— Чихуахуа? — предложила Тварь-в-Круге. — Так, для смеха?

— Не-а, — ответил я. — Языковой барьер.

— Да ладно тебе! — сказала она. Я и так достаточно набралась сил, еще чуть-чуть — и сама смогу выбраться отсюда. Вот тогда тебе не поздоровится.

— Чуть-чуть — не считается, — возразил я.

Она зарычала. Я зарычал в ответ. Она стушевалась. Я все еще был у руля.

Тварь-в-Паровом-Котле также вела себя достаточно буйно, то и дело поглядывая на меня сквозь свою щелку. А на дверцы стоящего на чердаке гардероба нам пришлось поставить засов, так как сидящая в нем Тварь умудрилась сломать защелку. Но я тут же загнал ее обратно. Там я тоже пока пользовался уважением.

Затем я вышел наружу и обошел дом в поисках возможных источников беспокойств. Не найдя ничего подозрительного, я направился в гости к Ларри, намереваясь посвятить его во все происшедшее за последние дни и разузнать, нет ли у него каких новостей. Но, свернув на дорогу, ведущую к его дому, резко затормозил. Перед крыльцом стояла карета миссис Эндерби, а возле нее бродил слуга. Не слишком ли далеко это зашло? Что такого необычного нашел там Великий Сыщик, если решил нанести в этот дом еще один визит? Но сейчас я ничего не мог поделать.

И потому развернулся и потрусил назад. Во дворе меня ждала Серая Дымка.

— Снафф, — спросила она, — ты уже сделал расчеты?

— Только в уме. Я подумал, что лучше проверить все со своего наблюдательного пункта.

— С какого-такого пункта?

— С Собачьего Гнездовища, — объяснил я. — Если тебе интересно, то пойдем.

Она побежала рядом со мной. Воздух пах сыростью, небо было затянуто серыми облаками. С северо-востока дул пронизывающий ветер.

Мы миновали жилище Оуэна, и Трескун, сидевший на ветке, затрещал вслед:

— Странная парочка! Странная парочка! Открывающий и закрывающий! Открывающий и закрывающий!

Мы не ответили. Пускай себе предсказатели резвятся.

— Какое-то странное на вас наложено проклятье, — наконец заметила Серая Дымка.

— Небольшая поправка. Мы — хранители проклятья. И даже не одного. Когда живешь на свете достаточно долго, эти штуки имеют привычку собираться вокруг тебя. А откуда ты узнала об этом?

— Джек рассказывал моей хозяйке.

— Очень странно. Обычно мы предпочитаем о таких вещах не распространяться.

— Значит, была причина.

— Верно.

— Так ты не однажды присутствовал при этом? Скажи, сколько раз ты уже участвовал в Игре?

— Мне хватило.

— Как ты думаешь, может, он пытался убедить ее… ну, перейти на другую сторону?

— Да.

— Интересно, удастся ему это?

Мы пробежали мимо дома Растова, но задерживаться не стали. На дороге мы повстречали Мак-Каба, бредущего куда-то с палкой в руке. Он было замахнулся на нас, но я оскалил клыки. Он сразу опустил трость и пробормотал нам вслед проклятье. Я уже привык ко всяким проклятьям, и никто не может точно определить, когда я улыбаюсь, а когда нет.

Мы все дальше углублялись в поля, пока, наконец, не очутились у моего холма. Тогда мы забрались на его вершину, войдя в круг из поваленных и торчавших в разные стороны каменных глыб. На юге, прямо над домом Дорогого Доктора, из темных туч били молнии.

На этой высоте ветер усилился, а к тому времени, как я обошел весь крут, закапал мелкий дождик. Серая Дымка скорчилась с подветренной стороны одной из глыб, наблюдая, как я сверяюсь со своими пометками.

Начал я с кладбища на юго-западе и от него провел линии ко всем остальным точкам, где находились дома игроков. Затем, обратившись к тому месту, где теперь лежали останки Графа, проделал все заново. Я тщательно запомнил получившийся узор. Теперь центр переместился от старого поместья вниз, на юг, минуя нас, и расположился немного впереди и чуть слева. Я встал как вкопанный, начисто позабыв про дождь, и снова проверил расчеты, линию за линией. Вот центр ползет, ползет, смещаясь вниз.

