Глава 12
Весна 225 г. Лугдунская Галлия
Центурия

Низкое небо плакало дождем, серым, злым и холодным, выл ветер, ветки в костре то трещали, разгораясь, то вновь, теряя неровное пламя, истекали белым сырым дымом. Рысь поежился, потянулся к дровам, хмыкнул: какие там дрова? Так, хворост. Мокрый, скользкий, в руки взять и то противно. Пошевелив костер длинной закопченной веткой, юноша оглянулся в поисках топора – нашел, правда, не римский, а недавно конфискованный в какой-то деревне, на длинном топорище из прочного граба, увесистый, каменный, с острым как бритва изломом-краем. Колоть таким – одно удовольствие. Обрадованный Рысь подобрал топор и, закинув топорище на плечо, направился к лесу.

Под ногами, обутыми в грубые башмаки из лошадиной кожи, зачавкала болотная жижа. Впрочем, может быть, тут и не было никакого болота, просто слишком уж долго шли дожди и земля прокисла так, что расплывалась теперь при каждом шаге. Нет, нельзя воевать в такую погоду, никак нельзя! А ведь приходилось – мятежники упорно не хотели сдаваться. Их и было-то меньше сотни – глупых самонадеянных галлов, по простоте душевной решивших вспомнить славные времена Верцингеторикса, прогнать из северной части Лугдунской Галлии римлян и самим стать властителями. Пустая затея. Хотя, как заметил Плавт, Рим переживал сейчас далеко не лучшие свои времена. Император не доверял легионам, и правильно делал: легионеры нередко смещали правителей, по этой причине на подавление мятежа в леса под Августодурумом было направлено лишь несколько центурий – из номерного «галльского» легиона и алаудов-«жаворонков». Число мятежников все время росло, хотя, чтобы разбить их, вполне хватило бы нескольких центурий. Если, конечно, не упустить время и не дать мятежу разгореться. А было похоже, что к тому все и идет: на дорогах уже вовсю грабили купеческие караваны, разбойники из дальних лесов обнаглели настолько, что едва не сожгли Алауну, в окрестных селениях объявились невесть откуда кельтские жрецы-друиды, вроде бы исчезнувшие еще во времена принципата – правления Августа. Неспокойно было в округе, искорка мятежа, вспыхнувшая в дальних лесах, уже перебросилась на племя секвонов, а от них не так далеко и до эдуев. Месяц, два – и заполыхает вся Косматая Галлия!

Легионов пока не дали, велели обходиться тем, что есть, в крайнем случае нанять кого-нибудь. Правда, деньги на это тоже не выделили, переложив сложности на плечи городских магистратов Бревиодурума, Арегенуса, Ротомагуса… Даже в этих городишках было не так много денег, что уж говорить о более дальних, таких, как Алауна или Кроциотонум. Зато в Ротомагусе имелась гладиаторская школа, о которой тут же вспомнили декурионы – члены городского совета. Первым догадался Марций, а уж его дружок, Децим Памфилий Руф, договорился с ланистой об отправке в действующие центурии нескольких десятков гладиаторов, хотя бы тех, которых не очень жалко. Рысь ланисте, конечно, было жалко. Он бы его и не отправил, ежели б юноша не подлежал казни за оскорбление римского гражданина – все того же Памфилия, которому, честно говоря, давно пора еще разок поучить уму-разуму свою беспутную женушку или наконец развестись с ней… Нет, развестись нельзя: слишком уж много финансовых потоков проходило через ее родичей, приходилось терпеть. Ну, а попавшегося гладиатора – в расход, да так, чтобы другим мало не показалось. Так бы и произошло, если б не поднялся мятеж в дальних селениях. Даже в самом Ротомагусе вдруг ни с того ни с сего вспыхнул пожар на городских стенах – выходит, у мятежников имелись сторонники в городе? Искре нельзя было дать разгореться. Скрипя зубами, ланиста выделил в одну из центурий нескольких «деревях», а Плавт надоумил спровадить туда же и Рысь – парень опытный, чего его зря казнить? Пусть пользу приносит, хотя бы даже финансовую, – владелец школы, не будь дурак, запросил за Рысь изрядную сумму у муниципалитета. Выплатили, куда делись? Правда, пришлось добавить еще кое-кого из опытных, центурион сказал: «желательно галла». Нашли и такого. Автебиус – как раз то, что надо! Тому, конечно же, подобное изменение судьбы пришлось совсем не по вкусу, однако кто когда спрашивал рабов? Молодежь же, «деревяхи» из недавно купленных, откровенно радовались: им-то все равно было, где погибать, на арене или от галльских мечей. Рыси тоже выбирать не приходилось. Совсем другое дело – Автебиус. Хитрый галл уже прикопил деньжат и собирался через пару лет выкупиться на свободу, став вольноотпущенником и – кто знает? – может быть, даже совладельцем школы. А ланиста вот как с ним обошелся! Иди-ка повоюй – в грязи, в болотах, в безвестности. Все легионеры глубоко презирали гладиаторов, хоть по необходимости и пользовались их услугами. В цирке все-таки были зрители, которые, особенно зрительницы, не давали погибнуть своим любимцам. С «косматыми» галлами подобные штуки не проходили, а центурион сразу же высказался в том смысле, что намерен посылать гладиаторов в самые опасные места в качестве живого щита или приманки. В общем, выжить было трудно, что очень хорошо понимал враз погрустневший Автебиус. Рысь же откровенно радовался. Конечно, не очень-то весело сидеть здесь, в грязи и холоде, поддерживая дурацкий костер, еле-еле дающий тепло, но все же лучше, чем быть распятым или обезглавленным. Ну, Сильвия!

