— Пошевеливайся, — сказал солдат, — не то буду стрелять!

— Ладно, ладно, — устало ответил Дон и пошел вперед, подняв руки над головой.

Пройдя несколько шагов, он увидел человеческую фигуру. Еще пара метров, и он рассмотрел солдата, направившего на него оружие. Глаза солдата были прикрыты выпуклыми очками инфракрасного искателя, в которых он походил на какое-то невероятное пучеглазое существо с другой планеты.

Когда Дон приблизился на расстояние нескольких шагов, солдат снова остановил его и велел медленно повернуться спиной. Получив разрешение повернуться обратно, Дон увидел, что тот сдвинул очки на лоб, и из-под них выглядывают дружелюбные голубые глаза. Оружие солдат опустил.

— Да, видочек же у тебя, — сказал солдат. — Яйца ради, чем это ты занимался?

Только теперь наконец до Дона дошло, что на солдате не пятнисто-зеленые цвета Федерации, а хаки Наземных республиканских войск.

На кухне фермы, что была за оградой, командир, лейтенант Басби, которому подчинялся солдат, пробовал задавать Дону вопросы, но быстро понял, что от задержанного в таком состоянии ничего не добьешься. Распорядившись насчет медицинской помощи, он отправил парня к хозяйке, чтобы та сделала ему ванну и накормила.

Только во второй половине дня Дон почувствовал себя лучше; шрамы, что остались после иловых вшей, залепили пластырем, и теперь Дон уже вполне мог рассказывать о себе и своих злоключениях.

Басби выслушал его и кивнул.

— Я верю тебе на слово, — сказал он. — Трудно представить шпиона Федерации здесь, да еще в такой одежде и в таком состоянии.

И он принялся подробно расспрашивать Дона, что тот видел в Нью-Лондоне, сколько там, по его мнению, солдат, как они вооружены и так далее. К сожалению, Дон мог рассказать ему очень мало. Он пересказал лейтенанту «Закон о чрезвычайном положении» — все, что осталось у него в памяти.

Басби опять кивнул.

— Мы слышали его по приемнику мистера Вонга, — он ткнул большим пальцем в угол комнаты и на мгновение задумался. — Чисто они все это обстряпали. Ну просто один к одному повторили операцию коммодора Хиггинса: города бомбить не стали — уничтожили только корабли, а потом сели и спокойненько выкурили нас из городов.

— А хоть какие-нибудь корабли у нас остались? — спросил Дон.

— Не знаю. Сомневаюсь. Впрочем, это не имеет никакого значения.

— Почему?

— Потому что они сами себя перехитрили. Что они теперь могут нам сделать? Да ничего. Воевать с туманом — единственное, что им осталось. А мы глотаем этот туман с детства и знаем планету лучше, чем они.

Остаток дня и всю ночь Дону позволили отдыхать. Прислушиваясь к разговорам солдат, он пришел к выводу, что Басби — не просто благодушный оптимист и что положение вовсе не такое уж безнадежное. На первый взгляд, все выглядело хуже некуда — насколько было известно, силы Федерации уничтожили все корабли Космической гвардии. Судя по радиопередачам, «Валькирия», «Наутилус» и «Адонис» погибли, а вместе с ними — Хиггинс и большая часть его людей. О судьбе «Прилива» никто не знал, но это ничего не значило. Те крохи информации, которыми располагали на Венере, складывались наполовину из слухов, наполовину — из официальной пропаганды Федерации.

Возможно, у Воздушных сил еще сохранились боевые машины, спрятанные где-нибудь в буше, но пользы от них было мало: все это были стратосферные шаттлы, которым для запуска требовались стационарные катапульты. Что касается Наземных войск, то добрая половина их личного состава погибла или попала в плен на базе на острове Бьюкенена и в других гарнизонах помельче. Оставшихся в живых солдат отпустили, но из офицеров на свободе остались только те, которые, подобно Басби, к моменту нападения были откомандированы из своих частей.

Расчет Басби тогда занимался обслуживанием радарной установки за чертой Нью-Лондона; лейтенант спас свое подразделение, оставив ненужную теперь станцию.

