Глава 13

Артемис Грейвс быстро и решительно шла в заполонившей улицы толпе. У нее в запасе была всего пара часов до того, как Пенелопа проснется и позовет ее к себе, чтобы поболтать и в мельчайших подробностях обсудить события вчерашнего бала. Артемис вздохнула. Ее ветреная кузина мигом изменилась, как только ей в голову пришла мысль завлечь в свои сети герцога. Теперь она наверняка начнет принимать все без исключения приглашения, устраивать якобы случайные встречи. Она даже начала ревновать герцога к мисс Ройял, которая и понятия не имела о том, что стала соперницей Пенелопы. Все это было бы очень забавно, если бы предметом страсти Пенелопы не оказался его светлость герцог Уэйкфилд. Он не нравился Артемис, так как она считала, что он никогда не сделает ее кузину счастливой. И если они все-таки поженятся…

Артемис остановилась как вкопанная и едва не была сбита с ног носильщиком, несущим на плечах двух жирных гусей.

— Поберегись, красавица! — совсем не зло крикнул он и обошел Артемис стороной.

Она судорожно сглотнула и продолжила путь, двигаясь в потоке шаркающих, громко топающих, бегущих, хромающих и прогуливающихся людей. Улицы Лондона напоминали реки, то тут, то там соединяющиеся в более широкие потоки, разветвляющиеся на тонкие ручейки или превращающиеся в бурлящие людские водовороты.

В такой реке человек либо плывет по течению, либо просто тонет.

Если Пенелопа выйдет замуж за герцога, Артемис в лучшем случае переедет с ней в новый дом и останется неприметной, как назвал ее тогда в театре его светлость. Она будет продолжать исполнять роль служанки и компаньонки Пенелопы и, может, даже станет доброй тетушкой ее детям. В худшем же случае Пенелопа решит, что ей больше не нужна компаньонка.

Артемис судорожно вздохнула. Не стоит сейчас волноваться по этому поводу, ведь предстояло решить гораздо более насущные проблемы.

Спустя двадцать минут она наконец достигла цели своего путешествия: маленького ювелирного магазинчика в не слишком богатом районе Лондона. Артемис потребовалось несколько месяцев осторожных расспросов, чтобы получить адрес этого магазина. Ведь если бы она действовала напрямую, ее интерес вызвал бы массу пересудов и ненужных сплетен.

Артемис настороженно огляделась по сторонам и только потом отворила дверь магазина. Внутри было мрачно и пусто. За витриной, на которой лежало всего несколько колец, браслетов и колье, сидел пожилой мужчина. Артемис была единственной посетительницей.

Владелец магазина поднял голову. Это был низенький сутулый человек со слишком крупным носом и морщинистой кожей. Его голову венчал поношенный серый парик, а туловище обтягивал красный жилет, поверх которого был надет сюртук. Он оценивающе посмотрел на не слишком дорогой наряд посетительницы, и Артемис едва удержалась от желания опустить голову.

— Доброе утро, — произнес он.

— Доброе утро, — ответила Артемис, набравшись смелости. Ей необходимо сделать это, ибо другого выхода просто нет. — Мне сказали, вы иногда покупаете у посетителей драгоценности.

— Да… — осторожно ответил владелец магазина.

Артемис подошла к прилавку и достала из кармана небольшой шелковый мешочек. Он был завязан шнурком, и Артемис потребовалось некоторое время, чтобы его развязать. При этом на глазах ее сверкнули слезы. Ведь эта вещь была ей дороже всего на свете.

Однако нужно забыть о сентиментальности.

Наконец Артемис справилась с завязками, открыла мешочек, и драгоценность выскользнула наружу. Камень и золото заблестели даже в тусклом свете магазинчика, выдавая истинную цену драгоценности. Артемис знала, что камень — страз, а цепочка всего лишь позолоченная, а не золотая.

И все же Артемис смотрела на этот маленький кулон с благоговением. Совсем так же, как и тринадцать лет назад, когда он впервые лег ей в ладонь на пятнадцатый день рождения. Его дорогие глаза блестели в радостном предвкушении, когда он протягивал Артемис шелковый мешочек. Она никогда не спрашивала его, где он взял это украшение. Немного боялась этого.

Теперь Артемис наблюдала за тем, как ювелир надел очки, подвинул лампу и наклонился над прилавком с лупой в руках. Изящная золотая оправа вокруг зеленого камня заблестела в свете лампы. Кулон был выполнен в форме слезы. Цепочка же, на которой он висел, казалась гораздо более тусклой и дешевой.

