LVII

Клавдилла не могла заснуть всю ночь, перед ее глазами стояло красивое лицо Вителлия с глумливой усмешкой. Если цезарь не умрет, ей предстоит пройти через унижения и позор, пережить смерть любимого и влачить жалкое существование жены бывшего спинтрия. Она горевала, но не лила слез, осознав, что Калигула обречен. Гай погибнет, а она останется жить! Но уже без него и без надежды на встречу. Лета несет забвение, и им не суждено увидеться в царстве Плутона.

Косой солнечный луч пробился сквозь занавес, на миг что-то вспыхнуло в углу кубикулы. Юния вздрогнула и поспешно ощупала пальцы. Смарагд цезаря был на месте. Что там?

Но уже ничего не блестело и не привлекало внимания. Она быстро встала и, осторожно ступая босыми ножками по розовому мрамору, приблизилась. Кольцо Германика с черным агатовым ключом едва мерцало на большом резном ларе с одеждой. Сердце Юнии бешено застучало: она могла поклясться самой страшной клятвой, что оставила его в Капуе, у Клавдия, надежно спрятав перед отъездом в древней этрусской вазе. Слабое свечение угасло под ее взором, и пальцы ухватили пустоту. Юния в ужасе вскрикнула, но неожиданный резкий толчок прогнал это непонятное видение.

Макрон тряс ее за руку:

– Проснись, божественная! Тиберий при смерти!

– Невий! Мой Невий! – радостно сказала она, не понимая, о чем он ей говорит. – Ты пришел, чтоб увезти меня. Я ни за что не стану женой Вителлия. Тебе Харикл все рассказал?

– Очнись же, Клавдилла! Тиберий умирает!

Чары Морфея рассеялись без следа, и Юния наконец осознала, что происходит.

– Где Калигула? – спросила она. – Надо что-то предпринять.

– Харикл сказал, что пульс едва прощупывается.

– Я пойду к цезарю и сама поговорю с врачом. Найди Гая. Если он уже знает, что произошло вчера на пиру, то может натворить всяческих безумств.

Чело Макрона затуманилось.

– Бедная! Что пришлось тебе вынести! Но все забудут об этом позоре, а Авлу еще придется ответить за свою самонадеянность.

Во дворце царила суматоха. Вчерашние гости толпились в атриуме. Всем сразу вспомнилось, что несколько дней назад от землетрясения рухнула башня маяка на Капри, теперь это толковалось как недоброе знамение для здоровья цезаря.

Клавдиллу окликнул Силан. Ей было противно видеть отца после пьяных подобострастных поздравлений на пиру, и, даже не обернувшись, она проследовала в покои Тиберия. Германн, стоявший на страже, попытался преградить ей путь, но она решительно оттолкнула его и вошла.

В темной комнате витал пряный аромат лечебных настоек. Умирающий старик лежал на высокой кровати, черты лица покрыла восковая бледность, казалось, он уже мертв, но грудь его медленно вздымалась, выдавая, что жизнь еще теплится в нем. Неожиданно, вслушавшись в тишину, Юния уловила чье-то дыхание, подобное легкому веянию ветра в жаркую ночь.

Слабый шорох заставил ее вздрогнуть, и она разглядела за изголовьем застывшую темную фигуру, словно там притаился сам мрачный Танатос.

– Кто здесь? – шепотом спросила она.

– Зачем ты пришла? – Юния узнала голос Гая. – Я все знаю и собираюсь убить проклятого старика. Он никогда больше не встанет между нами и нашим счастьем.

Сверкнуло, вспоров темноту, лезвие кинжала, но Юния молниеносно бросилась вперед и успела перехватить занесенную руку Калигулы.

– Остановись, безумец! – хрипло сказала она. – Ты не ведаешь, что творишь. Пусть умирает сам. Хочешь, чтобы сенат осудил тебя за смерть Тиберия? Они будут рады восстановить Республику, избавившись от давления наследственного принципата. Не теряй времени даром, Рим должен узнать, что у него новый повелитель.

Буквально силой она вытолкала Гая за дверь и крикнула Германну, чтобы пускал в комнату лишь одного Харикла. Едва она присела, как умирающий пошевелился и приоткрыл глаза. Юния испуганно смотрела, как тянется к ней иссохшая жилистая рука цезаря, и готовый сорваться крик застыл на ее устах.

– Спасибо, Випсания, что навестила старика, – медленно проговорил Тиберий. Клавдилла с ужасом вслушивалась в хриплый шепот. – Скоро, совсем скоро мы будем вместе, мне следовало ранее поспешить к тебе. Но так много незавершенных дел… Не молчи, дорогая, скажи что-нибудь.

