Гримсби…

— Мистер Гримсби.

— Слушайте, я, черт побери, стану называть вас Гримсби, раз вы так настаиваете, но будь я проклят, если начну добавлять к этому «мистер». Это неправильно. — Фредди нетерпеливо взмахнул хлыстом.

— Однако вы с легкостью продолжаете употреблять в моем присутствии оскорбительную лексику, — заметила Эмили. — По сравнению с этим обращение в мужском роде не должно требовать от вас вообще никаких усилий.

Большая снежинка села на кончик ее носа. Эмили с трудом подавила порыв высунуть язык и поймать следующую. Они со Стефани часто так делали, катаясь верхом в начале зимы, и хотя серые болота Йоркшира ничем не напоминали роскошные леса Швайнвальда, кусачий воздух и безошибочный запах грядущего снегопада возбуждали Эмили, как в детстве.

— Ха. Я отлично помню выражение, вырвавшееся из ваших уст на прошлой неделе, когда вы не могли попасть в дом. Совершенно грязное, Гримсби. Меня тошнит при одном воспоминании. А вы не просто леди, вы — принцесса! Подумайте о своих подданных, ваше королевское высочество.

— У меня нет подданных. Наследница престола — моя сестра. — Эмили выдохнула белое облачко пара.

— Точно. Что приводит меня непосредственно к делу, раз уж мы наконец-то оказались наедине, вдали от чужих ушей. Нужно составить план.

— План для чего?

— Ну как же, чтобы возвратить вам трон, разумеется!

Лошадь Эмили уютно двигалась под ней легкой раскачивающейся трусцой. Ветер обдувал щеки, все тот же хищный ветер, что и раньше, но сейчас это ее почти не раздражало. Он казался старым другом. Даже унылый ландшафт казался почему-то правильным.

— У меня нет трона. А если бы и был, я бы не хотела его возвращать. Я ненавидела ту жизнь и благодарна, что мне удалось ее избежать.

Стоило произнести это вслух, и Эмили поняла, что это чистая правда. Она больше не хотела искать убийцу отца. Не хотела возвращаться в существование за толстыми стенами дворца. Конечно, она отчаянно скучала по сестрам, но это и все. Даже переодевшись в мужчину, скрывая свою истинную личность, она чувствовала себя куда более свободной, больше самой собой, чем когда-либо раньше. И ее эгоистичное сердце не желало, чтобы торжествовала справедливость.

— Ой, чушь. Какая девушка не хочет быть чертовой принцессой? Первым делом, конечно, вы должны выйти замуж за отца.

Эмили едва не свалилась с седла.

— Выйти за вашего отца? Вы что, с ума сошли?

— Во-первых, нужно принять во внимание вашу королевскую честь. Не думаю, что он знает, что каждый вторник в «Эшленд-спа-отеле» совокупляется с исчезнувшей принцессой Эмили из Хольстайн-как-его-там, верно?

— Ваша милость!

Фредди постучал по виску под козырьком шерстяной шапки.

— Я могу сложить два и два, Гримсби. Значит, во-первых, он в любом случае должен на вас жениться, потому что обольстил вас. Во-вторых, понятно же, что вы в него влюблены, потому что иначе не бегали бы к нему на свидание каждую неделю. И в-третьих…

— Я совершенно точно не влюблена…

— …в-третьих, отец будет ужасно полезен, когда придется защищать вас и искать этих неумолимых убийц. Вообразите, как он будет преследовать бедолаг со всей своей мстительной мощью, тут и там восстанавливая справедливость! Да им ни единого шанса не останется!

— Есть небольшое затруднение, ваша милость. Вы забываете, что ваш отец женат.

Фредди фыркнул.

— Думаю, после двенадцати лет отсутствия моей бесподобной матушки этот вопрос легко решить.

Они некоторое время ехали молча. Кони поигрывали удилами, кожаные седла сочувственно поскрипывали на ветру. Упало еще несколько снежинок. Эмили спрятала подбородок в шарф, глядя на зимнюю дорогу.

— Есть и еще одна причина, — прорезал воздух голос Фредди. — Последняя.

— Какая же?

— Вы сможете остаться здесь. Не здесь, конечно же, если вся эта великолепная красота природы вам не по вкусу. — Он махнул хлыстом в сторону однотонного горизонта и косых сугробов. — Но мы трое, вместе, не важно где. Я бы даже… мне всегда хотелось… — Он опустил голову в нехарактерном для него смущении.

— Что, ваша милость?

— Ну, брата. Или пусть даже сестру. Конечно, уже поздновато стать ему товарищем в озорстве, но все-таки… — Он пожал плечами — типичное для шестнадцати лет якобы безразличное пожатие, маскирующее уязвимость. Эмили посмотрела вверх, на тяжелое небо. Глаза жгло. Она поморгала.