Ювелир заметно напрягся, наклонился ниже, а потом пристально посмотрел на Артемис.

— Где вы взяли это? — строго спросил он.

Артемис неуверенно улыбнулась:

— Это подарок.

Взгляд ясных проницательных глаз пожилого ювелира задержался на простенькой одежде Артемис.

— Сомневаюсь.

Артемис не ожидала подобной грубости.

— Прошу прощения?

— Юная леди, — произнес ювелир, откидываясь на спинку стула и указывая на лежащее на прилавке ожерелье. — Безупречный изумруд оправлен в металл, который вряд ли можно назвать золотом. Так что либо вы продаете его для своей госпожи, либо украли.

Дальше Артемис действовала совершенно бездумно. Она схватила с прилавка цепочку, подобрала юбки и бросилась вон из магазина, не обращая внимания на крики его владельца. Ее сердце колотилось, словно птица в клетке, пока она бежала по улице, уворачиваясь от повозок и прохожих, ожидая услышать за спиной звуки погони. Артемис бежала до тех пор, пока не перехватило дыхание, вынуждая ее пойти шагом.

Она не назвала ювелиру своего имени. Он не знал, кто она такая, поэтому не станет пытаться отыскать ее. Артемис передернулась при мысли об этом и тайком посмотрела на все еще зажатый в руке кулон. Он хитро подмигнул ей — состояние, которого она не хотела, сокровище, которое она не могла продать, ибо оно было слишком ей дорого. Артемис грустно засмеялась. Кулон действительно был подарком, только она не могла этого доказать.

Господи, где же Аполлон взял его?

Смеркалось, когда Мэггс вышла в сад на прогулку после раннего ужина. Хиггинз расчистил дорожки и посыпал их мелким гравием, прополол клумбы и сделал аккуратные бордюры. Редкие нарциссы нерешительно тянулись к солнцу у стены дома, посаженные, а потом забытые кем-то из предков Годрика.

Мэггс гуляла по дорожкам и размышляла. В садах так спокойно. Даже в таких голых и заброшенных, как этот. Но скоро они с Хиггинзом посадят здесь розы и ирисы, пионы и маргаритки.

Если Годрик позволит ей остаться.

Мэггс сдвинула брови. Он закрылся в своей комнате с самого утра и не вышел ни к ленчу, ни к ужину, хотя она видела, как ему относили подносы с едой. По крайней мере он не страдал от голода в своем затворничестве.

Мэггс остановилась возле старой яблони и положила ладонь на ее шершавую кору. Присутствие этого дерева странным образом ее успокаивало. Солнце почти опустилось за горизонт, но Мэггс пригляделась в сгущающихся сумерках, и сердце ее забилось быстрее. На тоненьких побегах, покрывающих нижние ветви, набухли почки. Она могла поклясться, что это действительно так. Может быть…

— Мэггс.

Он говорил тихо, но его голос отчетливо слышался в пустом саду — решительный и властный.

Мэггс обернулась и увидела Годрика, стоявшего на пороге дома. Мерцающий за его спиной свет отбрасывал на дорожки сада, длинную черную тень. Мэггс сначала задрожала: что за темный незнакомец ворвался в этот мирный сад? Но потом встряхнулась. Это же Годрик, и он для нее больше не незнакомец.

Он — ее муж.

Мэггс пошла ему навстречу, а когда подошла ближе, Годрик протянул ей руку. Мэггс вложила в нее свою ладонь и посмотрела ему в лицо, как смотрела на старое дерево в ожидании увидеть признаки жизни.

— Идем, — произнес Годрик и потянул Мэггс за собой.

Он провел ее через холл, поднялся по лестнице, не выпуская ее руки из своей, и с каждым шагом сердце Мэггс билось все быстрее и быстрее. А когда они достигли его комнаты, она почти задыхалась.

Внутри комната была освещена множеством свечей, и Мэггс с удивлением посмотрела на мужа.

Годрик взирал на нее глазами, с которых убрал завесу неопределенности, и горящий в них огонь пугал и обескураживал. Мэггс даже захотелось отойти от него подальше. Но он все еще держал ее руку в своей.

— Я дал тебе обещание, — произнес Годрик, — и выполню его. Но не так, как раньше.

Мэггс внезапно поняла, что он говорит о предыдущей ночи.