Рука Тиберия судорожно стиснула тонкую ладонь молодой женщины.

– Я… я по-прежнему люблю тебя, мой Тиберий, – быстро проговорила Юния, стараясь не дать воли охватившему ее отвращению. – Но вначале ты должен назвать преемника и отдать ему печать, все ждут твоего решения. И лишь затем мы сможем соединиться навеки.

Она поспешила. Мутные глаза старика наполнились слезами, и тяжелая капля скатилась по запавшей морщинистой щеке, прочертив неровную дорожку.

– Я ошибся, – сказал он, – ты – не она. Она была единственной, и ей не дано возродиться. Я узнал тебя. Ты думаешь, что победила меня, Клавдилла, что ж, пусть будет по-твоему. Я назову Калигулу своим преемником, завещание это подтвердит. Все равно Гемелл не жилец на этом свете. Позови ко мне Гая Цезаря.

– Слушаюсь, мой повелитель!

Стремительная как птица, она вылетела из кубикулы, едва сдерживая ликование. Калигулу и Макрона она разыскала в таблинии. С хмурыми лицами они что-то тихо обсуждали. Увидев ее сияющей и довольной, в один голос спросили:

– Умер?

– Гай, он зовет тебя к себе. Он согласен провозгласить тебя своим преемником.

Калигула выбежал. Тиберия он застал уже сидящим на кровати.

– Ты был лучшим моим рабом, Гай Цезарь, и станешь худшим государем в империи, которую создал я. Ты – моя месть неблагодарным квиритам. Властвуй!

Старик попытался стащить с пальца перстень, но опухшие суставы не давали ему это сделать. Наконец он рывком снял кольцо, но это усилие доконало его, и он бессильно откинулся на подушки. Калигула жадно протянул руку.

– Нет, – вдруг быстро прошептал Тиберий, и легкая тень набежала на его лицо. – Нет, я еще поживу! Рано уходить…

Тиберий с трудом надел перстень обратно и решительно сжал огромные кулаки, будто опасаясь, что его отберут. Калигула разочарованно оглянулся на жену и замер, увидев злобную Мегеру. Казалось, еще миг – и она в ярости кинется на старика. Но цезарь вдруг испустил хриплый стон и потерял сознание.

– Снимай! – зашипела Юния. Гай изо всех сил дернул старика за палец, но Тиберий даже не пошевелился. – Может, кончился уже?

– Нет, дышит, хотя слабо, – ответил он и надел рубиновую печать. – Пошли отсюда скорей!

Даже походка Калигулы изменилась, когда они вышли в атриум, таким величием веяло от его мощной фигуры. С гордостью он вытянул руку с перстнем, чтобы все могли увидеть огромный рубин, и громогласно провозгласил, что цезарь почил, едва успев лично передать ему символ высшей власти. Силан первым склонился перед новым повелителем Римской империи:

– Приветствую тебя, Гай Цезарь! Да будет славен твой род.

– Благодарим богов за достойного правителя!

– Слава Юпитеру!

– Да здравствует Гай Цезарь!

Со всех сторон неслись приветствия и поздравления, каждый норовил поцеловать руку или краешек тоги нового принцепса. При всех Гай обнял стоящую рядом Юнию:

– Приветствуйте прекраснейшую из смертных женщин – мою любимую супругу! Мою императрицу!

Этот миг стал для Юнии мигом торжества ее ума и хитрости. Она – на вершине могущества и славы! И Гай рядом! Безграничным счастьем и любовью лучился ее взгляд, когда Калигула поднял ее на руки и еще раз прокричал:

– Вот моя счастливая звезда! Моя удача! – И добавил тихо ей на ухо: – Моя вечная возлюбленная, моя Венера.

Они не заметили, что Макрон наблюдает за ними издали. Глядя в глаза своей возлюбленной, уверявшей в искренней привязанности и искавшей защиты, он наконец-то осознал, насколько лжива и черна ее душа. И он принес страшную клятву, поклявшись водами зловещей реки Стикс, что отомстит за поруганную любовь, за то, что предал Эннию, за обман и за свою слепую веру в чувства этой страшной женщины, что так умело использовала его ради достижения собственного величия. Голова его осталась ясной и холодной, страсть, ревность и злоба ушли без следа. Время, пусть пройдет время! А пока он будет послушным слугой их прихотей!

Калигула поманил его с собой в таблиний, и во все уголки бескрайней Римской империи помчались курьеры с посланиями к легатам и наместникам провинций, где сообщалось, что старый император при смерти и назначил Калигулу своим преемником, в знак чего отдал перстень с печатью. Макрон быстро диктовал секретарям, а Гай Цезарь с величественным видом вдавливал драгоценный рубин в горячий податливый воск.