Разумеется, гражданское правительство молодой республики было низложено, и почти все его члены — схвачены. Старшие военные чины, арестованные во время первого штурма, тоже выбыли из игры. Дон удивился, что при таких обстоятельствах Басби продолжает действовать так, будто во главе армии по-прежнему еще стоят генералы, а он сам командует подразделением регулярной армии, которому поставлена четкая боевая задача. Его подчиненные не утратили esprit de corps. Похоже было, что они готовы месяцами и даже годами вести партизанскую войну, преследуя и изматывая силы Федерации, и в окончательной победе нисколько не сомневались.

Один солдат объяснил Дону:

— Им нас не поймать. Мы знаем эти болота, а они — нет. Они не смогут уйти дальше чем на десять миль от города, даже если оборудуют свои катера радарами и всякими навигационными приборами. А мы проникнем к ним ночью и, перерезав им глотки, уже к завтраку будем дома. Мы не дадим им вывезти с планеты ни тонны радиоактивной руды, ни унции лекарств. Пребывание здесь им так дорого обойдется, что они предпочтут убраться подобру-поздорову.

Дон кивнул.

— Как говорил лейтенант Басби, им до смерти надоест воевать с туманом.

— Басби?

— Ну да, лейтенант, ваш командир.

— Вот как его зовут… А я что-то не уловил.

На лице Дона появилось удивленное выражение.

— Видишь ли, я тут только с нынешнего утра, — объяснил солдат. — Меня сегодня освободили, и я намылился домой, а настроение у меня было так себе. Я зашел сюда, к Вонгу перехватить чего-нибудь съедобного, и встретился с лейтенантом… как его? Басби? Ну вот, он опять призвал меня на службу. И, надо сказать, это снова вселило в меня надежду. Огонька не найдется?

Укладываясь спать в сарае мистера Вонга вместе с парой десятков солдат, Дон узнал, что большинство людей не принадлежит к первоначальному составу подразделения Басби, в котором насчитывалось всего пять человек — все они были техниками-электронщиками. Прочие члены партизанского отряда оказались отбившимися от своих частей солдатами. Оружие сохранили немногие, но это с лихвой восполнялось вновь обретенной надеждой.

Прежде чем заснуть, Дон принял решение. Поначалу он хотел, не откладывая дела в долгий ящик, переговорить с Басби, но потом подумал, что не стоит беспокоить офицера посреди ночи. Наутро, проснувшись, Дон обнаружил, что солдаты ушли. Он выскочил во двор, где миссис Вонг кормила цыплят, и по ее подсказке отправился к берегу. Лейтенант готовил своих людей к маршу. Дон торопливо подошел к нему.

— Лейтенант! Можно с вами поговорить?

Басби нетерпеливо отмахнулся:

— Я занят.

— Всего минуту. Пожалуйста!

— Ну ладно, чего тебе?

— Скажите, где я могу записаться добровольцем?

Басби нахмурился. Дон стал настаивать, объясняя, что он уже собрался было записаться в армию, а тут началась война.

— Если ты хотел вступить в армию, то мог бы сделать это уже давно. Но все равно, ты сам говорил, что большую часть жизни провел на Земле. Так что, извини, — ты не наш.

— Но я же один из вас.

— А мне сдается, что ты — юнец, голова которого забита романтическими бреднями. Ты не дорос даже до права голоса.

— Я достаточно взрослый, чтобы воевать.

— А что ты умеешь?

— Ну, я неплохо стреляю. Во всяком случае, из ручного оружия.

— Что еще?

Дон лихорадочно соображал; только теперь ему пришло в голову, что от солдата требуется не только желание сражаться. Он умел ездить верхом. Но здесь это ничего не значило.

— Да, вот еще: я умею довольно прилично говорить на языке драконов.

— Это уже что-то. Нам нужны люди, способные общаться с аборигенами. Что-нибудь еще?

Дон хотел напомнить, что он сумел выжить, пробираясь по бушу, но лейтенант об этом и сам знал. Это всего лишь доказывало, что Дон — настоящий «туманоед», несмотря на свою сложную биографию. А о предметах, которые он изучал в школе на ранчо, Басби и вовсе будет не интересно слушать, подумал Дон.

— Я умею мыть посуду.

