LVI

Известие, доставленное запыленным, усталым курьером ранним утром мартовских нон, переполошило весь Рим. Тиберий покинул Капри и по Аппиевой дороге возвращается в Вечный город.

Паника охватила сенат. Обычное ежедневное заседание было смято, и решено было выслать почетное сопровождение навстречу цезарю, но все голосовали вяло, обдумывая завещания или предлоги для спешных отъездов в провинции. Но тем не менее каждый осознавал, что все предосторожности напрасны, потому что у цезаря длинные руки и он сможет достать их в любом уголке огромной империи.

Макрон сразу же отправился в Палатинский дворец. Там уже царила суета, рабы приводили в порядок покои цезаря, готовили пиршество, украшали огромный атриум роскошными цветами. Бледный Калигула выбежал ему навстречу.

– Мы уже слышали эту новость, Невий Серторий, – сразу сказал он вместо обычного приветствия.

– Собирайся, Гай Цезарь, мы должны немедленно выехать для встречи Тиберия. – И, склонившись к его уху, добавил: – Он не должен войти в Рим, иначе это обернется бедствием для всех нас.

– Клавдилла поедет с нами?

– Ты и шагу без нее не можешь ступить? Забыл, что вы затеяли развод?

Калигула не успел ничего возразить Макрону, как в атриум вбежала Юния. Волосы ее были в беспорядке, домашняя туника сползла, обнажив плечи, ремешки желтых сандалий волочились по полу – все выдавало сильное беспокойство.

– Невий, ты уже знаешь, что случилось? Я собираюсь сегодня же вернуться к отцу. Поздно! Ах как поздно!

В волнении, забывшись, она подбежала к Макрону и крепко обняла его, будто ища защиты в его медвежьих объятиях. Не веря этому счастью, он ласково погладил ее лунные локоны и нежно поцеловал Юнию на глазах у изумленного Калигулы. Но Клавдилла, уже опомнившись, холодно отстранилась от Макрона и подошла со словами к мужу:

– Невий мне как отец, я люблю его всей душой, ведь он один способен защитить нас. Слышала, вы собираетесь выехать навстречу императору, так не медлите. Я еду вместе с отцом немедля.

И хотя Макрон был разочарован, что возлюбленная назвала его отцом, но все-таки, поймав ее нежный взгляд, смирился, счастливый и гордый тем, что у него она искала защиты в этот тревожный миг. Как плохо понимал он ее коварное черное сердце!

Они встретили цезаря вечером. Он со свитой остановился на ночлег на своей роскошной вилле, расположенной на седьмой миле Аппиевой дороги. Оттуда уже виднелись городские стены.

Вечером Тиберий давал великолепный обед в честь своего возвращения.

Многие сенаторы и всадники выехали навстречу принцепсу, и обширный триклиний был переполнен. Марк Юний с дочерью и женой уже возлежал по правую руку от Тиберия. Легкие танцовщицы кружились меж столами, рекой лились благовония и дорогие вина, блюда были отменными. Тиберий благосклонно принимал приветствия от прибывающих гостей, пожелания долгой жизни, без конца отвечал на вопросы о здравии, изредка кидая изучающие взгляды на Клавдиллу. Лицо ее отца лучилось неподдельной радостью, он уже был порядком пьян, без устали поднимая чашу за чашей во славу своего императора; его молоденькая жена хмурилась и потихоньку толкала его кулачком в жирный бок. Юния казалась безмятежной, и Тиберий, любуясь ее прекрасным лицом, забывал, что еще недавно чувствовал в ней своего врага. Ни одна присутствующая на пиру матрона не могла соперничать с ней – так прекрасны были черные миндалевидные глаза, точеный носик и алые, красиво очерченные губы, вечная таинственная усмешка, которая не давала Тиберию покоя.

Он не сдержал горькой улыбки, заметив, как она невольно вздрогнула, едва объявили о приезде Гая Цезаря и префекта претория. Впервые за много лет он ощутил в своей душе чувство жалости к жертве, представив эту красавицу в руках палача. Но за все приходится платить! Юния сделала рискованную ставку и проиграла. Но пусть пока наслаждается мнимым величием! Забавляясь, он повелительным жестом указал Макрону и Калигуле на ложа по левую руку, приготовленные для них заранее. Он еще подумает, оставить ли в живых префекта претория, но участь Гая и Юнии уже решена. Завтра! Завтра он вступит в Вечный город и одним махом разделается с этим нелепым заговором.

