ДЕНЬ КОЛУМБА
Ровно 512 лет назад, 11 октября 1492 года ныне знаменитый, а тогда мало кому известный генуэзец повелел выдать расстроенным долгим плаванием матросам по 250 граммов рома, а 12 октября утром впередсмотрящий, Родриго из Трианы, с трудом забравшийся на верхнюю мачту, заорал: «Земля! Земля!» Сначала все подумали, что он перепил, но вскоре убедились, что это правда, и с этого пошло-поехало. Короче, без бутылки они не могли разобраться.
Последний раз я видел Колумба прошлой весной в Барселоне. Он стоял, обкаканный голубями, и напряженно вглядывался в бескрайние дали. Когда-то Колумб вбил себе в голову навязчивую идею о том, что если плыть в западном направлении, то можно достичь Восточной Азии, и он доканывал этой идеей испанскую королеву Изабеллу I. Каждый раз, когда Изабелла выходила погулять в сад с бокалом сангрии, откуда ни возьмись появлялся Колумб и путано бормотал о несметных богатствах Индии и Китая. На двадцатый раз королеве это надоело, и она решила избавиться от сумасшедшего генуэзца, снарядив его в путь-дорогу. Колумб отплыл с континента 3 августа, вскоре прибыл на Канары, а оттуда взял курс на запад 6 сентября. То есть все путешествие от Канар до Америки у него заняло тридцать шесть дней. А разговоров-то! Веня в 1989 году добирался до Америки сто двадцать дней – и это с тестем, тещей, братом и бабушкой жены, если не считать шестнадцать чемоданов, жену и сына. А памятники Колумбу ставят!
Между прочим, некий швед (тогда еще бывший викингом) Лейф Эрикссон сплавал в Америку за несколько веков до Колумба. Но его путешествие не было предано огласке в связи с отсутствием в то время средств массовой информации и плохой рекламной компанией. Так что лавры достались Колумбу. Возвращение мореплавателя было триумфальным. Изабелла вышла его встречать в парадном платье и сказала:
– Проси чего хочешь, храбрый Коламбус!
Колумб немного подумал и попросил назначить его губернатором одного из открытых им островов. Изабелла с удовольствием согласилась. Но Колумб проявил себя бездарным администратором. Основанный им форт стал, по сути, первым all inclusive курортом, где испанцы ели, пили, курили марихуану и жестоко эксплуатировали несчастных туземцев, заставляя их мыть золото в ручьях, вместо того чтобы ласковым словом и личным примером обращать во христианство. Проверка, присланная Изабеллой, установила, что Колумб присвоил себе довольно существенную часть намытого, и его, закованного в цепи, отправили в Испанию. В Барселоне, впрочем, Веня узнал, что вопреки расхожей легенде, Колумб умер богатым человеком, а вовсе не в нищете. Но в любом случае, его плавание принесло много пользы – в том числе и американским детям, поскольку в честь этой неординарной исторической фигуры сегодня не работают школы». (Отрывок из радиопередачи Вениамина Ладина от 11 октября 2004 года.)
* * *
За завтраком Люся хмуро спросила:
– Ты куда?
– Два фестивальных фильма, потом встреча с Дозорцевым. Дозорцев хочет открыть тематический ресторан. Русский, но для американцев.
– А ты тут при чем?
– Идея – моя.
– Какая идея?
– Ресторан называется «КГБ». Мрачное заведение, похожее на тюрьму. Столики стоят как бы в камерах. Официанты в форме. Суровы, немногословны. Россия навсегда останется для американцев загадочной и непредсказумой, а значит, вызывающей любопытство. Люди пойдут.
– Ну? – заинтересовалась Люся.
– Постоянных клиентов все время повышают в звании. Им выдаются соответствующие знаки отличия. Дозорцев привезет все это из России. Ну, и всякие другие примочки – смешное меню, музыка, магазин сувениров...
– Слушай, Венька, а в этом что-то есть, – сказала она. – А кто еще участвует?
– Никто, – сказал Веня. – Он и я. То есть мы.
– Ни ты, ни он ни черта не смыслите в ресторанном бизнесе, – сказала мудрая Люся. – Вам нужен кто-то, кто смыслит.
