Сцена восьмая
Патриарх Скворцов
Кладимир Скворцов сидел перед монитором Мака и смотрел на себя. Вернее, на то, как отражала его лицо на экране камера Мака. И это отражение ему не нравилось. Небритое, обрюзгшее лицо, уже несколько дней не встречавшееся с косметологом и визажистом. Мешки под глазами. Брови нестриженые. Виски непрокрашенные. Жуть! Нет, так нельзя, надо взбодриться. Завтра – двадцатичетырехчасовой дискуссионный марафон по поводу похорон президента, и нужно выглядеть свежим как огурец с колючими пупырышками.
Кладимир протянул руку к стоящим в линию коричневым пузырькам с биодобавками, вытряс из каждого флакона по одной капсуле, засунул горстью в рот, запил водой. Снова посмотрел на экран. Вторично протянул руку, вытряс из каждого флакона еще по одной капсуле, засунул в рот, запил водой. Открыл рот, высунул язык и стал делать гимнастику. Язык к носу, язык к подбородку, язык к носу, язык к подбородку. К правому уху – к левому уху, к правому глазу, к левому глазу. А теперь быстрее: к носу, к подбородку, к правому уху, к левому уху, к правому глазу, к левому глазу. И еще быстрее… Языком поцокаем. Теперь пощелкаем. Теперь еще поцокаем. И снова пощелкаем. А теперь скрутим язык трубочкой. Что за красавец на нас смотрит! Так, щеки надуем – втянем, надуем – втянем. Быстрее, быстрее… Теперь скороговорочку. Маланья-болтунья молоко болтала, болтала-болтала, да не выболтала… Маланья-болтунья, молоко болтала… Хорошо, что не выболтала. Болтун – находка для шпиона. Ему, Скворцову, болтун бы тоже сейчас пригодился. Из ближнего окружения отлетевшего Президента. Для получения инсайдерской информации. Но, блин, все как в рот воды набрали. Или молока. Ведут себя как-то неадекватно. Как будто Куцын жив. «Куцын и теперь живее всех живых, наша слава, сила и оружие»…
Тела никто не видел. Но репортаж об увенчавшемся успехом поиске останков Президента передавали по всем каналам. Нашли на территории заброшенной воинской части в Энском районе Подмосковья. Среди неутилизованных ракет дальнего радиуса действия. Показывали еще обломки пропеллера и погнутый скипетр. Оружейная палата признала скипетр подлинным. Н… да! А ведь вряд ли Куцын подлинником махал. Хотя… Если уж Конституцию под себя подмахнул, так почему бы и подлинной регалией не помахать.
Скворцов снова высунул язык и стал его рассматривать. Он им гордился. Пожалуй, ни у кого в стране не было такого мускулистого, такого накачанного языка. Кладимир поднял язык к небу и снова посмотрел на экран. На подошве языка он увидел большую ороговевшую мозоль. Он набил ее в ночь после памятного улета, на экстренном эфире «Куда улетел Президент?». Мозоль, конечно, язык не украшала, но в конце концов это же была трудовая мозоль, а почему ему нужно стесняться своих трудовых достижений? Тем более что его язык содержит такое количество иждивенцев. Наплодил наследников, а наследники и сами оказались плодовитыми. Но не слишком деловитыми. То есть все время просили у него денег. А если отказывал – детей подсылали. «Дедушка, – клянчил белокурый ангелок, – купи мне самоходный „Мерседес“ в детский сад ездить». – «Деточка, а самоходного „Опеля“ тебе не хватит?» – «Я бы и „Опелем“ обошелся, но фамильный бренд не позволяет. Засмеют меня. Скажут – внук самого Скворцова и на „Опеле“. Ха-ха-ха». Кладимир вздыхал и покупал внуку «Мерседес». «Спасибо, дедушка, ты – настоящий Клад!» – и мальчик бросался горячо обнимать его. Как тут устоять!
Кладимир вернулся мыслями к улетной ситуации. Не может быть, чтобы пропеллер десять раз до этого не протестировали. Объясняют, что Куцын сам настоял на усилении мощности мотора в последний момент. Возможно. Куцын в последнее время самодурствовал, это было широко известно в узком кругу. К тому же орлы не взлетели. Объясняют, что волна воздуха от усиленного пропеллера прижимала их к земле. Тоже, наверное, возможно. Но… Где-то в глубине подсознания было какое-то несформулированное «но». А шестое чувство у Скворцова было отлично развито. Поговорить бы с Сусликовым, пощупать ситуацию. Но Сусликов пока под домашним арестом, на связь не выходит.
Клад вспомнил, как когда-то, в далеком две тысячи четвертом году политический фигляр Сальный утверждал в его передаче, что Куцын будет править до две тысячи тридцать второго года… И как перед этим его вызывал Сусликов и инструктировал не перечить Сальному, а только удивиться. Удивиться! Вот оно, вот оно! Они готовят почву для удивления, Куцын и Сусликов. Чтобы вопросы о легитимности еще одного срока снялись сами собой. Грызня за власть на фоне ситуативного безвластия, бывшие сторонники Президента и их оппоненты снимают сдерживавшие их намордники, потому что в намордниках кусаться невозможно, символически кусают покойного и реально впиваются друг в друга. Первая кровь, народ в смятении, все жалеют о потере стабильности, с умиленным раскаянием и ностальгией вспоминают об отлетевшем. И тут происходит чудо! Он возвращается, воскресает, оживает. Все ликуют. Занавес.
