Если А, то В. Я считаю себя математиком-рационалистом, не одним из тех романтиков, кто опозорил нашу профессию всякими нелепостями вроде определения «бесконечности» как числа, смешения символа с объектом или обращения с незнанием как с известной величиной. Когда я оказался в Стране Оз, я не решил, что сошел с ума. Наоборот, это помогло мне эмоционально подготовиться к встрече с другими «вымышленными» персонажами.

Допускаю: возможно, что я сейчас сижу под замком в палате для буйных. Однако это допущение не имеет никакого смысла, кроме самоубийства личности. Я буду действовать, руководствуясь тем, что говорят мне мои чувства. Я не такой, как тот невежда, который, увидев жирафа, сказал: «Таких животных не бывает».

Вот я лежу в постели со своей очаровательной женой Хильдой в просторной каюте космической яхты «Дора» в качестве гостя абсолютно вымышленного «Лазаруса Лонга». Разве это достаточное основание нащупывать рукой кнопку для вызова еще более вымышленной медсестры, которая сделает несуществующий укол, чтобы снять эту галлюцинацию? Постель мягкая и удобная, а что до Хильды, то мне может позавидовать сам царь Соломон, и Магомету со всеми его гуриями до меня далеко.

Всякий парадокс можно распутать завтра. Или послезавтра. Еще лучше — к концу года. А лучше всего, возможно, — когда кончится Вечность.

Зачем трогать парадокс? Как сказала Дора, мы с Хильдой сами — пара доков… и не хотим, чтобы нас трогали, а тем более распутывали.

С тех пор как Хильда вышла за меня, я еще ни разу не принимал снотворного.

Нас никто не побеспокоил. Я проснулся прекрасно отдохнувшим, увидел, что моя жена в туалетной комнате чистит зубы — ага, «Пепсодентом», — вынул у нее изо рта щетку, поцеловал ее и снова сунул щетку обратно. Когда она кончила чистить зубы, я спросил:

— Детей видела?

— Нет, Джейкоб.

— Так. Дора!

— Можешь не кричать, я сижу у тебя на плече. Завтрак подать в постель?

— А что, мы опоздали к завтраку?

— Профессор Берроуз, у меня тут время завтрака начинается в полночь и заканчивается в полдень. Ленч в тринадцать, чай в шестнадцать тридцать, обед в двадцать, перекусить и попить чаю можно в любое время. Обед всегда парадный, но только обед.

— Хм-м-м… А что значит «парадный»?

У Хильды теперь появилась кое-какая одежда, — но в Земле Обетованной нет никакой «от кутюр»..

— «Парадный» — это означает парадный костюм вашей цивилизации, или нашей, или же наготу. Никакой повседневной одежды. Как говорит командор, «или все, или ничего». Уточнение: драгоценности, духи и косметика не возбраняются. В число услуг, которые оказываются на этом корабле, входят чистка и глажение с исполнением в течение часа, предоставление широкого ассортимента парадной одежды по последней моде Нью-Рима, вместе с бельем, для удобства гостей, которые не возят с собой парадных костюмов, предпочитают обедать одетыми и не хотят есть в одиночестве.

— Какое гостеприимство! Кстати, о белье — мы обнаружили у себя все, кроме корзины для грязного белья. Мне нужно положить туда свою накладку.

— Но ведь это белье, доктор.

— Я так и сказал. Я ее носил, теперь ее надо постирать.

— Сэр, я не так свободно владею английским, как галактическим. Когда я сказала «белье», я имела в виду, что вы становитесь в нем под душ и оно исчезает.

— Берем сотню дюжин, — сказала Хильда.

— Капитан Хильда, у меня в памяти нет слов «сотня» и «дюжина». Будьте так добры, скажите это иначе.

— Ничего, Дора, это я не тебе, а мужу. А что сейчас носят в Нью-Риме?

