Сразу после взрыва «Околоземной» на корабле завыли сирены, и по громкой связи всему экипажу была передана команда: «К ускорению — по местам стоять!» «Наутилус» рванулся вперед, ложась на курс, который после утомительного перелета должен был его привести к Венере. После того как была набрана скорость и кораблю придали вращение, чтобы создать искусственную гравитацию, двигатели были отключены. Дон отстегнул ремни и поспешил в радиорубку. По пути его дважды останавливали часовые, и каждый раз ему приходилось с ними препираться.

Дверь оказалась открытой; люди, что сидели внутри, были, видимо, очень заняты и не обратили на Дона никакого внимания. Он помешкал в дверях, потом вошел. Его тотчас схватили за шиворот.

— Эй! Какого черта ты тут шляешься?

— Я только хотел отправить радиограмму, — робко отозвался Дон.

— Да ну? Что ты об этом думаешь, Чарли? — Схвативший Дона человек повернулся к солдату, склонившемуся над пультом.

Тот сдвинул наушник с одного уха.

— Типичный диверсант. У него в каждом кармане по атомной бомбе.

В дверях, ведущих во внутренний отсек, появился офицер.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Он проник сюда, сэр. Говорит, ему нужно отправить радиограмму.

Офицер оглядел Дона с ног до головы.

— Сожалею, но — нельзя. Радиомолчание. Никаких передач.

— Но мне очень нужно! — в отчаянии произнес Дон и коротко объяснил причину. — Я просто обязан сообщить родителям, где нахожусь.

Офицер покачал головой.

— Мы не смогли бы связаться с Марсом, даже будь это разрешено.

— Но, сэр, разве нельзя отправить сообщение на Луну, чтобы они его передали на Марс?

— Думаю, можно, но мы этого делать не станем. Видишь ли, паренек, я сочувствую тебе и понимаю твои трудности, но командир не позволит нарушить радиомолчание даже по более важной причине, чем твоя. Так что и не надейся. Безопасность корабля — превыше всего.

Дон задумался.

— Боюсь, что вы правы, — уныло признал он.

— На твоем месте я не стал бы очень уж переживать. Твои родители сообразят, где ты находишься.

— Как? Не понял. Они же думают, что я лечу на Марс.

— Нет, они так не думают. Во всяком случае, скоро перестанут так думать. Теперь ни для кого не секрет, что произошло, — вся Система об этом знает. Твои родители уж как-нибудь выяснят, что ты добрался до «Околоземной» и что ты не вернулся на «Дороге Славы». Методом исключения можно установить, что ты направляешься на Венеру. Возможно, они как раз посылают запрос о тебе в отделение «Межпланетных линий».

Офицер обернулся и приказал:

— Уилкинс, напишите объявление: «Радиомолчание. Никакие сообщения не отправляются». Это не дело, чтобы всякие гражданские врывались в рубку — им, видите ли, надо послать поздравление тете Хетти.

Дона поместили в салоне третьего класса вместе с тремя дюжинами мужчин и несколькими мальчишками. Кое-кто из пассажиров, оплативших перелет высшим классом, понятно, был недоволен. Дон и сам имел билет первого класса до Марса на «Валькирии» — и, глядя на то, как жалобщики, поджав хвост, возвращаются от командира, — порадовался, что ему хватило благоразумия не ерепениться. Каюты первого класса, расположенные в носовой части корабля, были заняты военными.

Койка оказалась вполне удобной, и в шуме и сплетнях кормового кубрика космический перелет уже не казался таким тоскливым и скучным, как в изолированной каюте первого класса. Уже в первую неделю путешествия главврач объявил, что все желающие могут погрузиться в анабиоз. Через день-другой кубрик наполовину опустел: людей собрали, заморозили и уложили в камеры, где им предстояло проспать несколько долгих недель.

Дон не захотел ложиться в анабиоз. Он слушал разговоры соседей по каюте, которые, зная о этом предмете лишь понаслышке, рассуждали о том, влияет ли анабиоз на продолжительность человеческой жизни.

