Димыч аспирант. Уже муж своей жены Ларисы, которая еще студентка. Димыч принимает у нее экзамен и потому особенно пристрастен (люди смотрят). Потом рассказывает:

– И поставил я ей «четыре». Чем лишил повышенной стипендии. Сам себе штаны обрезал.

Димыч сладострастник-мазохист. Он научил любимого спаниеля Арто вылизывать ему пятки. Тот тоже сладострастник. Оба стонали от наслаждения. Затем, когда подрос внук Димыч Второй, дед обучил его массажу спины. Правда, теперь стонал один мазохист, а массажист, главным образом, кряхтел. Обоих связывала еще любовь к писательству и музыке. Внук с младенческих лет исписывал тонны бумаги приключениями собственноручно изобретенных героев с иллюстрациями, – по сути, это были нескончаемые комиксы, и взрослый писатель, не жалея времени, часами тарахтел на старой машинке, переводя каракули внука в настоящие печатные тексты, правя по ходу дела орфографию, а в пунктуации он и сам был не силен. Дошло дело до того, что в шестом, что ли, классе Димыч Второй серьезно сказал:

– Спасибо тебе, дедушка, что ты сделал меня писателем.

Димыч гуляет со мной по окраине Тамбова с целью искупаться в озере. Он что-то мне толкует о статье в «Литературке», подходим к воде, он все говорит и, говоря, разоблачается до трусов, и я то же самое, но я иду в воду, а он, не переставая говорить, опускается ждать меня на травку, а я иду все дальше от него, погружаясь в речку, и он поневоле повышает голос, а я все дальше, а он все громче, о «Литературке», и я наконец с криком «Подожди, я сейчас!» ныряю и долго-долго плыву под водой, гадая, продолжит он прерванную фразу, когда я вынырну, или нет. Нет, не продолжил. Потому что я вынырнул так далеко, что он бы не докричался.

Мы с ним пошли прогуляться по Тамбову в пасмурный день. Сыро, промозгло, айда в кино. И целый день ходили из кино в кино, выбирая боевики покруче. Первое место по количеству трупов занял какой-то японский кошмар, последнее – «Три дня Кондора» с Робертом Рэдфордом: трупов оказалось всего штук десять, зато каков сюжет! какова драматургия! каков Рэдфорд!

Я в этом опусе, наверное, многое упустил, да простят мне родные-близкие-друзья. Так вот, написал я то, что написал, потому что приспичило мне. И метод избрал я для этого – «как Бог на душу положит». Вы скажете: «Немного же Он тебе на душу положил» или «Не намного же хватило твоей души». Вы будете правы. Для близкого друга, такого, каким был Димыч для меня, вроде бы можно было присесть за письменный стол и поосновательнее, чем просто потому, что приспичило. Что ж, еще не вечер. Глядишь, и присяду. Но ведь куда денешься от внезапного, почти тоскливого желания вот-вот взять и залпом вспомнить, и тут же, не думая о композиции, залпом же и записать, следуя чувству, воскрешающему кадры воспоминаний в произвольном порядке независимо от содержательности (писательство) и незначительности (пельмени).

Последнее время Димыч любил горестно приговаривать: «Умер Максим, да и хрен с ним». Ну как же, хрен. Не хрен никакой. Недавно сестра мне пишет: «Все чаще и чаще вспоминаю Димыча. Оказывается, до чего родной человек и как его не хватает». Вот ведь: «оказывается». А с течением времени много чего «окажется». И не только «большое» видится на расстоянии. И не только о Димыче речь.