Меж тем Шарлотта предпринимает еще одну попытку добиться – нет, не литературного признания, а только признания ее права заниматься литературой. Она пишет Хартли Кольриджу, сыну Сэмюеля Кольриджа, тоже поэту и к тому же автору книги «Знаменитости Йоркшира и Ланкашира». Шарлотта посылает ему несколько глав романа «Эшворт», по сути дела, часть Ангрийской саги, персонажи которой волей автора возвращены в Англию.

Александр Шельма стал в романе Александром Эшфордом, но остался таким же безнравственным распутником и сохранил странную привычку отсылать сыновей из дома. «О его поведении рассказывали немало фривольных историй, которые у меня нет ни малейшего желания запечатлевать, – пишет Шарлотта в романе. – Однако в этих историях упоминаются вкупе с его именем некие другие имена, о которых говорили вполголоса. Я помню два: Гарриет и Августа. История первой – печальна, второй – мятежна. С обеими женщинами Александра связывали романтические отношения, имевшие последствием Грех и его неразлучную спутницу – Скорбь. Обе леди, однако, уже скончались, и родственники их вряд ли поблагодарили бы меня за извлечение на свет божий тайн, которым лучше покоиться в погребальных урнах».

Артур Заморна стал Артуром Рипли. Его внешности Шарлотта посвящает целый панегирик: «Лицо и фигура принадлежали человеку первой молодости, на вид ему было не больше двадцати одного года, и в то же время наружность его свидетельствовала, что он давно привык одерживать в гостиных легкие победы… Густые завитые волосы говорили о том, что он самодоволен и тщеславен. Черты лица были правильны, и в них проскальзывало что-то романское. Большие темные смеющиеся глаза были проницательны, губы любезно улыбались, но то была любезность, которая от начала веков является неотъемлемым свойством умных красивых вертопрахов, тех самых молодых людей, которые улыбками и изящными манерами присваивают себе привилегию грешить гораздо чаще и больше, чем их сверстники. Он был из тех людей, у которых романтический склад ума служит сокрытию дурных наклонностей, и служит настолько успешно, что невнимательный человек может легко принять их за добродетели. Он был одним из тех джентльменов, которых природа наградила дерзкой отвагой, с которой они отвергают все попытки помешать им следовать путем порока».

Артур знакомится с Мэри Эшфорд, дочерью Александра, и, как водится, между ними вспыхивает искра интереса, которая, несомненно, должна перерасти в любовь. «Ее ум, конечно же, отличался более высоким полетом, – рассказывает Шарлотта о главной героине, – а строй чувствований был совсем иным. Она привыкла думать самостоятельно и размышлять над загадками человеческой натуры. Она была гораздо оригинальнее и несравненно меньше считалась с правилами хорошего тона». Но к этому времени читатель, вероятно, уже успел уснуть, ему хочется, чтобы герои быстренько поженились и перестали надоедать ему своими совершенствами или пороками.

Как вы можете судить по приведенным отрывкам, стиль романа излишне высокопарен, ирония тяжеловесна. Но самое главное, если Шарлотте доставляло огромное удовольствие перебирать давно знакомые подробности жизни любимых героев, то читатель, впервые встретившийся с ними, неизбежно должен задать себе вопрос: зачем мне знать так много об этих людях, которые еще ничем не привлекли моего внимания? Подобных персонажей читатель с избытком встречал в романах XVIII века, и они успели ему надоесть своей шаблонностью и одномерностью. Ему хотелось видеть в книге сложные характеры, раскрывающиеся в противоречиях, но автор был еще слишком юн для того, чтобы создать их.

Именно в этом духе, возможно, ответил Шарлотте Хартли Кольридж – его письмо не сохранилось, но сохранился ее ответ, по которому можно судить о содержании письма. Он не подрубал ей крыльев и не предлагал заняться домашними обязанностями и найти счастье в них, он всего лишь указывал на несовершенства текста и призывал работать дальше, тщательно размышляя над тем, как воспримет написанное читатель. Это был очень ценный урок, и, по-видимому, Шарлотта хорошо его усвоила.

Писала она и Вордсворту, но того, вероятно, смутило, что он не может угадать пол автора. Шарлотта отвечает ему уверенно и не без лукавства: «Это очень поучительно и полезно – создать в своей голове целый мир и людей с их привычками, людей, которые, словно Мельхиседек, не имеют ни отца, ни матери и порождены лишь вашим собственным воображением…

Мне очень приятно, что вы никак не можете решить, являюсь ли я помощником адвоката или портным, который занимается писанием романов. Я не буду открывать вам этой тайны, что же до моего почерка, то не советую вам ориентироваться на него, может быть, я нанял переписчицу. Серьезно, сэр, я чувствую благодарность к вам за ваше простое и доброе письмо. Я просто удивляюсь, что у вас возникли трудности с тем, чтобы прочесть и оценить повесть, подписанную анонимом, который не хочет открывать вам, является ли он мужчиной или женщиной, расшифровываются ли его инициалы Ш. Т. как Шарль Тиммс или Шарлотта Томкинс».