И опять прежний результат. Но там же абсолютно ничего нет, никаких отличительных знаков! Просто склон холма, несколько деревьев да валунов. И никаких строении, никаких объектов поблизости.

— Что-то не то, — пробормотал я.

— В чем дело? — спросила Серая Дымка.

— Не знаю. Происходит что-то очень странное. Все прошлые варианты хоть какой-то интерес представляли, вписывались в общую схему. А здесь обыкновенная пустышка. Просто кусок поля к югу отсюда и немного на запад.

— Но в то же время все предыдущие варианты оказались неверными, — сказала она, подойдя ко мне, — какими бы интересными они ни казались. — Она запрыгнула на ближайший камень. — Где это?

— Вон там, — кивком указал я. — Справа от той купы из пяти-шести деревьев, на склоне холма.

Дымка внимательно рассмотрела указанное место.

— Ты прав, — согласилась она. — Вид не очень-то многообещающий. Ты уверен, что все правильно сосчитал?

— Два раза проверил, — обиделся я.

Дождь внезапно хлынул как из ведра, и она снова вернулась в свое убежище под камнем. Я присоединился к ней.

— Думаю, надо пробежаться туда, — сказала она немного погодя. — Разумеется, после того, как дождь немного поутихнет.

Она начала вылизывать себя. Но вдруг подняла голову.

— Мне только что пришло на ум, — сказала она. — Скелет Графа. У него на пальце был перстень?

— Нет, — ответил я. — Кто бы там его ни пришпилил, он же, без сомнения, и перстень забрал.

— Так, значит, теперь этот кто-то располагает уже двумя атрибутами.

— Значит, так.

— Что делает его сильнее.

— Только в некотором смысле — усиливает его отвагу. Но одновременно с тем и делает его куда более уязвимым.

— Ну, отвага — это уже кое-что.

— Пожалуй.

— Игра всегда на определенном этапе становится такой запутанной? Что, мысли игроков, их идеи, атрибуты постоянно так мешаются друг с другом?

— Постоянно. Особенно перед самым завершением, когда события одно другое не успевают сменять. Своим пребыванием здесь и некоторыми определенными поступками мы создаем вокруг всех нас что-то наподобие вихря. Твое собственное замешательство в один прекрасный момент может погубить тебя. И наоборот, ошибка твоего соперника может спасти тебе жизнь.

— Ты утверждаешь, что с каждым днем положение дел все больше и больше запутывается, но ведь должно же когда-то все встать на свои места?

— Да, более или менее. Но только к самому завершению.

Неподалеку от нас ударила молния, раздался приглушенный удар грома. Гроза, созданная Дорогим Доктором, начала распространяться на окрестности. Ветер вдруг переменился, и нас с головы до ног окатило дождем.

Мы сразу кинулись прочь, под прикрытие камня покрупнее. И вот пока я сидел там, одолеваемый печальными думами, которые обычно лезут в голову, когда насквозь промокнешь, мой взгляд внезапно остановился на боковинке плиты. Под струйками дождя царапинки и шероховатости на ней начали складываться в единое целое.

— Что ж, надеюсь, эта шайка оценит то, что нам довелось пережить, — промолвила Серая Дымка. — Всякие там Ньярлатхотепы, Ктулху и прочие ребята с абсолютно непроизносимыми именами. Мне даже захотелось сейчас очутиться где-нибудь подальше отсюда, половить мышек для какой-нибудь фермерской женушки…

Точно, начали проявляться буквы какого-то неизвестного мне алфавита, давным-давно выбитые на камне, успевшие почти начисто стереться, но вдруг возникшие вновь, когда струящаяся вода оттенила серый цвет плиты. Они проступали буквально на глазах.

И тут я отшатнулся, ибо они засветились призрачным красноватым отблеском. И все разгорались и разгорались.