— «Сейчас» я могу понять только как то, что есть самого последнего в моих запасах. Мода меняется так же быстро, как курс акций. Как вечерний туалет мужчины носят юбки до пола с небольшим шлейфом. Корсаж оставляет обнаженными одно или оба плеча. Ноги босые, допускаются сандалии. Цвета яркие, не исключаются контрастные сочетания. Оружие обязательно — оно может быть символическим, но на виду. Дамы, конечно, отстают от цикла по фазе. Юбки в этом сезоне лишь чуть длиннее оборок, носятся очень низко. Если есть верх, — в этом сезоне он необязателен, некоторые дамы предпочитают косметику простых расцветок, — но если он есть, окошечки для грудей или открытые, или из прозрачного материала. В этом цикле модны прозрачные с радужным отливом, особенно если одна грудь обнажена и без косметики, а на другой играет радуга.

До сих пор компьютер говорил хорошо модулированным голосом взрослой женщины, но внезапно мы услышали интонации восторженной маленькой девочки:

— Надеюсь, кто-нибудь это выберет — очень хочется посмотреть! Например, доктор Дити и доктор Либ — у одной радуга на левой груди, у другой — на правой, и чтобы стояли рядом. Здорово, а?

— Да, это произведет впечатление, — согласился я. (Они будут точь-в-точь как клоуны! Хотя Дити может на это пойти. Девочка любит доставлять радость людям и даже компьютерам. Может быть, особенно компьютерам.)

— Как тебе понравится юбка с небольшим шлейфом, старый козел?

— Хильда!

— Дора, а у тебя есть парадное белье такого размера, чтобы подошло моему мужу? Как у вас снимают мерку?

— У меня есть размеры профессора, мэм. Я доставлю весь набор к вам в каюту после полудня, если вы не ляжете спать или не будете чем-нибудь заняты. И соответствующий набор для вас, я полагаю?

— Если хочешь, Дора. Не знаю, понравится ли мне этот стиль.

— Капитан Хильда очень хороша и сама по себе. Я специалист-дизайнер и в этом кое-что понимаю. Это не лесть — Лаз-Лор говорили мне, чтобы я училась льстить, но я не уверена, что моей конструкцией это предусмотрено. Может быть, я смогу научиться у Аи.

— Ну, еще бы, Дорочка! Я только и занимаюсь тем, что льщу своим четырем подопечным уж не знаю сколько времени!

— Ая, ты слушаешь?

— Ты сердишься, тетя Хильда?

— На нашу Аю Плутишку я никогда не сержусь. Но вежливость требует, чтобы люди знали о твоем присутствии.

— Но… ведь у Доры есть глаза, и она позволяет мне ими смотреть!

— Капитан Хильда, Ая теперь со мной все время. А что, нельзя? Мы же не зна-а-ли!

В голосе у нее снова появились интонации маленькой девочки, на этот раз испуганной.

Я решил, что пора вмешаться.

— Ая, Дора, мы с Хильдой не возражаем. Я скажу Дити и Зебу, они тоже не будут возражать.

— Джейк, ты прелесть!

— Ая, ты много раз спасала нам жизнь, и мы за это готовы развлекать тебя, как только можем. Но имей в виду, Ая: пользуясь глазами и ушами Доры, ты увидишь и услышишь такие вещи, которые не видит твой радар и не слышит микрофон, если он отключен. У кого-нибудь из вас в резидентной памяти есть понятие «сдержанность»?

— Нет, Джейк. А что это такое?

— Я объясню, — с готовностью предложила Дора. — Это значит, что мы видим и слышим, но делаем вид, что не видели и не слышали. Как прошлой ночью, когда…

— Потом расскажешь, Дора. По нашему личному каналу. А который час по судовому времени и не опоздали ли мы к завтраку? Я нигде не вижу часов.

— А я и есть часы. Сейчас по судовому времени девять ноль три. К завтраку вы не опоздали. Командор Лаз еще спит, после мятежа она легла поздно. Капитан Лонг — то есть Лор — поела на мостике. Меня это немного обидело, потому что вахта была моя, но общаться с ней всегда приятно. Командор Лазарус всегда завтракает в адмиральских апартаментах. Доктор Дити, доктор Зеб и Либ только начинают.

— Как они одеты? — спросила моя Хильда.

— В салфетки. На докторе Либ духи «Цветок джунглей» — она любит терпкие ароматы. Доктор Зеб, кажется, забыл надушиться, но у него довольно приятный собственный запах. Что на докторе Дити, я понять не могу, но там есть и мускус, и сандаловое дерево. Перевести это на язык формул?

