Глава 29
Интересное предложение
Рассказ Пьера обо всем, что произошло, произвел на друга настолько сильное впечатление, что тот сперва лишь грязно ругался, а потом напился до бесчувствия.
Наутро Пьер не выдержал, заметив:
– Арман, не слишком ли ты переживаешь? Да и пить так не стоит.
– Да брось ты, Пьер! Или сам ни разу не напивался с горя?
– Да, но причины были другие. А у тебя что? Какая-то смазливая баба бросила. Что, неужели их у тебя мало было? Найдешь другую.
– Другой такой быть не может, запомни ты это, Пьер! Я весь закипаю, вспоминая, как она со мной поступила.
– Ты был ослеплен страстью и не замечал того, что она, как мне кажется, вообще лишена способности любить по-настоящему. Ей лишь бы удовлетворить свою страсть, которая сильно смахивает на животную похоть. Это вроде коллекционирования мужчин. Поверь мне, она не стоит того, чтобы так убиваться. Посмотри трезво, и ты поймешь меня.
– Легко сказать, Пьер, а что делать, когда в груди бушует буря и мозг затуманивается то местью, то любовью, то еще черт знает чем. Иногда я и сам не могу разобраться в своих чувствах и готов просто убить ее!
– И все же, Арман, советую тебе успокоиться. Молись, и Бог тебе поможет.
– Оставь Бога в покое, Пьер! Он не поможет мне!
– К тому же, Арман, что еще ты надеялся получить от Захры, кроме чувственного удовольствия? Это же ясно с первого взгляда на нее.
– Если ты прав, Пьер, то я постараюсь успокоить свою страсть. Но как это мне доказать себе самому и втолковать в мою непутевую голову?
– Ты же сам как-то говорил, что она весьма смахивает на кахбу-шлюху, или это ты о другой?
– Это не имеет никакого значения, Пьер. Она околдовала меня, и с этим ничего не поделаешь. Возможно, время излечит меня от наваждения.
– В таком случае надо занять себя работой, к примеру, занятиями фехтованием. Ты ведь так и не освоил до конца многие приемы, а они всегда могут пригодиться при нашей жизни. Подумай, Арман.
– Скорей всего, ты прав, Пьер. Надо отвлечь себя. Поехать бы поохотиться, да одному или только с тобой рискованно. Можно нарваться на соседей.
– Надо предложить Шамси. Думаю, он заинтересуется.
– Правильно, Пьер. Вот ты и позови его на охоту. Он горы знает, да и охотники тут найдутся. Действуй!
Прошло почти две недели, прежде чем Пьеру удалось договориться с зятем Аммара. Тот выслушал Пьера, подумал немного. Потом лицо его просветлело, и он ответил, скривив уголок губ:
– Что ж, руми, предложение заслуживает внимания. Время тоскливое, а до весны еще далеко. Можно и на охоту отправиться. Это дело и Аллаху угодное. Хорошо, руми, я подготовлю людей и снаряжение. Ехать-то придется в горы, а это по вашему счету миль около десяти.
– Так далеко, раис?
– Ну, во-первых, в тех местах будет безопаснее от наших строптивых соседей, а во-вторых, там и дичи больше. Можно и баранов встретить, а это достойная добыча. Молодец, руми, что надоумил заняться этим делом. Жди!
И уже на следующий день тигремт загудел в приготовлениях к предстоящей охоте. Свита Шамси стала даже приветливей обходиться с Пьером. Им смертельно надоело торчать в замкнутом пространстве столько времени, и предстоящая охота казалась отменным развлечением.
Три дня спустя небольшой караван из четырех верблюдов и полутора десятков всадников в полном вооружении выехал на заре по направлению к горам. Они волнистой цепью вздымались где-то у горизонта. Некоторые вершины уже белели снегом и казались издали кучками облаков. Дожди на время прекратились, солнце часто выглядывало из-за туч, и местность, покрытая буйной зеленой растительностью, казалась мирной и веселой.
Двигались осторожно, как в военном походе. Два всадника маячили в полумиле впереди, двое по бокам, внимательно оглядывая местность.