Юноша выбрал сук потолще, замахнулся топором, ударил. Обрубок с хрустом отлетел в сторону. И в самом деле – хороший топор. А Сильвия… Сильвия Ариста… Вот это темперамент у женщины! Рысь покачал головой: он никак не мог понять, что же все-таки произошло в доме Памфилия Руфа? Ведь записку написала Флавия, и как так вышло, что вместо Флавии гостя встретила сама хозяйка дома? Вот уж поистине страстная женщина. Да еще служанка, как ее? А, и не вспомнить теперь. Но где же, интересно, была в тот момент Флавия? Прямо загадка какая-то. И Памфилий свалился, как мартовский снег на голову на далекой родине Рыси. Что же, Сильвия не могла поостеречься? На худой конец наказала бы слугам…

– Что, дружище, решил порубить дровишек?

Из крайней палатки выбрался Автебиус – взлохмаченный, длинноносый, хмурый, похожий на нахохлившегося воробья. Лагерь был выстроен по всем правилам римской военной науки – с пересекающими друг друга под прямым углом улицами, небольшой утоптанной площадкой-форумом, четырьмя воротами, валом, частоколом, рвом. Пройдя по перекинутому через ров мосточку, галл наклонился, помогая собирать нарубленные дрова.

– Думаю, эти поленья будут гореть гораздо лучше, – уголками губ улыбнулся Рысь. Он по-прежнему не доверял этому хитрому галлу, хотя тот в последнее время и не давал никаких поводов для подозрений.

– Несомненно, – Автебиус согласно кивнул и передернул плечами. – Ну и сырость же здесь!

– Что поделать – болотина.

Галл обернулся к нему и, посмотрев на фибулу с профилем Марка Аврелия, заметил:

– Не потерял еще свою застежку?

– Как видишь, – Рысь погрустнел, вспомнив о Флавии.

Интересно, знает ли она о том, что произошло в доме Памфилия Руфа? Наверное, знает: уж всяко доложила прислуга. И как так вышло? Даже самому непонятно. Ну, поначалу-то он думал, что перед ним именно Флавия, а вот потом… Потом некогда было и рассуждать.

В лагере пронзительный рожок заиграл утреннюю побудку. Все тут же пришло в движение – из палаток показались заспанные легионеры, на форум вышел центурион в ярко начищенном шлеме с красными перьями, взмахнул рукой, подзывая посыльного. Видно, собирался совет.

Рысь с Автебиусом подкинули в костер дров, уселись. Сидели, правда, недолго: объявили общее построение. Построились, скромненько встав позади легионеров, одетых в кожаные, усиленные металлическими накладками панцири.

Центурион, поджарый пожилой мужчина с седыми, коротко подстриженными волосами и широкими скулами, чем-то похожий на Плавта, такой же циник, звался Маний Теренций Капитон. Последнее прозвище означало «упрямый», и это было именно так. Легионеры за глаза называли своего командира не иначе как «наш упрямец», а иные и еще круче – «баран». Впрочем, Теренций был воином весьма опытным и побывал во многих передрягах.

Окинув построившихся в две шеренги воинов внимательным взглядом, центурион прошелся по форуму и, остановившись, щелчком сбил прилипшую к плечу соломинку.

– Вот что, – хрипловатым голосом произнес он. – Хватит отлеживать бока, парни! Вам не для того платят жалованье, и весьма неплохое, чтоб вы тут жировали. Сегодня придется поработать – думаю, это местечко больше уже никуда не годится. Сыро, болотисто, к тому же оно уже известно мятежникам. – Центурион ухмыльнулся и, почесав подбородок, ткнул пальцем в нескольких воинов помоложе: – Ты, Луций, и ты, Марк Арбоний, – к обеду отыщете новое место для лагеря. С собой возьмете кого-нибудь из этих бездельников-гладиаторов. – Губы Теренция презрительно скривились. – Они должны хорошо знать местность. Вперед!

Названные воины, вытянувшись, обернулись ко второй шеренге:

– Кто знает местность?

– Я, – сразу же откликнулся Автебиус, которому уж очень неохота было разбирать по бревнышку старый лагерь.

– Я тоже немного знаю, – вслед за ним произнес Рысь. Он очень хотел проявить себя в какой-нибудь схватке, хорошо понимая, что иначе у него возникнут проблемы – всадник Памфилий Руф вряд ли так скоро забудет нанесенное оскорбление.

– Отлично! – центурион довольно усмехнулся и обернулся к Марку и Луцию: – Вы! Можете взять лошадей, а эти, – он небрежно кивнул на молодых гладиаторов, – пусть пробегутся так.

Место для нового лагеря выбрали быстро: Рысь недаром странствовал здесь когда-то, спасаясь от кровожадных жрецов. Хорошее было место – на холме, вернее, на целой гряде холмов, тянувшихся до самого горизонта. Лес в низине хорошо просматривался, на самом холме росла кленовая рощица и рябина, внизу журчал ручей с вкусной прохладной водой. За ручьем, ближе к лесу, виднелась галльская деревушка – несколько крытых соломой и камышом хижин, загоны для овец и коров, кузница. Вполне мирная деревушка, даже красивая – кругом липы, небольшие сосенки, луг с молодой изумрудной травой, блестящей от росы и дождя.

– Снимайте панцири, – оглянувшись на гладиаторов, приказал один из легионеров, Луций, совсем еще молодой парень, ненамного старше Рыси, светловолосый, подтянутый, с выразительными карими глазами. – Пойдете к ручью – во-он там мальчишки поят коров, – узнайте у них, что за деревня. Будут спрашивать, кто такие, соврете что-нибудь.

– Скажем, что возвращаемся из Августодурума, с ярмарки, – кивнул Рысь и пояснил специально для легионеров: – Это здесь недалеко город.

– Да знаем, – вдруг хмыкнул Марк – коренастый и рыжий. – Не первый год в Косматой Галлии!

Сняв панцири, кожаные, старые, некрасивые, оба гладиатора быстро спустились к ручью.

Двое белобрысых мальчишек-пастухов посмотрели на них со страхом – видно, уже были наслышаны о мятежниках. Ежели б не коровы, то и сбежали бы.