Император перехватил быстрый взгляд Клавдиллы, посланный Гаю. Виновна! И тут же заметил, как с яростной ревностью посмотрел на нее Макрон. И он виновен! Сомнений в его дальнейшей судьбе император уже не испытывал! Префекту претория достаточно будет послать кинжал! Рука его не дрогнет, едва он поймет, что изобличен в недостойной связи с изменницей.

Авл Вителлий затянул хвалебную песнь цезарю красивым звучным голосом, многие принялись подпевать ему, подняв чаши, полные вина. Но цезарь не слышал поющих, погруженный в свои думы, не в силах оторвать взора от прекрасного лица сидящей рядом Венеры.

Неожиданно Юния, разгоряченная вином, подхватила торжественный припев и обернулась к Тиберию. То, что она внезапно уловила в его взгляде, заставило слова замереть хладным комком в горле, а сердце мучительно и больно сжаться. Если бы не толкнувший ее нечаянно Силан, она бы так и смотрела на Тиберия с немым ужасом в дивных глазах, но отец неловко опрокинул серебряную чашу, и вино хлынуло на белую столу девушки. Опомнившись, она резко отвернулась и покинула ложе.

Тиберий проводил ее взглядом до выхода из триклиния, но, когда посмотрел на стол, увидел, что и место Калигулы пустует. Он опять усмехнулся.

Гай догнал Юнию у входа в кубикулу и нежно обнял:

– Приветствую тебя, моя божественная возлюбленная!

И сразу почувствовал, как дрожат ее плечи.

– Что так расстроило тебя, моя звездочка? Испорченную столу можно сменить на новую.

Она повернула к нему лицо, и он вздрогнул, увидев знакомый лик Мегеры.

– Что ты? Что испугало тебя?

Он и сам уже начал дрожать, будто в приступе лихорадки.

– Мне кажется, Тиберий подозревает о заговоре. Я прочла в его взгляде наш смертный приговор. Кто-то из нас троих предатель.

Гай побледнел.

– Это мог быть только Макрон, – твердо сказал он. – Он мстит тебе за то, что ты не ответила на его чувства.

– Нет. – Юния покачала головой и продолжила, немного подумав: – Я думаю, ты виноват в этом.

– Я?! – Руки Калигулы стиснули ее хрупкие плечи.

– Ты уехал раньше положенного времени. Ты же знал, что он приказал нам развестись. Куда подевалось письмо Друзиллы?

Гай в мрачной задумчивости потер лоб:

– Теперь я припоминаю, что, кажется, бросил его там же на песок, когда шел к своему коню.

– Глупец!

Рука Юнии взлетела, и звон пощечины на миг оглушил Калигулу.

– Мы умрем по твоей вине!

И она безвольно поникла в его объятиях.

– Но меня утешит только одна мысль, что перед судьями царства теней мы предстанем, держась за руки, – печально промолвила она.

– Этого не случится, клянусь Юпитером Громовержцем! – твердо сказал Гай. – Мы должны жить во имя нашей любви. Помнишь, что Мартина предсказала нам в Сирии? Я стану великим и могущественным, если ты будешь рядом. Поэтому мы не умрем – умрут другие.

Юния промолчала. Яркой вспышкой предстало перед ее глазами лицо старой Мартины, и будто наяву услышала она змеиный шепот: «Умрешь за своего возлюбленного?» – И дикий визгливый хохот колдуньи оборвал страшное видение из прошлого.

Клавдилла очнулась в кубикуле на постели. Испуганный Калигула из всех сил дергал ее за руку и кричал:

– Не бросай меня! Слышишь, не бросай!

– Что ты, Гай? – Юния с усилием привстала. – Я так сильно люблю тебя, что всю жизнь, сколько отмерили мне парки, буду рядом с тобой, несмотря ни на какие беды.

– Я раскаиваюсь, что подверг твою драгоценную жизнь опасности. Еще не поздно все изменить. Ты после развода вернешься в Александрию, а я позже приеду к тебе, и мы уедем подальше от Рима. Кроме тебя, мне ничего не нужно в этой жизни. Лишь бы ты всегда оставалась со мной, возлюбленная моя.

Глаза Юнии наполнились слезами, но она совладала с собой и резко поднялась:

– Эти слова недостойны будущего правителя Римской империи! Недостойны того, кто равняет себя с богами! Мы добьемся своей цели, какую бы высокую цену ни пришлось заплатить за наше величие!