— Смысл в том, — более отрывисто продолжал Фредди, — что вы должны рассказать отцу правду. Чем дольше вы тянете, тем сильнее он будет злиться и бушевать. Отцу можно доверять, Гримсби. Чтобы помочь вам, он перевернет небо и землю.

— Я знаю. — Эмили всматривалась вперед, туда, где под падающим снегом вырисовывалось огромное каменное образование, известное местным как Старая Леди, потому что когда-то у него имелось нечто вроде длинного носа с бородавкой, сто лет назад отвалившееся под воздействием мороза. Это игра воображения, или она в самом деле заметила за правым ухом Старой Леди какое-то движение?

Она глянула налево, где в полумиле отсюда находилась относительно спокойная дорога в «Эшленд-спа».

— Я помогу вам, если хотите. Слегка его разогрею. Слушай, отец, а ты никогда не представлял себе старину Гримсби без бакенбардов? Без них он будет выглядеть, как чертова славная девчонка. Или, к примеру: Старина Гримсби — просто бесценный человек! Будь он женщиной, из него получилась бы отличная жена! Ну, что-нибудь в этом роде.

— О, восхитительно.

— Вы же можете сказать ему сегодня, правда? Сегодня вторник.

Безносая Старая Леди приблизилась. У ее правого уха не двигалось ничего, кроме снега. Должно быть, над Эмили шутку сыграли глаза или переутомившиеся нервы.

— Вторник. Но вы забыли, что ваш отец еще не вернулся из Лондона.

— О, он вернется. Вот увидите. Отец никогда не пропускает назначенных встреч.

Эмили открыла рот, чтобы ответить, но тут Фредди закричал так, что задрожал воздух:

— Осторожно!

Справа мелькнула какая-то размытая тень. Кто-то схватил поводья ее лошади, повернул ее влево, и вот они уже скачут, скачут галопом, снег сечет лицо Эмили, от ледяного ветра в легких замерзает дыхание.

Герцог Эшленд выпрыгнул из кареты еще до того, как перестали крутиться колеса.

— Тотчас же пригласите в мой кабинет Гримсби и его милость, — приказал он Лайонелу, бросая тому пальто и шляпу.

Лайонел последовал за ним по коридору.

— Они уехали верхом, сэр.

— Уехали? — резко повернулся Эшленд, едва не сбив крепыша на мраморный пол. В груди возникла какая-то странная пустота. Разочарование, вот что это такое. — Верхом, в такую погоду?

— Да, ваша светлость. По правде говоря, сегодня погода заметно улучшилась, и его милости очень захотелось этим воспользоваться.

— Понятно. — Эшленд снова повернулся и пошел дальше, только теперь не так быстро. — В таком случае пригласи их ко мне, как только вернутся. И скажи Симпсону, чтобы принес кофе, — добавил он через плечо. — Много кофе.

В кабинете он сам зажег лампы и устроился за письменным столом. На бухгалтерской книге лежала аккуратная стопка бумаг, требующая его внимания, но написанное расплывалось перед пустым взором. Он глянул на часы — половина третьего. Сегодня он проснулся до рассвета, чтобы успеть на самый ранний поезд и добраться до дома вовремя. А все предыдущие дни работал как бешеный — проверял с мистером Бейнвезером документы и соглашения, инструктировал агентов, снабдив их итальянским адресом Изабель, и в приступе бессонной деятельности завершил все дела.

А еще этот вчерашний разговор в личном кабинете герцога Олимпии…

Взгляд снова упал на лежащие перед ним бумаги, и тут издалека послышались какие-то крики, топот и лязг. Он поднял голову и выглянул из окна кабинета.

Оглушительный грохот. Громкие голоса, проникающие даже сквозь стены. Эшленд вздохнул и встал из-за стола.

Это может быть только Фредди.

И точно, не прошло и тридцати секунд, как дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник его длинный, угловатый сын — все еще в пальто и в сбитой набок шляпе.

— Отец! Ты вернулся!

— Вернулся.

Из-за спины Фредди выскользнул Гримсби. Эшленда удивил прилив приязни, нахлынувший на него при виде изящной фигуры наставника и его пшеничного цвета волос, сверкнувших под лампой, когда тот снял шляпу.

— Добрый день, ваша светлость. Как прошла ваша поездка?

Эшленд переводил взгляд с одного на другого. Оба раскраснелись от свежего воздуха и прилива энергии, тяжело дышали и едва не лопались от какого-то скрытого возбуждения, которое изо всех сил пытались подавить. Глаза Фредди сверкали так ярко, что чуть не выскакивали из орбит. Гримсби слишком сильно стискивал свою шляпу.

Эшленду хотелось перепрыгнуть через стол и сжать обоих в своих объятиях.

