Глава 15
Дровяник у Трубецких был под стать ангару аэродрома. Дом большой, дров на истопку уходило много.
Возле сарая уже толпился народ. Женщины испуганно ойкали и крестились, некоторые плакали. Мужики растерянно переговаривались между собой.
Видя это столпотворение, Иван выругался:
— Что за казнь египетская! Все следы мне попортили!
Навстречу выбежал Гаврила. Вид у него был просто сумасшедший.
— Ой, страхи-то какие у нас творятся! Ох, горе нам, горе! За что такое наказание?!
— Что стряслось, Гаврила? — строго спросил Елисеев.
Дворецкий затараторил:
— Ирод какой-то, чтоб у него зенки повылазили, лихоманка скрутила! Вареньку нашу живота лишил! Совсем убил, лиходей! Вы уж сделайте милость, гляньте, что да как.
— Разберёмся, — коротко бросил канцелярист.
— Господи, как хорошо, что вы здесь!
— Чего хорошего? — насуплено спросил Иван.
— Злодея сыщете, — даже удивился Гаврила.
— Мы здесь по другому вопросу, — всё так же мрачно произнёс канцелярист. — Людей в полицию да Сыскной приказ отправили?
— Сей же час и отправлю!
— И лекаря сюда! Срочно!
Я отправил Ивану мысленный вопрос: «Ты действительно собираешься заниматься этим делом?»
Он неопределённо пожал плечами.
«Убийство и кража могут быть связаны между собой. Надо проверить».
— Гони всех прочь отсюда! — велел я Гавриле.
Тот послушно бросился выполнять, замахал руками и закудахтал, словно наседка. Закончив, снова подскочил к нам:
— Ещё распоряжения будут?
— Распорядись насчёт фонаря. Посветить надо будет.
Гаврила закричал на весь двор:
— Стёпка, а ну, дуй за фонарём! Тащи сюда для их благородиев. Ещё что?
— Хватит. Посторожи у входа.
— Как прикажете, господа.
— Барыня-то хоть знает?
— Знает. Токмо она покуда с силами собирается. Тяжко ей, сударь.
— Вот что, Гаврила. Ты до поры до времени никого сюда не впускай.
Дворецкий часто закивал.
Примчался взмыленный Стёпка с фонарём, и мы зашли в сарай. Гаврила остался снаружи.
Фонарь высветил тело девушки, распростёртое на земляном поле дровяника.
Стёпка ойкнул, мелко затрясся, чуть не выронив фонарь.
— Ты чего? — бросил на него суровый взгляд Иван.
— Покойников дюже боюсь. У меня при виде их зуб на зуб не попадает.
— А ты не бойся, не укусит.
Мы приступили к поверхностному осмотру.
Из одежды на девушке были сарафан и лёгкая накидка с капюшоном. На голове платок. Ну да, попробуй выйти на улицу простоволосой — позор на весь мир!
Горничную задушили. Само орудие убийства — серый поясок, скорее всего, мужской, удавкой обвивал её шею. Плохо, что криминалистика пока в зачаточном состоянии. Заикнусь о такой простой вещи, как отпечатки пальцев, не поймут. Тяжко приходится местным следакам.
Мне уже приходилось видеть трупы, и страха я не испытывал, но всё равно, ощущения были не из приятных. Жаль, когда погибают молодые и красивые люди, которым бы жить да жить. А девушка действительно была красивой. Но вот смерть приняла ужасную.
— Посвети сюда, — велел Иван.
Стёпка направил фонарь в нужную сторону.
— Левее, левее… ещё чуть-чуть… Болван, ты хоть знаешь, где право, где лево?
— Откуда, барин?
— Ладно, иди отсюда! Только фонарь мне отдай. Толку от тебя, как от козла молока!
Довольный Стёпка убежал. Я придвинулся к копиисту:
— Ты чего на парня так вызверился?
— Да ничего! Это я от того, что следы и впрямь затоптали, — вздохнул Иван.
— Ты хоть знаешь, что делать?
— Откель?! Думаешь, меня учили?
— Тогда, наверное, стоит дождаться полицейских. Они-то должны разбираться, — резонно предположил я.
— Не скажи, братец. Смотря кто попадётся. Большинство только кричать да драться горазды. Слушай, ты же эти самые… как их… дедективы читал.
— Детективы.
— Вот-вот. Может, помнишь, что надо делать?
— Кое-чего помню.
— Тогда что стоишь? Действуй. И я, на тебя глядучи, поучусь.
Мне всё стало ясно.
— За честь мундира переживаешь? Перед полицейскими опозориться боишься?
— А если и боюсь, то что? — с вызовом спросил он.
Я повёл плечами:
— Ничего. Ладно, авось сильно не налажаю.
Вспомнив всё, что дотоле читал и видел, присел на корточки и, испытывая смешанные чувства, поискал жилку на шее девушки.