– Гляди, Арман, наши берберы уже стали вооружаться мушкетами. Правда, они и приехали с ними, стало быть, им огнестрельное оружие не в диковинку.
– Они же с побережья, а здесь-то глухомань, Пьер. Так что я не удивляюсь этому. Да и нам выдали по мушкету с припасом. Доверяют, значит.
– А с чего бы это им не доверять нам? Мы только и делаем, что помогаем им в междоусобицах. Что бы они делали без нас?
Группа медленно продвигалась на запад и к вечеру оказалась в долине, стесненной довольно крутыми склонами каменистых осыпей и скал, которые выступали во многих местах. Мелкие деревца и густые кустарники цеплялись за выступы и трещины. Лишайники и травы сплошь покрывали разноцветные камни и скопления щебенки на откосах.
– Хорошее место для привала, – заметил Арман, оглядывая тесную долину. – Однако как бы нас тут не захватил какой-нибудь ретивый местный владетель.
– Судя по всему, тут никого нет. Кругом ничейные земли или пастбища, но стад что-то не видно. Да и наши берберы не такие уж и глупцы. Они в этих делах разбираются хорошо.
– Будем надеяться.
Запылали костры, аромат мяса и приправ потянулся в воздухе. Три шатра уже поднимались на жердях и предлагали отдых уставшим путникам. Лошади и верблюды щипали траву, лишь иногда настороженно поглядывая по сторонам. Собаки лежали с высунутыми языками недалеко от костров в ожидании подачек. Их вечно голодные глаза поблескивали, отражая огни костров. Воздух был свеж, а люди с надеждой поглядывали на шатры. Узенький ручей слегка журчал вдали, пробираясь среди камней и трав к пустыне, где он затеряется в песках и россыпях щебенки.
Шамси распределил сторожей на всю ночь, люди поели, и лагерь помаленьку затихал. Лишь стук копыт лошадей нарушал тишину, да изредка лаяла от скуки собака. Укрывшись овчинами, охотники быстро засыпали, не вдаваясь в разговоры.
Больше недели охотники носились по долинам в поисках дичи. Выстрелы доносились то с одной, то с другой стороны, отражаясь в скалах и пугая здешнюю живность.
Под конец уставшие, но довольные охотники с гордостью и хвастовством оглядывали гору настрелянных антилоп, зайцев, коз и баранов.
– Пьер, на завтра намечено отправляться домой, – Арман блаженно потягивался на жестком ложе из листьев, травы и овечьих шкур. – Знаешь, за последние два года, может, чуть меньше, я впервые по-настоящему отвлекся от опостылевшего бремени плена, рабства, бегства и прочих напастей, свалившихся на наши непутевые головы. Вот уж действительно можно сказать, что охота снимает многое из того плохого, что в нас засело. Как ты думаешь, Пьер?
– Бог его знает, Арман. Многое зависит от того, как относиться к этому.
– Все-таки я очень доволен, что провел почти две недели в этом прекрасном походе. И пострелял, и поскакал по горам и холмам вволю. Никогда не думал, что подобная жизнь будет так приятна. Раньше я слышал, как графы да маркизы разные охотятся, да не мог понять всей прелести. Теперь я совершенно поменял взгляд на это развлечение.
– Я рад, что у тебя посветлело в душе, Арман. Приятно видеть рядом с собой радостную физиономию друга.
– Да, но тебя-то, я вижу, никак не затронула охота и это раздолье в горах. А воздух какой, не то что в пустыне!
– Почему же совсем не затронула? Просто я более спокойный человек. К тому же я и вправду почти равнодушен к охоте. Убивать таких прекрасных животных только ради собственного удовольствия, чтобы как-то развлечь себя, а не для нужды, мне кажется не столь уж приятным занятием.
– Ты неисправимый зануда, Пьер. Скучный ты человек. Как можно жить без порыва души, без горения ярким пламенем? Скучно так, брат!
– Многое зависит от того, что считать горением. Да и как гореть – тоже имеет значение. А растрачивать энергию по пустякам мне не очень-то охота, Арман. Лучше это время занять чем-нибудь более полезным и безвредным.