Но будучи англичанином, герцогом и Эшлендом, он этого не сделал. Он скрестил на груди руки и сказал:

— Приемлемо, надо полагать. Хорошо ли покатались верхом?

— О, потрясающе! — воскликнул Фредди. — Особенно эта бодрящая скачка в конце! Неслись галопом, как будто за нами гнался сам дьявол и стрелял из пистолета. Ты приказал принести кофе?

— Да.

Фредди швырнул пальто и шляпу на один стул и упал на другой.

— Мы с Гримсби первоклассно провели время, пока тебя не было. Я узнал все его страшные тайны.

Гримсби кинул на Фредди убийственный взгляд и аккуратно пристроил свою шляпу на небольшой трехногий столик под лампой.

— Это правда, мистер Гримсби? — полюбопытствовал Эшленд. — И что же это за тайны?

— Его милость так шутит, — ответил Гримсби своим хрипловатым голоском. — Боюсь, в моей жизни нет ничего интересного.

— О, смотря что понимать под интересным, — вмешался Фредди. — Да где кофе, дьявол его побери?

Словно на реплику, дверь неспешно отворилась. Следующие несколько минут проходил обычный ритуал — налить кофе и обслужить всех. Эшленд попробовал кофе, особую смесь зерен арабика, заказанных им в Лондоне и на неделе отправленных в аббатство с распоряжением варить двойную дозу и подавать обжигающе горячим. Гримсби принюхался к чашке, и бакенбарды его задергались.

— Не горели ли у вас вчера вечером уши, мистер Гримсби? — поинтересовался Эшленд, окутанный ароматным паром, и откинулся на спинку кресла.

— Ваша светлость?

— Мы обсуждали вашу историю с вашим многоуважаемым покровителем, герцогом Олимпией.

Гримсби подавился кофе. Фредди от души постучал его по спине, в результате руки Гримсби дернулись, и кофе выплеснулся из чашки. Эшленд молча встал и протянул бедному наставнику салфетку. Фредди конвульсивно хохотал, скорчившись на стуле.

— Ну, рассказывай дальше, отец, — произнес он между взрывами хохота. — Поведай нам про Олимпию.

— Да на самом деле рассказывать особо нечего. Он спросил, как поживает Гримсби, а я сообщил, что он справляется замечательно.

— Согласен. Гримсби и вправду справляется замечательно. Умеет удовлетворить. Ведь так говорится, да? Просто исключительно… — Фредди кашлянул, — …исключительно удовлетворяет.

Гримсби, проигнорировав выпад, посмотрел прямо на Эшленда.

— Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Его светлость в добром здравии?

Эшленд засмеялся.

— А что, бывало по-другому? Да, он выглядит прекрасно. Мы несколько минут обсуждали ваши учительские таланты. Он вами очень интересуется, Гримсби.

— Еще бы, — вставил Фредди.

— Разумеется, это очень любезно с его стороны, — сказал Гримсби. — Он просил передать мне что-нибудь личное?

— Нет-нет. — Эшленд быстренько прокрутил в голове остальной разговор — политическая ситуация в Европе, печальная история в Хольстайн-Швайнвальде. Он совсем забыл, что сестра Олимпии когда-то была замужем за убитым князем Рудольфом, так что у герцога тут личный интерес. Что там говорил Олимпия? «Боюсь, что в этом деле все куда серьезнее и есть подводные течения». Но тут Эшленд отвлекся. Он уже нетерпеливо ждал следующего дня, изнывая от тоски. В конце встречи он все-таки набрался смелости и сказал то, что в течение всего часа сжигало его изнутри: «Я решил начать процесс развода с Изабель. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу поддержку?» Олимпия долго смотрел на него этим своим взглядом исподлобья, затем встал, пожал руку и произнес: «Поддержу от всего сердца».

Это было… приятно. И приглушило постоянное чувство вины, все еще тлеющее в глубине сознания, — даже сейчас.

— Никаких сообщений, — несколько рассеянно сказал он Гримсби и кинул взгляд на часы.

Фредди, только принявшийся за кекс, произнес с набитым ртом:

— Слушай, отец, мы тебя задерживаем?

— Пока нет.

— Потому что нельзя не заметить, что сегодня вторник. Разве ты не должен сейчас находиться наверху, принимать ванну, бриться и прихорашиваться?

— Фредерик! — Эшленд стукнул чашкой о блюдце.

— Ой, да ладно, сэр. Мы все понимаем. Ведь мы все тут мужчины, точно? Я имею в виду, люди мира. А, Гримсби?

— Точно, — ответил Гримсби со стальной мужественностью в голосе и стукнул себя кулаком в грудь. — Люди мира — это мы.

Фредди затолкал остатки кекса в рот и встал.

— Так что мы не будем тебя задерживать ни мгновением дольше. Один Господь знает, сколько часов тебе требуется, чтобы довести свою пугающую физиономию до вида, приемлемого для разборчивого женского глаза. Как по-вашему, Гримсби?