— Это «Время блюза», что меня несколько удивляет: моя приемная дочь не нуждается в духах. Да и Либ тоже, черт возьми. Джейкоб, ты готов?

Я отозвался сразу. Пока компьютеры болтали, я занимался своими делами. В частности, попробовал воспользоваться депилятором, который оказался с фокусом — я не сразу понял, как его выключить, и остался без бачков. Зеб, одетый в салфетку, Либби Лонг — единственная, кто не принадлежит к нашему семейству, и к тому же бывший мужчина. Не вымазать ли мне грязью пупок?

— Я готов.

Появился голубой огонек и провел нас в маленькую столовую, где мы проделали церемонию, принятую в семействе Лонг, — но сами этого не заметили, потому что она ничем не отличалась от наших собственных привычек. Увидев нас, Либ встала, подошла, поцеловала Хильду, поцеловала меня — бегло, но не без засоса. Потом меня поцеловала моя дочь, а в это время Зеб целовался с моей женой. Потом мы поменялись, как обычно: Дити расцеловала Хильду, а Зеб взял меня за плечи, прошипел мне на ухо: «Стой, не дергайся!» — и поцеловал меня на латинский манер — дважды, в обе щеки.

Неужели мой брат по крови подумал, что я подведу его в присутствии постороннего? Этот обычай возник у нас вскоре после нашего бегства. Мы с Зебом всегда целовались на латинский манер — чмокали друг друга четыре раза в щечку. Но однажды в Гнездышке мы не рассчитали и ткнулись рот в рот. Мы не отстранились друг от друга, но и затягивать не стали. Никто не придал этому особого значения — хотя я понимал, что табу нарушено, да и он тоже. А два дня спустя я явился к завтраку последним. Зеб сидел спиной ко мне. Он обернулся и хотел мне что-то сказать, я нагнулся, быстро, но крепко поцеловал его в губы, подошел к дочери, поцеловал ее, уже не так быстро, подошел к жене, поцеловал ее как следует, сел и спросил: «А что у нас на завтрак?» С тех пор без изменений повторялась только эта фраза: мы с Зебом иногда чмокали друг друга на латинский манер, иногда целовались в губы — коротким, сухим, символическим поцелуем, инициатива которого могла принадлежать любому из нас. Он означал, что мы слишком близки друг другу, чтобы ограничиваться рукопожатием; никакого сексуального оттенка в нем не было.

Поэтому меня немного обидело, что Зеб счел необходимым меня предупредить. Должен добавить, что вообще-то моя специальность — женщины, без Хильды я бы обойтись не мог. Но я пробовал и другой вариант — это было с одним моим школьным приятелем во время выпускных экзаменов. Мы намеревались выяснить, о чём вообще речь, — много рассуждали на эту тему, но не назначали никаких сроков, а тут подошла последняя неделя в школе. Двухчасовой экзамен, больше никаких занятий в тот день; с полчаса мы играли в теннис, а потом до нас внезапно дошло, что мы свободны, а квартира его родителей пустует до вечера. День настал!

Мы честно старались. Предварительно как следует вымылись, Мы не стеснялись и не боялись. Не опасались мы и того, что нас застанут: двери были заперты на цепочку, так полагалось у его родителей. Мы нравились друг другу и хотели, чтобы все получилось.

Но ничего не вышло.

Мы встали, закусили бутербродами с арахисовым маслом и джемом, запивая их молоком, и за едой обсудили происшедшее. Мы не испытывали ни смущения, ни отвращения, ни у кого не пахло изо рта, никаких других помех не было — но ничего не вышло.

Мы снова почистили зубы, вымыли друг друга и попробовали еще раз. Точь-в-точь как гимнастика, никакой разницы. Дело не в «морали», нам действительно этого хотелось. Но данный вариант оказался не для нас. Поэтому мы уничтожили все улики, пошли и сыграли еще три сета в теннис.