– Например?
– Ну, например, я бы сейчас с удовольствием почитал интересную книжку. Оттуда хоть можно почерпнуть массу любопытного и полезного, а что дает эта охота? Буйство и истребление ни в чем не повинных животных. К тому же они и защититься не в состоянии. Безделица это.
– Да, слишком разные мы люди, Пьер. По-разному понимаем жизнь. Однако это не мешает нам быть настоящими друзьями. Как ты считаешь?
– Да, вот это я считаю намного важнее, чем какая-то охота, Арман. Тут ты совершенно прав, и я с тобой согласен полностью.
– Тогда горевать нам не о чем!
На рассвете следующего дня маленький караван отправился назад, нагруженный трофеями и впечатлениями.
Шамси приблизился к Пьеру и молча ехал рядом некоторое время. Пьер искоса поглядывал на молодого господина, ожидая начала разговора – иначе зачем тому было ехать рядом.
– Руми, прими мои благодарности. Мы провели чудесные дни в горах, и это твоя заслуга.
– Раис, разве тут есть о чем говорить? Просто хотелось немного скрасить наше бренное существование, а оно, надо признаться, не очень-то веселое.
– Тут ты совершенно прав, руми. Такая жизнь не сулит радости. – В голосе Шамси Пьеру послышались странные нотки не то сожаления, не то настоящей тоски. Он вопросительно взглянул на зятя хозяина, но тот замолчал.
Долго ехали молча, но Шамси не возобновлял разговора, погрузившись в какие-то свои невеселые думы. Пьер не решался прерывать затянувшееся молчание. Он ждал, уверенный, что Шамси сам вернется к прерванному разговору.
– Да, руми, жизнь тут тосклива. Я бы сказал, даже более того. Единственное, что заставляет меня тут жить, так это чувство долга и ожидаемое наследство. У Аммара нет прямого наследника, и потому он объявил им меня. Вот я и должен оставаться рядом с ним. А меня тянет в море. Там для меня настоящая жизнь и радость.
– Вот бы никогда не подумал такого, раис. Мне казалось, что у берберов нет тяги к морю. Арабы – другое дело, но не берберы.
– Ты недалек от истины, руми. Но дело в том, что я по происхождению араб и лишь недавно породнился с берберами, женившись на дочери Аммара.
– Стало быть, ты занимаешься торговыми делами на море? Или воюешь с христианами? Прости мое любопытство, раис, но так мне говорил Аммар.
Шамси не ответил, он молчал, словно обдумывая сказанное и услышанное.
Они ехали по холмистой местности. Невдалеке громоздились скалы и осыпи, сейчас пропитанные влагой, а совсем недавно еще дышащие раскаленным зноем. Густые кустарники тянулись по откосам и низинам, заставляя обходить свои колючие чащобы стороной.
– Я бы хотел тебе, руми, предложить…
Шамси неожиданно прервал начатый разговор и замолчал, глядя куда-то в сторону. Пьер повернул голову туда же. К ним во весь опор, нахлестывая коней плетьми, мчались дозорные, неистово размахивая руками и что-то крича. Расстояние не давало возможности разобрать слова, но смысл был ясен и так. И Пьер заметил с тревогой в голосе:
– Никак опасность впереди, хозяин.
– Видать по всему, руми. Сейчас услышим. – Он, наклонившись вперед, поскакал навстречу всадникам, отдав приказ всем оставаться на месте. Караван остановился в тревожном ожидании.
– Арман, приготовь мушкет, нас ждут неприятности.
– Да я и то гляжу, как хозяйский зять беспокойно помчался вперед. Что бы это могло быть? Вот незадача! А так было все хорошо.
Тут же дозорные оповестили, что десятка четыре вооруженных соседей направляются в их сторону, и намерения у них весьма агрессивные.
– Друзья мои! – крикнул Шамси, когда неприятельские всадники показались из-за крутого откоса и остановились, как бы оценивая свои возможности. – Нам не уйти, и потому придется схватиться. Сабли вон и за мной! Не будем ждать этих собак. Лучше умереть в бою, чем быть трусами и всю жизнь потом проклинать себя и сторониться людей! Вперед!