На лице Басби появилось что-то вроде улыбки.

— Вот это — ценное качество для солдата. И все же, Харви, я сомневаюсь, что ты нам подойдешь. То что нам предстоит, это не маршировать на военном параде. Нам придется скитаться по безлюдным местам, и, скорее всего, мы так и не получим жалования, которое нам полагается. Это означает голодную жизнь, грязь, непрерывное передвижение. Ты не только рискуешь погибнуть в бою; если тебя поймают — сожгут за измену.

— Да, сэр. Все это я обдумал еще ночью.

— И хочешь после этого воевать?

— Да, сэр.

— Подними правую руку.

Дон поднял руку. Басби продолжал:

— Даешь ли ты торжественную клятву защищать Конституцию Республики Венера от всякого врага, внутреннего и внешнего, и добросовестно служить в Вооруженных силах республики в период военного положения вплоть до последующего увольнения правомочным на это командиром, а также подчиняться законным приказам вышестоящих офицеров?

Дон глубоко вздохнул.

— Клянусь.

— Очень хорошо, солдат. Теперь — марш в лодку.

— Есть, сэр!

Впоследствии у Дона было много — да еще как много! — случаев пожалеть о своем решении. Впрочем, как и у каждого, кто добровольно поступил на военную службу. В основном-то он был доволен, но вслух об этом не признался бы никому: он быстро приобрел чисто солдатскую привычку постоянно жаловаться на войну, погоду, кормежку, туманы и глупость верховного командования. Бывалый солдат умеет заменять развлечения, отдых и даже еду этим древним, общепринятым и вполне безобидным литературным жанром.

Дон обучился приемам ведения партизанской войны: бесшумно ходить, беззвучно наносить удар и исчезать в темноте, прежде чем противник успеет поднять тревогу. Выживали лишь те, кто постиг эту науку в совершенстве; те, кому это не удавалось, погибали. Дон выжил. Он научился и массе других вещей: засыпать на десять минут, когда выдавалось время, просыпаться при первом же шорохе, бодрствовать ночь напролет, а то и две-три кряду. Вокруг губ появились не по возрасту глубокие морщины, а на левой руке красовался бледный сморщенный шрам.

У Басби он задержался недолго: его перевели в подразделение гондольерной пехоты, действующей между Нью-Лондоном и Куи-Куи. Его новые товарищи по оружию гордо именовали себя «рейдерами Марстена»; Дон был принят в подразделение в качестве переводчика с языка драконов. Произнести пару фраз на языке свиста или, что чаще встречалось, понять стандартные формы пиджина, употребляемые при купле-продаже, могли многие колонисты, но лишь единицы умели свободно общаться с аборигенами. Во время долгого пребывания на Земле Дон был лишен разговорной практики, но он учился языку в детстве, и его наставником был дракон, который относился к нему как к родному. Родители Дона владели речью аборигенов так же свободно, как и английским, так что мальчик постоянно практиковался в языке вплоть до одиннадцатилетнего возраста.

Драконы здорово помогали бойцам Сопротивления; они хотя и не были по своей природе воинственны, но симпатизировали поселенцам — точнее, они ненавидели солдат Федерации. Колонисты сумели ужиться с драконами — в чем и состояла политика «просвещенного эгоизма» Сайруса Бьюкенена. Человеку, родившемуся на Венере, и в голову бы не пришло сомневаться, что существовавшая здесь издревле раса — раса драконов — разумна, жизнеспособна и цивилизованна ничуть не меньше чем их собственная. И в то же время для большинства солдат Федерации, впервые оказавшихся на этой планете, драконы представлялись безобразными, омерзительными животными, которые не способны к общению, но тем не менее ведут себя вызывающе, только и требуя льгот, на которые ни одно животное не имеет права.

Такое отношение к драконам лежало глубоко в подсознании, и никакие распоряжения, никакие дисциплинарные взыскания не могли исправить подобное положение. Это чувство оказалось сильнее и еще меньше зависело от логики, чем любое аналогичное противостояние на Земле: белые и негры, неевреи и евреи, римляне и варвары — всего и не перечислишь. Сам офицер, отдававший соответствующий приказ, не был способен правильно воспринимать ситуацию, ведь он родился не на Венере. Даже первый политический советник губернатора, умный и проницательный Стэнли Бэнкфилд, не мог до конца понять, что невозможно добиться нормальных отношений с драконами, если (образно выражаясь) похлопывать их по головке и разговаривать с ними свысока.