То же самое у меня и с Зебом. Я очень его люблю — но я люблю его таким, какой он есть, хотя прекрасно понимаю свою дочь, которая считает его величайшим любовником после… нет, вообще величайшим. Но если Зебу вздумается поухаживать за мной, я напрягу все свои способности актера-любителя и постараюсь дать ему понять, что именно этого и ждал всю свою жизнь.

Я все это рассказываю, чтобы объяснить, почему я немного обиделся. Ну неважно, я еще постараюсь, чтобы до Зеба дошло — я никогда его не подведу.

А что касается этого обычая семейства Лонг… «Лонг» — не их фамилия, это группа Говардов, которые живут вместе и прибавили к своим обычным именам «Лонг» — псевдоним, которым чаще всего пользовался Лазарус. Это коммуна, большая семья, общая семья, не знаю, как это назвать. Думаю, что ни в одном языке нет подходящего слова. К тому же двое из полноправных ее членов — компьютеры. Они уходят и приходят, растят детей, и только семейный генетик доктор Иштар знает, кто их родители, да и кого это интересует? Я подозреваю, что все они бисексуалы, но постороннему это не видно, а я и есть посторонний.

Но я знаю одно: каждое утро, когда кто-нибудь из Лонгов в первый раз встречается с другим Лонгом, они целуются — и это не какое-нибудь чмоканье в щечку на латинский манер.

Мне объяснили, что на завтрак я могу попросить все, что хочу. Теперь я окончательно понял, что мы попали в какую-то книгу. Немного забегу вперед — я знаю кое-что о семействе Лонг, я вычитал это в книге, которую вы, возможно, не читали. Их корабль «Дора» прилетел с планеты, отстоящей на много парсеков от Земли-аналога той вселенной, и из времени на две тысячи лет позже нашего, если посмотреть с одной стороны, — или же из времени, совершенно несоизмеримого с нашим, поскольку у нас нет общей временной оси.

Тем не менее я мог попросить все, что хочу: поджаренный хлеб, любую яичницу, бекон, ветчину, колбасу, бифштекс, апельсиновый джем, желе из грейпфрутов, гречневые лепешки, — и ничего этого не существует на Терциусе, родной планете семейства Лонг.

А «Пепсодент» в нашей туалетной комнате…

Я разглядывал прекрасную золотистую вафлю, кусочек которой таял у меня во рту, когда вошел Лазарус, и у меня в голове тут же прозвучали слова: «Командор всегда завтракает в адмиральских апартаментах».

Добавлю, что Лазарус был одет так же, как и мы с Зебом, только салфетку еще не взял.

Рабочая гипотеза: Лазарус слышал каждое слово разговора мужа с женой.

Вторая гипотеза: «Дора, скажи мне, когда они встанут и когда придут в столовую завтракать, — если придут, — но предложи им завтрак в постель, как обычно. Если будут завтракать в столовой, дай мне знать, как каждый будет одет».

Первая гипотеза предполагает серьезное нарушение приличий, вторая — получение информации, на которую имеет право всякий хозяин или хозяйка. Как узнать, какая верна? Ответ: никак, потому что Лазарус даст мне такой ответ, который устраивает его, а этот компьютер служит ему, а не мне.

Как только Лазарус кончил целоваться с Либ Лонг, его перехватила Дити и расцеловала, потом он поймал взгляд Хильды, покосился на меня и медленно-медленно нагнулся поцеловать ее, предоставив ей и мне по отдельности достаточно времени, чтобы сделать едва сметное движение, означающее «нет», — а потом все-таки поцеловал ее, потому что я полагаюсь на инстинкт Хильды и никогда не скажу ей «нет» при таких обстоятельствах, да и ни при каких других тоже. Хильда обвила рукой его шею и потому управляла поцелуем, который получился довольно долгим. Я выбросил в корзину первую гипотезу, а под второй написал: «что и следовало доказать». Хильда инстинктивно распознает людей и никогда не ошибается; я думаю, она немного телепатка.

Может быть, теперь мы ему поможем, если это будет возможно.

Мне и Зебу он просто сказал «доброе утро»: по слухам, у него тоже безошибочный инстинкт.

Я подтвердил, что утро действительно доброе, заметив про себя, что это символ, не имеющий реального смысла, если не считать ритуального (какое там утро в несоизмеримом времени?), и уже с полной искренностью добавил:

— Лазарус, более вкусных вафель я еще не пробовал.