– Стой, хозяин! – Голос Пьера срывался от волнения, ибо в горло уже ударила горячая кровь.
– Кто это смеет перечить мне? Смерть тому!
– Погоди, хозяин! – заторопился Пьер, подскакивая к Шамси. – Их же много, и нам их так не одолеть. А у нас мушкеты. И вряд ли им это известно. Встретим их вначале залпом, а уж потом в сабли. Это же большой шанс для нас, раис. Чего нам зря терять людей, их и так мало! Прости и подумай, раис!
Шамси сверкнул на Пьера глазами. Ярость его была так очевидна, что все с уверенностью ожидали взмаха сабли. Но Шамси почему-то медлил. Его тонкие ноздри затрепетали, рот задергался. Однако Пьер заметил, что глаза хозяина стали потухать, затем он сказал:
– Руми, ты слишком дерзок! Однако в твоих словах есть здравый смысл. Я подумаю, тем более что времени у нас немного есть. Враги еще не атакуют.
И Шамси пристально стал всматриваться в толпу всадников, которые по приказу начальника начали двигаться легкой рысью в сторону каравана.
Их действительно было не меньше четырех десятков. В лучах солнца уже поблескивали клинки сабель и наконечники дротиков-джеритов. Уже был слышен слабый гул лошадиной скачки, который медленно нарастал по мере приближения толпы всадников.
– Приготовить мушкеты! – голос Шамси был уверен и властен. Было видно, что ему не в новинку командовать людьми. – Сразу же после залпа – в сабли и не щадить никого!
– Раис, погоди с залпом, – Пьер несмело обратился к Шамси.
– Как это? Ты в своем уме, руми?
– Позиция неподходящая, раис. Продвинемся к той гряде кустарника. Она будет служить нам прикрытием от удара конницы и несколько ослабит натиск врага.
– Да ты что, руми, полководцем себя возомнил? Времени у нас уже нет. Враг на подходе, а ты о позиции!
– Мы успеем, хозяин, и людей, возможно, сбережем. А это сейчас для нас самое главное. Послушай меня, раис, но приказывай быстрее.
– О Аллах! Этот неверный взялся учить меня! Да ниспадут на его голову все кары небесные! – он обернулся к воинам, ожидавшим конца спора, и, указав саблей на заросли кустарника, крикнул: – За кусты, вперед, быстро!
Воины сорвались с места и в минуту заняли позицию за стеной колючего кустарника, приготовив мушкеты.
Всадники противника уже пустили лошадей в галоп и с криками и визгом понеслись в атаку. Пьер опять придвинулся к Шамси и почему-то шепотом сказал:
– Они должны будут рассыпаться для охвата нас с двух сторон, раис. Как раз перед этим и надо обстрелять их. Тебе лучше знать их повадки, потому выбери момент сам, но не упусти его, а то в рубке плохо нам придется.
Шамси зло обернулся к Пьеру, молча сверкнул глазами, ус его дернулся в гневе. Однако он смолчал и отвернулся. А Пьер отъехал к Арману.
Оставалось всего шагов сто до атакующих, было заметно, как начальник отряда оборачивается и что-то кричит своим воинам. В этот момент команда Шамси пронеслась над ожидавшими ее воинами, и в тот же миг залп полутора десятка мушкетов взорвал тишину. Дым медленно уплывал, стало видно, как несколько лошадей повалились и всадники усеяли каменистую землю. Единая прежде лава сразу же распалась. Вопли и визги раненых слились в общий гул с дробным лошадиным скоком.
Воины Шамси продирались сквозь кустарник и тут же встречали отдельных всадников нападавших. Но те уже в большинстве разбегались в разные стороны, унося раненых и убитых. Лошади их тяжело скакали, выбрасывая из-под копыт мелкие камешки и грязь.
