Глава 13
Весна 225 г. Лугдунская Галлия
Фибула
Нет, уж лучше терпеть: жди и дождись своего.
А до поры не считай за позор ни брань, ни побои…
Публий Овидий Назон. Наука любви
То, что сделал всадник Памфилий Руф с несчастной деревней, вызвало результат обратный задуманному: если ранее мятеж только тлел, то после резни галлов вспыхнул с такой яростью, словно в костер плеснули масла. Но может быть, именно это и требовалось Памфилию и тем, кто стоял за ним, ведь, как объяснил Луций, чем больше крови, тем больше чести. Ну, подавил бы Памфилий Руф мелкий мятеж, и что? Ни славы особой с того, ни денег. Другое дело, когда восстание разгорится так, что жарко станет если и не в Риме, то уж в Лугдуне и Нарбоннской Галлии точно. Вот тогда и можно проявить себя во всей красе, вот тогда и лавры защитника отечества обеспечены, и почет, и императорская милость. На то, как видно, и рассчитывали Памфилий, эдил Марций… и тот ночной гость из Лугдуна, на вечеринке в честь которого был отравлен прежний дуумвир, мерзкий старикашка Публий Венций Мильс. И отравил его, скорее всего, привратник. И наверное…
Рысь даже бросило в жар от внезапно пришедшей в голову мысли. Так ведь, выходит, не просто так отравили Мильса. Тот, видно, не решился присоединиться к заговору Памфилия и Марция и вполне мог выдать их или каким-нибудь образом помешать разжиганию мятежа. За то и поплатился. Ай да Памфилий, не такой уж ты простачок! И супруга твоя… А может, всадник ее нарочно использовал? Подумав так, Рысь тут же хмыкнул. Ну да, как же! Больно надо чего-то там мудрить, чтоб прижучить провинциального гладиаторишку, бесправного и никому не нужного раба. Но Мильса-то отравили… и, выходит, по приказу Памфилия и Марция. Ну и получается, что Памфилий вполне мог использовать свою неверную супружницу, чтобы завлечь в сети неопытного в любовных делах гладиатора. Да-а… Но ведь письмо-то написала Флавия! Впрочем… Рысь вздохнул. Откуда это ясно, что Флавия? А вдруг сам Памфилий? Ну да, похоже, так оно и есть! Тогда все становится ясным. Расправиться с гладиаторами просто так – привлечь к себе внимание, а это, особенно в данный момент, заговорщикам вовсе не нужно. Лучше так вот, по-тихому. Рысь бы казнили, а потом нашли бы способ расправиться и с Тираком. Кому нужны лишние свидетели? Уж точно, не Памфилию с эдилом. Но тогда точно такой же опасности подвергается и Тирак. Хотя Памфилий-то сейчас здесь. А Марций? Надо бы предупредить иллирийца, да как? Впрочем, Тирак далеко не глуп, сам догадается.
Проворочавшись всю ночь, юноша лишь к утру забылся коротким тревожным сном. Казалось, только-только закрыл глаза, и вот уже рожки играют подъем.
– Вставай, Ант. – Проснувшийся Автебиус толкнул Рысь в бок.
Гладиатор тут же поднялся и вместе со всеми выбежал из палатки. Под звуки рожка воины выстроились на поляне перед центурионами и важно восседавшим на коне Памфилием Руфом. Красное восходящее солнце окрасило кровавым светом поредевшие кудри всадника, словно оправдывая семейное прозвище «Руф» – «рыжий».
Стараясь не попасться на глаза дуумвиру, Рысь быстренько пробрался на свое место – позади всех шеренг, как и положено гладиаторам, варварам и прочим.
