БАНЬКА
Сауна уже грелась, когда забавным шариком на участок вкатился красный автомобильчик с круглой крышей, и в нем двое. Двухдверная машинка и была рассчитана на двоих. Про такие говорят: вторая в семье. Чтобы жене, значит, ездить за покупками или к любовнику, пока муж на солидной машине делает серьезные дела.
У владелицы машинки мужа не было. А приехавший с ней не имел жены. То есть он имел ее когда-то, и имел взрослую дочь, и последние лет восемь имел приходящую жену, но последняя так сильно действовала ему на нервы, да и себе, пожалуй, что, едва дождавшись, с полгода назад, как она в очередной раз доведет до его сведения мысль, что между ними все кончено, в обычном глупом расчете на обратное, он схватился за эту неновую мысль как за спасение и покончил все разом. Вздохнув с облегчением, он принял решение забыть о женах навсегда. Но, видать, натура взяла свое. Он был приятель хозяина и с утра обещал приехать поправлять крышу на даче. Дача была многолетняя, старая, крышу меняли раза три, и опять прохудилась, надо было заделать дыры до осени, пока не начались дожди. С утра, однако, никто не появился. Хозяин подождал немного и, больше не надеясь на приятеля, полез на крышу сам и с помощью местного парня кое-как заменил проржавелые куски железа на новые, лежавшие в сарае про запас.
День длился длинный, спокойный, солнечный, без ветерка. Светло-зеленые березы, клены, липы, дубы, не говоря о красных соснах и темно-зеленых елях, стояли не шелохнувшись, как бы замерев от щедрой солнечной ласки. Так собака замирает и не шелохнется под рукой, которая ее гладит. Физически работать в такой день было отрадно. И хозяин не сетовал, что нет друга. А он возьми да и возникни ближе к вечеру, но еще далеко до вечера. Большой, с большим животом и маленькой бородкой, лысый, шумный, в длинных, за колено, шортах, из которых торчали худые кривоватые ноги, и в майке без рукавов, оголявшей сильные круглые плечи, он сразу полез за лестницей и, несмотря на вопли хозяина, что все сделано без него, стал придирчиво изучать, как сделано, а найдя огрехи, потребовал молоток, плоскогубцы и гвозди, чтобы переделать. Хозяин сначала чуть не матюкался, но скоро смирился и покорно смотрел, задрав голову, как поправляют его работу. Возможно, ее и не надо бы поправлять, но тогда выходило, что приятель – бездельник, и бутылку вина и торт привез в расчете на безделье, причем бездельник не в глазах друзей, которые знали его как облупленного, а в глазах новой женщины, чего вовсе не хотелось ни хозяину, ни его жене. Несколько лет назад у них с приятелем был общий бизнес, бизнес кончился, а дружба осталась.
Жена крутилась на кухне, а новая женщина, сняв нарядное платье и натянув тоже шорты и майку, крутилась возле лестницы и возле крыши, а то и на крыше, куда пожелала влезть, чтобы передать кисть и банку с краской, о чем распорядился новый работник, порешивший тут же и закрасить новые куски. Женщина была полная, хорошо сбитая, белокожая, уверенная в себе. Он ласково улыбался, беря из ее рук нужные предметы, она отвечала такой же простой и светлой улыбкой. В обоих чувствовалась надежность.
Кажется, ему повезло , негромко сказала мужу хозяйка, вышедшая на минуту узнать, скоро ли мужик освободится и освободит остальных, теперь помогающих ему.
Солнце, клонившееся к закату, но все-таки далекое от заката, проникало в дом, играло на светло-желтых досках пола и стен, и они светились янтарем, создавая впечатление, что в доме зажжено электричество. Хозяйка доставала посуду, рюмки, салфетки. Рыба была пожарена, приготовлены салаты, из холодильника извлечена запотевшая водочка. Нет-нет-нет , закричал муж, входя в дом, никакого ужина, ужин после сауны, сауна готова и ждать не может, а ужин подождет, а вот ты, если вынешь пива и дашь нам бычков, они там, в голубом пакете, то будешь умница.
Осуществлявшие визит тоже вошли, умылись, разулись и шлепали босиком по янтарному полу, удивляясь, какой он светящийся, гладкий и теплый. Хозяйке было приятно. Сами того не зная, они наступили на ее любимую мозоль. Нет, в этом случае говорится как-то по-другому. Короче, пол был ей в радость. Когда-то давным-давно она так же любила шлепать босиком по деревянному полу. Крашеные доски ее детства были частью мира, в котором всегда было тепло и солнечно и который ушел насовсем. Прогнившие тут и там, они были заменены на холодный линолеум, когда он вошел в моду, линолеум менялся на линолеум по мере изношенности. Она его тихо ненавидела. И как только наступила свобода, кончилось убожество из одного сорта колбасы и одного вида какого-нибудь ковролина, словно грибы после дождя повыскакивали свободные строительные рынки с сотнями предложений того и этого, а главное, пришли первые свободные денюжки, – она исполнила заветную мечту: поменяла пол на такой же, как в детские годы, но лучше, потому что теперь дерево можно было покрыть лаком, и цвет оставался натуральным. Выходило, что мир не то чтобы вернулся, а заново повернулся к ней своим теплым боком. Всего лишь из-за половых досок? Считайте, что так.