— Давайте взглянем на вопрос с такой точки зрения, — изрек один из пассажиров. — Вам отпущено столько-то лет. Это заложено в генах. Если отбросить возможность несчастного случая, вы живете столько, сколько вам отпущено. Но если поместить ваше тело в морозильник, темп жизни замедляется. Если можно так выразиться, ваши жизненные часы останавливаются. И все это время уже не учитывается. И если вам было суждено прожить восемьдесят лет, то теперь к этому сроку прибавляются три месяца, или что-то около. И лично я такой возможностью воспользуюсь.

— Большей ошибки даже представить себе нельзя, — отвечал ему другой. — Я хочу сказать, что вы совершенно неправы. В данном случае вы лишь укоротите свою жизнь на три месяца. Нет, это не для меня!

— Вы сумасшедший. Лично я намерен погрузиться в сон.

— Как хотите. И вот еще что… — Его оппонент наклонился и заговорил доверительно — но так, чтобы его мог услышать не иначе как весь кубрик: — Говорят, эти ребятишки с нашивками на рукавах подвергнут вас допросу, когда вы начнете засыпать. И знаете, зачем им это нужно? Да затем, что коммодор считает, будто бы на «Околоземной» к нам проникли шпионы.

Дону было все равно, кто из них прав. Он слишком любил жизнь, чтобы временно «умереть» только ради избавления от скуки долгого перелета. Но последнее замечание его встревожило. Шпионы? Неужели агенты МБР действуют прямо под носом высших чинов Космической гвардии? Впрочем, МБР, как говорят, способно проникать всюду. Дон оглядел своих соседей, гадая, кто из них мог путешествовать под чужим именем.

Вскоре он выкинул эту мысль из головы. Во всяком случае, им МБР больше не интересовалось.

Не знай Дон о том, что он находится на «Наутилусе», который летит на Венеру, он вполне мог бы вообразить, что летит на Марс на «Валькирии». Корабли были одного класса, а пустота космоса везде одинакова. Правда, теперь Солнце постепенно росло вместо того, чтобы уменьшаться, но кто станет смотреть прямо на Солнце, даже с Марса? Распорядок дня на корабле соблюдался исходя из гринвичского времени, точно так же, как и на любом другом космическом лайнере; завтрак начинался точно по звонку; координаты корабля передавались каждый «вечер», а «ночью» выключался свет.

Даже присутствие на борту военных не бросалось в глаза.

Им были отведены каюты в носовой части, и гражданские допускались туда только по делу. Лишь на сорок второй день полета Дону потребовалось сходить туда, чтобы забинтовать порезанный палец. Когда он возвращался назад на корму, ему на плечо легла чья-то рука.

Дон узнал сержанта Макмастерса. На кителе у него красовалась звезда — знак корабельного полицейского в звании главного старшины.

— А ты здесь откуда? — спросил он. — Чего шляешься?

Дон показал порезанный палец.

— Я не шляюсь, — ответил он. — Вот, на перевязку ходил.

Макмастерс посмотрел на палец.

— Порезался, говоришь? Так вот, ты попал не в тот коридор. Ты идешь прямиком в бомбовый отсек, а вовсе не к пассажирским каютам. Слушай-ка, а ведь мы уже встречались, верно?

— Еще бы.

— Да-да, я помню. Ты — тот самый парень, который думал, что полетит на Марс.

— Я и лечу на Марс.

— Вот как? Видать, ты любишь ходить в обход: лишние сотни миллионов миль тебе нипочем. И если уж зашел разговор об окольных путях, то объясни, с какой стати ты оказался в коридоре, ведущем в арсенал?

Дон почувствовал, как его лицо заливает краска.

— Да не знаю я, где у вас тут бомбы хранятся. Если я не туда иду, взяли бы да показали.