— Снафф, — окликнула меня Дымка, — что ты делаешь там, под дождем? — Она перевела взгляд на плиту, на которую уставился я, и добавила: — Ого! Думаешь, они услышали меня?

Теперь они уже пылали, эти буквы, а потом начали сменять друг друга, как бы читаясь сами собой. Исходящий из камня свет образовал вокруг них четырехугольник. — Да я ж пошутила, — тихо пробормотала Дымка. Внутренности прямоугольника приняли молочный оттенок. Половина меня хотела развернуться и бежать отсюда со всех ног, но другую половину полностью поглотило вершащееся передо мной. К сожалению, возобладала та, другая половина. Дымка превратилась в серое изваяние, она тоже не в силах была отвести глаз.

Потом молочно-белый свет постепенно замутился, и я думаю, это можно назвать предчувствием, ибо вдруг моя первая половина вновь обрела власть над телом. Я метнулся вперед, схватил Серую Дымку зубами за шкирку и отпрыгнул вправо. Только я убрался, как из прямоугольника вылетел пучок света, опаливший как раз тот клочок почвы, где секунду назад стояли мы. Пребывая в некотором шоке от увиденного, я даже споткнулся и упал, шерсть моя встала дыбом. Серая Дымка заурчала, а в воздухе запахло озоном

— Кажется, они чересчур обидчивы, — заметил я, поднимаясь на ноги и снова падая.

И тут я почувствовал, как вокруг нас взвился ветер, усилившийся по меньшей мере раз в десять. Я вновь попытался встать на ноги и опять кубарем покатился по земле. Я оглянулся на камень и увидел, что к прямоугольнику вернулась былая прозрачность — значит, следующий удар молнии на время откладывается. Теперь над камнем возникли светящиеся контуры серебряного ключа. Я подполз поближе к Серой Дымке. Ветер неистово метался вокруг нас. Откуда-то раздался монотонный напев:

— Иэ! Шаб-Ниггурат! Черный Козел из Древа с Тысячью Дев!

— Что происходит? — взвыла Дымка.

— Кто-то открыл врата — показать, что твое замечание пришлось несколько не по вкусу, — предположил я. — Вот это сейчас и происходит, и дверь еще не закрылась. Так мне кажется.

Она припала ко мне — спина выгнулась дугой, уши прижались, шерсть встала дыбом. Ветер, опять усилившийся, толкал нас к камню; противостоять ему мы уже были не в силах. Таща за собой Дымку, я начал скользить по земле в сторону врат.

— Кажется, они не успеют закрыться! — прокричала она, — Нас затягивает внутрь.

И тогда она повернулась и что было сил вцепилась всеми четырьмя лапами мне в грудь. А когти у нее были острые.

— Мы ни в коем случае не должны разделяться!

— Согласен! — прохрипел я, все быстрее и быстрее съезжая к дыре.

Пока мы катились, мне удалось мало-помалу подобрать под себя ноги. Уж лучше войти туда самому, и с честью, — кроме того, это вообще может продлить жизнь, — нежели влететь, беспомощно кувыркаясь в воздухе.

Чем ближе нас подтаскивало к плите, тем меньше казалась она прежней каменной стеной, ибо внутри нее открывались хмурые глубины без определенных очертаний. Изображение ключа померкло. Что нас ждало впереди, я не имел ни малейшего понятия, но по поводу того, что нас все равно туда утащит, не было никаких сомнений. В таком случае немножко достоинства не повредит.

Резко распрямив ноги, я прыгнул вперед. В брешь между мирами. В туман.

В тишь. Сразу, едва мы прошли сквозь врата, звуки ветра и колотящегося о камни дождя исчезли. Однако ни о какую твердую поверхность мы не ударились, то есть не приземлились вообще. Мы висели посреди жемчужно-серой дымки, а если и падали, то ощущения падения не было. Мои ноги все еще были напряжены — вытянуты так, словно я прыгал через изгородь. Вокруг нас закручивались туманные водовороты, резвились призрачные облачка, я не понимал, куда мы движемся. Каждый раз, стоило повернуть голову в какую-либо сторону, сразу возникало чувство, будто именно туда мы и плывем.