– Ты права, – сказал Веня, чтобы не ввязываться в перепалку. – Обязательно поговорим на эту тему. Ну, я пошел...
– Когда будешь?
– Сразу после Дозорцева. Сделаю тебе массаж и сяду писать рецензии...
В машине Веня достал из бардачка афишу фестиваля. Первый фильм – «Улыбка моей матери» Марко Беллокио начинался в три. Он позвонил Дозорцеву, и они договорились встретиться в бане через сорок минут.
Вообще-то все хорошие русские бани находятся в Нью-Йорке. Но в Чикаго баня особенная. По преданию, она была когда-то перекуплена у польских евреев бывшим шофером Аль Капоне. Бывшего шофера звали Джо, он дожил до девяноста пяти лет и не любил рассказывать о прошлом. Но на причастность таинственно намекал. В баню русские ходят по пятницам и в воскресенье рано утром. Все остальное время в единственной парилке маются мексиканцы и афроамериканцы. Сюда захаживает даже преподобный Джесси Джексон – с сыном-сенатором и многочисленной охраной. Пока Джексоны потеют, охрана уныло стоит под душем.
Чикаго не любит Нью-Йорк. Потому что тайно, но страстно и по-черному завидует сумасшедшей бесшабашности главного американского города и сходящей ему с рук счастливой беспечности. Так, наверное, чувствуют себя добропорядочные отцы семейств в стриптиз-барах на последнем мальчишнике своего сына перед свадьбой: и хочется, и колется, но страшно нарушать нравственные устои на глазах у других, и приходится уговаривать себя, что все это – плохо и недостойно настоящего джентльмена. Хотя ой как хочется ну хотя бы потискать эти тугие колени, ущипнуть упругую задницу...
Многочисленные беды и катастрофы почти не отразились на веселом нраве Нью-Йорка. Единственный чикагский катаклизм – знаменитый пожар – надел на город пожизненную вуаль комплексов и консерватизма: спички не тронь – в спичках огонь; ночью надо спать, потому что утром надо работать; гуляй, но знай меру; не уподобляйся грешникам – тебе воздастся; хочешь нового – докажи правомочность желания.
Тем не менее, Чикаго Веня полюбил. Это простой и открытый город. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Майами – многолики, и, ему казалось, в них легко обмануться. Чикаго боится обмануться сам и не обманывает других. Что, кстати, плохого в том, что здесь все или почти все работают, а не сидят на пособиях, строят самые высокие в Америке небоскребы, посадили самого Капоне, освистали Клинтона, изменившего жене из чикагского пригорода с еврейской щучкой из Калифорнии? Да, это – город трудовой, даже 1 Мая пошло из Чикаго, он поменьше, и тут нет залитых неоном площадей и океана, но есть большое озеро и памятник Джордану, и ночью действительно надо спать, потому что утром – действительно на работу.
Короче, в Чикаго есть все то же самое, что и в Нью-Йорке, только это все – другое и поменьше. Кроме, разумеется, Сирс-Тауэра. И в русском Чикаго есть все. Есть первый русский адвокат, имя которого занесено в книгу «Кто есть кто в американской юриспруденции». Есть много других адвокатов, имена которых туда пока не занесены. Есть две русские таксомоторные компании, газеты, радио, телевидение, магазины, театральные кассы, врачи, страховые агенты, раввины, попы, парикмахеры, сантехники, булочники, миллионеры, нищие, инструкторы по горным лыжам, непризнанные гении и идиоты с точным диагнозом. Есть даже грустный, подрабатывающий на такси клоун и несколько писателей. Не говоря уже о поэтах.
...Когда Веня спустился в предбанник, там уже стоял голый Дозорцев и смотрел на себя в зеркало, втянув живот.
– Вчера мы перебрали, – констатировал он. – Взгляни, на меня страшно смотреть.
Он осторожно дотронулся до опухшего лица и махнул рукой:
– Ничего, к вечеру отвисится...
Они попарились, потом выпили пива и съели по тарелке бульона.
– По пятьдесят? – предложил Дозорцев.
– Мне на фестиваль, – отказался Веня.
– Так по пятьдесят же!