Гай с восхищением посмотрел на супругу и крепко обнял ее, не заметив, как тоска исказила черты ее милого лица. Лучше прожить ярко и сгореть подобно Фаэтону, чем до старости прозябать в забвении и нищете.

В кубикулу заглянул Авл Вителлий.

– Голубки опять воркуют! – рассмеялся он тонким девичьим смехом, но Юния приметила, что глаза его остались холодны. – Не слишком ли долго длится ваше отсутствие? Кое-кто за столом уже заметил это.

– Останься со мной, Вителлий. Я почувствовала легкое недомогание, а Гай принес мне воды. Он уже уходит. – Клавдилла повернулась к Калигуле: – Иди же, Сапожок, мы уже все обсудили ранее. Развод меж нами – дело решенное, и цезарь одобрил его.

Калигула молча вышел, будто ненароком толкнув плечом нежного Авла, стоящего в дверях.

– Твой бывший супруг, кажется, взбешен? – приблизившись, поинтересовался Вителлий. – А не связано ли твое недомогание, прекрасная Юния, с возможным появлением наследника?

– Нет, как раз наоборот. – Щеки Юнии покрыла краска смущения.

– Извини за назойливость и излишнее любопытство, госпожа. – Вителлий уважительно поклонился, но Клавдилла уловила легкую тень насмешки. – Ты в состоянии присоединиться к пирующим или позвать рабынь?

– Не надо. Мне требуется лишь сменить столу, мой отец был несколько неосторожен. Я переоденусь, и ты проводишь меня к моему ложу.

Клавдилла зашла за занавес. Вителлий, растянувшись на постели, наблюдал, как шевелится легкая ткань, сомкнувшаяся за прелестной девушкой.

– Тиберий велел притащить в триклиний своего ручного змея. Он уже сожрал живого кролика, к ужасу пирующих.

Юния за занавесью издала возглас отвращения. Тонкая ткань, неожиданно потревоженная сквозняком, четко обрисовала соблазнительные формы ее тела, и Авл, вначале незаметно для себя, начал возбуждаться. А что, если она нарочно отправила Калигулу прочь, чтобы… Вителлий закусил губу. Но дерзкая мысль настойчиво билась, подталкивая рискнуть. Авл тихо поднялся, продолжая говорить, и начал подкрадываться мягкой кошачьей походкой.

– Тиберий очень суеверен насчет своего любимца, – болтал он, уже сам не осознавая о чем, взор его был прикован к занавеске, – я подслушал летом их беседу с Фрассилом. Это было их последнее свидание, астролог умер в тот же вечер на глазах у цезаря.

Вожделение Авла продолжало возрастать, он приостановился в нескольких шагах, готовясь к прыжку, даже не заметив, что занавесь застыла в неподвижности.

– И знаешь, что он наказал перед смертью Тиберию? Ждать свою змею! А тот с тех пор даже начал побаиваться своего уродливого змея, запер в клетку, чтобы тот не смог укусить его.

И тут, решившись, Вителлий резко рванул занавес и бросился на женщину.

Клавдилла почувствовала легкое движение в комнате и поняла по прерывистой речи Авла, что тот что-то затевает. Ей нетрудно было догадаться о его намерениях. Дернув ткань, он едва не упал, провалившись в пустоту перед собой – Юния успела отступить на несколько шагов. Ноги Вителлия запутались в занавесе, и он, к своему негодованию, свалился прямо к стопам Юнии. Она с легкостью перепрыгнула через него, и уже из коридора до него, барахтающегося на полу, долетел ее приглушенный смех. В гневе он смел со столика флакончики с духами, но тут же опомнился и рассмеялся сам. Глупо было надеяться!

Едва веселье поутихло, Клавдилла, спрятавшись за угол, припомнила, что бормотал Авл, стремясь отвлечь ее. И неожиданно ее страхи и тревоги улетучились – верное решение было найдено!

Она столкнулась с Силаном на входе в триклиний. Эмилия вела его под руку и тихо ругалась, когда он спотыкался и норовил упасть.

– А, дочка! Поспеши! Уже подали сладкие лакомства! Цезарь осведомлялся о тебе, пожелав, чтобы ты спела.