Я обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как прямоугольник позади потускнел, трава и камни, виднеющиеся сквозь него, побледнели и исчезли. Пространство рядом с тем местом, где он раньше находился, было усеяно висящими в воздухе капельками дождя, прямо напротив нас замерло несколько пожухлых листочков и пара травинок. Или мы все вместе падали вниз, или поднимались, это зависело от…

Серая Дымка тихонько заурчала и огляделась по сторонам. Я почувствовал, как она облегченно вздохнула.

— Главное, чтобы мы здесь не потеряли друг друга, — сказала она.

— Тебе известно, где мы находимся?

— Да. Я-то уверена, что приземлюсь на все четыре лапы, но вот не знаю, как ты. Давай-ка я переберусь тебе на спину. Так нам обоим будет удобнее.

Она полезла вверх по моей груди, зацепилась за шею и переправилась на плечи. Устроившись там, она в конце концов втянула коготки.

— Где мы очутились? — вновь повторил я.

— Теперь я поняла: какая-то сила пыталась помочь мне, когда нас затягивало вовнутрь, — ответила она. — Ничего общего с ударом молнии это не имеет. Но путь был свободен, и Он ухватился за эту возможность, чтобы спасти нас. А может, за этим кроется нечто большее, чем кажется.

— Боюсь, что не понимаю тебя.

— Сейчас мы находимся между нашим миром и миром Грез, — пояснила она.

— Ты бывала здесь раньше?

— Да, правда, не в этих местах.

— Такое впечатление, будто мы можем плыть так целую вечность.

— Не сомневаюсь.

— А как нам тогда пробраться дальше или вернуться назад?

— Мои воспоминания по этой части очень отрывочны. Если нам приходится не по нраву то, где мы оказываемся, мы просто отступаем и пробуем снова. Сейчас попробую. Если начнет твориться что-то слишком уж необычное, окликни меня.

Произнеся это, она замолкла, и пока я ожидал, что же будет дальше, успел вновь прокрутить в памяти всю цепь событий, которые привели нас в этот мир. Внезапно мне показалось очень странным, что ее пренебрежительное замечание о Древнейших было не просто услышано — что бы там ни обиделось на нее, оно располагало достаточной властью, дабы как-то ответить. Все верно, наступило время, когда сила прибывает с каждым днем, но меня заинтриговала подобная расточительность: ведь такую мощь можно было бы использовать с куда большей выгодой, если только это не очередное проявление так называемой божественной непостижимости, которой, на мой взгляд, больше подходит определение «ребячество». И вдруг в голове мелькнула смутная догадка, весьма вероятное объяснение случившемуся, однако мне пришлось отложить его рассмотрение на потом, ибо окружающий мир начал изменяться.

Откуда-то сверху пролился свет — всего единственный маленький лучик, но меня поразила темнота, вдруг простершаяся подо мной. Я ничего не сказал Серой Дымке, решив не отвлекать ее, если только не произойдет что-то совсем из ряда вон выходящее, пока она сама не заговорит. Но я внимательно изучил этот свет. Было в нем что-то очень знакомое — может, именно с него начинаются наши сны, и под него мы пробуждаемся.

Затем я понял, что это просто очертания — как на карте — какого-то континента или очень большого острова, или двух, а то и более. Ландшафт простерся прямо у меня над головой, далеко-далеко. Таким образом, у меня несколько поменялся взгляд на мир, и я решил хоть как-нибудь сориентироваться в пространстве относительно него. Я задвигал лапами и изогнулся, попытавшись развернуться так, чтобы смотреть на мир сверху вниз, а не наоборот.

Это не составило никакого труда, и я тут же перевернулся. Вид расчистился, земля приблизилась. По мере приближения сквозь голубые прозрачные вихри облачков, нависших над неровностями почвы, побережьями, начали проявляться топографические особенности местности. Меж двумя значительных размеров лоскутами земли проступила пара огромных островов, увенчанных острыми пиками, — ближе к западу, если считать, что север сверху. В принципе, ничем это не доказывалось, но, если уж на то пошло, ничем и не отрицалось.