– Друзья! – громко воскликнул Памфилий, да так, что едва не свалился с коня. – Мы были счастливы видеть вчера плоды нашего боевого братства! Деревня мятежников не продержалась и дня. Мы победили, и, без всякого сомнения, это была великая победа, клянусь Юпитером и Кибелой! Но, друзья мои, не стоит предаваться излишней радости – мятеж еще не подавлен. Еще таятся по урочищам и болотам отряды «косматых», еще плетут интриги их недобитые жрецы. Но мы, римские граждане, сделаем все, чтобы защитить отчизну от этих подлых людишек. Да, вчера мы славно повоевали, а сегодня… Сегодня, друзья, настала пора прощаться. Нехорошие вести принес посыльный сегодняшней ночью: мятежники окружили Кроциотонум, пусть небольшой, но все же наш город. И мы не позволим врагам взять его! Я и мои верные «жаворонки» отправимся туда прямо сейчас, а наши боевые друзья, воины уважаемого центуриона Теренция Капитона, пойдут на север, к Алауне, – врагов в тамошних лесах не так много, но они есть, и нужно выловить их всех до единого. Задача несложная, но трудоемкая. Тем не менее я уверен, что славный центурион Теренций и его верные воины выполнят ее с достоинством и честью!
«Жаворонки» одобрительно закричали. Закончив речь, Памфилий повернул коня и, оглянувшись на свой манипул, кивнул командирам: пошли, мол. Теренций Капитон, стоя у старого дуба, провожал уходящих алаудов презрительной усмешкой. Ну да, там, где пахнет славой и грабежом, – там Памфилий и «жаворонки», а его, Теренция, центурии предстоит вылавливать мятежников по болотам – занятие долгое, нудное и не сулящее ни славы, ни прибылей. Сиди себе в лесах да жди, пока отзовут. Тем не менее пришлось подчиниться приказу – сам наместник Лугдунской Галлии предоставил высшему чиновнику Ротомагуса широкие полномочия в деле подавления мятежа. А выше наместника лишь сенат да сам император. Жаль, жаль, что мятеж не такой большой, что обходятся пока мелкими центуриями, что не вступили в дело номерные легионы: уж теми бы Памфилий, морда штатская, не покомандовал бы, не позволили бы легаты. А так что ж… Чтоб ловить бродяг по болотам, конечно, легионов не надо. Вполне достаточно одной центурии и ее невезучего командира Теренция Капитона. И угораздило же попасться на глаза легату во время приезда наместника! Сидел бы сейчас в Лютеции – давно уже романизированном городке паризиев – и горя не знал. А что? Служба себе идет, скоро пенсия, двенадцать тысяч сестерциев, да участок земли – вовсе даже неплохо. Только вот пенсии лучше дожидаться в Лютеции, с ее тавернами и лупанариями. Что и говорить, пить вино и тискать веселых девок куда приятнее, нежели кормить комаров в болотах Северной Галлии. И ладно бы еще, была настоящая заварушка, тогда уж понятно. Но так вот, как сейчас… Центурион сплюнул под ноги и, тяжело вздохнув, велел сворачивать лагерь.
Сказать по правде, Рысь даже обрадовался такому повороту дела. На север? К Алауне? Да и ладно. Все равно куда, лишь бы не встретиться с Памфилием Руфом. А в центурии ничего себе, жить можно, да легионеры уже не так презирают пришлых, притерпелись, видно. Ну и новый приятель неожиданно завелся – Луций, Квинт Луций Агнус. Агнус… Рысь хмыкнул. Тот еще ягненочек!
«Жаворонки» уходили. Кое-кто весело кивал на прощанье знакомым из центурии Теренция, а кто-то откровенно улыбался. Еще бы, им-то повезло, в отличие от этих вот угрюмых парней, обреченных рыскать неизвестно сколько по лесам да болотинам, где ничего не найдешь, кроме одной лихорадки. Ну, да что поделать: приказы не обсуждаются, они выполняются. Беспрекословно!
Последняя группа алаудов, звеня амуницией, скрылась в кленовой роще. За тяжелой панцирной пехотой последовала легкая – пращники и метатели дротиков, за ней – обслуга. И вот тут-то Рысь заметил вдруг… Нет, показалось. А вроде… Бросив возиться с палаткой, юноша специально взобрался на вал и увидел, как, чуть косолапя, догоняет своих коренастый мужик, жилистый, с длинными, свисающими почти до самых колен руками. Вот он вдруг остановился, словно бы почувствовав взгляд Рыси, обернулся – черная косматая бородища, пронзительный блеск глаз, в уголках губ клыки. Он! Привратник! Ну, а почему бы и нет? Почему бы Памфилию не взять с собой верного слугу? Ага… Тогда интересно, где он прятался вчера?