Клавдилла почтительно приблизилась к возлежавшему императору и поцеловала его сморщенную когтистую лапу:

– Дозволит ли мне повелитель исполнить песнь Сафо, что когда-то я уже пела для вас?

Тиберий кивнул, заметив, как Юния кинула злой взгляд на Гая, который с притворным воодушевлением гладил прелести одной из танцовщиц. Клавдилла ревновала!

Сострадание еще раз тронуло сердце цезаря, когда Юния запела чудным голосом сирены, а глаза ее супруга против воли наполнились слезами. Тиберий понял, насколько сильно они любят друг друга, но непрошеная жалость уже испарилась, подобно легкой дымке, и ярость завладела рассудком. Эта любовь и погубит их! Ненависть, которую он всегда питал к выродку Германика и Агриппины, перекинулась и на ту, в которой он так обманулся, решив, что видит пред собой чудесное воплощение возлюбленной Випсании.

Тиберий посмотрел на своего любимца. Змей, покачивая плоской головой, наблюдал за певицей своими желтыми глазами. Тоже чувствует в ней врага! Его не обманешь сладким пением. Неожиданно для всех Юния, окончив грустную песню, подошла к клетке и бесстрашно погладила жесткий нос змея. Тот доверчиво высунул длинный раздвоенный язык, лизнул ласкавшую его прекрасную руку, но вдруг свернул кольца длинного тела, сжавшись в комок, и угрожающе зашипел. От этого недоброго знамения Тиберий пришел в ужас, резко поднялся и, сгорбившись, ушел, не сказав ни слова прощания гостям.

А утром перед самым отъездом в Рим к императору ворвался Германн. Глаза его расширились от страха, и капли пота блестели на висках.

– Что? – спросил Тиберий.

– Повелитель, ты должен сам увидеть это, – прерывисто дыша, ответил германец.

Самые худшие подозрения оправдались, когда телохранитель подвел его к клетке. Возле нее уже толпились рабы. Когда сдернули покрывало, Тиберий не смог сдержать крика ужаса.

Огромный змей был мертв: остекленевшие желтые глаза уставились прямо на цезаря, а бледный розовый раздвоенный язык свисал набок из открытой пасти. Но самое жуткое было в том, что тело змея было облеплено жирными черными муравьями – живой массой, бестолково передвигающейся по мягкой безжизненной плоти.

Тиберий в панике попятился от страшного зрелища и закричал:

– Прочь! Прочь от Рима! Мы возвращаемся! – И добавил то, чего никто не расслышал, кроме вездесущего Вителлия: – Если моя нога ступит за стены этого проклятого города, чернь также разорвет меня на части. Жди свою змею! Жди свою змею!

Он повторил это много раз, прежде чем смог успокоиться и отдать четкие указания насчет отъезда. Вителлий тенью ходил за Тиберием и мучительно припоминал, что вчера, разгоряченный вином и обманчивой страстью, кажется, наболтал лишнего Клавдилле. Предсмертные слова Фрассила маленькой змейкой, поймавшей себя за хвост, крутились в его голове.

Многие, кто в то утро проснулся на вилле после затянувшегося пиршества, весьма удивились, узнав о поспешном отъезде цезаря.

Макрон ехал около пурпурных золоченых носилок Тиберия и досадливо молчал. Ему так и не удалось переброситься с Клавдиллой даже парой слов, и он тосковал, зная, что она едет позади с отцом.

Калигула как ни в чем не бывало ехал на Инцитате по другую сторону от Тиберия и, свесившись с коня, непринужденно болтал с Вителлием, сидевшим рядом с цезарем. Сам Тиберий не вступал в разговоры ни с кем и отмалчивался в ответ на все расспросы. Тяжкое предчувствие угнетало его.

Возвращение на благословенный остров казалось ему единственным средством спастись. Интересно, как префект претория воспримет приказ расправиться с любовницей? Тиберий приподнял тонкую занавесь и всмотрелся в хмурое лицо Макрона. Насколько сильно он влюблен в нее? И не она ли причина его сегодняшнего дурного настроения? Неожиданно ему пришло на ум проверить свои подозрения. Знаком он приказал префекту приблизиться:

– Скажи, Макрон, почему твоя супруга так поспешно уехала в Анций?

Густые брови Невия сошлись на переносице.

– Я всерьез подумываю о разводе с ней, мой цезарь. Она до сих пор не может забеременеть. А я старею, и мне нужен наследник. Даже Силан решил позаботиться о продолжении рода и женился на молоденькой.