Серая Дымка забормотала безжизненным, тихим голоском:

— …К западу от Южного моря возвышаются Базальтовые столбы, а прямо за ними раскинулся город Катурия. На восток побережье покрыто зеленью, среди которой ютятся рыбацкие деревушки. На юге, за черными башнями Дилат-Лина, простирается земля белесых грибов, где строения все коричневого цвета и лишены окон; в водах тех мест в спокойные дни можно увидеть аллею хромых сфинксов, ведущую к огромному куполу ушедшего в глубь озера храма. А если взглянуть снова на север, то покажутся упокойные сады Зуры, града недостигнутых удовольствий, храмовые террасы Зака, два мыса, вытесанные из хрусталя и образующие залив Соны-Нил, шпили Талариона…

Пока она это говорила, мы подплывали все ближе, и мой взгляд скользил по морскому побережью, то и дело останавливаясь, ибо описываемые ею места странным образом увеличивались, становясь видными на большом расстоянии. Я очутился будто бы во сне и, надо признаться, был буквально ошеломлен этим необычным феноменом; лишь какая-то частица меня принимала все увиденное как нечто должное, давно забытое, а не только что познанное.

— …Дилат-Лин, — как бы про себя вспоминала она, — куда стекаются алчноокие торговцы в странных тюрбанах в поисках рабов и наживы, прибывая на черных галерах, смрад которых способно затмить лишь благоухание дерева таг. И расплачиваются они рубинами, и отплывают на мощных ударах весел невидимых гребцов. Обратим взоры на юго-запад, к Трану, окруженному катящимися алебастровыми стенами, — возносящиеся к небу замки его сияют белизной и златом, там, у реки Шай, а пристани сплошь из мрамора…

А вот, на брегах Церенейского Моря, лежит гранитостенный город Хланит. Его пристани — из дуба, а крыши домов остроконечны…

Пред нами благоухающие джунгли Кледа, — продолжала она. — Там затерянные дворцы из слоновой кости — прежняя обитель монархов из забытого королевства — спят бестревожным сном.

…А вверх по течению реки Укранос, впадающей в Церенейское Море, поднимаются яшмовые террасы Кирана, куда раз в год, в золотом паланкине, прибывает король Илек-Вада, чтоб вознести молитву речным божествам в семибашенном храме, сладко поющим, когда на храм падает лунный свет.

Мы медленно приближались, теперь уже проплывая над огромными землями — коричневыми, желтыми, зелеными…

— …Бахарна, в одиннадцати днях пути по морю от Дилат-Лина, есть наиважнейший портовый город, занявший остров Ориаб, врата в залив охраняемы великими маяками Тоном и Талом, молы все из порфира. А вот канал к озеру Йат — все, что осталось от рухнувшего города. И несет он воды свои по туннелю, запертому гранитными вратами. Люди, живущие на холмах, ездят на зебрах. К западу, средь пиков Трока, раскинулась долина Пнот. Там мерзкие дхоли, переродившиеся из гулей за многие века беспрерывного пиршества, копошатся среди гор останков… Тот пик на юге есть Нгранек, всего за два дня можно доскакать до него от Бахарны на зебре, если найдется смельчак, не боящийся ночных мрачнецов. Тот же, кто осмелится взойти на склоны Нгранека, в конце концов очутится у огромного, вырезанного в скале лика с большими мочками и заостренными носом и подбородком. И нет счастья в очах его.

…И снова назад, в северные земли. Прекрасный Ултар расположился неподалеку от реки Шай, за огромным каменным мостом, в котором, когда строительство завершилось, целых тринадцать столетий назад, замуровали живьем человека. Это город, аккуратных домишек и булыжных мостовых, где бродят коты и кошки, и несть им числа, ибо благословенные правители давным-давно издали закон в нашу защиту. Добрая, милая деревенька, где усталый путник может найти свой последний приют и взращивать и любить кошек, множа их число, как и быть должно.