Рысь улыбнулся как можно приветливее. Разговор начал Автебиус: галльский все же был его родным языком. Услыхав, что незнакомцы простые крестьяне, возвращающиеся из Августодурума в свое селение, ребята несколько осмелели и даже спросили про Августодурум: правду ли говорят, будто там целых три сотни жителей?

– Точно три, – важно кивнул Автебиус. – А то и побольше!

– Да не может быть! – Один из пастушков недоверчиво хлопнул себя ладонями по коленкам.

– Клянусь Везуцием! – побожился Автебиус.

– Как же они все там живут? – с удивлением хлопнул глазами мальчик – круглоголовый, сероглазый, нестриженый, как и все сельские галлы. – Эдакое-то море народищу!

Рысь не особо прислушивался к беседе, внимательно посматривая на коров. Один из бычков ему сильно не нравился. Упитанный трехлеток с острыми, чуть загнутыми назад рогами и широкой грудью, недовольно мыча, нагло отпихивал от воды остальных и искоса приглядывался к незнакомцам, роя копытом землю. Рысь по прежнему опыту знал: есть такие бычки, которых вроде бы и жалко забить, уж больно хороши как производители, а хлопот с ними не оберешься, потому как непредсказуемы да нахальны. Слушаются лишь одного-двух самых уважаемых пастухов, остальных же могут и на рога поднять, с них станется, особенно чужих не любят. Вон и этот – юноша покосился на быка – ишь глазищи-то закровавились, того и гляди кинется. Жаль, нет с собой меча или хотя бы кинжала. Рысь быстро осмотрелся и приметил возле самой воды увесистый камень. Ежели что…

Бык между тем замычал, наклонив голову, дернулся, поднимая холодные брызги.

– Ну и бычара у вас! – настороженно посмотрел на него Автебиус. – Самим-то не страшно?

– Армид? Да он вообще-то послушный. – Один из пастушков, темноглазый и длинный, опасливо покосился на быка.

– Говорил я, не надо было его сейчас брать, – тихонько прошептал другой, круглоголовый. – Подождали б до вечера, покуда Аррикс не возвратится. Эвон как он…

А бык и впрямь возбудился: ни с того ни с сего – у молодых быков это частенько бывает, – наклонив голову, он бросился на собравшихся. Автебиус успел отскочить в сторону, а вот стоявший ближе к ручью круглоголовый мальчик – нет. Увернуться-то он увернулся, да вот слишком уж неловко – упал, и бык, наклонив рога, попытался было боднуть несчастного и проткнул бы тому грудь, если б не Рысь.

Вот они, совсем рядом, острые рога, бык мычит, хрипло дышит – раздумывать некогда. Отвлекая животное, Юний метнулся в сторону и тут же отпрянул обратно – разъярившийся бык пролетел мимо, развернулся – тем временем Рысь подобрал с земли подходящий по размеру камень, который приглядел еще раньше. Снова отпрыгнул, уклоняясь от острых рогов. Бык разочарованно замычал, мотнул головой, кося налитым кровью глазом, забил копытом, поднимая коричнево-желтую пыль. Юний резко рванул вправо… затем влево – сила инерции протащила быка несколько шагов, и Рысь, быстро догнав животное, с силой огрел его камнем по голове. Дернувшись, бычок зашатался, передние ноги его подломились, налитые кровью глаза затянулись белесой пленкой. Вот еще дернулся, замычал – и завалился на бок.

– Что ж ты наделал?! – спрыгнув с дерева, в страхе воскликнул темноглазый. Потом повернулся к поднявшемуся с земли напарнику, замахнулся: – Все из-за тебя, Илекс! Лучше б уж Армид тебя забодал! Что теперь скажем старосте?

Илекс опустил голову, искоса посмотрев на быка: вдруг очнется?

Нет! Рысь ударил надежно.

– Похоже, мы лишние в их разборках, – шепнул ему галл. – Пойдем-ка, пожалуй.

– Да, – согласно кивнул ант. – Конечно, идем, да побыстрее – мы и так слишком уж здесь задержались.

Не прощаясь, гладиаторы быстро пошли обратно к холму. Что там кричали им вслед пастушата, парней не интересовало. Дело свое они сделали.

– Это Адалуй, деревня секвонов, – доложил легионерам Автебиус. – Мирная деревня, о мятеже там, похоже, еще и не слышали.

– Не слышали сегодня – услышат завтра, – ухмыльнулся Марк Арбоний. – Сколько там жителей?

– Два десятка мужчин, остальные женщины и дети.

– Большая деревня?

– Да, большая.

К вечеру на холме выстроили новый лагерь, все как полагается: прямые линии палаток, ров, вал, ворота. Центурион оказался прав, здесь и впрямь было куда лучше: сухо и местность просматривалась неплохо. Гладиаторам, как всегда, досталась самая крайняя палатка, у южных ворот, что выходили как раз на дорогу к деревне. Местные жители уже заметили лагерь и принесли на продажу молоко и овечий сыр. Многие легионеры с удовольствием покупали, продукты были свежими, да и просили за них дешево. Подошедшие к стенам галлы – косматые, в кервезиях и браках – рассказывали воинам разные охотничьи небылицы и громко смеялись, пытаясь перепрыгнуть ров. Один разбежался даже… Куда там! Под смех легионеров бедолага так и свалился в ров, уже заполненный холодной, отведенной из ручья водой. Второй смельчак, сняв кервезию, взял в руки длинный посох и, упершись им в обсыпку, легко перемахнул ров, что вызвало одобрительные возгласы его товарищей:

– Хорошо ты прыгаешь, Амнидикс! Прямо кузнечик.

Амнидикс довольно улыбнулся.