– Ты уже подобрал достойную кандидатуру? – испытующе спросил Тиберий.

Макрон отрицательно качнул седой головой.

– Мне известно, что Гай Цезарь затеял развод, и дело только за решением коллегии понтификов. Я думаю, что дочь Марка Юния Силана составит тебе прекрасную пару, – невозмутимо сказал Тиберий и замолк.

Макрон изумился так, что натянул поводья своего коня и остановился посреди дороги. И Тиберий прочел на его обычно непроницаемом лице столько восторга и счастья, что не сдержал желания подлить масла в огонь. Он повернул голову к Вителлию и сказал нарочито громко, так, чтобы услышал Калигула:

– Надо же, я уже нашел достойного жениха Клавдилле.

Гай издал невнятный возглас:

– Да позволит мой отец поинтересоваться, кого прочат в мужья моей бывшей жене?

– Невий Серторий Макрон изъявил согласие в ответ на мое предложение. Энния до сих пор не смогла обеспечить его наследником. Она бесплодна.

Тиберий уже не смог дальше разглядеть, как тут же проросли брошенные им семена ссоры. Калигула резко осадил Инцитата, так что тот захрипел от боли и встал на дыбы.

Макрон еще не успел опомниться, как на него налетел Гай.

– Я думал, мы друзья, – зловеще прошипел он, – а ты предъявляешь права на принадлежащее мне. Когда твоя супруга пыталась затащить меня в постель, я дал ей достойный отпор во имя нашей дружбы. А тут я узнаю от самого цезаря, что ты нацеливаешься на мою жену.

У префекта претория хватило выдержки промолчать при виде того, как безумным огнем горят зеленые глаза Калигулы, а рука уже лежит на рукояти меча. Макрон склонился к нему и прошептал:

– Глупец! Жалкий мальчишка! Ты разве не видишь, что цезарь раздувает меж нами вражду? Твоя жена поступила умно и дальновидно, когда доверилась мне в своих замыслах, потому что я не столь горяч и безрассуден, как ты. Веди себя достойно и не верь глупым наветам. Пусть Тиберий говорит что хочет, но мы должны быть едины.

Взгляд Калигулы потух, он обернулся на закрытые носилки Клавдиллы и вновь посмотрел на Макрона:

– Ты прав, мой друг! Я сглупил. Юния и так уже обвиняет меня в излишней вспыльчивости, что едва не помешала ее планам. Рядом с Тиберием надо лгать и притворяться. Поезжай к Клавдилле и поговори с ее отцом о предложении цезаря. Я не стану ревновать, потому что цезарь едва ли доживет до нашего с ней развода.

Он пришпорил Инцитата и умчался догонять цезаря. Макрон тронул поводья своего коня, но не стал ждать носилки Силана, а подъехал к Гатерию Агриппе, ехавшему в роскошной карруке. Болтовня старого сенатора, обрадованного появлением собеседника, не мешала ему сосредоточиться на своих мыслях.

Он и сам повел себя, как глупый мальчишка! Как можно было поверить словам цезаря? Тиберий определенно подозревает их, и нелепая выходка Калигулы еще более усугубила его подозрения.

Вовремя сдох отвратительный змей! Его смерть испугала цезаря и заставила повернуть назад. Макрон с отвращением сплюнул. Еще вчера этот жуткий любимец цезаря с жадностью заглатывал кролика. Видно, кто-то дал змею отраву. Да благословят боги того, кто решился на это!

В Астуре местные власти устроили цезарю торжественную встречу и роскошный обед в саду, в перевитой гирляндами беседке. Невидимые музыканты услаждали слух пирующих дивными мелодиями, актеры без конца меняли маски в изысканных пантомимах. Тиберий был весел и беспечен. Но конец праздника был испорчен из-за резко поднявшего холодного ветра.

А наутро цезарь вдруг пожаловался Хариклу на недомогание. Обеспокоенный врач отложил возвращение в Кампанию, и процессия задержалась в Астуре на два дня, пока целебные настойки не смягчили тяжелый кашель Тиберия.

В Цирцеях их встречали не менее торжественно, а стоящие там войска устроили в честь цезаря лагерные игры.