…А вот приземистые купола Урга, промежуточного пункта на пути к Инкваноку, столь часто посещаемому искателями оникса…

…Сам же Инкванок — ужаснейшее место вблизи пустыни Ленг. Дома его подобны дворцам с остроконечными куполами, минаретами и пирамидами, златоиспещренные их стены, черные от летописной вязи, разбрасывают во все стороны буйные пляшушие блики. Улицы вымощены ониксом, иногда звонит колокол громадный, вторят ему рожки, виолы и чарующие голоса. Высоко-высоко, на срединном холме, возведен во славу Древнейших огромный храм, окруженный семивратным садом с колоннами, фонтанами и прудами, в которых светящиеся рыбы гоняются друг за другом и где мерцают и резвятся отражения треног, что установлены на балконе храма. На самой верхушке плоского купола храма высится поднебесная башня, и когда в ней начинает звонить колокол, то жрецы в рясах с лицами, сокрытыми масками, проносят в ложи подземные дымящиеся кубки. На ближайшем холме вздымается дворец Сокрытого Правителя. Он проезжает сквозь бронзовые врата во влекомой яками колеснице. Стерегись прародителя шантакских птиц, обитающего под куполом храма того: задержи чуть свой взгляд — и он одолеет тебя кошмарами ночными. Избегай честного Инкванока. Ни одна кошка не может селиться в нем, ибо тени его несут яд нашему роду.

…А вот Саркоманд, сразу под плато Ленг. По покрытым солью ступеням путь лежит к его базальтовым стенам я докам, храмам и площадям, мимо бесконечных колонн улиц, к месту, где врата с летучими сфинксами открываются на центральную площадь и два окаменевших крылатых льва охраняют вершину лестницы, ведущей в Великую Бездну.

Мы спустились еще ниже, и я уже мог расслышал, звуки ветра, завывавшего меж мирами, а она все продолжала читать свой молебен географии Мира Грез:

— …По пути в Кадаф мы должны пересечь ужасную пустыню Ленг, где в огромном монастыре без окон, окруженном монолитами, обитает Верховный жрец Мира Грез, чье лицо спрятано под желтой шелковой маской. Это здание древнее самой истории, и стены его расписаны фресками, повествующими о судьбе Ленга: там изображены танцы нечеловеческих существ средь давно сгинувших городов, война с пурпурными пауками, приземление черных галер, пришедших с луны…

… И вот мы входим в сам Кадаф — чудовищных размеров город, состоящий изо льда и тайн, мы входим в столицу этой земли…

— И наконец мы возле честного Целефаиса в землях Ут-Наргай на брегах Церенейского моря.

Теперь мы плыли совсем низко, минуя увенчанный снежной шапкой пик.

— …Гора Аран, — молвила Дымка, и я разглядел на нижних склонах «чудные» деревья; а немного погодя на расстоянии проявились мраморные стены, минареты, бронзовые статуи. — Здесь в море впадает река Наракса. В некотором удалении лежат Танарийские пики. Бирюзовый храм, что вниз по улице Колонн, и есть то место, где великий жрец почитает Нат-Гортота. Вот так мы прибыли в место, куда меня призвали.

Мы медленно опустились на ярко горящий камень ониксовой мостовой. Снова нас окружили всевозможные звуки, шорохи, говор, создаваемые отнюдь не ветром, чье дуновение я ощущал. Серая Дымка соскочила с моей спины, легко приземлилась рядом, встряхнулась и огляделась по сторонам.

— Сюда ты приходишь в снах, пока дремлешь? — спросил я.

— Иногда, — ответила она. — А порой я оказываюсь в других местах. А ты?

— Мне кажется, что и я бывал здесь. Покружившись на месте, она секунду помедлила и неторопливо тронулась вперед. Я последовал за ней.

Мы шли довольно долго, но никто из торговцев, восседающих на верблюдах, или облаченных в увитые орхидеями одеяния жрецов не тронул нас.

— Здесь нет понятия времени, — заметила она.

— Не сомневаюсь.

Мимо проследовали матросы, идущие из окутанного розовой дымкой порта; солнечный свет отражался от мостовой, играл на минаретах. Ни одной собаки я поблизости не заметил, даже не почуял. Вдалеке показалось какое-то ослепительно сверкающее здание, к которому мы и направились.