– Потом, вечером. Пойдем в «Пастернак»...
Потом Веня пожалел, что отказался. В этом он признался Дозорцеву под конец первой бутылки в ресторане.
– Уже к середине фильма я понял, что если Беллокио хотел разругаться со всеми добропорядочными католиками мира, то это ему блестяще удалось, – разглагольствовал он, цепляя вилкой маринованный гриб.
Дозорцев делал вид, что внимательно слушает. А может, действительно слушал.
– Ватикан предал фильм анафеме, – продолжал Веня, – и именно поэтому, как мне кажется, на него ходят любопытные. Там покойную маму одного римского художника собираются канонизировать. Ну, возвести в ранг святых. Художника просят вспомнить что-нибудь хорошее о маме. У него, как у любого, впрочем, шизофреника, куча своих проблем, но художник старательно собирается и пытается вспомнить что-то хорошее. В разговоре с кардиналом он, наконец, вспоминает, что его матушка была агрессивно глупа и чрезвычайно занудна и что все просто вздохнули с облегчением, когда ее убил его старший брат – шизофреник, кстати, диагностированный. Тем не менее, процесс канонизации идет полным ходом, и у художника окончательно едет крыша. Он дерется на дуэли с каким-то пригрезившимся ему масоном и влюбляется в учительницу своего малолетнего сына по закону Божьему, которая вовсе не учительница, а змей-искуситель, подосланный коварными кардиналами.
– Ну, ни хрена себе, – искренне удивился Дозорцев.
– Ты будешь смеяться, но сын тоже немного того, он разговаривает сам с собой, чем пугает окружающих, точь-в-точь как это делал старейший член Политбюро Арвид Янович Пельше. Когда вся семья художника, кроме него самого, с портретом невинно убиенной маменьки вот-вот войдет к папе Иоанну Павлу II, фильм кончается.
– Бред, – сказал Дозорцев. – Наливай... Ну и что было потом?
– Потом был «Город Бога», – сказал Веня. – Бразильский. Очень кровавый. Там приблизительно тридцать шесть главных героев, тридцать пять из них умирают за сто тридцать минут. Остается один, но думается, что не надолго. О мученической гибели второстепенных персонажей нет смысла и говорить. Такая смесь «Генералов песчаных карьеров» и «Good Fellas». Если бы я был министром туризма Бразилии, то немедленно стал бы ходатайствовать о возбуждении уголовного дела в отношении режиссера Майрелеса: в том случае если фильм пройдет по мировым экранам широким прокатом, то туризм в Бразилию должен вообще прекратиться. Стреляют, взрывают, душат, режут, калечат и грабят в фильме каждые шестьдесят секунд. При этом в аннотации к фильму говорится, что в жизни все это случается куда чаще и что особо кровавые сцены Майрелесу пришлось вырезать, чтобы привезти фильм в Америку...
– Ты об этом будешь говорить в «Шестом чувстве»? – спросил Дозорцев.
– Буду, – кивнул Веня.
Они заказали еще одну бутылку и приступили к обсуждению бизнес-идеи. Веня осторожно поставил Дозорцева в известность о замечании жены по поводу необходимости привлечения в мероприятие специалиста по ресторанному делу. Дозорцев оскорбился:
– Она нас не уважает. Что тут сложного – ресторан открыть! Посмотри, Борька открыл! Кулинарных техникумов, между прочим, не кончал. Ничего тут сложного нет. Главное – идея и воплощение. Идея прекрасна. Воплощение зависит от нас. Мы же умные, и у нас вкус.
– Вкус есть, – согласился Веня. Дозорцева он не считал особенно толковым.
– И потом, зачем нам с кем-то там делиться? – повысил голос Дозорцев. – Увидишь, все будет замечательно.
– Ну, за успех! – сказал Веня.
– За успех! – откликнулся Дозорцев.
– Ты точно сможешь достать шинели, погоны, ремни и все такое?
– Не вопрос.
Дальше концессионеры коснулись других немаловажных вопросов. Например, где должен находиться ресторан «КГБ»? Должен ли он быть дорогим или доступным? И как должно выглядеть меню? Поскольку по двум первым вопросам единого мнения выработать не удалось, решили начать с меню. Дозорцев попросил официантку принести бумагу и ручку.