Под конец на арену выпустили дикого кабана, и Тиберий вдруг пожелал сам метнуть в него дротик. В молодости он славился исключительной меткостью. Но цезарь кинул и не попал из-за резкого приступа кашля. Зверь, обезумевший от громких криков толпы, продолжал кругами носиться по арене.

Тиберий разъярился из-за собственного промаха и потребовал подать ему другое копье. Но попасть в кабана, мечущегося по арене, было невозможно, пальцы к тому же нестерпимо болели, однако он не сдавался и продолжал требовать новые копья. На все увещевания Харикла, всерьез разволновавшегося, он отвечал грубостью и приказал врачу убраться с трибуны.

Наконец копье выпало из онемевшей руки, и Тиберия поспешно унесли подбежавшие рабы. Однако цезарь нашел силы продолжить торжества. За обедом у него неожиданно возникла резкая боль в боку, но, превозмогая ее, он продолжал пить и ругать Харикла. Юния с Авлом Вителлием вынуждены были много петь и терпеть плохое настроение цезаря, который прерывал их без конца, требуя то веселых, то грустных песен. Калигула и Силан сильно напились и уснули прямо на обеденных ложах.

Тиберий еще во время пира неожиданно потребовал готовить повозки, и они выехали ранним утром под пение петухов. Но остановки стали все более частыми – цезарю было совсем плохо. Простуда, подхваченная в Астуре, еще более усилилась, и Харикл, подкупленный Гаем Цезарем, сообщил, что болезнь перекинулась на печень, оттого и участились резкие приступы боли в правом боку.

В конце концов процессия добралась до Мизена, откуда уже виднелся берег благословенного острова. Но на море штормило, и, к неудовольствию Тиберия, пересечь залив было нельзя, поэтому пришлось остановиться на великолепной вилле, ранее принадлежавшей Лукуллу.

Не желая мириться со слабостью, Тиберий приказал устроить большой пир. Сам он много пил и ел, пока бледные щеки не покрылись красными пятнами: он чрезмерно часто прикладывался к чаше с едва разбавленным вином. Но веселье было натянутым, несмотря на то что гостей развлекали лучшие танцовщицы и актеры Мизена.

Калигула поймал в коридоре Харикла и сунул ему в руку кошель с денариями:

– Скажи, лекарь, Тиберию вправду стало легче?

– Не думаю. – Харикл важно покачал лысой головой. – Вино приободрило его дух и заставило позабыть о боли, что ножом режет правый бок. Печень его сильно поражена от пьянства, а простуда из-за восточного ветра только усилила болезнь. Но я не знаю, – добавил он, поймав испытующий взгляд Калигулы, – сколько он еще протянет. Тиберий крепок телом, да и я хорошо лечу его.

Гая передернуло от спеси, с которой Харикл это произнес. Не сдержавшись, он схватил врача за тогу и прошипел:

– Я не за то плачу тебе деньги, чтобы ты хорошо исполнял свои обязанности. Узнай, как себя чувствует старик.

Харикл быстро отпрянул и поспешно зашел в триклиний. Около полуночи он поднялся из-за стола и попросил Тиберия дозволить ему удалиться ранее окончания пиршества. Цезарь милостиво кивнул.

Но Харикл просчитался, пытаясь обмануть хитреца. Когда он взял руку цезаря для почтительного поцелуя, Тиберий догадался, что лекарь щупает в ней биение крови. Это разозлило его, и он грубо повелел Хариклу вернуться к столу и приказал всем не расходится до утра.

Воспользовавшись наступившей тишиной, пока актеры надевали маски под слабую мелодию свирелей, а рабы меняли блюда, Макрон подсел поближе к Тиберию:

– Я прошу тебя, цезарь, дать свое решение сенату относительно подсудимых, ожидающих суда по делу Альбуциллы. Среди сенаторов ходят толки, что процесс затеян из-за моих происков, направленных против Аррунция. Обвинитель Домиций Афр обеспокоен народным возмущением.

– А к чему ты выпустил Агенобарба под домашний арест? – язвительно спросил цезарь.

– Он готовит речь в свою защиту, никто не берется представлять его интересы в суде. У него больше врагов, чем друзей. Но мне докладывали, что он ведет себя смирно и не покидает дом. – Макрона не смутил неожиданный вопрос Тиберия.

– Я отдам необходимые распоряжения, едва вернусь на Капри. И давай закончим этот разговор. – Тиберий вяло махнул рукой.

Макрон разочарованно отошел.