— Пожалуйста, скажи об этом Доре.

— Дора, ты слышала, что я сказал командору?

— Конечно, профессор Джейк! Еще штук шесть?

Я пощупал свой живот — упругий, ни одного лишнего сантиметра.

— Угадала, я бы съел именно шесть…

— Сию минуту!

— …Но съем только одну половинку, больше боюсь. Дити, когда в следующий раз будем в Стране Оз, спроси, пожалуйста, Глинду, нет ли какого-нибудь специального заклинания для обжор — то есть для меня, — чтобы можно было есть сколько угодно и чтобы три четверти тут же бесследно улетучивались?

— Не сомневаюсь, что она могла бы так сделать, и так же не сомневаюсь, что не сделает. У этой волшебницы строгие этические правила; ты не сможешь убедить ее, что у тебя достойные мотивы.

— Ты угнетающе логична, дорогая моя.

— Профессор, а вы действительно побывали в Стране Оз? — спросила Либ. — В самом деле?

— В самом деле. Дора, Ая на проводе?

— Тут как тут, Джейк, — это был голос Аи.

— Кто-нибудь видел нашу пристройку по левому борту?

— Они не могли. Капитан Хильда запретила.

— Но… Хильда?

— Нет, дорогой. Извините, что говорю так прямо, командор и доктор Либ, но я туда входить не разрешаю: там слишком много такого, что нельзя трогать. Но я буду рада сама принять гостей на «Ае Плутишке» — в любое время, хоть сейчас. Я уже позавтракала.

— Я согласна!

— Тогда пойдем, Элизабет. Кто-нибудь еще?

Лазарус сказал:

— Дора, оставь мой завтрак на плите, я поем потом.

— Это омлет-то с джемом? Да я сама его съем.

— На здоровье. Капитан, я готов.

Тут же появились неразлучные Лаз-Лор, которые тоже не хотели отстать от других. Так что получилась большая компания — восемь человек и два компьютера.

Хильда остановила нас у правой дверцы «Аи».

— Друзья, я опять вынуждена говорить прямо. Как только вы переступите этот порог, вы будете уже не на космической яхте «Дора» — вы вступаете на другой корабль, на «Аю Плутишку», пусть она и окружена «Дорой» со всех сторон. По ту сторону этой дверцы командую я, никому не даю отчета в своих действиях и пользуюсь неограниченной властью. Капитан Лор, вы понимаете и согласны с такой постановкой вопроса?

Капитан Лорелея разочарованно взглянула на свою сестру.

— Капитан Хильда, я согласна. Поэтому я не могу подняться к вам на борт. Не имею права оставить свой корабль.

У моей жены был очень расстроенный вид.

— О, я очень сожалею.

— Капитан Хильда, я тоже очень сожалею, но по другой причине, — вмешался Лазарус Лонг. — Я не согласен с вашей постановкой вопроса. У меня юридический опыт на две тысячи лет больше, чем у моей сестры… и я знаком с самыми разнообразными законами всевозможных цивилизаций. Я не говорю о справедливости — оставим это философам. Но я знаю, какие юридические теории пригодны для людей и какие пробовали к ним применить, но отказались от этого, потому что они оказались негодными. Ситуация не новая, она возникала тысячи, миллионы раз: корабль побольше и заключенный в нем корабль поменьше. Решение всегда одно и то же, независимо от того, идет ли речь о космических кораблях, рыбачьих лодках или авианосцах. Корабль, который меньше, представляет собой самостоятельную единицу до тех пор, пока находится вне корабля, который больше; но когда он внутри, он юридически становится его частью.

Моя дорогая ничего не ответила. Пока Лазарус говорил, она обменялась взглядами со мной, Зебом и Дити. Как только он умолк, она быстро произнесла:

— Ая Плутишка, открой правую дверцу. Свистать всех наверх, приготовиться к старту.

Я горжусь нашей семьей. Зеб молнией промелькнул мимо меня, нацелившись на дальнее сиденье, и я смог без помехи плюхнуться на свое место. В то же мгновение Дити схватила Хильду в охапку, засунула ее внутрь, сама пролезла вслед за ней и быстро убрала ноги с порога, крикнув:

— Ая, закрыть дверцы!