Местного парня тоже взяли в сауну. Ей в сауну было нельзя. У нее в организме сидела рептилия, которую не рекомендовалось греть. Поэтому она растопырила руки слегка виновато, не обессудьте, мол, и пошла доставать из холодильника вяленые бычки в голубом пластике и пиво.
Сауну муж сделал сам. Как она радовалась отдельно полу, так он радовался отдельно сауне. Здесь тоже было дерево. Теперь у всех дерево, и в том ничего оригинального. Как раньше был линолеум или ковролин, так нынче дерево. Они видели по телевизору и в журналах – буквально все обшили свои жилища вагонкой. И не одни летние, а и зимние. Разница заключалась в цене. И еще в аксессуарах. У кого-то дорогая керамика, у кого-то дешевая, у кого-то бронза, хрусталь, джакузи, картины, у кого-то котенок в углу. Получалось, что они не могут выбраться из общей колеи, несмотря ни на какой строй. А может, дело вовсе не в строе, а в чем-то другом? В чем же, интересно? Новое-старое, старейшее-новейшее – не ей, домохозяйке, разбираться в этом, если и более умные люди не могут разобраться.
У них котенка не было. У них была собака. Собака также полюбила пол. Прежде она устремлялась исключительно на диван и кресла, лучше если покрытые пледом. Теснила хозяев, заставляя считаться с собой как с важным членом семьи. С недавних пор стала уютно располагаться прямо на полу. Хозяйка ловила себя на желании расположиться рядом. И когда никого не было, так и поступала. Пол большой, но тут уж она сама подкатывалась к собаке приласкаться, тогда полный кайф. Но при гостях неудобно. Скажут: ненормальная какая-то, растянулась на полу, как дурочка.
Еще один заход, и можно разогревать ужин, сообщил муж, выскочив из сауны в махровом полотенце на чреслах и в капельках пота по всему телу. Жена привычно оглядела родную фигуру: он был хорош. Она любила на него смотреть. Следом, улыбаясь, вышла разомлевшая, как будто слегка хмельная женщина: ну температура у вас, потрясающе! – Да, сегодня банька фантастическая, подтвердил муж. А он там не пережарится, спросила жена о приятеле мужа, чтобы что-нибудь спросить. Да я никак не могу заставить его выйти, все так же улыбаясь, мелодично проговорила, как пропела, женщина.
Спустя четверть часа все пятеро, словно голодные, накинулись на ужин. Они и были голодны. Пиво и сауна разыграли им аппетит, как по нотам, если можно так сказать. Хозяйка, утолившая голод скорее других, посмеиваясь, глядела, как сметается со стола нехитрая закусь. Ты что смотришь, спросил муж, поймав ее взгляд. Я довольна, отвечала она.
Они так и ужинали, в повязках из полотенец. У мужчин – ниже живота, у женщины – выше груди. Надутый изнутри живот гостя вывалился наружу. Он почесывал его одной лапой, другой поднимал рюмку водки и говорил тост: за этот дом, за вас и за нас. Мохнатые глаза его ласково поблескивали, он терся о женщину голым плечом, опрокидывал рюмку, наносил на вилку соленого груздя, отправлял в рот и удовлетворенно крякал. На него приятно было смотреть, свой в доску. Женщина, размягченная, раскрасневшая ся, уютная, красивая, с выбивающимися из-под косынки крупными кольцами русых волос, коротко взглядывала на него, гладила рукой его широкие плечи и коротко же прижималась к нему. Видно было, как физическая близость друг к другу волновала их, и оба не могли удержаться от касаний. Паренек, с пробивающейся черной щеточкой усов над четко очерченным юным ртом, сидел отдельно, смирно, почти не поднимая глаз. Хозяйка догадалась, как смущает его и забирает телесность распаренной пары, и подкладывала ему еды, чтобы не перебрал со спиртным, поди потом, объясняйся с матерью. А вот скажите , протянул гость вальяжно типа риторического вопроса, вот в чем метафизический смысл баньки? Ну и в чем, небрежно поинтересовался хозяин. В чистоте, полуутвердительно-полувопросительно сказала хозяйка. Гостья, все так же нежась, ковыряла вилкой у себя в тарелке. Метафизический смысл баньки, таинственно поднял друг дома палец вверх, в том, чтобы раскрыться, распахнуться навстречу всему-всему на свете, объявить, вот он я, и я не таю никакой угрозы, никакой подлянки, я часть ваша, я с добром к вам, а капли, которые скатываются с меня повсюду, как слезы, и есть мои слезы, я плачу всем собой, потому что открыт и не боюсь ни обиды, ни ножа, ни позора. В прошлом он был то ли военным, то ли еще кем, но только не поэтом, и хозяйка в который раз подумала об изменчивости жизни.