На сцене маленькая гречанка нараспев читала строки из Гомера, перебирая струны кифары. Ее слабый голос заглушали пьяные выкрики гостей, требующих танцовщиц. Калигула уже спал, разметав руки. Пьяный Силан о чем-то спорил с дочерью. Макрон с нежностью посмотрел на Клавдиллу. Она выглядела уставшей, темные тени легли под глазами, она едва отвечала Силану, теребившему рукав ее столы.

Юния почувствовала, что он смотрит на нее, и слабо улыбнулась в ответ. Сделала едва уловимый знак глазами, Макрон вышел и притаился за занавесом у входа в триклиний.

Его чуткое ухо вскоре уловило ее легкие шаги и шелест столы, но еще ранее он ощутил дивный аромат, которым пахла только она – прекраснейшая из римлянок. Она пробежала мимо, даже не заметив, где он спрятался, и проследовала к маленькой беседке в саду.

– Любой соглядатай выследил бы тебя, божественная, – смеясь, сказал Макрон, появившись следом.

– Почему? – ответила она на его смех, и тонкие руки нежно обвились вокруг мощной шеи. – Я соскучилась.

Он подхватил ее на руки и жадно поцеловал раскрытые губки.

– Подожди, подожди же! – Она попыталась отстраниться. – Нас могут увидеть. Калигула хоть и спит пьяный, но кто-нибудь может услужливо прервать его крепкий сон. О чем вы говорили на Аппиевой дороге?

Макрон вкратце пересказал ей слова Тиберия.

– Старик забавляется с нами, – вздохнула она. – Мы все ходим под дамокловым мечом. Стоит ему ступить на берег Капри, как наши головы полетят с плеч. Тиберий не должен вернуться.

Макрон помолчал, в задумчивости поглаживая лунные волосы возлюбленной и чувствуя ее легкую дрожь.

– Мы не умрем, любимая, – наконец произнес он. – Мы не умрем, клянусь Марсом, – повторил он еще тверже. – Харикл сказал, цезарь серьезно болен, простуда, подхваченная в Астуре, перекинулась на печень после цирцейских игр. Старик и сейчас плохо себя чувствует, но не желает это признать. Видела, как он обошелся с Хариклом? Калигула заплатил тому денег, чтобы врач доносил о состоянии Тиберия, но цезарь, видимо, уже заподозрил и Харикла в измене. Но конец жизненного пути Тиберия близок, как бы он ни пытался обмануть судьбу.

Юния мягко отстранилась от любовника и, не сказав ни слова, быстро вышла из беседки. «Это я – судьба Тиберия! И мне решать, сколько ему еще можно задержаться на этом свете!» – рассерженно думала она, сжимая маленький флакон с ядом, подвешенный к длинной цепочке на шее.

А Макрон, немного удивленный ее быстрым уходом, размышлял, чем он мог ее обидеть. Наверное, она ждала от него более решительных слов, а не утешения, что Тиберий скоро умрет и сам от старости и болезни. Неужели она не понимает, как опасно говорить об этом вслух? Пусть не беспокоится, он сделает все, как надо, едва представится случай!

Клавдилла прошла в свою кубикулу. Там спала Эмилия, по-детски обняв тряпичную куколку. Юния тихо тронула ее за плечо:

– Эмилия, проснись! Пиршество уже заканчивается, надо отвести отца, он слишком много выпил.

Эмилия охнула, приоткрыла сонный глаз, но тут же опять засопела, крепче прижав к себе игрушку. Юния вздохнула – помощи от нее никакой. Она вернулась в триклиний. Макрона там не было, Калигула по-прежнему спал и громко храпел, временами перекрывая музыку. Силан мутным взглядом наблюдал за танцовщицами, и из уголка его рта стекала слюна. Клавдиллу передернуло от отвращения, и в этот момент она искренне пожалела молодую Эмилию, которой приходится делить ложе с отвратительным Силаном.

– Клавдилла! Подойди! – послышался резкий окрик цезаря.

Стараясь не выказать вспыхнувшего волнения, она приблизилась и почтительно поцеловала руку Тиберия, пропахшую травяной мазью и чесноком. Огромный рубин вспыхнул на распухшем пальце старика и погас.

– Повелитель желает, чтобы я спела?

– Нет, Клавдилла. Сядь рядом, выпей вина, удели внимание старику.