— Иди за мной. — Сержант отвел Дона двумя палубами ниже — здесь благодаря вращению корабля сила тяжести была заметно больше — и впихнул его в кабинет. — Тут пока посидишь. Скоро придет дежурный офицер.

Дон остался стоять.

— Не нужен мне дежурный офицер. Я хочу к себе, в кубрик.

— Садись, тебе говорят. Я помню все твои выкрутасы. Может быть, ты и впрямь заблудился, а может, и цель какую имел.

Дон подавил гнев и сел.

— Не обижайся, — сказал Макмастерс. — По глотку кофе, а?

Он подошел к кофейнику и налил две чашки.

Дон помялся, но чашку взял. Кофе оказался венерианским: черным, горьким и очень крепким. Дон почувствовал, что Макмастерс начинает ему нравиться. Сержант отхлебнул кофе, поморщился и сказал:

— Ты, парень, родился в рубашке. Сейчас ты уже мог быть покойником.

— Почему это?

— Тебя собирались отправить на Землю на «Дороге Славы», так?

— Ну и что?

— Неужели до кормы новости не доходят? Ведь «Слава»-то так до Земли и не добралась.

— А что случилось? Авария?

— Какое там! Эти кроты из Федерации встали на уши и расстреляли корабль на подлете. Думаю, они не сумели установить с ним связь и решили, что «Слава» набита взрывчаткой. Сбили они ее, короче.

— Ох!..

— Вот я и говорю: ты, мол, родился в рубашке, раз должен был лететь на том корабле.

— Но меня там не было. Я лечу на Марс.

Макмастерс уставился на него и рассмеялся.

— Да у тебя, видать, в мозгах пластинку заело! Прямо как у толкуна.

— Может быть, но до Марса я все равно доберусь.

Сержант отставил чашку.

— Ты когда-нибудь головой думать будешь? Пойми, эта война будет длиться десять, а то и пятнадцать лет. Кто знает, может, за все это время на Марс не отправят ни одного корабля.

— Ну… доберусь как-нибудь. А с чего вы взяли, что война продлится так долго?

Макмастерс помолчал, закуривая.

— Ты историю изучал?

— Немножко.

— Помнишь, как американские колонии отделились от Англии? Они копошились там восемь лет, а воевали только время от времени. А ведь Англия была достаточно сильной, чтобы подавить восстание за один уикэнд. Почему она этого не сделала?

Дон не знал.

— Так вот, — ответил ему сержант. — Ты, верно, не изучал историю, но коммодор Хиггинс знает ее отлично. Он-то и разработал этот план. Спроси его о любом восстании, и он сходу тебе объяснит причины его провала или успеха. Англия не смогла справиться с колониями потому, что в те времена была по уши в других войнах, не в пример этой. Казалось, что подавление американского мятежа — чепуха, что-то вроде полицейской облавы. Но сил на это уже не было; время шло, дело вылетало в копеечку и, кроме неприятностей, ей уже ничего не светило. Так что Англия дала задний ход и признала независимость восставших.

— Хотите сказать, что и теперь будет что-то похожее?

— Конечно, ведь коммодор Хиггинс подтолкнул ситуацию куда надо. Честно говоря, республике Венере противостоять Федерации трудновато. Уверяю тебя, я патриот не хуже любого другого, но я смотрю фактам в глаза. Населения-то на Венере раз-два и обчелся, и в смысле материальных ресурсов Федерации — их здесь не более одного процента. Венера ни за что не сможет победить, если Федерация не будет слишком занята другими делами. А обстановка сейчас именно такова — или скоро станет такой.

Дон задумался.

— Наверное, я полный дурак.