Стоя на страже у самых ворот, Рысь вздрогнул, хорошенько разглядев удачливого галла, – это был высокий и поджарый молодой парень с рыжеватой бородкой и двумя косичками, падающими на грудь. Тот самый, что приходил к привратнику Памфилия Руфа, когда был отравлен дуумвир Мильс! Или все же не он? Мало ли похожих людей? Да и косички эти встречались у «косматых» довольно часто. Нет, Рысь не мог ошибиться – память на лица у него была прекрасной. Хотя… Рысь хотел подойти поближе, да вовремя опомнился: он все же стоял на посту, покидать который не имел права под страхом самого жестокого наказания. Тем не менее, насколько возможно, юноша не спускал с Амнидикса глаз. А тот вел себя более чем странно! Да, он так же громко кричал, спорил, хохотал вместе со всеми, но этак незаметненько бросал внимательные взгляды на ров, вал с частоколом, ворота. Словно бы примечал, что к чему, даже несколько раз, пока совсем не стемнело, прошелся вдоль рва. Просто прогуливался? Или это извечное галльское любопытство? А вполне может быть, интересно стало человеку, что это за лагерь такой? Вот и ходил, присматривался, расспрашивал легионеров. Впрочем, не только один Амнидикс. Странно, но подобное поведение местных не вызывало у легионеров никаких подозрений, словно так и должно быть. Может, и впрямь должно? Рысь вспомнил пословицу «любопытный, как галл» и подумал, что, наверное, зря он так прицепился к рыжебородому. Мало ли похожих людей?

Стемнело уже, в лагере разложили костры, аппетитно забулькала в котелках бобовая похлебка, приправленная душистыми травами с ближайшего луга. Эх, луку бы туда добавить, чесноку, шафрана – куда вкуснее бы вышло, ну да и так сойдет, с конопляным маслом. Сменившийся с поста Рысь, поев, отошел от костра и задумчиво взглянул в темное небо, затянутое тучами. Дождь вроде бы перестал, хотя кругом по-прежнему было сыро. Правда, это место оказалось суше и под ногами не хлюпало, да и палатка не протекала, что уж совсем хорошо. Попробуй-ка поспи на мокром!

Ант лег, вытянув ноги, подложил под голову кожаный панцирь; по крыше палатки ударили крупные капли. Опять дождь… Что ж, весна. Луций рассказывал, что перед походом авгур предсказал хорошую, теплую погоду, которой вот что-то было пока не видно: то ли боги не хотели тепла, то ли авгур оказался плохим предсказателем. Сон не шел, и юноша осторожно перевернулся на бок: в тесной палатке, кроме него, находилось еще шесть человек, включая ушедшего на пост Автебиуса. Остальные гладиаторы – молодые, неопытные пацаны-«деревяхи» – уже спали, лишь Рысь ворочался с боку на бок. Тот парень с косичками все никак не давал ему покоя. Хотя, может, и зря юноша подозревал в нем лазутчика.

Поворочавшись, Ант выбрался из палатки, вздохнув полной грудью влажный ночной воздух. В черном бархате неба сквозь разрывы туч просвечивали кое-где тусклые желтые звезды. И дождь вроде бы кончился, да и потеплело уже, заметно – совсем не холодно было без плаща, в одной короткой тунике. Выходит, авгур предсказал верно? Тепло будет и сухо? Хорошо бы так. Все лучше, чем месить чавкающую под ногами грязь.

Откуда-то сзади подошли трое воинов, один из них был в высоком, украшенном перьями шлеме. Рысь вытянулся, узнав центуриона.

– А, гладиатор, – с усмешкой остановился тот. – Слышал, ты сегодня уложил кулаком быка?

– Повезло, – юноша смутился.

– А почему потом не явился на полевые занятия? – едко осведомился командир.

Рысь замолчал – он и сам не помнил почему. Что-то помешало. А, они ведь как раз выбирали место для лагеря, а потом перекусили, а затем…

– Будешь наказан, – веско произнес центурион. – Запомни, парень: все, чему тебя обучали в гладиаторской школе… – слова «гладиаторская школа» прозвучали примерно с такой же презрительной интонацией, как и «публичный дом», – …такое дерьмо, о котором в военном походе лучше сразу забыть. Не в прыжках и ужимках сила легионера и не в дурацком махании мечом, годным разве что для услаждения толпы, а в четком знании своего места и своего маневра, верно, ребята?

Качнув перьями, центурион посмотрел на сопровождающих его воинов, в одном их которых Рысь узнал Луция. Узнал и задумался: что же он-то не сказал сейчас командиру, чем был занят Рысь? Ведь мог бы… Хотя что для легионера гладиатор? Презираемый всеми раб, которого нужно как можно больше и эффективней использовать в воинском деле, не более того.

– На первый раз получишь десять ударов. – Центурион отвернулся и зашагал к воротам, четко печатая шаг тяжелыми сапогами-калигами.

Точно так же шли военным маршем все легионы, одним своим видом внушая страх и почтение. Можно запросто победить одного римлянина, можно десяток, сотню… Но легионы казались непобедимыми, незыблемыми, как прибрежные скалы. Рысь вздохнул, давно уже подавленный величием имперской армии. Сколько раз он спрашивал себя: если бы римляне пришли в его земли, то завоевали бы? Как сказать. Может быть, нет, а может быть – и заваевали б, на все воля богов. Понастроили бы везде укрепленных лагерей, быстро превратившихся в города – кастеры и дурумы, провели дороги… Нет, не только в воинском искусстве легионеров сила Рима, но еще и в организации всей жизни завоеванных провинций. И странно, но юноша замечал, что большинству – да, да, пожалуй, что и подавляющему большинству – галлов такое положение дел очень даже нравилось, особенно в последнее время, после эдикта императора Каракаллы, по которому все жители провинций получили права римских граждан. А римский гражданин – это не просто звучало гордо, это позволяло жить по общим законам, давало уверенность, что в случае чего за тебя вступится вся мощь легионов. Правда, сейчас в самом Риме положение было шатким. Как рассказывал Плавт, многие императоры оказывались настоящими чудовищами. Впрочем, таких очень быстро убивала собственная охрана, но в Империи не оставалось прежнего порядка – императоры быстро менялись, зажравшиеся жители Рима совсем не хотели работать и требовали лишь дармового хлеба и гладиаторских зрелищ. Как такое может быть, что люди ничего не хотят делать? И почему бы в таком случае их всех не прижать к ногтю? Даже Плавт не мог толком ответить на подобные вопросы, а только твердил что-то про какие-то права граждан, совершенно непонятные Рыси.