Пьер замешкался и тут же увидел перед собой всадника, прорывавшегося через кустарник к нему с поднятым над головой джеритом. Пьер еще успел заметить, как тот щурит глаза, уберегая их от ветвей. Он уловил замах для броска и метнул тело вбок и вниз. Джерит пронесся над головой, а перед глазами Пьера мелькнул бок лошади, и он успел дотянуться клинком под шеей своего коня до тела противника, который не успел прикрыться щитом и вытащить саблю. Ничего больше Пьер не успел заметить. Конь понес его через кустарник, увлеченный общим движением.
На просторе шла сеча, поле уже пестрело убитыми и убегающими воинами. Лошади трусили без седоков, храпели и шарахались в разные стороны, не позволяя себя схватить.
Пьер осмотрелся и заметил, что невдалеке два неприятельских всадника яростно наседают на одного, в котором он узнал Шамси. Пьер, не раздумывая, рубанул одного из противников и проскакал дальше, выискивая взглядом Армана. Ему попался одинокий воин с выпученными глазами, который пытался поймать убегающего коня. Удар свалил его, и человек покатился по камням, обхватив голову руками.
Нападавшие полностью были рассеяны и в панике скакали в разных направлениях, оглядываясь по сторонам ошалелыми от страха глазами. Видимо, неожиданный залп сыграл в этом решающую роль, лишь немногие из напавших яростно рубились, призывая остальных на помощь, но это мало помогало.
Наконец Пьер заметил Армана, который кое-как отбивался от двух противников. Бледное лицо его выдавало смятение. Пьер увидел, как сабля полоснула по плечу Армана и тот отклонился к луке седла. Конь шарахнулся, и это спасло его от повторного удара.
Пьер так сжал бока коня, что тот, всхрапнув и присев на задние ноги, скакнул с такой силой, что едва не вышиб его из седла. Пьер подлетел к дерущимся, с ходу рубанул по руке воина, замахнувшегося на Армана саблей. Раненая рука тут же повисла, а воин с воплями поскакал к холмам. Другой обернулся. Его искаженная полуулыбка выглядела страшно, это была улыбка страха. Он понукал лошадь, вертел головой, готовя себя к схватке с новым противником.
Но тут конь Пьера стал заваливаться на бок, и он не успел еще высвободить ногу из стремени, как был придавлен, оказавшись на земле. Его противник рвал удилами губы своему коню, разворачивая его для нападения, и тут только Пьер вспомнил про пистолет, засунутый за кушак.
Он рванул его и взвел курок. Воин тут же отпрянул назад и стал нахлестывать коня. А Пьер с ужасом услышал сухой щелчок курка. Выстрела не последовало. Произошла осечка, видно, порох отсырел на полке или просто ссыпался с нее. Но воин испугался и ускакал, радуясь, что Аллах пощадил его, спас от неминуемой пули.
С трудом выбравшись из-под коня, который вяло бил ногами, Пьер заметил вонзившийся в его шею дротик и струю крови, бившую из раны. Он присыпал пороха на полку пистолета. Это далось ему с трудом – руки дрожали, в груди колотило, а дыхание едва вырывалось из совсем пересохшего горла.
Оглядевшись, Пьер увидел невдалеке Армана. Тот сидел на коне, покачивался, зажимая руку ладонью.
– Арман, что с тобой? – крикнул Пьер, подбегая к другу.
Тот повел на него мутным взглядом и проговорил побелевшими губами:
– Задел, проклятый нехристь! В глазах мутится, Пьер. Помоги слезть, а то свалюсь. Перетянуть надо, кровь льет.
– Конечно, Арман! – ответил Пьер и схватил друга за пояс. Он осторожно положил его на землю и осмотрел. Средина плеча кровоточила четкой раной. – Потерпи малость, Арман. Сейчас сделаем что-нибудь.
Пьер замотал рану тряпицей, потом быстро оглянулся.
К этому времени стали собираться воины, оглядывая поле сражения. Оно темнело телами убитых и успокаивающимися лошадьми. Те уже принялись щипать траву, настороженно вскидывая головы и позвякивая сбруей.
Лишь немногие воины оказались нетронутыми. Четверо убитых и пятеро сильно пораненных уже лежали на подстилках. Их кое-как перевязывали, галдели, ругались, стонали, но в голосах слышалась радость одержанной победы, а это уже не так мало.