— Дворец Семидесяти Наслаждений, вырезанный когда-то давным-давно из розового хрусталя, — пояснила она. — Отсюда Он и призвал меня.

Пока мы шли ко дворцу, мне начало казаться, что часть меня, обычно бодрствующая, теперь погрузилась в сон, а другая, которая обычно дремлет, наоборот проснулась. С такой внутренней переменой я без труда воспринимал все окружающие чудеса и на время отрешился от дневных переживаний и забот, свалившихся за последние несколько недель.

Хрустальный дворец высился над нами, мерцая подобно огромной глыбе розового льда, так что я старался не смотреть на него прямо, а пользоваться лишь боковым зрением. По мере нашего приближения все меньше народу встречалось по пути, солнце мягко светило с небес.

Когда мы вошли в пределы дворца, я заметил единственное живое существо во всей округе — небольшую серую тень, купающуюся в солнечных лучах на террасе перед дворцом: голова поднята, глаза внимательно разглядывают нас. Серая Дымка направилась прямо на террасу.

Тень оказалась очень старым котом, возлежащим на плите из черного оникса.

Приблизившись и распростершись на земле, Дымка обратилась к нему:

— Приветствую тебя, Высочайший Мурлыкающий.

— Серая Дымка, дочь моя, — ответил он, — здравствуй. Прошу тебя, поднимись.

Что она и сделала со словами:

— Мне показалось, будто я ощутила твое присутствие во время неистовства Древнейших. Благодарю тебя.

— Да. Я весь месяц за тобой наблюдаю, — подтвердил он. — И ты знаешь почему.

— Знаю.

Он повернул голову, его древние желтые глаза встретили мой взгляд. Я опустил морду — в знак уважения к его почтенному возрасту и еще потому, что Серая Дымка вела себя с ним как с персоной исключительной важности.

— Ты прибыла сюда в сопровождении пса.

— Снафф — мой друг, — ответила она. — Он вытащил меня из колодца, спас от молнии Древнейших.

— Да, я видел, он оттащил тебя в сторону, когда она ударила — как раз перед тем, как я решил вызвать тебя сюда. Он желанный гость здесь. Приветствую тебя, Снафф.

— Здравствуйте, сэр, — ответил я.

Не торопясь, старый кот поднялся на ноги, выгнул спину, потянулся и снова выпрямился.

— Времена настают крайне сложные, — промолвил он. — Вы создали необычный узор. Пойдем, пройдемся со мной, дочь моя, я хочу поделиться с тобой некоторыми соображениями относительно последнего дня. Ибо иные вещи представляются слишком незначительными взору Великих, и даже кошка может знать то, что неизвестно Древнейшим богам.

Дымка взглянула на меня, а поскольку лишь немногие умеют определять, когда я улыбаюсь, я кивнул головой.

Они пошли вокруг храма, а я подумал, наблюдает ли сейчас за нами из своего убежища, расположенного высоко в горах, некий древний волк, постоянно пребывающий настороже, неизменно повторяющий одно и то же: «Всегда будь начеку, Снафф, всегда». Даже сейчас у меня в ушах раздавалось его вечное ворчание, исходящее откуда-то из подсознания.

Я побродил по округе, поджидая возвращения Серой Дымки. Сложно было сказать, сколько они уже отсутствуют — в месте, где нет времени. Но, следовательно, они не должны пропасть надолго. Однако я оказался неправ.

Когда я увидел их, вынырнувших из-за угла дворца, то снова подивился, какой-такой странный каприз судьбы свел меня дружбой с открывающим. Который, к тому же, принадлежит к кошачьему племени.

Они приблизились, и я заметил, что Серая Дымка чем-то слегка озабочена, а если не озабочена, то уж озадачена точно. Это я понял по тому, как она подняла правую передою лапку и изучила коготки.

— Теперь сюда, — произнес старый кот, и по его взгляду я понял, что на сей раз приглашение относится и ко мне тоже.