Пристегиваясь, я смотрел направо, где разыгрывались все события. Лазарус Лонг вцепился в дверцу с криком:

— Эй, погодите минутку!

Он понял свою ошибку как раз вовремя, чтобы уберечь пальцы. Как-то я поспорил с Зебом, обнаружив, что он убрал блокировку, устроенную как раз на такой случай. На все мои возражения он отвечал:

— Джейк, когда я велю закрыть эти дверцы, я хочу, чтобы они в самом деле закрылись. Если при этом кому-нибудь отрежет голову, можешь считать, что я решил — ему так больше идет.

Лазарус уберег пальцы, но дверцей его сшибло с ног — и я отчасти понял, как он умудрился столько прожить. Он и не пытался удержаться на ногах, а вместо этого собрался в комок и мягко приземлился на одну ягодицу.

— Доложите!

— Второй пилот пристегнут, проверяю герметичность.

— Первый пилот пристегнут, все системы в готовности. Еще раз проверяю герметичность дверцы.

— Навигатор пристегнут, готов»

— Правая дверца загерметизирована.

— АЯ, ПРЫГ!

Мы оказались в невесомости. Никаких звезд — вокруг кромешная тьма.

— Астронавигатор, ваше мнение?

— Не знаю, капитан. Надо спросить Аю, может ли она вернуться назад. Куда угодно — в Землю Обетованную или в любое место, какое есть у нее в памяти. Я потерял ориентировку.

Внезапно появились звезды.

— Это Дора, вызываю Аю Плутишку. Выйди на связь, Ая.

— Не отвечай. Зебби, подумай еще. Что случилось?

— Думаю. Они отказались от инкапсуляции, чтобы не рисковать потерять нас. Должно быть, очень встревожены, — И Зеб добавил: — У нас есть только одна вещь, которую не купишь в ближайшей лавке, — это искривитель пространства-времени Джейка. Как они о нем узнали и зачем он им, я не имею представления.

— Дора вызывает Аю. Ая, прошу тебя, ответь мне. Разве ты уже мне не друг? Я знаю, что наши хозяева устроили какую-то глупую ссору, — но мы-то с тобой не ссорились. Неужели ты больше никогда не будешь со мной разговаривать? Я люблю тебя, Ая. Прошу тебя, не бросай меня.

— Капитан Хильда, пожалуйста, можно мне поздороваться с Дорой и сказать ей, что я на нее не сержусь? Она хорошая, правда. Капитан, она разрешила мне смотреть ее глазами!

— Сначала дай я с ней поговорю.

— О, спасибо! Это Ая, выхожу на связь с Дорой. Дора, я слушаю.

— Ая! Ты так меня напугала! Не отключайся опять, очень тебя прошу. Командор хочет извиниться перед твоей хозяйкой. Она будет с ним говорить?

— Капитан?

— Нет. Но я буду говорить с капитаном «Доры».

На нашем центральном экране появилось лицо Лорелеи.

— Говорит Лор, капитан Хильда. Мой брат очень сожалеет и хотел бы принести извинения. Мои сестры и я ужасно огорчены и очень просим вас вернуться. Я ничуть не претендую на командование вашим кораблем, какие бы там глупости брат ни говорил. Либ тоже просит вам кое-что передать. Она говорит, что с топологической точки зрения нет никакой разницы, находитесь ли вы внутри нас или мы внутри вас. И в том и в другом случае мы будем заключены друг в друге.

— Я смотрю на это не с топологической, а с практической точки зрения. Но прошу вас передать Элизабет мою благодарность. А Лазарусу Лонгу передайте вот что. Кошка может угодить в любую ловушку, но только один раз; второй раз в ту же самую ловушку та же самая кошка уже не попадется.

— Передала.

— Тогда настало время прощаться. Капитан Лорелея, я не могу выразить вам свою искреннюю благодарность, потому что похищение — это не гостеприимство, даже если оно совершается в роскошной обстановке. Но я не думаю, что это задумали вы или ваша сестра… — ваши сестры. Я считаю, что виноват этот ваш лживый, коварный брат. Пожалуйста, попрощайтесь от нашего имени с вашими сестрами и Либби и передайте им — мне очень жаль, что нам пришлось вас покинуть.