Пьер перетащил едва двигавшего ногами Армана к лагерю, который уже начали разбивать те, кто мог этим заняться, уложил на войлок, еще раз огляделся. Что-то спина сильно саднила, и он попросил одного из воинов глянуть, что там.
– Руми, тебя слегка задело чем-то. Залепить рану надо. Аллах был к тебе благосклонен, руми. Избавил от большего страдания. Благодари его.
Ему залепили ранку каким-то бальзамом. Сам Шамси наблюдал за этим. Хлопнув Пьера по спине, он сказал:
– Ну, спасибо тебе, руми. Надоумил ты меня своими советами. А что было бы без них? Молодец! Где это ты научился так здорово соображать в военных делах?
– Во многих местах, раис. Много разных драк было у меня в жизни, так что научился. Потому, наверное, и цел до сих пор.
– Да, туго пришлось бы мне без тебя. С меня причитается, руми. Жаль, что с твоим другом неладное случилось. Но рана вроде легкая. Заживет, и месяца не пройдет, а у тебя и подавно. Аллах милостив, руми.
– Да, раис, Аллах милостив. Но и самим иной раз подумать не грех, так ведь?
Шамси мимолетно блеснул глазами, и Пьер заметил в них недовольство. Он пожалел было, что брякнул невпопад, однако забыл об этом тут же. А Шамси заметил уже не так приветливо:
– А ты остер на язык, руми. Советую остерегаться таких слов, говоря с теми, кто выше тебя. Не всегда тебе будет сопутствовать удача и благословение Аллаха.
– Спасибо за совет, раис. Я это понимаю и прошу прощения.
– Ладно, руми, не будем вспоминать недоброе.
– Да, раис. Спасибо.
– А теперь мне надо распорядиться. Путь еще долог, а к вечеру надо поспеть в тигремт. Собирайся.
Полчаса спустя караван, пополнившийся тремя захваченными лошадьми, потянулся спешным шагом домой.
Раненые были погружены на верблюдов, убитые – на лошадей. Со стонами пострадавшие в схватке люди двигались, покачиваясь в такт шагу животных.
Уже совсем недалеко от тигремта, который виднелся во впадине между холмов, к Пьеру опять подъехал Шамси и молча проехал рядом пару десятков шагов. Затем, не поворачивая головы, сказал:
– Я так и не договорил, руми. Враги помешали, так что, пока мы в пути, я бы хотел закончить.
– Я слушаю, раис. Говори.
– Я давно приглядывался к тебе, а сейчас окончательно уверился в том, что ты стоящий парень, хоть и неверный. Да и Аммар подтверждает мои предположения.
– Спасибо, раис, за столь лестное мнение, тем более о неверном.
– Так вот, – продолжал Шамси, пропуская мимо ушей замечание Пьера. – Я хочу предложить вам с другом присоединиться ко мне. Я по весне отправляюсь к морю и предлагаю сопровождать меня. Потом, возможно, вам будет легче добраться хотя бы до Сеуты, как вы ее называете. А оттуда уже недалеко и до твоего Марселя. Я о нем слышал, но в ваше море еще ни разу не заходил. Что ты на это скажешь, руми?
– Скажу, что буду тебе сильно признателен, да воздастся тебе Аллахом!
– Я ожидал такого ответа, руми. Аммар уверял меня, что так и будет. Ты ведь так жаждешь побыстрее вернуться домой, так ведь?
– Конечно, раис! Как же может быть иначе? Я согласен! Располагай мною по своему усмотрению, раис.
– Отлично, руми. Я запомню твое согласие и воспользуюсь им со временем. Значит, можно считать, что мы договорились?
– Совершенно верно, раис. Буду с нетерпением ожидать этого момента.
– Что ж, руми, мне тоже остается лишь поблагодарить тебя за согласие. Будем вместе ожидать весны.
Они подъезжали уже к тигремту, и в сумерках их встречали тревожные голоса жителей, перешедшие вскоре в завывания и причитания по убитым.