– Ну и рожа! – Придерживая перевязанную руку, на насыпь ловко забрался Луций. – Да, да, я про того посланца, на которого ты сейчас смотришь.
– Посланца? – удивленно оглянулся Рысь.
– Ну да, – Луций кивнул. – Он явился ночью, во время второй стражи, я едва не заколол его, да тут вышел этот, кудрявый…
– Памфилий Руф.
– Ага, Памфилий… чтоб ему ни дна ни покрышки. Это из-за него мы будем торчать в глуши, в то время когда другие заработают себе добычу и славу.
– Не так уж и велика добыча у «косматых» галлов, – усмехнулся Рысь, глядя, как привратник исчезает за кленами.
– А вот тут ты не прав. – Римлянин помотал головой. – В самой занюханной хижине иногда попадаются такие изящные вещи! Золотые, серебряные… Галльские кузнецы ничуть не хуже римских.
Рысь промолчал. Для него лично все пока складывалось неплохо, вот только жаль несчастных секвонов – в конце концов, они ни в чем не виноваты. Впрочем, как выражается Плавт, это уже политика.
– И долго вы будете бездельничать, когда все остальные работают?
Оба парня вздрогнули, услышав недовольный голос центуриона.
– Эй! – махнул рукой тот. – Я вас спрашиваю! Кто будет сворачивать лагерь? А ну, живо ко мне, оба!
Быстро спустившись с насыпи, юноши вытянулись перед командиром.
– Тебе, как раненому, – центурион посмотрел на кровавый шрам, пересекавший всю левую щеку Луция, – лишняя ночная смена. А тебе, – он перевел взгляд на Рысь, – две смены и десять плетей. Все! Исполнять… Впрочем, постой-ка! – Теренций внимательно посмотрел на фибулу, которой был застегнут плащ анта. – Откуда у тебя это, гладиатор?
– Подарок, – честно ответил Рысь.
– Изящная вещь. – Центурион неожиданно скривил тонкие губы в улыбке. – Я видел такие в Риме. Кто это? Август? Коммод?
– Марк Аврелий.
– Говорят, хороший был император… не то что сейчас. – Не выдержав, Теренций презрительно сплюнул и, подумав, предупредил: – Последних моих слов вы не слышали!
– Конечно не слышали, – переглянувшись, разом кивнули оба.
Получив плетей – так себе били, не очень, – Рысь, как и положено, доложил об исполнении наказания центуриону и, получив в ответ кивок, бросился догонять своих – разобрав лагерь, центурия уже выступала в путь. На север, в Алауну!
Миновав кленовую рощу, вышли на широкую тропу. Кое-где под ногами хлюпала болотная вода. Слева виднелась дубрава, справа – заросли орешника и малины. Впереди на холме блестела под солнцем дорога. Самая настоящая, мощеная и чуть выпуклая – дабы не скапливалась дождевая вода. Идти по такой – одно удовольствие. Приунывшие было воины повеселели.
– Я и не думал, что в Косматой Галлии есть дороги! – радостно выкрикнул кто-то.
– Выходит, не такая уж она и косматая, Марк!
– Да уж… Наверное, тут и лупанарии найдутся?!
– А зачем тебе лупанарий, Кравт? Ты ж, говорят, мальчиков любишь?
– Плюнь в лицо тому, кто тебе это сказал!
Воины на ходу заржали. Рысь тоже улыбнулся, краем глаза замечая, как Автебиус потешается над молодым парнем, едва доставленным в гладиаторскую школу и волей ланисты посланным в центурию Теренция Капитона. Парень – звали его Сакс – совсем плохо понимал по-латыни. Голубоглазый, высоченный, с буйными рыжими кудрями – эдакая здоровенная неотесанная деревенщина. Видимо, его не так давно захватили в плен где-то на германских границах. Хитрый галл вполголоса учил его всяким ругательствам, выдавая их за слова с другим значением. Рысь хотел было вмешаться, да передумал: в конце концов, надо ведь хоть чем-то развлечься? Жаль, Луций не слышал, тому ведь не положено идти в рядах уцелевших гладиаторов, вернее, это гладиаторам не положено вместе со всеми. Как говаривал Плавт, что можно Юпитеру, то нельзя быку.