Так, всё ясно.
— Мертва.
— Уверен?
— Да. Хотя можно ещё один способ опробовать. Зеркало у тебя есть?
— А зачем?
— Ко рту поднесу. Если запотеет, значит, дышит.
— Нет у меня зеркала.
— Тогда что-нибудь с полированной поверхностью.
— Какое?!
— Млин! Блестящее что-то.
— Пряжка от ремня есть. Сгодится?
— Покажи.
Пряжка и впрямь годилась в качестве импровизированного зеркальца. Я поднёс её к губам девушки и спустя короткое время констатировал ожидаемое:
— Не дышит она. Умерла.
— Убили, — поправил Иван и перекрестился. — Отмучилась, значит. Упокой Господь её Душу!
— Аминь!
Я кивнул, потом подержал руку девушки:
— Тёплая. Совсем недавно убили. Меньше часа, наверное.
Иван уважительно посмотрел на меня. Я смутился:
— Ты это брось! Я тебе не Знаменский и не Томин!
— А кто это?
— Сыщики. Только не всамделишные.
— Из дедективов?
— Из них самых. Дедективней некуда.
Я продолжил осмотр тела: развязал платок, откинул концы.
— Сюда посвети.
— Сейчас.
— Посмотри на левый висок.
— А что с ним? — склонился Иван.
— Видишь, это след от удара. Думаю, дело было так: её сначала оглушили, стукнув в висок, а потом задушили этим поясом.
— Кушаком.
— Хорошо, кушаком. И произошло это, очевидно, когда все занимались сбрендившим поваром. По времени совпадает. Кто-то удачно воспользовался моментом. Интересно, а зачем кому-то понадобилось её убивать? Счёты сводили?
Иван смущённо кашлянул. Я повернулся к нему.
— Гаврила сказывал, что с энтой Варей барин забавлялся.
— И что с того? Думаешь, он убил? — предположил я.
— Окстись! С какой стати ему сиё делать! Да и на службе он был.
— Это ещё надо проверить, — загорелся я.
— И думать забудь! По всему видно, что глупость.
— Почему глупость? Надо рассматривать любые версий. Может, твой Трубецкой всё равно, что тот Джек-потрошитель, только нашего розлива. Убийца-маньяк!
— Петюня, сдаётся мне, что тебя нужно к тому же дереву, что и итальянца, привязать, да водичкой охолонуть, — язвительно произнёс канцелярист.
— Я в порядке предположения, — обиделся я. — А алиби у всех в доме проверить придётся. Чужой бы сюда свободно не попал. Из своих кто-то орудовал. Даже не сомневайся.
— Что за «алиби»?
— Потом объясню. Термин такой юридический.
Иван задумался.
— Вдруг у неё хахаль был? Терпел-терпел, да не вытерпел.
— А что, согласен! Ревность — мотив серьёзный. Не одного человека на тот свет из-за неё спровадили. Потому принимается. Молодец, чернильная твоя душа!
Елисеев смущённо улыбнулся.
К цветастому пояску, обхватывающему сарафан девушки, крепился небольшой кармашек из ткани.
— Гаман называется, — пояснил канцелярист.
Я проверил его содержимое и нашёл несколько медных монет и клочок бумаги.
— Записка, — обрадовался Елисеев.
— Читай, — попросил я. — А то мне все эти ваши «яти» и «еры» как арабская грамота.
— «Жду завтра к вечору у меня. Весь истомился. Твой К.»
— Ясно. Шуры-муры-лямуры. Что за таинственный «К», который пишет амурные записки нашей горничной?
Елисеев помотал головой:
— Кто будет горничным записки писать? Да и насчёт грамотности сумлеваюсь.
— Сомневаешься? Вот сейчас и проверим.
Я вышел к подпиравшему вход в дровяник Гавриле.
— Скажи-ка, любезный, покойная горничная читать-писать умела?
— Полноте, сударь. На что дворовой девке сия наука? Баловство да и только.
— Понял, спасибо.
Я повернулся, собираясь вернуться к досмотру, но тут в голову пришла ещё одна мысль. Девушка, судя по одежде, куда-то ходила. Накидка на ней определённо не для домашней носки, а для выхода «в люди».
— Ещё вопрос, Гаврила.
— Слушаю, сударь.
— Покойница то ли куда-то ходила, то ли откуда-то пришла. Может, знаешь?
— Как не знать?! Конечно, знаю. Барыня её с самошнего утра в аптеку посылать изволила.
— Зачем?
Гаврила, должно быть, удивился моей тупости.
— Дык за лекарствами. Дохтур нашей матушке всякие отвары да мази прописал для здоровья телесного. Вот она и снарядила Вареньку, царствие ей небесное!
Вернувшись, я передал всё услышанное Ивану.