Он провел нас по аллее, рядом с дворцом Семидесяти Наслаждений. По сторонам тянулись урны темно-коричневого, красно-коричневого и светло-синего цветов, инкрустированные искусно выполненными узорами из черненого серебра, ручки их были вырезаны из малахита, нефрита, порфира и хризоберилла. Здесь прятались забытые тайны храма. Пурпурные крысы разбегались, заслышав звук наших шагов. Крышка одной из урн задрожала, издав резкий звон, эхом отразившийся от стен из розового хрусталя.

— Сюда, — сказал кот, и мы прошли вслед за ним в затененную нишу, где обнаружилась дверь, ведущая внутрь храма. Рядом на хрустальной стене колыхалась несколько менее вещественная дверь: едва мы приблизились, как молочный свет внутри внезапно проявившегося на хрустале прямоугольника забурлил.

Когда мы остановились перед ней, кот повернулся ко мне.

— Поелику ты есть друг моего друга, — сказал он, — я подарю тебе знание. Спрашивай меня, что хочешь.

— Что день грядущий мне готовит?

Он мигнул.

— Кровь, — произнес он затем. — Моря и океаны ее вижу вокруг тебя. И ты потеряешь друга. А теперь проходите во врата.

Серая Дымка шагнула в прямоугольник и исчезла.

— Что ж, и на том спасибо, — сказал я.

— Carpe baculum! — прокричал он мне вслед, каким-то образом поняв, что я еще не успел начисто позабыть латынь, и, вероятно, посмеявшись по-своему, по-кошачьи, приказав мне на классическом языке принести палку.

Постепенно привыкаешь к вечным подколкам со стороны кошек насчет собачьей жизни, хотя, думаю, их глава от подобных глупостей мог бы и воздержаться. Но он же все-таки кот и, по-видимому, очень давно не видел собаки, поэтому не смог удержаться.

— Et cum spiritu tuo, — ответил я и шагнул в дверь.

— Benedicte, — донесся до меня далекий ответ.

Я снова повис в пространстве меж двух миров.

— Что там такое случилось? — окликнула меня Серая Дымка.

— Он на прощанье посмеялся над моей Вахтой.

— С чего бы это?

— Будь я проклят, если знаю. По его морде ничего нельзя прочитать, ты что, забыла?

Тут она внезапно нырнула в еще один прямоугольник. Очень странное зрелище представляла она — колеблющаяся, плоская картинка кошки. Затем Дымка превратилась в горизонтальную линию, концы черточки сошлись друг с другом, и все исчезло. Когда наступила моя очередь, дело оказалось куда проще. Я очутился рядом с ней на вершине Собачьего Гнездовища прямо перед каменной плитой, которая снова стала серым камнем с несколькими царапинками на нем. Солнце зависло далеко на западе, гроза уже кончилась.

Я огляделся по сторонам. Никто, вроде, за нами не шпионил.

— До заката время еще есть, так что мы успеем проверить место, которое ты вычислил, — предложила Дымка.

— Нет, оставим это до завтра. Я и так подзадержался, мне надо дом обходить.

— Хорошо.

Мы побежали домой. Я вспомнил о даре старого кота, но завтра будет завтра.

— Моим снам недостает пышности Целефаиса, — заметил я.

— А какие они?

— Я возвращаюсь в первобытный лес, где обитает старый волк по имени Ворчун. Он учит меня всему.

— Если там водятся зуги, — сказала она, — значит, мы пролетали над твоим лесом. Он к западу от реки Шай. Сразу под Вратами Глубоких Дрем.

— Может быть, — пробормотал я, сразу подумав о маленьких коричневых существах, которые жили на дубах, питались древесными грибами и бесследно исчезали, едва завидев людей. Ворчун частенько насмехался над ними, — впрочем, это его обычное расположение духа.

На западе багрянели облака, а наши лапы насквозь пропитались влагой, оставшейся на траве после грозы.

Кровь, моря и океаны крови. Возможно, стоит воспользоваться намеком.

Этой ночью мы с Ворчуном станем бесцельно бродить по лесам, пока не подеремся, и в очередной раз я буду бит.