– Как центурион призовет тебя для приказа, – учил германца Автебиус, – ты встань перед ним ровно и поприветствуй: «Аве, апер авидус!» Это значит «Здравствуй, славный центурион!» Понял?
– Да, похоже, ничего он не понимает. – Рысь тихо засмеялся. – Зря ты с ним говоришь.
– Ничего и не зря, – обернувшись, подмигнул хитрый галл. – Повеселимся еще, вот увидишь!
Ант лишь покачал головой да и выкинул из мыслей и Автебиуса, и Сакса. Дорога вела вверх, на холм, с которого, если оглянуться назад, далеко, у самого горизонта, виднелись серые стены Кроциотонума. Наверное, там сейчас было жарко. Хотя нет – центурии алаудов не могли так быстро дойти. К вечеру дойдут в лучшем случае. Да и вечер скоро, пожалуй, – вон как припекает солнце, давно уже за полдень перевалило. Тепло, жарковато даже. Под ногами широкая дорога, по сторонам луга, холмы, перелески. Свежая изумрудная трава, зеленеющие деревья, небо цвета полевых васильков, какие во множестве росли когда-то на побережье Альдейги-Нево – озера-моря. Рысь вдруг вспомнил, как еще в детстве собирал в лугах цветы вместе с сестрой Добронегой. Глаза у Добронеги были, как и у братца, голубые, небесные, в волосах застряли сосновые иголки – к лугу шли лесом. Красивая была Добронега… Была…
– О чем задумался, братец? – нагнал Рысь Автебиус, видно, надоело потешаться над мало что понимающим Саксом.
Рысь отмахнулся:
– Да так…
Станет он изливать душу перед хитрым галлом, как же! Сколько тот ему в свое время крови попортил, правда сейчас чуть ли не в лучшие друзья набивается и, надо заметить, не вредит. Хотя тут повреди попробуй – центурион живо наведет порядок, а «вредителю» устроит такую жизнь, что мало не покажется.
Дорога круто нырнула с холма вниз, в лощину, заросшую бурыми папоротниками и чертополохом. Понесло болотной сыростью, гнилью, еще каким-то смрадом.
– Эй, смотрите-ка! – громко воскликнул идущий впереди Луций, показывая рукой на обочину.
Остановив марш, центурион лично подошел к указанному месту, присмотрелся, потом, обернувшись, подозвал гладиаторов:
– Там, в кустах… Вытащите.
В кустах лежал полуразложившийся обезглавленный труп. Судя по остаткам одежды, погибший был явно не из простых людей, да и кошель на поясе был полон. Автебиус даже прикусил губу – много бы он дал, чтобы покопаться в нем, да центурион и все остальные слишком уж пристально наблюдали за происходящим. Быстро вытащив труп из кустов, гладиаторы положили его на дорогу.
– Похоже, галльский торговец. – Достав из кошеля убитого несколько серебряных монет, центурион задумчиво подбросил их на ладони. – Разбойнички, больше некому.
– А может, друиды? – засомневался подошедший поближе Луций. – Я слыхал, они любят отрывать людям головы.
– Может, и друиды, – Теренций кивнул. – Не понимаю только, почему они не забрали деньги.
– Наверное, не успели. Спугнул кто-то.
– Впрочем, неважно. – Центурион подозвал обозных. – Возьмите кошель, вечером поделим как добычу.
Воины одобрительно заулыбались. Хоть и мало на всех выйдет, а все какой-никакой прибыток. И центурион на высоте: не присвоил находку под благовидным предлогом, нет – решил разделить между всеми, как и полагается поступать с военной добычей.
– Эй, дылда, – Теренций обернулся к германцу. – Выбрось мертвеца обратно в кусты, хоронить его – некогда возиться.
– Аве, авидус апер! – вытянувшись, браво отрапортовал Сакс, и вся центурия грохнула громоподобным смехом.
Теренций Капитон тоже улыбнулся:
– С чего ты взял, что я – жадный бык, парень? Ведь именно так ты меня назвал.
– Велишь высечь его, центурион? – с готовностью подскочил дюжий легионер.