Юния повиновалась, стараясь не выказывать недоумения, обернулась, почувствовав чей-то взгляд. Вителлий! Глаза его выражали и похоть, и восхищение, и злобное торжество. Девушка передернула плечами, презрительно усмехнулась и подняла тонкой рукой полную чашу с хиосским:

– За твое здравие, мой цезарь!

– Скоро ты станешь свободна от брачных уз, Клавдилла! – медленно произнес Тиберий, наблюдая, как меняется лицо молодой женщины. – И хочу предложить тебе нового мужа. Я уже говорил ему, и он обрадован, что станет супругом такой несравненной красавицы.

Юния догадалась, что «предложение» цезаря на самом деле было приказанием. И не осмелилась возражать, предполагая, что в продолжение разговора с Макроном на Аппиевой дороге он будет говорить именно о его кандидатуре.

– Я согласна, мой повелитель! Думаю, уже через несколько дней я смогу вступить в новый брак, но на этот раз предпочту более простой и скромный обряд – коэмпцию. – Она притворно вздохнула. – Очень жаль, что мой первый опыт был столь неудачен и даже навлек на себя неудовольствие цезаря. Зря я не послушалась отца, он с самого начала возражал против моего брака с Калигулой. Я даже собиралась вернуться в Александрию, но…

Тиберий неожиданно прервал ее на полуслове:

– А почему ты не спросишь имени того, кого я избрал тебе в мужья?

Юния скромно опустила ресницы:

– Кажется, имя избранника мне уже известно. Неподалеку от Астуры, на Аппиевой дороге, у вас состоялся разговор, и хорошая весть почти сразу достигла моих ушей.

Император усмехнулся:

– Да, мы разговаривали с ним как раз в тот день, и я сразу выразил Вителлию уверенность, что ты не отвергнешь его предложение.

– Ви… Вителлию? Но я не понимаю. – Отчаянием полыхнули черные глаза девушки. – Префект претория… он… я хочу замуж только за него!

Тиберий расхохотался так оглушительно громко, что все обернулись и на миг притихли музыканты.

– Мы имеем честь присутствовать при начале нового брачного союза! – провозгласил цезарь во всеуслышание. – Юния Клавдилла, дочь моего дорогого друга Юния Силана, дала согласие после своего развода стать женой Авла Вителлия! Знала бы ты, прекрасная невеста, как тяжело мне будет расстаться с моим любимым мальчиком. Но он уже имеет право сам распоряжаться своей жизнью, тога совершеннолетнего уже легла на его плечи.

Все удивленно молчали. Авл, переглянувшись с цезарем, с глумливой усмешкой приблизился к девушке, взял ее безвольную руку и поцеловал. Щеки ее вспыхнули, в черных глазах загорелись испуганные злые огоньки, она затравленно огляделась. Пьяный Силан громко аплодировал, кто-то глупо закричал: «Таласса!», со всех сторон раздались издевательски-непристойные фесценнины.

– Не стоило тогда отвергать меня, надменная Клавдилла, – прошептал Авл ей на ухо, и Юния вздрогнула, когда его влажные губы коснулись ее щеки.

Она с отчаянием посмотрела на Калигулу, но тот продолжал храпеть, раскинувшись на ложе. Многие откровенно насмехались над ним, но он ничего не слышал.

Клавдилла устремила растерянный, жалобный взгляд на цезаря, плачущим голосом попросила разрешения удалиться в свою кубикулу, но Тиберий не ответил и дал всем знак заканчивать пиршество. Девушке пришлось еще, стоя рядом с ним, выдержать долгую череду прощаний. Ликтор встал у Тиберия за спиной, и цезарь лично простился с каждым. Клавдиллу он отпустил последней. У выхода она обернулась и заметила, как цезарь с гримасой боли на лице держится за правый бок. Мимо скользнул Харикл. Юния проворно ухватила его за рукав и увлекла за колонну.

– Что с цезарем? – шепотом спросила она.

– Старик совсем плох, но не желает это признать и презирает болезни. Ты прости меня, прекрасная госпожа, – неожиданно добавил он, – это я по его настоянию дал твоему мужу сонных капель в вине. Тиберий с самого начала лелеял план унизить тебя. Всем известно, что Авл делит с ним ложе каждую ночь, и нет большего позора, чем стать его женой.

Юния горько вздохнула:

– Ты не виноват, Харикл. Найди Макрона, расскажи, что произошло, а я пойду к себе. Будь осторожен!