— Так я и думал, — протянул он. — Несравненная Анастасия Гавриловна наставляла рога своему супругу, а горничная в том ей помогала: записочки носила, о встречах договаривалась.
— Думаешь записка для княгини?
— А для кого ещё? Мне многое про неё сказывали.
— Тебе виднее, — не стал спорить я. — Только записочку положи обратно, чтобы полицейским было б потом чем заниматься.
— Давай мы её спрячем и никому показывать не будем, — предложил Иван.
Я усмехнулся:
— Никак пожалел? Кого интересно: Трубецкого или его супругу?
— Анастасию Гавриловну.
Елисеев потупился и стал ковырять носком башмака землю. Мне стало ясно без слов.
— Нечего её жалеть, Иван. Не заслужила она такого обхождения. Знала, на что идёт. А если умная, так сама отопрется.
— Злой ты.
— Я — не злой, я — практичный. С твоего разрешения пойду с Гаврилой ещё побеседую. А ты тут побудь, полицейских встретишь.
Выйдя к Гавриле, я сходу попёр на таран. Взял его под локоток и отвёл в сторонку, чтобы нас не подслушали любопытные товарищи, которые нам вовсе не товарищи. А страждущие до последних новостей нет-нет, да появлялись. То девка какая неторопливо пройдёт в подозрительной близости, то знакомый уже мальчуган-казачок затеет рядышком игру.
Я таинственно понизил голос:
— Вот что я хочу узнать от тебя, приятель мой ситный: скажи, есть ли среди твоих тот, кто глаз на Варю мог положить и кому б барские заигрывания с ней не понравились?
Дворецкий нахмурился.
— Понимаю, к чему клонишь, сударь. Камердинер барина Антон давно к Варюшке дышал неровно.
— Антон, говоришь. Пойдём-ка, посмотрим на твоего камердинера. Заодно потолкуем немного.
Раздался приглушённый женский крик, послышалось чьё-то падение. Я мгновенно определил источник шума: что-то происходило в дровянике. Мы кинулись к нему и наткнулись на совершенно потерянного Ивана, который огорошил нас странной просьбой:
— Воды.
— Что?! Какой воды?
— Барыня внутрь зашла на Варю посмотреть. Увидела труп, дурно себя почувствовала, даже упала. Воды принести просила.
Что-то мне эта сценка при всей её реалистичности напоминала, но я пока не мог вспомнить, что именно. В тот самый миг. Когда в голове прокручивались возможные варианты, из дровяника, покачиваясь, вышла виновница последнего переполоха.
Княгиня выглядела бледной, едва не падала.
— Вам худо? — взволнованно крикнул дворецкий.
— Со мной всё хорошо. Благодарю вас, сударь, — обратилась она к Ивану. — Я справилась. Воды мне не надо.
Сказав это, она попыталась пройти вперёд, но пошатнулась.
— Охти ж мне! — воскликнул Гаврила и подхватил барыню. — Пойдёмте, Анастасия Гавриловна, я вас до опочивальни доведу, да девок кликну. Потом дохтура позову. Пусть для успокоения чего-нибудь даст.
От нашей помощи он отказался:
— Не надо. Сам справлюсь.
Прежде чем уйти в сопровождении дворецкого, княгиня повернулась к нам и заплетающимся языком попросила:
— Найдите душегуба, господа сысчики.
— Найдём, Анастасия Гавриловна. Всенепременно найдём, — заверил Иван.
Княгиня кивнула, и на какую-то долю секунды в глазах её появилось странное выражение, облегчённое и немного насмешливое, хотя никаких поводов для веселья я не видел.
— Ну-ка, зайдём, — я практически затолкнул Ивана в дровяник и снова склонился над убитой.
Сунул руку в этот, как там его… гаман и обнаружил, что ничего, кроме медной мелочи в нём нет.
— Вань, признавайся: записку на место вернул?
— Я сделал всё, как ты просил.
— Понятно. — Я нервно усмехнулся. — Провела тебя Анастасия Гавриловна, а ты её ещё пожалел.
— Загадками говоришь.
— Да какие загадки! Записки нет.
— То есть как — нет?! — захлопал глазами Иван.
— Да вот так! Нет и всё. Скажи спасибо, Анастасии Гавриловне. Разыграла комедию, будто в обморок грохнулась. Ты за водой метнулся, а она не постеснялась карманы у трупа обшарить, компромат убрала. Вот и верь ей после такого.
— Ну и стерва же она, — мрачно произнёс Елисеев. — А ты как догадался?
— В книжке одной читал. Про сыщика Шерлока Холмса. История была… ну точь в точь как наша. Таким же макаром одна барышня полицейского провела. В обморок при нём хлопнулась. Пока тот суетился, взяла, что ей было нужно и вуаля. Такие дела, братец.
— Женщины, — подавлено произнёс Иван, а я мысленно с ним согласился.