– Ручку не надо, – сказал Веня и положил на стол «Паркер».
– Ого! – удивился Дозорцев. – Откуда?
– Украл, – пошутил Веня.
Дозорцев юмора не понял.
– Ничего, – сказал он, – скоро сможешь купить. Самую дорогую. С чего начнем, с супов или закусок?
– Слушай, Константин, – сказал Веня. – Меню мы сочиним в два счета. Давай лучше посчитаем.
Но посчитать не удалось. Они не знали, сколько стоит аренда помещения, оборудования, как нужно платить официантам и поварам, кому и что давать за быстрое получение лицензии, разрешающей торговать спиртным. Поэтому вторую бутылку они допили просто так. Тем не менее, оба чувствовали себя окрыленными. Им казалось, что «КГБ» затмит все остальные рестораны и принесет владельцам славу и душевный комфорт.
– Венька, – сказал Дозорцев, – давай на работе пить не будем.
– Не будем, – сказал Веня. – И курить не будем.
– Курить? – задумался Дозорцев. – Не будем.
– Мы должны стоять в генеральских мундирах и встречать гостей.
– Почему в генеральских?
– Ну, в маршальских.
– Это будет что-то!
– А официанточки какие? В форменных юбочках, подпоясанные ремнями, в сапожках...
– Наши бабы умрут от ревности. Я сейчас приду, – сказал Дозорцев.
Веня закурил. Стол медленно раздвоился. «Больше не пей», – сказал он себе.
Подошел Боря Прицкер, хозяин «Пастернака».
– Как дела? – спросил он.
– За-ме-ча-тель-но! – по слогам выговорил Веня.
Боря помолчал, потом сказал:
– Может, вызвать такси?
– Меня отвезет Дозорцев, – сказал Веня. – Спасибо за заботу.
– Дозорцев блюет в сортире, – печально сказал Боря.
– Пусть принесут счет. До свидания, Боря.
– Туалет здесь дерьмовый, – заявил Дозорцев, когда вернулся. – Венька, на туалет нельзя жалеть. Туалет должен быть – ух!
– Пошли отсюда!
– А на посошок?
– Тебе же было плохо.
– Откуда ты знаешь?
– От Бори.
– Подонок, – сказал Дозорцев. – Ну ничего, скоро он взвоет.
Подойдя к машинам, они обнялись. Дозорцев даже сказал: «Партнер, я люблю тебя!» – и предпринял попытку поцеловать.
Веня брезгливо увернулся.
– Езжай осторожно.
– Обязательно, – согласился Дозорцев. – Какой сегодня день?
– Понедельник.
– Нет, число какое? Хочу записать. Для истории.
– Четырнадцатое. День Колумба.
Дозорцев уронил ключи.
– Давай я тебя отвезу, – предложил Веня.
– Сам, – сказал Дозорцев и, открыв дверцу, добавил: – Интересно все-таки: если бы Колумб доплыл туда, куда хотел, то есть в Индию, что бы было?
– Америку бы все равно открыли.
– Нет, я имею в виду, что он все перепутал и стал героем. А так был бы дерьмом, понимаешь?
– Да, – согласился Веня и подумал, что Дозорцев все-таки умный человек.
По пути домой Веня подумал также и о том, что в случае если ресторан «КГБ» станет популярным, нужно будет открыть другой, который будет называться «Колумб». В виде каравеллы. Потом он подумал о мудаке Боре, который подглядывает за своими посетителями в сортире. А потом Веня вспомнил о жене и посмотрел на часы. Ничего себе! Четверть второго. Вот будет крику! Наверное, надо лечь спать внизу. Нет, лучше в спальне, а то еще она подумает черт-те знает что... Ревнивая... Люська когда-то была очень красивой. Вообще-то, теперь она тоже красивая. На сорок уж точно не выглядит. Скорее, на тридцать. Так что в этом смысле, Веньке, конечно, повезло: двадцать лет он спит с такой роскошной бабой. Только вот характер у нее мерзкий. И это все перечеркивает. Ну, не сложилось пока... Так сложится. Нужно просто набраться терпения. В сорок пять уже нельзя рисковать. В сорок пять надо наверняка. Дождаться своего шанса и схватить его крепко. Не понимает Люська. Красивая, да бестолковая. А за красоту нельзя любить всю жизнь. И за талант, наверное, тоже нельзя. И за ум. Нельзя любить всю жизнь за одно и то же. Это приедается, становится обыденным и рано или поздно начинает даже раздражать... И ты понимаешь, насколько вы, в сущности, чужие люди.