— Неужели до тебя не дошло, для чего мы уничтожили «Околоземную»? Да одним ударом коммодор сделал Землю полностью беззащитной. Он мог бы взорвать некоторые — да хоть все — города Земли, но что от этого было бы толку? Бомбардировка только восстановила бы против нас все население шарика. А так нас поддерживают две трети. Не просто поддерживают, но сами душой горят, сами чувствуют, что пора, потому что над их головами не висит больше «Околоземная», неоткуда больше пускать ракеты, как только запахнет жареным. И Федерации, чтобы вернуть прежний порядок, понадобятся годы, если она вообще когда-нибудь встанет на ноги. Наш коммодор — мужик умный! — Сержант поднял глаза. — Смирно! — заорал он и вскочил на ноги.

В дверях стоял лейтенант.

— Интересная лекция, профессор. Она прекрасно прозвучала бы в университетской аудитории.

— Никакой я не профессор, — ответил Макмастерс. — Я всего лишь сержант, с вашего позволения.

— Ладно, сержант, проехали, — лейтенант обернулся к Дону. — Кто такой и что он здесь делает?

— Ждет вас, сэр, — Макмастерс объяснил, что случилось.

— Ясно, — ответил дежурный и спросил Дона: — Вы готовы отказаться от своего права не давать показания против самого себя?

Дон явно был озадачен.

— В общем, дело такое, — объяснил Макмастерс. — Нам надо решить, применить ли к тебе некое устройство или посадить тебя до конца полета в карцер.

— Устройство?

— Детектор лжи.

— Ах, это? Пожалуйста. Мне скрывать нечего.

— Хотел бы я сказать то же самое о себе. Садись сюда, — Макмастерс открыл шкафчик, присоединил к голове Дона электроды, а повыше локтя прикрепил датчик артериального давления. — А теперь, — сказал он, — говори правду: зачем ты болтался у арсенала?

Дон стал рассказывать. Макмастерс задал ему еще несколько вопросов, а лейтенант тем временем наблюдал за экраном, расположенным за спиной у Дона. Вскоре он сказал:

— Хватит, сержант. Гоните его туда, где ему положено быть.

— Слушаюсь, сэр. Пойдем, — и вдвоем они вышли из каюты. Когда они отошли настолько, что можно было говорить без помех, Макмастерс продолжил оборванный лейтенантом разговор: — Я хотел тебе сказать, что по всем этим причинам война затянется надолго. Этот status останется quo, пока Федерация будет занята подавлением мятежей и массовых беспорядков у себя дома. Время от времени они будут посылать к нам какого-нибудь сопляка с заданием, достойным настоящего мужчины, а мы — намыливать ему холку и отправлять обратно. Через несколько лет Федерация обнаружит, что мы обходимся ей дороже, чем того стоим, и признает нас в качестве независимого государства. И все это время полетов на Марс не будет. Вот так-то!

— И все-таки я туда доберусь! — упрямо сказал Дон.

— Значит, тебе придется идти пешком.

Они дошли до палубы G. Дон огляделся и заявил:

— Дальше я дорогу знаю. Тогда я, должно быть, спустился на одну палубу ниже.

— На две, — ответил Макмастерс. — Пойдем, я тебя провожу до кубрика. Знаешь, а все-таки у тебя есть возможность попасть на Марс, думаю, что — единственная.

— Что? А как, расскажите?

— Пошевели мозгами. Пассажирских рейсов не будет — по крайней мере, пока война. Но мое тебе слово — и Федерация, и Республика в конце концов пошлют на Марс свои десантные силы; каждая из этих команд попытается захватить тамошние сооружения для своих. На твоем месте я поступил бы в Космическую гвардию. Не в Воздушные силы и не в Наземные войска, а именно в Космическую гвардию.

Дон задумался.

— Но откуда я знаю, что меня пошлют именно туда? Шансов-то у меня не много, верно?

— Ты в казарменной политике что-нибудь понимаешь? Устройся работать писарем. Сумеешь вовремя лизнуть кому надо задницу — тебя оставят на главной базе. Там ты будешь в курсе всех слухов и в конце концов узнаешь, когда они соберутся отправить корабль на Марс. Тогда опять лизнешь нужную задницу — и ты уже в списке команды! Точно тебе говорю, это единственный способ попасть на Марс. Вон твоя дверь. И не показывайся больше на носу корабля.