Такой характер отношений установился из-за двух серьезных инцидентов, случившихся в самый первый день войны. В Нью-Лондоне один дракон — тот самый, которого Дон застал за чтением бюллетеней «Таймс», — серьезно пострадал от огня луче-мета, хотя и не был убит. Он был совладельцем местного банка, и ему принадлежало множество ториевых рудников. Еще худшее случилось в Куи-Куи: там ракетой убило дракона. Она попала в открытый в этот момент, на его беду, рот. И этот дракон оказался родственником аборигенов, происходящих по прямой линии от Великого Яйца.

Впрочем, все эти случаи не вызвали прямой враждебности со стороны таких высокоразвитых существ, как драконы, каждое из которых было не слабее, скажем, трех носорогов или среднего танка. Псевдоящеры не были воинственны: они достигали своих целей иными способами.

Всякий раз когда по своим обязанностям Дону доводилось вести беседу с аборигенами, он спрашивал их, не знакомы ли они с его другом Сэром Исааком, называя, разумеется, настоящее имя дракона. Дон обнаружил, что даже те, кто не знал Сэра Исаака лично, хотя бы слыхали о нем. Еще он заметил, что знакомство с почтенным драконом поднимает его собственный престиж. Тем не менее Дон даже не пытался передать Сэру Исааку весточку: какой смысл просить его о переводе в Космическую гвардию, если самой Гвардии больше не существовало.

Дон несколько раз пробовал разузнать, что с Изобел Костелло. Он расспрашивал беженцев, драконов, бойцов Сопротивления, которых становилось все больше и которые свободно ходили туда-сюда. Но девушку найти так и не удалось. Как-то раз Дону сказали, что она находится в лагере на Восточной косе; по другим сведениям, ее вместе с отцом депортировали на Землю, но ни один из этих слухов не подтвердился. В сердце к нему закралось неприятное подозрение, что девушка погибла во время первого нападения.

О кольце Дон не думал — он печалился о самой Изобел. Хотя и терялся в догадках, что же это такое за кольцо, если из-за него за ним гонялись от планеты к планете. И не найдя ответа, решил, что Бэнкфилд, несмотря на свой опыт и высокое положение, просто ошибся и что самой ценной вещью была обертка, а сотрудникам Бюро расследований не хватило мозгов разобраться во всем этом деле. Вскоре Дон совсем забыл о кольце. Ну пропало — и пропало.

А его родители на Марсе? Что ж, всему свое время. Когда-нибудь война кончится, космическое перелеты возобновятся, а пока нет смысла расстраиваться.

А сейчас его рота была рассредоточена на четырех островках к юго-юго-западу от Нью-Лондона; они стояли там лагерем уже третий день. Пожалуй, еще ни разу отряд не задерживался на одном месте так долго. Дон, прикомандированный к штабу, находился на том же острове, что и капитан Марстен. Сейчас он дремал в гамаке, натянутом между двумя деревьями в зарослях ведьминой метлы.

Штабной вестовой разбудил Дона, встав на безопасном расстоянии и резко дернув гамак за веревку. Дон мгновенно проснулся и схватился за нож.

— Спокойно! — велел ему посыльный. — Старик хочет тебя видеть.

Дон построил соответствующую фигуру речи, непристойный смысл которой сводился к тому, что капитан может сделать с этим своим желанием, и бесшумно соскользнул на землю. Затем сложил гамак и сунул его в карман. Сетка хотя и весила каких-то четыре унции, но недешево обошлась Федерации. Дон обращался с гамаком бережно: прежний владелец оказался малость неосторожен, и сетка ему уже была не нужна. Свое оружие Дон захватил с собой тоже.

Командир роты сидел у складного столика под навесом из веток.

Дон подошел поближе и стал ждать. Марстен поднял на него глаза и сказал:

— Тебе, Харви, поручается особое задание. Отправляешься немедленно.