Веня разволновался. Он достал из бардачка фляжку с текилой и отпил пару глотков. Сунул в рот жевательную резинку. И поехал дальше, уже ни о чем не думая.
Остановили его перед виадуком. Глупо получилось. Он ехал с дозволенной скоростью. Просто там был пост дорожной полиции. Стоял деревянный домик. И полицейские – в ночь на вторник! – устроили выборочную проверку. Впрочем, не такую, наверное, и выборочную: там стояло машин пять.
Веня припарковался красиво – мягко, в дюйме от бордюра. Он вспомнил совет семейного адвоката и приоткрыл окна, чтобы из машины улетучились алкогольные пары. Подошел полицейский:
– Доброй ночи, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, прекрасно, – ответил Веня. – Разве я нарушил правила?
– Нет, – улыбнулся он. – Согласно указаниям начальства, мы периодически проводим проверки. Ваши документы, пожалуйста.
Веня протянул ему водительское удостоверение и страховку. Полицейский повертел в руках документы, хохотнул, посветил фонарем Вене в лицо:
– Тут написано, что вы Бен Ладен!
– Не Бен Ладен, а Бенджамен Ладин.
Слово «Бенджамен» у Вени получилось плохо.
– Вы пили сегодня?
– Банку пива.
– Пожалуйста, выйдите из машины.
Веня вышел. Черт, текила явно была лишней. Как только Венька лишился руля, его координации пришел конец. Веню покачнуло. И он упал на полицейского.
– Банка пива, да? – язвительно переспросил полицейский, бережно прислонив Веню к капоту.
– Да! – сказал Веня.
– Эй, Деннис, посмотри, кто к нам пожаловал в стельку пьяный? – закричал полицейский. – Сам Бен Ладен.
Веня хотел возразить, но у него снова не получилось. Он замычал. Жутко обидно! Все ведь понимаешь, а сказать не можешь. Только же что говорил – и все – как отрезало.
Подошел второй полицейский. Он тоже посветил Вене в лицо и сказал:
– А что, похож! Только без бороды. Сколько там обещано за его поимку?
– Я не Бен Ладен! – проклекотал Веня и сполз на асфальт.
– Так, проведение тестов бесмысленно. Грузи его, Дин, – сказал второй полицейский.
– Я не Бен Ладен, – повторил Веня немного более внятно.
– Да мы шутим, парень, – сказал второй полицейский. – Хотя в правах у тебя написано, что ты Benjamin Laden. Согласись, что это забавно.
– Эй, Деннис, что за чертовщина? – вдруг заорал первый полицейский.
– Бог мой! – откликнулся его напарник, и оба куда-то рванули.
Веня с трудом поднялся. Опираясь на крыло автомобиля, вперил взгляд в том направлении, куда предположительно убежали полицейские. И увидел... пожар. Горела полицейская будка. Полицейские бегали вокруг, чертыхаясь и кого-то вызванивая.
Веня огляделся. Никого.
– Ты арестован? – спросил он себя вслух.
Второе Венино «я» тут же ответило:
– Никак нет.
– А в таком случае, – заявило первое «я», – юридически ты свободен. Садись в машину и езжай домой.
– Слушаюсь! – сказало второе «я».
Веня отъехал, никем не замеченный. «Неплохо получилось», – подумал он. – «Повезло... Главное сейчас – не вилять».
Уже стоя перед собственным гаражом, он безуспешно пытался нащупать пульт. Там, где он находился обычно, ничего не было. Веня вышел из машины, кое-как доковылял до входной двери и открыл ее ключом. Потом прошел в гараж, открыл его изнутри, сел в машину и аккуратно припарковал ее. Затем закрыл гараж и бросил ключи на полочку.