– Я видел, как ты стоял на посту!

Юноша вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Луций – в блестящем панцире, в плаще и шлеме, с коротким копьем-ланцей, именно копьем, а не дротиком-пилумом, предназначенным лишь для метания. Кстати, как раз о пилуме Рысь давно хотел спросить, но пока для расспросов не было времени.

– Ты смотрел на «косматых» так, будто узнал среди них своего родственника, – пояснил Луций. – Можешь сказать почему?

Рысь усмехнулся:

– Мне показалось, будто один из них слишком уж пристально рассматривает укрепления.

– Молодой парень в козлиной шапке? – быстро переспросил легионер. – С рыжеватой бородкой и двумя косичками? Тот, что перепрыгнул через ров?

– Именно. Он вызвал у меня подозрения.

Луций вдруг рассмеялся:

– Не только у тебя, но и у меня тоже. И не один рыжий. Кажется, они все пришли сюда вовсе не затем, чтобы продать молоко. А как ловко придумано – перепрыгнуть ров, используя шест. И ведь перепрыгнут в случае надобности – центурия не легион, ров не так уж и широк, да и частокол, честно говоря, хиленький. – Легионер жестко посмотрел прямо в глаза Рыси. – Почему ты не доложил о своих подозрениях?

– Я думал, мне показалось. Не хотелось выглядеть посмешищем.

– А вот это ты зря. – Луций с осуждением покачал головой. – Теренций Капитон, наш командир, прав: чтоб выжить в походе, вам, гладиаторам, нужно забыть все свои глупые штучки. Надо же, оказывается, он не хотел выглядеть посмешищем! И нарушил одно из главных правил – обо всем подозрительном немедленно докладывать начальнику!

– Что ж, поди доложи, пусть меня накажут! – Рысь с вызовом сплюнул наземь. Луций вряд ли был намного старше, а выглядел так и вообще как мальчик-подросток. И этот будет его, Рысь, чему-то учить?

– И доложил бы. – Луций совсем по-детски, словно капризный ребенок, дернул плечом. – Однако я ему уже сообщил о подозрительных галлах. А вот после твоих слов моя подозрительность переросла в уверенность. Нет, не зря они присматривались к укреплениям лагеря!

– Если к шесту приделать пару перекладин, можно будет очень легко перемахнуть через частокол, – тихим голосом сказал Рысь.

Молодой легионер посмотрел на него с удивлением:

– А ты соображаешь, парень! Я-то, честно говоря… Пойду догоню Теренция, уж теперь ему точно нужно высказать все.

Кивнув, Луций побежал к воротам. Проводив его взглядом, Ант направился в палатку, спать… Но, видать, не судьба. Центурион и в самом деле оказался опытнейшим воином и на доклад Луция среагировал быстро. Нет, не затрубили рожки и трубы, вообще все произошло тихо – посыльные быстро разбудили всех воинов, и те, не зажигая костров, выстроились на плацу-форуме, освещаемом лишь дрожащим пламенем факелов и редкими звездами.

– Парни! – негромко произнес Теренций. – Эта ночь может оказаться для нас последней. А потому слушайте меня внимательно и не поднимайте шума.

Рысь был поражен тем, насколько четко действовала центурия, получив указания командира. Быстро притащили короткие копья и дротики, воткнули в землю перед частоколом так, что любой враг никак бы не миновал их, притушили костры и встали за ними, выставив перед собой щиты. Приготовили свое вооружение и приданные центурии легкие пехотинцы, в основном пращники. Лучников, как и во всей римской армии, было мало, что вызывало удивление Рыси – ведь лук со стрелами в умелых руках оружие грозное! Впрочем, пращники тоже были не лыком шиты и на спор лихо сшибали шишки с высоких сосен, вызывая лестные отзывы тяжеловооруженных легионеров, относившихся к легкой бездоспешной пехоте примерно так же, как секуторы и мирмиллоны к ретиариям.

Затихло все, лишь слышалось дыхание стоящих рядом солдат, да в лесу гулко заухал филин. Ни с того ни с сего… Рысь встрепенулся и навострил уши.

– Услышал чего? – обернувшись, шепотом спросил его Луций.

– Филин, – кратко отозвался юноша. – Он вовсе не так кричит… И собаки… Слышишь – в деревне залаяли! Знать, почуяли кого-то. Это селенье мирное, а чужаки… Думаю, от них всего можно ждать.

Луций кивнул, что-то шепнул стоящему рядом воину, тот тут же передал его слова другому. Так же по цепочке пришла команда приготовиться. Лязгнули вытащенные из ножен мечи. Тишина стояла кругом, и только кукованье кукушки разлеталось над лесом и лугом гулким затухающим эхом. Вот и она замолкла… Тихо… В очистившемся от туч небе все так же тихо сияли звезды.

И вдруг какая-то быстрая тень на миг затмила желтый свет звезд… Затем другая… И тут же послышался яростный вопль – перемахнувшие через частокол галлы наткнулись на копья и дротики.

Раздался громкий приказ командира, и за спинами легионеров ярким светом зажглись факелы, осветив и частокол, и вкопанные в землю копья, и корчившихся от боли «косматых». Нападавшие все прибывали и, увидев изготовившихся к отпору римлян, удивленно таращили глаза.

– Пригнись! – скомандовал центурион.

Легионеры пригнулись, давая возможность действовать пращникам и метателям дротиков. Попавшие в ловушку галлы заметались, завыли. Кое-кто из них выхватывал из земли дротики и с воплем бросался на ощетинившихся копьями римлян, прикрытых щитами.

Рысь впервые стоял в боевом строю, плечом к плечу с другими. Спокойная уверенность была в его сердце, все делалось по команде, четко – в этом состояла сила и легиона, и его части – центурии.