— Я… я… прости, — запинаясь, пробормотала она. — Я не хотела, чтобы ты подумал, будто бы я представляю на твоем месте Роджера. Потому что я его себе не представляла. Просто то, что мы делали, казалось мне предательством по отношению к нему. Я не хочу его снова потерять.

Мэггс помолчала, открыла рот, но не произнесла ни слова, так как вдруг поняла, кого она предает на самом деле.

— А ты не подумала о том, что я могу чувствовать себя так же? — тихо спросил Годрик. — Не подумала о том, что мне пришлось многим пожертвовать, чтобы дать тебе желаемое?

Мэггс стыдливо опустила голову.

— Прости, Годрик.

Годрик взял лицо жены в ладони и приподнял его так, чтобы она смогла заглянуть в его ясные серые глаза.

— Но это больше не имеет значения. Важно лишь то, как я… — мы будем жить дальше. Начиная с этого самого момента.

С этими словами Годрик потянулся к губам жены. Он делал это очень медленно, чтобы она могла понять его намерение. Глаза Мэггс расширились, прежде чем она закрыла их, прекратив сопротивление.

Это было меньшее, что она могла сделать, чтобы загладить свою вину.

Их с Годриком поцелуй не был таким нежным, как раньше. Он был словно печать, обещание, соглашение. Подушечкой пальца Годрик нажал на подбородок жены, призывая впустить его внутрь, требуя повиновения. Сомнения захватили Мэггс с новой силой, заставив сжаться, но Годрик не позволил бы ей отстраниться. Он прикусил ее нижнюю губу и ждал до тех пор, пока она не затихла.

Мэггс открыла глаза и увидела, что Годрик наблюдает за ней, оценивает ее реакцию. Не отвел он глаз, даже отпустив ее губу и проведя по ней горячим языком. Мэггс вновь закрыла глаза. Все это было слишком чувственно, слишком интимно.

Годрик задумчиво коснулся языком края рта Мэггс и дождался, пока она задрожит всем телом и приоткроет губы, чтобы впустить его внутрь. Годрик издал тихий гортанный звук, а потом вновь погрузился в шелковистые глубины рта Мэггс. Она поймала его язык и принялась ласкать кончиком языка, словно желая искупить вину.

Пальцы Годрика легли на шею жены, запрокидывая голову, заставляя полностью раскрыться ему навстречу, делая уязвимой, заставляя принести в жертву свои губы.

Затем руки Годрика соскользнули с шеи Мэггс, мимолетно коснулись груди и сомкнулись на талии. А потом он приподнял ее и понес по комнате, не прерывая поцелуя. Годрик поставил жену на пол возле кровати и только тогда поднял голову. Грудь Мэггс сдавило словно тисками, и она с трудом дышала.

— Сними одежду, — приказал Годрик.

Глаза Мэггс расширились от ужаса.

Но Годрик наклонил голову и заглянул ей в глаза.

— Немедленно.

Мэггс приоткрыла опухшие и ставшие слишком чувствительными губы и осторожно провела по ним языком.

— Ты мне поможешь?

— Расстегну крючки и развяжу ленты, до которых ты не дотянешься.

Мэггс опустила голову и принялась неловко возиться с лифом платья. Редкая леди смогла бы раздеться самостоятельно. Обычно Мэггс прибегала к помощи Даньелз и двух служанок. Так что ей потребуется время. Еще это будет не слишком грациозно выглядеть.

Но в конце концов она будет полностью обнажена.

А Годрик стоял всего в нескольких дюймах от нее и требовал повиновения. Поэтому Мэггс подчинилась.

Сначала она расстегнула лиф. Сняв платье, Мэггс хотела положить его на кресло, но Годрик вырвал его из ее рук и швырнул на пол.

Мэггс закусила губу, но ничего не сказала и принялась развязывать тесемки на талии. Юбки упали к ее ногам легким облаком. Она переступила через них и откинула в сторону. Мэггс сбросила туфельки, а затем подняла подол сорочки, чтобы снять чулки. Годрик не двигался, поэтому ее голова почти касалась его бедер. Господи, как неловко.

Мэггс выпрямилась и взялась за ленты корсета. Обычно они путались, когда она пыталась расшнуровать их самостоятельно. Ее пальцы дрожали, и она разочарованно вскрикнула, затянув узел. Годрик не проявлял интереса. Он стоял перед женой, дыша спокойно и размеренно. А потом глаза Мэггс скользнули вниз, и она заметила… что муж не так уж равнодушен к происходящему.