На кухне открыл холодильник. Выпил молока. Подумал:
– Нет, «Колумб» – это совсем неплохая идея. Может, даже не хуже, чем «КГБ». Надо будет утром позвонить Дозорцеву.
Потом поднялся на второй этаж, благополучно миновал дверной проем в спальню, нащупал в темноте постель и через двадцать секунд уснул.
А Люся проснулась. Она лежала и думала, что Веня ей изменяет. И что это, наверное, Ира. Венька старается не смотреть на нее в компаниях. А когда Венька старается не смотреть на женщину, это значит, что женщина ему нравится. А что, разведенную Иру понять можно. Венька при всех своих недостатках еще очень даже ничего. Особенно на этом чикагском фоне. А Ира на охоте. Она расставила капканы и терпеливо ждет. Иногда в капканы попадаются зайцы и всякая мелкая живность, которую Ира без сожаления отпускает. Веню Ира бесспорно считает серьезной добычей. Он осторожно обходит капканы, хотя Ира его привлекает, и он раз за разом все ближе и беспечнее приближается к капканам. Ну и черт с ним, с алкашом. Надо разводиться. Надо разводиться сразу, как только понимаешь, что перестаешь доверять своей «половинке». Потому что ничего хорошего уже не получится: нельзя жить с чужим человеком. А тот, кому не доверяешь, – всегда чужой. С другой стороны, обидно отдавать Веньку просто так, без какой-либо моральной или материальной компенсации. Если бы не Люська, так бы и ходил, козел, в бордовом пиджаке и зеленой рубашке каждый день. Человека из него сделала, литературовед хренов!
Размышления Люси прервал звонок. Причем, дверной. Она толкнула Веню в бок. Точнее, его тело. Тело не отреагировало. И тут зазвонил телефон.
– Что? – рявкнула она в трубку.
– Извините, мэм, это полиция. Будьте любезны, откройте нам дверь.
– Что случилось и на каком, собственно, основании?
– Госпожа Ладен, откройте, иначе мы будем вынуждены применить силу. Мы вам все объясним.
Люся накинула халатик и спустилась вниз. Через дверь сказала:
– Приготовьте ваши документы.
– Готовы, мэм, – откликнулись оттуда.
Люся осторожно приоткрыла дверь и... почти ослепла. Возле их дома стояло шесть или семь полицейских машин. Прожекторы были направлены на нее.
– Я ничего не вижу, – сказала она упавшим голосом.
– Можно зайти? – спросил полицейский.
Люся молча пропустила его в дом, вслед за ним вошли еще трое.
– Что случилось? – повторила она. – Что натворил Бенджамен?
– Мэм, ваш муж дома?
– Дома, – сказала Люся. – Спит. Разбудить?
– Пока не стоит. Вы не могли бы, пожалуйста, открыть гараж?
Люся покорно поплелась к гаражу. В ее голове немедленно сложилась чудовищная картинка. Сейчас полицейские войдут в гараж, откроют багажник Вениной машины, и там почему-то будет лежать окровавленный труп Дозорцева. Или лучше Ирины. Бытовая ссора. Убийство с какими-нибудь отягчающими обстоятельствами. Пожизненное заключение в лучшем случае. Позор. Расходы на адвокатов. Приговор в зале суда. Передачи. Подруги, уговаривающие ее развестись. Второй брак. Угрызения совести и их испарение. Старость в доме для престарелых. Сын отомстит за отца. Веньку он любит больше.
У двери, ведущей в гараж, Люся остановилась.
– Открывайте, – мягко подсказал полицейский сзади.
– Ой, сейчас, – сказала Люся и, глубоко вздохнув, распахнула дверь.
В гараже, лукаво помигивая сигнальными огнями, стояла полицейская машина.
– Он ее угнал? – пискнула пораженная Люся.
– Мне так кажется, – сказал полицейский. – Я ее получил только две недели назад. Совсем новая.
Они помолчали. Потом Люся сказала:
– Он никого не убил?
– Не думаю.
– Вообще-то он, конечно, очень рассеянный. Литературовед, профессор. Хотите кофе?..
– У вас в зернах или растворимый?
– В зернах.
– Тогда лучше чай, – сказал полицейский. – Ну и ночка ...