Нападавшим удалось кое-где прорваться, закипела схватка. И тут, повинуясь приказу командира, вся центурия пришла в движение, медленно и неумолимо оттесняя галлов к частоколу. Те рычали от злобы, но ничего не могли поделать: прорвать плотный строй больше не удавалось, а туда, где это удалось, Теренций неожиданно послал гладиаторов. Впрочем, почему неожиданно? Ведь именно гладиаторы, одиночные бойцы, там и были нужны.

Врезаясь в толпу врагов, Рысь взмахнул гладиусом, отбивая чье-то копье. Короткий меч приспособлен для колющего удара, рубить им было затруднительно, однако навострившийся в разных гладиаторских штучках Рысь использовал свое оружие и так и этак – колол, рубил, отбивал, видя, как горят ненавистью глаза «косматых». Вот на него набросились сразу трое, зажали в угол, радостно вопя, будто они уже победили. С легионером бы так и вышло, но не с гладиатором – неожиданно упав на колени, ант резко выбросил вперед меч, откатился в сторону, перерубив сухожилие жутко заверещавшему галлу, и тут же, подхватив с земли щит, вскочил, развернулся, одновременно ударяя щитом напавшего сзади. Стоящий впереди галл – огроменный, мускулистый, на две головы выше Рыси – страшно захохотал, обеими руками поднял над головой окровавленную дубину… Ант достал его в прыжке, проткнул острием меча горло. Галл захрипел, завалился навзничь. Переводя дух, Рысь оглянулся по сторонам – повсюду легионеры уверенно теснили нападавших, и, кажется, больше не было никаких отдельных схваток.

Хотя… Рысь увидел, как часть галлов, решив выбраться из устроенной центурионом ловушки, столпилась у южных ворот. Одни из «косматых» сдерживали легионеров, а другие рубились с защитниками ворот. Рубились яростно – видно, нападавшие очень хотели уйти. У бегущего к воротам Рыси промелькнула вдруг мысль, что эта схватка какая-то неправильная, вовсе не в духе галлов, которые совсем не ценили собственную жизнь, надеясь на лучшую – на том свете. Плавт рассказывал, что раньше, бывало, галльские жрецы-друиды частенько брали деньги в долг, обещая вернуть после смерти в том недосягаемо-прекрасном мире, куда стремился каждый галл… Должен был стремиться – по крайней мере, в данной ситуации, когда им не оставалось ничего лучшего, кроме как достойно встретить смерть. И тем не менее «косматые» упорно штурмовали ворота. Какие-то неправильные это были галлы. Или кое-кому из них очень нужно уйти?

Рысь увидел, как у самых ворот ожесточенно орудует мечом Луций. Шлем был сбит с его головы, светлые волосы растрепались, левую щеку и шею заливала кровь. Рядом с ним осталось только двое легионеров… всего лишь двое. Вот один пал, пронзенный копьем в горло, второй попятился от ударов огромной дубины, Луций же отбивался сразу от двоих нападавших. У него еще оставался щит, без которого молодой легионер не продержался бы так долго, действуя своим коротким мечом против длинных галльских. Рысь знал, что галлы были очень хорошими оружейниками и мечи их ничем не уступали римским, а скорее даже и превосходили.

– Держись! – прокричал Рысь, врубаясь в наседавшую толпу.

Впрочем, с этой стороны легионеров хватало, надо было пробиваться туда, к воротам. Оглянувшись, юноша схватил попавшееся под руку копье. Это оказалась старомодная гаста – достаточно длинная, крепкая и надежная. С гастой можно было рискнуть, что Рысь и проделал, с разбегу перелетев через головы орущих галлов точно так же, как они совсем недавно перелетали через ров.

Опа! Он приземлился рядом с Луцием и, подмигнув тому, выхватил меч:

– А ну-ка!

Двое с длинными мечами накинулись на него, что тоже было неправильно: галлы обожали поединки. Ах вот оно что! Рысь вдруг увидел за их спинами третьего – рыжебородого, с косичками! Именно его и прикрывали те двое. Однако думать было некогда: галлы орудовали мечами весьма проворно. Рысь едва успел присесть, как острое лезвие со свистом разрезало воздух. Короткий гладиус против двух длинных мечей… Надеяться приходилось только на умение и ловкость. Рысь немедленно отскочил в сторону, встав так, чтобы враги мешали друг другу, и немедленно напал первым! Мечи врагов столкнулись, высекая искры, и тут гладиатор, отбив очередной удар, поразил одного из противников в бок – тот захрипел, упал на колено. Опрокинув его ногой, юноша обернулся ко второму, с которым справился без особого труда – двумя ударами выбил меч и полоснул по горлу. Рысь обернулся, услышав, как вскрикнул позади Луций – удар тяжелой, окованной железом дубины раздробил его щит и опрокинул молодого легионера на землю, в груду окровавленных тел. Следующий удар неминуемо должен был размозжить ему голову. «Косматый» – полуголый, мускилистый, в покрытых брызгами крови браках – торжествующе закричал, а Рысь понял, что не успеет. Слишком уж далеко. Тогда он просто метнул меч, как показывал Плавт… Метнул плохо, и в голову галла попало не острие, а рукоять, однако враг пошатнулся. Дротик, который метнул центурион, завершил дело. Впрочем, все кончилось хорошо лишь для Луция с Рысью – ант вдруг с удивлением заметил, что все галлы куда-то исчезли, встревоженно огляделся и наконец увидел: они все же открыли ворота. Где-то за рвом, в лесу, заржали кони.

– Не преследовать, – приказал центурион. – Это может оказаться ловушкой, к тому же у нас очень мало лошадей. А ну, живо запереть ворота и ждать!

Потирая окровавленную щеку, поднялся на ноги Луций. Прихрамывая, подошел к Рыси, улыбнулся, положив руку на плечо:

– Тессарий Квинт Луций Агнус твой должник, гладиатор!

– Хорошее у тебя прозвище, – усмехнулся Рысь. – Агнус – ягненок!