Несколько дней Дон обдумывал слова Макмастерса. До сих пор им владела навязчивая мысль, что, попав на Венеру, он должен что-нибудь такое придумать, чтобы перебраться на Марс. Макмастерс заставил его взглянуть на дело с другой стороны. Конечно, можно рассуждать о том, что неплохо бы попасть на корабль, направляющийся на Марс, — законно там или незаконно, купив билет или в качестве члена экипажа, а может, и просто «зайцем». Но допустим, что кораблей на Марс не будет вообще. Заблудившаяся собака найдет дорогу домой, но человек не собака — без корабля он не одолеет и мили космической пустоты. Это исключено.

Но вступить в Космическую гвардию… Похоже, это крайнее средство, даже если оно и поможет. Дон знал об армейских порядках немного, но в его душу закралось мрачное подозрение: а вдруг сержант слишком упростил положение. Попытка использовать Космическую гвардию, чтобы попасть на Марс, могла привести к тому же исходу, что и попытка оседлать канзасский смерч.

С другой стороны, Дон находился в том возрасте, когда перспектива военной карьеры привлекательна сама по себе. Будь его чувства к Венере хоть немного сильнее, он без труда убедил бы себя, что его долг — стать на сторону колонистов и сражаться с ними в одних рядах. И неважно, попадет он на Марс или нет.

Военная служба привлекала Дона и по другой причине: она придала бы его жизни определенный смысл. Дон уже начинал понимать, в чем состоит главная трагедия перемещенного лица в военное время: он сразу теряет все свои корни. Человеку необходима свобода, но мало кто из людей достаточно крепок духом, чтобы стремиться к абсолютной свободе. Человек желает ощущать себя частью общества, имеющего установленные, всеми исполняемые правила отношений между его членами. Порой люди вступают в иностранные легионы в поисках приключений, но чаще подписывают контракт, чтобы обрести какие-то обязанности, законы и табу, иметь время для труда и для отдыха, завести друзей, собеседников, а также заполучить сержанта, которого можно будет ненавидеть, — короче, чтобы определиться.

Дон оказался «перемещенным» в полном смысле этого слова, как никто за всю историю Земли: у него даже планеты не было, которую он мог бы назвать своей. Сам он еще не понимал до конца духовной своей обделенности, но, проходя мимо солдат Космической гвардии, поглядывал на них и уже прикидывал, как он сам будет выглядеть, в этом мундире.

«Наутилус» не стал опускаться на поверхность планеты, не стал он и пристыковываться к космической станции. Корабль лишь замедлил ход и вышел на двухчасовую орбиту ожидания, проходившую над полюсами планеты, в нескольких сотнях миль над серебристым покрывалом облаков. Колонии Венеры были слишком молоды и бедны, чтобы позволить себе роскошь приобрести большую орбитальную станцию. Прибывший корабль выходил на быструю парковочную полярную орбиту, двигаясь вокруг вращающейся планеты и как бы разрезая ее на дольки — словно наматывая нитку на клубок.

С любой точки Венеры можно было запустить шаттл, который пристыковывался к находящемуся на орбите кораблю, а затем возвращался в свой порт или любую другую точку, затратив минимум топлива. Как только «Наутилус» оказался на парковочной орбите, к нему сразу же направились такие шаттлы. Они были похожи скорее на самолет, чем на ракету: хотя герметичные корпуса и запасы воздуха позволяли им летать в космосе до стыковки с кораблем на орбите, но у них были также и крылья, а помимо ракетных, имелись обычные прямоточные реактивные двигатели, предназначенные для полетов в атмосфере. Эти корабли, как лягушки, были приспособлены к жизни в двух разных средах.