Наконец Мэггс расправилась с лентами и принялась вытаскивать их из прорезей. Ее груди вырвались на свободу. Мэггс подняла голову и смотрела в прозрачные серые глаза мужа, пока снимала корсет через голову.

Но он лишь бесстрастно скользнул взглядом по ее телу. На Мэггс все еще оставалась сорочка.

Годрик вновь многозначительно посмотрел на жену.

— Все.

Мэггс знала, что до этого дойдет, знала, что он хочет показать ей отличие этой ночи от всех предыдущих. Да, она сделает это, не обращая внимания на то, что ее шея и щеки горели от стыда. Мэггс уже не помнила причины, по которой согласилась на все это. Потому что растворилась в водовороте эмоций. Потому что, несмотря на то что до сих пор хотела ребенка — очень, очень хотела! — в данный момент ее снедало гораздо более сильное непреодолимое желание.

А Годрик продолжал стоять перед ней и ждать, пока она разденется донага.

Мэггс взялась за подол сорочки, порывисто стянула ее через голову и замерла под взглядом мужа.

Годрик сделал последний разделявший их шаг, и соски Мэггс коснулись тонкой шерсти его сюртука. Ведь он все еще был полностью одет. Годрик положил ладони на плечи жены, прежде чем спуститься к ее груди. Он осторожно обвел кончиками пальцев каждый из темных ореолов.

Мэггс охнула, но прежде чем она успела что-либо сказать, Годрик порывисто подхватил ее на руки и поднял с такой легкостью, словно она была не тяжелее перышка, хотя это было совсем не так.

Годрик положил жену на постель, прежде чем она успела осознать, что он ее несет. И теперь Мэггс лежала и наблюдала, как Годрик снял туфли, сюртук и жилет. Он стянул с головы парик, положил его на туалетный столик и повернулся к Мэггс. Она ждала, что он продолжит раздеваться, но вместо этого Годрик встал коленями на край кровати и навис над распростертой на ней женой, не дотрагиваясь до нее. Он взирал на нее требовательными серыми глазами до тех пор, пока Мэггс не протянула руку и не коснулась его щеки.

Годрик закрыл глаза, словно это прикосновение причинило ему боль.

— Произнеси мое имя.

Мэггс судорожно сглотнула и лишь после этого обрела способность говорить.

— Годрик.

Он открыл глаза, и они больше уже не казались такими холодными.

— Мэггс.

Годрик наклонился и слегка коснулся ее губ своими… А потом накрыл их полностью, требуя повиновения. И Мэггс впустила его, дразня язык мужа своим, наслаждаясь его вкусом и прикосновениями горячих губ. Годрик прервал поцелуй и вновь требовательно посмотрел на жену.

— Годрик, — послушно произнесла она.

Звук собственного имени словно принес ему успокоение. Годрик провел языком по шее жены, заставив ее выгнуться и подумать о том, как сильно он отличался от Роджера. Они встречались тайно, поэтому их занятия любовью были слишком поспешными. Желание вспыхивало мгновенно, но так же быстро остывало.

В отличие от Роджера Годрик, казалось, наслаждался просто изучением тела Мэггс. Он не торопился, как будто хотел чего-то добиться от нее. Чего-то большего, чем просто страсть.

Эта мысль тревожила Мэггс.

Внезапно Годрик поднял голову, словно почувствовал, что внимание Мэггс рассеяно, и его брови сошлись над потемневшими, точно грозовое небо, глазами.

— Произнеси мое имя.

— Годрик, — прошептала Мэггс.

Годрик склонил голову к правой груди жены, лизнул темный ореол, а потом порывисто втянул губами сосок.

Мэггс охнула, непроизвольно вскинула руки к голове мужа и безуспешно попыталась схватиться за его коротко стриженные волосы. Губы Годрика неутомимо ласкали сосок, в то время как руки не оставляли без внимания левую грудь. Наслаждение оказалось столь насыщенным, что Мэггс только и могла что беззвучно открывать рот.

Годрик принялся ласкать языком левую грудь, а Мэггс лишь порывисто сжимала бедра и перебирала ногами.

Годрик поднял голову от груди, по которой медленно разливалась краска возбуждения.

— Мое имя.