— Поменялись планы?

— Нет, ночью мы пойдем в рейд, но без тебя. Одна важная драконья шишка возжелала, видите ли, поговорить. Вот ты к нему и отправишься. Прямо сейчас.

Дон помешкал.

— Черт побери, командир! Я уж совсем было настроился поучаствовать в заварушке. Давайте я поеду завтра. Драконы — народ неторопливый, время для них ничего не значит.

— Отставить, солдат. Будешь считаться отбывающим отпуск: в распоряжении Главного штаба указано, что ты можешь пробыть там довольно долго.

Дон прищурился.

— Если мне приказано куда-то ехать, это не значит, что я в отпуске. Это просто командировка.

— А ты, Харви, оказывается, настоящий кухонный адвокат.

— Так точно, сэр.

— Сдай оружие и сними знаки различия. Первую часть пути проделаешь под видом эдакого славного паренька-фермера. Для пущей убедительности подыщи в амбаре какой-нибудь инвентарь. Ларсен отвезет тебя на лодке. Все, свободен.

— Есть, сэр! — уходя, Дон бросил через плечо: — Удачной охоты, капитан.

Марстен впервые за все это время улыбнулся.

— Спасибо, Дон.

Сначала они плыли каналами, такими извилистыми и узкими, что от электроники было не больше толку, чем от невооруженного глаза. Большую часть времени Дон проспал, положив голову на мешок с кислозернянкой. Предстоящее задание мало его беспокоило: он был уверен, что тот, кому потребовался переводчик, — кем бы он там ни оказался, — явится на рандеву и все ему объяснит.

На другой день они добрались до берега Большого Южного моря, и Дон пересел на борт сумасшедшей посудины, причем это определение в равной степени относилось как к самой посудине, так и к ее команде. Плоским блюдцем на реактивной тяге футов пятнадцати в поперечнике управляли два юных экстраверта, не боявшиеся ни людей, ни болот. Надводная часть глиссера была накрыта приземистым конусом, свернутым из листа полированного металла, который отражал направленные горизонтально лучи радара вверх или в сторону. Этот колпак не защищал от радарного поиска из космоса — импульсы, расходясь по конусу, после отражения от колпака возвращались бы обратно прямо туда, откуда они пришли. Но главным преимуществом глиссера была скорость.

Дон лежал пластом на дне лодки, вцепившись в поручни и размышляя о преимуществах ракетного транспорта, а сумасшедшая штуковина тем временем неслась, подскакивая, по водной глади. Он старался не думать о том, что произойдет, столкнись глиссер с корягой или с каким-нибудь крупным морским животным. Менее чем за два часа суденышко прошло около трехсот километров, потом замедлило ход и остановилось.

— Конечная остановка! — сказал розовощекий мореход. — Пассажирам приготовить багажные квитанции! Женщины и дети выходят по центральному эскалатору.

Антирадарный колпак приподнялся. Дон встал, разминая затекшие ноги:

— Где мы?

— Станция Драконвилль-на-Болоте. А вот и делегация встречающих. Осторожнее на ступеньках.

Дон напряженно всматривался в туман. Похоже, на берегу собралась целая толпа аборигенов. Он спрыгнул с борта, и его ботинки тут же утонули в грязи. Он поспешно выбрался на твердую почву. За его спиной хлопнул антирадарный колпак, и сумасшедшая посудина тут же рванула прочь, в считанные секунды набрав скорость и сразу исчезнув в тумане.

— Могли бы хоть помахать на прощание, — пробормотал Дон и обернулся к драконам. И замер в растерянности: людей не было видно, а указаний на этот счет ему никаких не дали. Может быть, офицера, которого надеялся встретить Дон (уж теперь-то ему самое время было здесь появиться!), по дороге где-нибудь ранили?

Драконов было семь, и все они молча приближались к нему. Дон окинул их взглядом и просвистел вежливое приветствие, отметив про себя, что аборигены похожи друг на друга как две капли воды. И тут дракон, выступавший в центре семерки, воскликнул с акцентом, от которого на память сразу же приходила рыба и жареная картошка:

— Дональд, мой мальчик! Как я рад тебя видеть! Чешуя!