Шаттл запускался с планеты при помощи катапульты, затем включалась реактивная тяга, и корабль поднимался на своих крыльях, пока не достигал в холодной выси разреженной стратосферы скорости в три тысячи миль в час. Здесь реактивные двигатели, захлебывающиеся от недостатка кислорода, уступали место ракетным, разгонявшим шаттл до орбитальных скоростей порядка двенадцати тысяч миль в час — скоростей, с которыми корабль мог подойти к находящемуся на орбите космическому лайнеру.

Точный маневр! От пилотов требовался точный математический расчет, учитывающий параметры орбит, скорости, состояние верхних слоев атмосферы, расход топлива, и еще виртуозное владение искусством маневра, превосходящее все возможности математического расчета, — но при всем этом достигалась экономия средств. После того как шаттл был загружен, ему для схода с орбиты требовался лишь короткий импульс ракетными двигателями — и он переходил на более низкую орбиту, пересекающую в конце концов атмосферу, что позволяло пилоту вести корабль словно планер, гася огромную скорость во все уплотняющихся по мере спуска воздушных слоях. Теперь от пилота вновь требовалось мастерство, поскольку он должен был не просто снизить скорость, но и сохранить ее для полета к месту посадки. Шаттл, застрявший где-нибудь в диком месте, в тысяче миль от порта, мог никогда уже больше не подняться, даже если пилот и пассажиры уцелеют после такой посадки.

Дон отправился вниз на «Сайрусе Бьюкенене», небольшом суденышке, с размахом крыльев едва ли в три сотни футов. Наблюдая в иллюминатор за тем, как шаттл подводят к шлюзовой камере, Дон заметил, что нарисованный на носу корабля знак «Межпланетных линий» — три шара — неаккуратно, видимо, в спешке, закрашен, а поверх нанесено через трафарет: «Воздушные силы Республики Венера». Закрашенная эмблема, зримое свидетельство мятежа, подействовала на Дона сильнее, чем даже гибель «Околоземной». «Межпланетные» были могущественны, пожалуй, не меньше правительства, и влияние имели тоже не меньшее. Кое-кто даже считал, что эта компания и есть настоящее правительство. А теперь повстанцы осмелились захватить корабли величайшего транспортного концерна и закрасить его эмблемы.

Дон ощутил на лице ледяное дыхание самой Истории. Макмастерс оказался прав: теперь Дон поверил, что ни один корабль отсюда на Марс не отправится.

Когда пришла его очередь, Дон протиснулся сквозь шлюз в салон шаттла. Стюард «Бьюкенена» все еще щеголял в форме «Межпланетных», но эмблемы компании были сорваны, а на рукавах кителя красовались нашитые шевроны. Изменилось также и отношение к пассажирам: стюард обращался с ними деловито и распорядительно, но без прежней лакейской угодливости.

Перелет был долгим и утомительным. В салоне стояла жара, как это всегда бывает при торможении в атмосфере. Лишь через час корабль «встал на крыло», и вскоре Дон и остальные пассажиры почувствовали, как сила тяжести вжимает их в кресла. Потом пилот, решив, что корпус слишком нагрелся, поднял шаттл повыше и перевел его в режим свободного падения. Такая процедура повторялась снова и снова: корабль скакал, словно пущенный по воде плоский камушек, и эти движения космической шлюпки вызывали у пассажиров ощущение неудобства и тошноту.

Дона все это мало волновало. Он снова чувствовал себя космонавтом, и его желудок больше не реагировал на ускорение и даже на невесомость. Сначала ему было интересно вновь оказаться в облаках Венеры, но потом стало скучно. Прошло немало времени, и Дон, очнувшись от дремоты, почувствовал, что движение корабля изменилось: шаттл со свистом снижался, выходя на завершающий участок полета, и пилот выводил корабль на посадку по радару. «Сайрус Бьюкенен» коснулся поверхности планеты, подпрыгнул и, сотрясаясь, помчался по воде, все замедляя движение, пока наконец не остановился. После долгой заминки корабль подтянули на буксире к причалу, стюард поднялся на ноги и объявил:

— Нью-Лондон! Республика Венера! Приготовьте документы.