— Г-Годрик…

Годрик сжал пальцами соски — в наказание или в награду, она не знала точно, — а потом принялся прокладывать губами дорожку по ее животу. Он следовал в том же направлении, что и предыдущей ночью, и Мэггс непроизвольно напряглась.

Положив ладони на ее бедра, Годрик принялся целовать живот прямо над полоской шелковистых завитков.

А потом вновь посмотрел ей в глаза.

Она нервно облизала губы.

— Годрик.

Годрик наблюдал за женой, взявшись за ее бедра и широко разведя их в стороны.

После этого он опустил глаза вниз.

Мэггс инстинктивно попыталась сдвинуть ноги, но сильные руки мужа не позволили ей этого сделать. Даже Роджер не изучал ее столь внимательно и чувственно. В комнатах, где они встречались, всегда царил полумрак. Даже когда Роджер целовал ее там, внизу, это были мимолетные прикосновения губ. Господи, как же она была смущена…

Мэггс так возбудилась, что картина, открывшаяся взору ее мужа, вряд ли была привлекательной. Ну почему он так хотел сделать это? Почему смотрел на нее так долго, не издавая ни звука? Мэггс обвела взглядом расставленные по комнате свечи. Погасит ли он их, если она попросит?

— Произнеси мое имя. — Тихий и еще более резкий, чем прежде, голос Годрика прервал мучительные размышления Мэггс.

— Г-Годрик…

Мэггс казалось, что имя, срывающееся с ее губ, пришпоривало его, точно норовистого коня. И тут Годрик опустил голову столь быстро, что Мэггс не успела отреагировать, не успела оттолкнуть его, а когда он достиг своей цели…

Она уже не хотела этого.

Никогда еще Мэггс не приходилось вести себя столь безнравственно. Годрик касался ее языком, погружался в мягкие складки, лаская кончиком чувствительный тугой бугорок. У Мэггс перехватило дыхание. Она дрожала всем телом. Господи, ну как ей выдержать все это?

Годрик втянул бугорок губами, и Мэггс, казалось, окончательно лишилась рассудка.

Она выгнулась и застонала громко и гортанно. Прежде это ужасно смутило бы ее, но сейчас Мэггс погрузилась в наслаждение. Годрик проделывал с ней такие восхитительно греховные вещи, что она уже не замечала, как прижимается к нему, требуя большего. А Годрик продолжал восхитительные ласки, пока перед глазами Мэггс не вспыхнула яркая переливающаяся радуга. Она горела и дрожала всем телом, а в ушах оглушительно шумело. Благодатное, расслабляющее тепло разливалось по рукам и ногам Мэггс.

Мэггс глупо захихикала.

Она открыла глаза и увидела, что Годрик сидит подле нее. Его губы изогнулись в еле заметной улыбке, а взгляд серых глаз потеплел.

— Годрик, — прошептала Мэггс и протянула руку.

Годрик взял руку жены в свою и поцеловал каждый палец.

У Мэггс перехватило дыхание, а взор затуманился. Годрик дотрагивался до нее так, словно любил и лелеял. Словно это было нечто большее, нежели простое единение плоти. А Годрик уже снимал с себя бриджи, носки и рубашку. Теперь Мэггс разглядела, что на серебряной цепочке на его шее висел маленький ключик. Ей было некогда раздумывать над тем, что именно отпирали этим ключом, ибо ее внимание отвлек обнаженный торс мужа. Сегодня света было достаточно, и Мэггс разглядела шрамы — неровную белую линию, пересекающую ребра, выпуклый рубец на плече и продолговатое углубление в верхней части левой руки, как если бы кто-то вырвал здесь кусок плоти. И все же, несмотря на шрамы — а может быть, благодаря им, — Годрик был очень красив: мускулистые плечи, широкая грудь, слегка покрытая темными волосами, плоский живот, узкая талия и…

Годрик снял нижнее белье, и глаза Мэггс округлились помимо ее воли. Она никогда не видела Роджера полностью обнаженным. Она вообще никогда не видела обнаженного мужчину. А зрелище оказалось великолепным. И Мэггс вдруг обрадовалась, что стоящий перед ней мужчина — ее муж и никто больше не увидит его без одежды. Потому что он принадлежит ей.

Пусть даже и временно.

Взгляды супругов встретились, и Мэггс поняла, что Годрик все это время наблюдал за ней.

Мэггс покраснела.

— Годрик.

И ее муж улыбнулся — одобрительно, хищно и очень мужественно.