– Его? – переспросил Теренций. – А его-то за что? Уж если кого сечь… А ну, вы двое, – он быстро обернулся к Автебиусу и Рыси. – Кто из вас двоих его подучил? Ну? Не хотите отвечать? Кравт, всыпь плетей обоим, чтоб наконец поняли, что находятся в действующей армии, а не в их паршивой гладиаторской школе!
– Он! – германец ткнул пальцем в грудь Автебиуса. – Он меня научить.
– Ах он? – центурион неожиданно расхохотался. – Тогда и тебе, парень, придется отведать плетей. Чтоб в следующий раз не выдавал своих! Кравт, на привале высечь всю эту троицу.
– Вот спасибо, – сам себе прошептал Рысь. – Всем троим и досталось. Главное, мне-то за что?
На этот раз уж хлестали как следует! Кравт так разошелся, что, наверное, Рысь потом не смог бы не только сидеть, но и лежать, не угомони усердного экзекутора вовремя подошедший Луций.
– Ну, хватит, хватит, Кравт, – подойдя, поморщился юноша.
– Не лезь не в свое дело, парень! Не слыхал, что приказал сотник?
– Слыхал… Только вот этот светловолосый гладиатор спас мне жизнь в схватке…
– И что с того? Х-хэк!
Удар был силен – Рысь дернулся под плетью и едва сдержал стон.
– Ну я же просил тебя, Кравт!
– Что мне с твоих просьб?
– Ну… хоть вот сестерций.
– Сестерций? – Плеть зависла в воздухе. – Что ж ты сразу-то не сказал? Так давай же его сюда побыстрей! А ты, парень, – Кравт потрепал Рысь по плечу, – уж сделай вид, будто и впрямь сидеть не можешь.
– Да уж сделаю. – Рысь поднялся на ноги. – Спасибо тебе, Луций.
– Не стоит. – Молодой римлянин улыбнулся. – Без твоей помощи обо мне вспомнили бы лишь в храме Венеры Либитийской в день объявления о моей кончине. Конечно, нет лучше участи, чем погибнуть за отечество… Но хотелось бы не в этой дыре! Ну, я пошел на стражу. Вечером увидимся.
– Конечно, – Рысь улыбнулся.
Вот уж и в самом деле не ждал, не гадал обзавестись другом-римлянином! И уж тем более легионером. Ну и парочка – легионер и гладиатор, трудно придумать что-то более несовместимое, чем уважаемый всеми воин и презираемый раб.
Простившись с Луцием, юноша уже дошел почти до палатки, как вдруг вспомнил о том, что оставил на месте экзекуции плащ. Ну да, больше негде – бросил наземь. Теперь придется идти. Не так плаща жалко, как фибулы. Подарок все ж таки. Рысь вздохнул: интересно, помнит ли еще о нем Флавия? И как потом объяснить ей все то, что случилось? Да-а, ситуация…
Плащ лежал там же, где и был брошен. Да и кому он нужен-то? Из грубой шерсти, местами продранный. Наклонившись, юноша подхватил плащ и похолодел – фибулы не было! Может, валяется где-нибудь рядом? Опустившись на колени, Рысь обыскал все вокруг – тщетно! Автебиус! Он ведь не так давно восхищался фибулой! Спросить прямо…
Найдя галла, Рысь получил отрицательный ответ.
– Фибула? Какая фибула? А, так ты что, ее потерял?
Врет, наверное. Только ведь как докажешь… А кто, кроме Автебиуса, вроде бы и некому… Хотя как это некому? А Кравт? Юноша вдруг с силой хлопнул себя по лбу. Ну конечно же! Кравт славился своей алчностью! Ну да, он польстился на фибулу, гад ползучий. Теперь и не вернешь, не признается. Найти его да спросить прямо? Ага, так и отдал. А тогда… Тогда зачем спрашивать? Просто проследить на марше, вдруг выплывет застежка? Потом улучить момент да незаметно и выкрасть, то есть не выкрасть, а вернуть свою собственную вещицу, тем более подаренную такой красивой и славной девушкой, как Флавия Сильвестра.
Утвердившись в своем решении, Рысь быстро направился в палатку – предутренняя третья стража была его, и следовало еще успеть почистить оружие и выспаться. Заснувший на посту, о чем неоднократно предупреждал центурион, плетьми уже не отделается.