– Видишь ли, мой отец отличался покладистым нравом, – несколько смущенно пояснил легионер.

За частоколом вставало красное солнце, освещая стройные ряды палаток и лежащие вокруг трупы.

– Раненых допросить, убитых закопать на лугу, – распорядился начальник. Обернувшись к Рыси, он намереваясь что-то сказать, как вдруг наступившую утреннюю тишь пронзил резкий звук рога!

Центурион поднял глаза на башню.

– Отряд! – доложил часовой. – Только что вышел из леса.

– К бою! – кратко приказал командир, и воины, поспешно оттаскивая трупы в сторону, заняли места на возвышении у частокола.

Рысь встал рядом с Луцием, обернулся, увидав в дальних рядах Автебиуса. Хитрый галл, кажется, не был даже ранен, как и сам Рысь.

– Нет, – всматриваясь в утреннюю туманную мглу, качнул головой Луций. – Похоже, это не «косматые».

Рысь тоже присмотрелся. Туман был не настолько густым, чтоб ничего нельзя было рассмотреть – виднелся и лес, и часть луга… и стройная колонна приближающихся воинов в блестящих панцирях, с темно-голубыми выпуклыми щитами.

– «Жаворонки»! – радостно воскликнули рядом. – Клянусь Везуцием, это же галльский легион!

– Похоже, не легион, центурия. – Луций внимательно посмотрел на идущих. – Хотя, нет, побольше… Но – меньше когорты.

– Да, – согласился Рысь. – Меньше. И намного меньше. Человек двести.

– Угу, тут не меньше, чем двойная центурия. – Легионер улыбнулся.

Рядом, приветствуя подкрепление, замахали руками и радостно засмеялись. Только вот Рысь не радовался, ему стало вдруг совсем не до смеха. Впереди манипулы пешком, как и их солдаты, шли трое – два центуриона в сверкающих шлемах. А рядом с ними, верхом на белом коне – всадник, тучный, упитанный, с непокрытой головой. Редкие, но тщательно завитые кудри его смешно покачивались, красное лицо изображало значительность и важность. Глаза внимательно смотрели на лагерь. Рысь поспешно спрятался за спины – он узнал всадника. То был дуумвир Ротомагуса Децим Памфилий Руф.

Открыли ворота, и сам центурион лично вышел встречать гостей. Приветственные крики гремели повсюду. Многие из центурии имели среди «жаворонков» хороших знакомых, тут же все разбрелись по лагерю, запалили костры. Начальство этому не препятствовало, понимало – людям нужно прийти в себя после ночной битвы.

Рысь, уж конечно, постарался держаться от новоприбывших подальше. Забрался было в палатку, однако вновь устроили построение. Все триста человек – центурия Теренция Капитона и манипул «жаворонков» – на лагерном форуме не помещались и встали на лугу, чтобы внимать вдохновенной речи Памфилия Руфа, столь же прочувствованной, сколь и косноязычной.

– Боевые товарищи! – почесывая живот, громко говорил Памфилий. – Друзья! Мы рады, что будем сражаться вместе с вами, как и вы рады, что будете сражаться с нами… То есть не с нами, конечно, а вместе с нами.

Поговорив еще немного о помощи богов и коварстве мятежников, совершивших столь наглую ночную вылазку, дуумвир, оглянувшись на своих центурионов и напомнив про данные наместником полномочия, тут же призвал к карательному набегу на ближайшую деревню, которую он полагал важным центром повстанцев.

– Видимо, придется и нам идти с ними, – покосившись на «жаворонков», тихо произнес Луций.

– Но ведь Адалуй – мирная деревня, – осторожно заметил стоявший позади Рысь. – И я думаю, деревенские никогда бы не осмелились на нас напасть – на свою же голову. Нет, вряд ли это они.

– А никто так и не думает. – Луций обернулся и насмешливо скривил губы. – Все всё понимают ничуть не хуже тебя. Просто опоздавшим к битве «жаворонкам» тоже нужна слава, а нашим важна возможность мести. Несчастная деревня. Честно говоря, мне ее жаль.

Между тем воодушевленные пламенной речью дуумвира легионеры с громкими криками строились в боевые порядки. Впереди за ручьем мирно поднимались к небу утренние дымки галльских хижин. На лугу у кленовой рощицы паслись коровы, слышно было, как в деревенской кузнице ударили по наковальне.

– Вперед! – взгромоздившись на лошадь, махнул рукой Памфилий, и послушные его воле войска, разделившись, быстро направились к обреченной деревне.

Центурия Теренция Капитона обходила селение вдоль ручья, слева; в центре и справа грохотали доспехами две центурии «жаворонков»-алаудов.

Когда подошли ближе к деревне, зашагали как на параде – так что, казалось, затряслась земля.

Увидев незнакомых воинов, выскакивали из хижин полуодетые жители в браках и звериных шкурах – как видно, римское влияние не слишком-то затронуло этих людей. Кое-кто, сообразив, бросился было к ручью – там беглецов встретила развернувшаяся центурия Капитона. Все еще испытывая гнев из-за подлой ночной вылазки врага, легионеры не знали пощады – бегущие из селения люди были тут же проткнуты ланцами, а центурия даже не замедлила шага. В деревне заиграл рог, призывая всех к обороне… Бедные беспечные галлы! Полтора десятка мужчин с рогатинами и луками – видимо, охотники – попытались организовать хоть какое-то сопротивление, даже умудрились затеять стычку. Они сражались яростно, все – старики, женщины, дети, не говоря уже о мужчинах. Солдаты Памфилия, поначалу рассматривавшие рейд как развлечение, потеряли с десяток человек и обозлились, после чего навалились на несчастных галлов всей своей массой. Окружив небольшие группы защитников, они быстро перебили всех мужчин, а потом началась потеха: убрав окровавленные мечи в ножны, легионеры принялись ловить женщин и девушек, тащить их в хижины. Командиры, созвав совет, приняли решение не брать пленных, что, на взгляд Рыси, было достаточно странно, учитывая меркантильность дуумвира Ротомагуса. Почему именно он привел алаудов? Наверное, по решению городского совета. Или даже по решению наместника всей Лугдунской Галлии! Если так, высоко взлетит Памфилий. Человек, проявивший в нужную минуту жесткость и решительность, с легкой руки наместника может пойти далеко, очень далеко. На то, как видно, и рассчитывает сейчас дуумвир, и не жестокостью вовсе вызван его жуткий приказ никого не щадить, а тонким и хитрым расчетом. Слухи о его решительности в подавлении мятежа наверняка очень скоро достигнут ушей наместника, а то и сенаторов в далеком Риме. И кому какое дело будет до того, что ведомые Памфилием Руфом алауды расправились-то вовсе не с мятежниками, а с мирными жителями? Мертвецы никому уже не расскажут, по крайней мере на этом свете. Значит, не пощадят никого. Так и велел сейчас дуумвир, лично бросая зажженный факел на соломенную крышу деревенской хижины.