Вот оно, вот оно что, Сам Самыч! Скворцов посмотрел на себя в монитор с искренним уважением. Так, если воскрешение назначено на завтра, сегодня должна пролиться чья-то кровь. «Сейчас прольется чья-то кровь, моя любовь, моя морковь», – заголосил Скворцов голосом известного всей стране певца и включил на мониторе четыре программы новостей сразу. На голос прибежала жена: «Милый, какая кровь? Где кровь?». «Предчувствия меня не обманули», – опять завопил Клад истошным голосом оперного зайца и ткнул пальцем в экран. Во весь экран показывали лежащего на брусчатке неподвижного Ходора Рудокопского, а над ним рыдала Святая Агнесса Новоявленная. Она всхлипывала и кричала: «Я не хотела! Не хотела! Вы меня не поняли!»
Камера дает панорамный обзор. ОМОН в касках и бронежилетах со щитами оттесняет волнующуюся толпу от места трагедии. Скорая помощь не может прорваться сквозь людской муравейник. Санитары, носилки, Рудокопского грузят. К Агнессе подбегает какая-то женщина, поднимает ее. Это Дарья Смирнова, лидер Новых зеленых. Она обтирает салфеткой Агнессино лицо от потеков туши и ее руки, забрызганные кровью. Протягивает Агнессе бутылку с водой. Та пьет, сотрясаясь в рыданиях. Дарья обнимает Агнессу за плечи и уводит ее из кадра. Камеры показывают, как они садятся в экомобиль. Омоновцы создают коридор из щитов, авто отъезжает.
«Господи, что это было?» – в ужасе спросила Скворцова жена. «Дорогая, это Большой театр событий, и я даже знаю фамилию режиссера». «Господь Бог?», – предположила жена. Скворцов хотел было ей возразить, но потом передумал. «Да, ты в принципе права. Если только Господь Бог не махнул на нас рукой, а от этой версии тоже нельзя отмахнуться». «Думаешь, дьявол?». Скворцов вздохнул. «Знаешь, дорогая, чем дольше я живу на этом свете, тем больше укрепляюсь в предположении, что Господь Бог сдал Землю в долгосрочную аренду Люциферу. Я вот тут хотел было в прошлом месяце, когда затишье было и Президент еще не отлетел, „Ветхий Завет от Скворцова“ написать. Стал читать первоисточник. И нашел у пророка Иезекииля такой пассаж по поводу Люцифера: „Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония…
Внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю…“ На Землю, понимаешь, на Землю! Дальше, правда, Господь угрожает испепелить Люцифера, но судя по тому, что Дьявол и поныне нас искушает, Господь отступил от первоначального замысла. Любопытно то, что у древних греков Люцифер был богом света, а это доказывает, что от света до тьмы – один шаг. А вот в обратном направлении – путь длиною в историческую цивилизацию. А в Списке Дьяволов Антона Шандора Ла Вея Люцифер – это носитель света, просвещения, Властелин воздуха и Востока. А просвещенная Россия – это же точно не Запад, так что Люцифер прописан на нашей территории». «Клад, – жена погладила Скворцова по макушке, – ты пиши, конечно, гонорар лишним не будет, но не принимай все это так близко к сердцу. И не заумствуй, излагай слова пророка своими словами, а то читатель тебя не поймет, книжка не разойдется, и в следующий раз издатель еще десять раз подумает, печатать тебя или уже нет». Клад умиленно посмотрел на жену. «Солнце мое, как же ты всегда точно чувствуешь ситуацию. Как же мне с тобой повезло!». И Скворцов благоговейно поцеловал жене руку. «Дорогая, взбей мне энергетический коктейль и вызови вертотакси, а я быстро побреюсь и натяну маску – приводить в порядок свое натуральное лицо уже нет времени». «Но ведь эфир у тебя почти через сутки». «Нет, любовь моя, время сжалось, и песня про зайца близится к развязке семимильными шагами». «Привезли его домой, оказался он живой!», – снова заголосил Клад цитату из великого. «Кто?» – не поняла жена. «Не буду рассказывать финал спектакля, чтобы не нарушать интригу, – взял себя в руки Скворцов. – Смотри меня в эфире, я буду зажигать!» – «Клад, милый, только не набирай в рот бензин и не полыхай огнем, а то в прошлый раз все парики на возрастной оппозиции сжег, некрасиво, имей уважение к их возрасту». – «Я буду метать стрелы из глаз». – «Ладно, мечи, но чтобы без жертв». – «Слушаюсь, моя королева», – и Клад склонился в шутливом поклоне. «Боже, и когда ты перестанешь ерничать?» – вздохнула жена. «Только тогда, когда отнимется язык», – поставил себе лимит Скворцов. «Типун тебе на него – такое говорить! Это же наш кормилец». «Да, а также поилец, одевалец и обувалец», – схохмил Клад и поспешил в ванную – натягивать маску.