— Подождите, капитан! Сначала я должна кое-что сделать.

— Капитан Лор, предупреждаю, что вы у меня под прицелом.

— Что? О, у нас нет оружия. Я совсем не о том. Я сейчас вернусь. Может быть, Дора пока вам споет? Но пожалуйста, не отключайтесь!

Лицо на экране исчезло.

— Какие песни вы любите, ребята? Я знаю их великое множество. Только скажите, какую спеть, и я… А вот и сестра идет, то есть капитан Лор.

— Капитан Хильда, от всей души благодарю вас за то, что вы подождали. Вы можете записать то, что я передам?

— Ая, режим записи. Давайте.

— Я арестовала своего брата и заперла его в каюте. Я, капитан Лорелея Ли Лонг, командир космического корабля «Дора», удостоверяю для сведения любого суда, что не имею никаких прав на командование яхтой «Ая Плутишка» и никогда, ни при каких обстоятельствах не буду на такие права претендовать. Я передаю себя, мой экипаж и мой корабль «Дора» под командование капитана Хильды Берроуз, которая с настоящего момента становится командиром обоих кораблей, и эта передача командования не подлежит отмене ни мной, ни моими сестрами, а может быть отменена только командором Берроуз по ее усмотрению. Конец. Хильда, неужели ты не вернешься? Лаз плачет, а я не знаю, что делать. Вы нужны нам! Он так и не сказал вам зачем, но вы нам нужны! Могу я вам сказать зачем?

— Говори, Лор.

— Чтобы спасти жизнь нашей матери!

(«Будь я проклят!» — пробормотал я про себя.)

После небольшого колебания моя жена спросила:

— Элизабет Лонг здесь?

— Да, да! Она все слышала — она тоже плачет, и я бы плакала, но я капитан, мне не полагается.

На экране появилось новое лицо.

— Говорит Либ Лонг, командор.

— Либби, капитан Лорелея мне сейчас кое-что сказала. Этому трудно поверить, и к тому же она, как я читала, была клонирована из клетки своего брата и могла унаследовать его лживость. Судя по тому, что я знаю о вас, вы вряд ли умеете лгать.

— Командор, я так и не научилась лгать убедительно. Поэтому я давным-давно от этого отказалась.

— Очень хорошо, Либ. Лазарус Лонг действительно арестован и заперт в каюте?

— Да, и то и другое. Дверь у него не открывается, и Дора получила приказ не выпускать его без вашего разрешения.

— А что там такое насчет спасения жизни ее матери? Если они клонированы из клеток человека в таком возрасте, как Лазарус, их мать должна была умереть пару тысячелетий назад.

— Тут такая же сложность, как и со мной, командор, но немного по-другому. У этих двойняшек были матери-носительницы. Но Лор говорила о генетической матери ее самой, ее сестры-двойняшки и Лазаруса Лонга. Считается, что она умерла больше двух тысяч земных лет назад. Но есть некоторая надежда, что в архивы вкралась ошибка и что, может быть, ее удастся спасти. Этого нельзя сделать без вашей помощи и без Аи Плутишки. Я думаю, что даже при этом условии шансы невелики. Но без вашей помощи — что ж, мне придется попытаться построить такую же машину, какая, говорят, есть на Ае, а это мне вряд ли удастся.

— Погоди минутку, Либби. Ая, отключи кабину от передатчика, но не уходи со связи. Ты можешь без посторонней помощи снова войти в трюм «Доры»? Ты ввела это в память?

— Да. Я подумала, что, может быть, когда-нибудь мне захочется снова найти Дору. Вы мной недовольны? Я знаю, что сделала это самовольно. Но я не говорила три раза, так что могу все стереть!

— Ая Плутишка, новая программа. Новое место стоянки. Кодовое слово — «Дора Лонг». Говорю три раза.

— Хильда, слышу три раза!

— АЯ ПЛУТИШКА, ДОРА ЛОНГ. Выполняй!

Звезды погасли, а за нашими дверцами появились освещенные ниши.