У Рыси, как командира вспомогательного отряда, была во всем этом бесчинстве своя задача – следить, чтобы никто из секвонов не убежал. Для того и были расставлены по кустам вокруг деревни часть гладиаторов-новичков.

Подожженное в разных местах, запылало селение, черные дымы поднялись в высокое голубое небо. И, словно в насмешку, денек-то какой сегодня выдался славный! Светлый, прозрачный, теплый, с безоблачным, чистым небом и желтым, уже совсем по-летнему жарким солнцем. Наверное, кто-то из деревенских, просыпаясь утром, искренне радовался предстоявшему дню, благодарил богов, не зная еще, что этот теплый весенний день станет для него последним.

От огня пылавших кругом хижин стало жарко, да и солнце уже припекало почти как летом. В поисках добычи и уцелевших женщин легионеры громили амбары. Хоть и немного чего нашлось в деревне, – откуда здесь взяться большому богатству? – а, тем не менее, воины были рады и малому: нескольким серебряным монетам, случайно обнаруженным в глиняном горшке, узорчатому кувшину, скоту, наконец, – кое-кто уже с радостным воплем свежевал овец. В их числе Рысь заметил Автебиуса с окровавленными по локоть руками.

– А твой приятель-гладиатор не промах, – подойдя, с усмешкой произнес Луций.

Меч его так и находился в ножнах, на левой щеке кровавился подсохший шрам, полученный в ночной схватке.

– Он мне не приятель, – глухо отозвался Рысь.

– Кажется, меня теперь совсем перестанут любить девушки, – скривившись, посетовал воин. – Хотя, может быть, и наоборот… Пойдем к ручью сполоснемся. Или ты предпочитаешь оставаться здесь?

Рысь развел руками:

– Насчет ручья – хорошая идея, ужас как хочется пить!

Тропинка к ручью шла лугом – зеленым, с веселыми желтыми одуванчиками, средь которых тут и там валялись окровавленные девичьи тела, многие с отрубленными конечностями и головами. Рысь передернулся, стараясь на них не смотреть.

– Что отворачиваешься? – усмехнулся Луций. – Ты же гладиатор и давно привык к крови.

– Как и ты, – тихо заметил Ант. – Хотя, я вижу, тебе не очень нравится то, что здесь происходит.

– Верно, не нравится! – с какой-то яростью вдруг воскликнул легионер. – Но кого это интересует? Я воин. Сказано убивать – буду убивать, убивать во имя римского народа, как и ты, гладиатор, убивал своих друзей на арене цирка.

Рысь молча свернул к ручью, чтобы пройти напрямик, сквозь желтоватые заросли дрока. Оглянулся: Луций так и продолжал идти по тропинке, погрузившись в свои мысли. Солнце ощутимо напекло спину под кожаным панцирем – да, неплохо будет вымыться сейчас в ручье, окатиться холодной водицей, смывая пот и кровь. Рысь подошел к кустам и замер, почувствовав на себе чей-то взгляд. Рука гладиатора словно сама собой легла на рукоятку меча, ноги приняли устойчивую боевую позицию. Позвать Луция? Пустое! Вряд ли кто из галлов справится с цирковым бойцом. Бесшумно вытащив меч, юноша нырнул в кусты…

За ними в гуще травы, держась за ногу и постанывая, лежал тот самый местный пастушонок – круглоголовый, светленький, которого Рысь не далее как вчера спас от нападения быка.

– Прикончи меня, – увидев перед собой римлянина в панцире и шлеме, с вызовом бросил мальчишка. – Спорим, ты не сразу попадешь в сердце!

– Зачем? – снимая шлем, тихо спросил юноша.

Мальчишка моргнул, видимо, узнал своего спасителя и еще жалобнее попросил:

– Убей. Мне все равно не уйти. А ваши убили всех.

– Не уйти? – Рысь усмехнулся. – Через кусты и поле – да. А если по ручью, на лодке или челноке?

– Я туда и полз, – тихо признался парень.

– Так и ползи. Только не сейчас, ночью. – Рысь отвернулся.

– Постой, – позвал пастушонок. – Почему ты не убьешь меня, римлянин?

– Я не римлянин, – гладиатор отрицательно качнул головою. – Просто вынужден служить им. Пока…

Они вымылись в ручье – вода оказалась прохладной, а сверкающее в голубом небе солнце быстро высушило кожу. Потом Луций и Рысь вернулись в лагерь, Луций пошел к своим, а Рысь разложил костер, чтобы поджарить принесенное кем-то из «деревях» мясо. После битвы центурион разрешил всем отдыхать, естественно, кроме часовых. Часть воинов Теренций послал к пастбищу – свежевать и жарить овец. Воспользовавшись этим, Рысь вновь спустился к ручью и кинул в один из привязанных челноков изрядный кусок поджаренного на углях мяса. Почему бы не помочь несчастному парню? Ведь это сейчас совсем ничего не стоило. Журча, бежали вдоль берегов прозрачные воды ручья, на холме догорали хижины Адалуя – мирной деревни секвонов.