Он поставил колено на постель и навис над женой.

— А теперь я возьму тебя, Мэггс. И здесь будем только мы одни. Ты и я.

В груди Мэггс вновь шевельнулись сомнения, опасения, что она предает Роджера. Но она сильно обидела Годрика, а он в ответ обошелся с ней по-доброму.

Мэггс робко улыбнулась:

— Только ты и я.

Годрик опустился меж ее бедер, и Мэггс ощутила, как его напряженная плоть коснулась ее кожи.

Она судорожно втянула носом воздух. Всего несколько мгновений назад она испытала райское наслаждение, и ее лоно все еще было слишком чувствительным для нового горячего проникновения. Годрик опустил голову и накрыл губы Мэггс своими. Поцелуй получился таким нежным и благоговейным, что на глаза Мэггс навернулись слезы. Не этого она хотела. Не в этом нуждалась. Годрик постепенно опутывал ее паутиной близости, связывал по рукам и ногам, и вскоре она при всем своем желании не сможет от него убежать.

Мысли Мэггс мгновенно улетучились, когда плоть мужа ворвалась в глубины ее лона.

У Мэггс перехватило дыхание. Годрик продвигался вперед неумолимо и решительно, не отрывая взгляда от ее лица.

И Мэггс раскрылась для него. Она отдалась ему полностью. И теперь была совершенно беспомощна перед ним.

Годрик начал двигаться. Сначала потихоньку, как будто не мог покинуть теплых гостеприимных глубин.

Мэггс запрокинула голову и наполовину прикрыла глаза, однако не отрывала взора от взгляда мужа. Она раскрылась еще больше ему навстречу, принимая его предложение, его обещание.

И Годрик, казалось, знал, что она делает. Выражение его лица не изменилось, но дыхание у него перехватило, а веки слегка опустились, когда он подхватил колени жены и приподнял ее ноги.

Очередная волна наслаждения застала Мэггс врасплох. Она не росла медленно, подобно первой, и не разливалась неспешно по телу. Она нахлынула мощно и властно, окатив ее с головой и закружив в бешеном водовороте. Мэггс с трудом осознавала, что царапает плечи и спину мужа в попытке заставить его сделать хоть что-нибудь. Ей казалось, что она взорвется и умрет, если Годрик сейчас не войдет в нее снова.

И Годрик, словно почувствовав ее состояние, сделал это. Он отпустил ноги жены и, упершись руками в матрас, в последний раз мощно и грубо вошел в нее. Кровать раскачивалась, ее спинка билась о стену. В другой момент Мэггс умерла бы от стыда, но сейчас… сейчас она вознеслась в рай. Яркий свет застлал ее взор, когда на нее снизошло благословение, сотрясающее тело, дающее ей жизнь.

Ей казалось, что она вознеслась на небеса и может парить так вечно.

Она спустилась с высоты как раз вовремя, чтобы увидеть Годрика. Его голова была запрокинута, веки опущены, а грудь блестела от пота. Он закусил губы с такой силой, словно находился при смерти. Как же он был прекрасен в этот момент. Бог, сошедший с небес на землю, и Мэггс с благоговением взирала на него. Однако в последнее мгновение он неожиданно открыл глаза, лихорадочно посмотрел на жену, и она охнула.

Ей показалось, будто он позволил ей заглянуть в свою душу.

А потом Годрик бессильно упал и откатился в сторону, побоявшись раздавить Мэггс. Она же испытала разочарование, потому что хотела ощутить на себе вес его сильного теплого тела.

Мэггс лежала, пытаясь перевести дыхание и чувствуя, как остывает разгоряченная кожа. Она повернула голову и посмотрела на мужа. Таким расслабленным она еще не видела его ни разу. Он лежал, запрокинув руку за голову. Морщины на лбу разгладились, лишь единственная капелька пота медленно стекала по виску. Мэггс хотелось дотронуться до нее пальцем, втереть в кожу и почувствовать живого мужчину, который скрывался под доспехами, которые Годрик не снимал ни днем, ни ночью. Мэггс протянула руку, но Годрик уже перекатился на бок и вставал с постели, не произнеся ни слова.

Мэггс ошеломленно смотрела на него, укрывшись одеялом.

— Что ты делаешь?

Годрик даже не повернулся.

— Мне нужно идти.

— Куда? — прошептала Мэггс, чувствуя себя покинутой и одинокой.

— В Сент-Джайлз.