Гримсби встал. Свет лампы белой вспышкой отразился от стекол его очков.

— Полагаю, вид его светлости полностью приемлем. Но, с другой стороны, я вряд ли могу судить, верно?

Почему-то Эшленд слегка занервничал под этим отраженным светом, скрывавшим взгляд Гримсби, поэтому он посмотрел на Фредди.

— Твоя прямота бесценна, молодой человек. Гримсби, не окажете ли мне великую услугу — не отволочете ли этого неблагодарного отпрыска, моего сына, наверх, пусть занимается?

Гримсби поклонился, отблески света пробежались по его щекам, и Эшленду показалось, что он порозовел. Все эти сальные разговоры, разумеется. Невинный младенец, бедолага.

— С огромным удовольствием, ваша светлость, — сказал Гримсби, ухватил Фредди за неблагодарный воротник и потащил вверх по лестнице.

— Боже мой! — воскликнула Эмили, когда за ними наконец закрылась дверь в классную комнату. — Какого дьявола вы сидели там, отпуская шуточки? Нас едва не убили!

— О, в прежние времена я не раз ускользал от всяких разбойников с большой дороги. Этот прыжок через незаметную канаву позади Северной насыпи всякий раз вышибает их из седла. — Фредди откинулся на спинку стула и начал лениво поигрывать с латинской грамматикой.

— Это был не разбойник с большой дороги. — Эмили осеклась. — Что, тут и вправду есть разбойники?

— Ну, не совсем. Воры, грабители. Но не из тех, что «кошелек или жизнь», конечно. Боюсь, поезда совсем подкосили этих бедолаг. И все-таки…

Эмили начала расхаживать по комнате.

— В любом случае это был не обычный грабитель — так далеко от дороги, да еще от такой, по которой почти никто не ездит. Нет, он точно знал, кого выслеживает. Знал, где нас найти и когда. — Она побарабанила пальцами по локтям. — Это катастрофа. Должно быть, они уже знают, что я здесь. Нужно срочно написать мисс Динглеби.

Фредди выпрямился.

— Что такое? Вы в самом деле думаете, что это был какой-нибудь иностранный агент?

— Вне всякого сомнения. И он поджидал нас. Мисс Динглеби говорила, что кто-то наводит справки в здешней округе. Боже! Надеюсь, мои сестры…

Фредди вскочил на ноги.

— В таком случае нужно немедленно рассказать обо всем отцу! Он может поставить охрану, выследить этого негодяя…

Эмили резко повернулась лицом к нему.

— Ни под каким видом! Я не могу втягивать в это его!

— Да почему, черт возьми?

— Потому что… — Она сглотнула. — Потому что это не его дело.

— Его дело — вы. — Фредди помолчал. — В буквальном смысле слова.

— Не расскажу, Фредди. Пока… пока нет. — Она мысленно отгородилась от этой идеи: сознаться во всем Эшленду и увидеть, как его голубой глаз смотрит все холоднее и холоднее, пока он осознает размеры ее двойного обмана. Видеть, как все эмоции меркнут, словно их сдул ветер, воющий над болотами.

Еще один вечер, и тогда она ему расскажет. Еще одна встреча Эмили и мистера Брауна. Его поцелуи, его тело, соединенное с ней. Она не может отказать себе в этом.

А потом все кончится. Первое, что она сделает завтра с утра, — телеграфирует мисс Динглеби. Предупредит, что агенты отыскали Тобиаса Гримсби, сопоставили учителя герцога Эшленда с пропавшей принцессой Эмили. Что сестры, вполне вероятно, тоже в опасности. Она ускользнет, сядет на поезд до Лондона и поселится у дяди, и на этом все.

Больше никакого Эшленда. Никаких вторников. Никаких мучительных встреч с полуголым герцогом в подвале Эшленд-Эбби.

— В любом случае, — произнес Фредди, глядя в окно с видом загнанного в угол беглеца, — сегодня я провожу вас в город и подожду в конюшнях. Вы не поедете туда одна, раз уж наемные убийцы так и кишат за каждым углом.

— О, отлично сыграно. А что будете делать в городе вы? Отправитесь прямиком в «Наковальню»? Щупать в углу Розу? Или невинно пить чай?

Фредди повернулся к ней и ухмыльнулся.

— Я буду золотым мальчиком. Слово чести. Личная королевская гвардия ее высочества не уклоняется от исполнения своего долга. — Он отдал честь.

Эмили улыбнулась. Он выглядел до нелепого юным, мужественно выпятив грудь.

— Это великая честь для меня, — отозвалась она.

— О, я делаю это не для вас. — Фредди подошел к двери, распахнул ее и отошел в сторону. — Я, черт побери, делаю это для моего старика-отца.