Женщина слушала и смотрела на него со счастьем, а когда он кончил, положила белую пухлую руку на его обнаженную грудь и застыла в такой позе на несколько секунд, и он застыл, а мальчишка вдруг подавился рыбой, и хозяйка стала небольно бить его ладошкой по спине, спрашивая: не кость, не кость, нет?
Поры открываются, пот выходит, и ощущение, что дышишь не через легкие, а через кожу, вот тебе и весь секрет, сказал муж, отодвигая пустую тарелку. Женщина засмеялась и помотала головой, так, чтобы стало понятно, что она не приняла эту версию, хоть и более достоверную, но менее увлекательную, предпочтя поэзию истине.
Про телесный пот не так интересно, как про телесные слезы, поддержала друга и его подругу жена. Муж поднял руки: сдаюсь . Но через секунду добавил: а все равно жена да убоится мужа своего, иными словами, должно поддакивать мужу, а не другу, или своему другу, а не чужому мужу, что и было неназойливо продемонстрировано только что в качестве образца. Филолог по образованию, муж выражался время от времени филологически. Все засмеялись, включая паренька.
Им было хорошо впятером. Может, и правда, банька производит что-то метафизическое, где ни обиды, ни ножа, ни позора.
После водки выпили бутылку вина. Сидели на крыльце, прямо на ступеньках, пели: там вдали за рекой загорались огни, в небе ясном заря догорала, сотня юных бойцов из буденновских войск на разведку в поля поскакала. Местный мальчик не ушел домой, а сидел со всеми, ему явно нравилось, что он во взрослой компании и сам как будто взрослый. Он не знал слов песни и слушал, как поют другие, и внезапно протяжно, в несколько приемов, со всхлипом, втянул в себя воздух, как это делают младенцы или собаки, когда им отчего-то не хватает воздуха. Что ты, Коля, прервав песню, тихо спросила хозяйка. Мальчик сидел на нижней ступеньке. Он не ответил, наклонился, взял упавшую старую ветку, лежавшую возле крылечка, зачем-то сломал, отбросил обломки, встал, сказал: зовите, если что, и пошел к калитке, время от времени поворачиваясь и идя спиной вперед, как будто хотел продлить время, на какое в зрачке сохранялась чужая и в целом непонятная картинка из чужой и в целом непонятной жизни на четыре персоны. Уже у самой калитки крикнул: спасибо! И ушел по улице в горку.
Интересно, как сложится его судьба , вдруг подумала хозяйка. Симпатяга , сказала гостья. Рукастый парень, здорово помог, сказал хозяин. А я не рукастый, не помог, ревниво спросил гость. Ты вне сравнений, откликнулась хозяйка.
Воздух похолодел. Они вернулись в дом и пили чай с тортом. Но изменение компании как-то изменило компанию. Они были еще прежние и уже нет. Женщина переоделась в свое нарядное платье, на ногах у нее очутились туфли на очень высоком каблуке, и походка оказалась другая, тверже. Я не испорчу вам пол, ничего, спрашивала она. Ничего-ничего, любезно отвечала хозяйка. Но когда женщина застучала каблучками, собака, до того дремавшая, неожиданно вскинулась и свирепо зарычала. Женщина не испугалась, а строго, железным голосом приказала: место . И пес, вольный, никого не слушавший, кроме хозяина, даже к хозяйке лишь снисходивший, присел, попятился и завилял хвостом искательно. Хозяйке сделалось неприятно. Не оттого, что зарычал, а что так быстро присел. Друг полуобнял подругу и уложил свою голову в выемку ее груди. А вот мое место, сказал он, и все опять засмеялись, как давеча, когда им было так хорошо друг с другом.
Пора было расставаться. Что-то окончательно переменилось.
Автомобильчик, потерявший в темноте свой цвет, заурчал, включил два ослепительных глаза, выехал с участка и тотчас исчез из виду.
Укладываясь спать, жена с сожалением подумала, что всю жизнь за одним мужем, и никакой тебе свежести чувств, и так уж будет до конца. И тут же, испуганно прикусив губу, попросила невесть кого: пусть так до конца. Вслух же полюбопытствовала: тебе понравилась его новая любовь? Ммм, промычал муж утвердительно. И мне, согласилась жена, а кто она и где взял, не знаешь? Знаю, ответил муж, он влез в мебельный бизнес, а она из таможни, идет скандальный процесс, в процессе и встретились. Но там же таможня против мебельщиков, проявила осведомленность жена, включавшая по вечерам ящик. Я и говорю, повторил муж, что они встретились в процессе следствия, она против него, она, между прочим, подполковник таможенной службы. У него ведь тоже, кажется, был чин, попыталась вспомнить обомлевшая жена. А как же, подполковник КГБ, пробормотал муж. Действующий , спросила жена. Они всегда действующие, отвечал, уже засыпая, муж.