– Гад этот Кравт, – лежа на циновке, стонал Автебиус. – И центурион тоже гад, и все гады.
– Ага, гады, – Рысь усмехнулся. – А ты на себя-то смотрел? Кто Сакса подучил, я, что ли?
Галл глянул исподлобья и отвернулся. Похоже, заснул. Еще бы – не так уж далека вторая ночная смена. Посмотрев на давно храпящего германца, Рысь прихватил панцирь с мечом и выскочил из палатки наружу. Оружие с амуницией и на свежем воздухе можно почистить, заодно посидеть у костра, послушать рассказы бывалых воинов да пообщаться с Луцием.
– Что-то ты долго, – заметил новый приятель, когда Рысь уселся у костра. – Небось общался со своими?
– Общался, – кивнул гладиатор и звонко прихлопнул ладонью усевшегося на коленку комара. – Ну и комарья тут! Что, Теренций не мог места получше выбрать?
– А не он выбирал, – усмехнулся Луций. – Памфилий.
– Памфилий? – Рысь вдруг почувствовал какой-то подвох во всем этом. Чувство это было пока еще не очень осознанное, но ширилось – и в самом деле, с чего бы это Памфилию так заботиться о римской сотне?
– Теренций имеет на Памфилия виды, – усмехнулся Луций. – Не за горами отставка. К тому же место не такое уж и плохое – ну, комары, да зато ручей рядом.
– Ага… И лес кругом! Впрочем, он здесь везде. Да, пожалуй, тут все места одинаковы, потому и Теренций сам не свой ходит – видно, решил ночью не спать, проверять стражу. Право слово, лучше б еще вперед прошли, до этой, как ее…
– Алауны.
– Да, до нее. Может, там леса не так много.
Ант покачал головой:
– Так же.
И впрямь, леса вокруг было… примерно столько же, сколько на далекой родине Рыси. Такой же густой, бескрайний, угрюмый. Правда, совсем другой: сосен совсем немного, елей почти нет, все больше дубравы да светлый бук, изредка, рощицами, березы и ясень, в низинах – бузина, ива.
С утра вновь потянулись леса, пересеченные разлившимися речками и ручейками. Местность стала более пологой, все меньше попадалось холмов, в низменностях дующий с моря ветер шевелил свежую, цвета изумруда траву, густо усеянную веселыми желтыми одуванчиками. По небу ходили белые облака и небольшие тучки, но дождя не было, и легионеры, радуясь тому, шагали быстро. Пройдя примерно половину пути до Алауны, у мерного столба повернули направо, на лесную дорожку, петлявшую меж тенистых вязов и лип. В кустах жимолости и малины радостно пели птицы, кое-где на тропу выползали ежи и, завидев людей, поспешно сворачивались в смешные щетинистые комочки. После полудня дорожка стала заметно уже, местами превращаясь просто в заросшую высокой травою тропу. Идти стало труднее, под ногами зачавкало – леса сменялись болотами, а к вечеру зарядил дождь. Крупные капли его стремительно падали с неба, превращая и без того сырую тропинку в месиво из воды и грязи. По обеим сторонам дороги, как назло, все так же виднелись поросшие камышом унылые болотные кочки. Да-а, на таких не разбить лагерь. Нечего делать, приходилось идти вперед, надеясь на центуриона, который, по-видимому, имел все же какой-то план. Однако болота никак не хотели заканчиваться, а уже стемнело, близилась ночь. Дабы подбодрить людей, Теренций велел запевать походную песню.
Ades, ades, inspirata,
Verbis dulcibus ornata
Nobis in loquendo!
– хриплыми голосами пели легионеры. И в самом деле, идти стало веселее, да и дождь чуть поутих, и голоса постепенно стали громче – орали уже на все болото. Да и как было не радоваться? Впереди, на фоне оранжевого края неба, чернотой замаячили высокие вершины деревьев. Дубы или вязы. А значит, твердая почва, где можно наконец разбить лагерь. Интересно, центурион заставит рыть ров?
Нет, на этот раз не заставил. Да и сложновато было бы рыть землю в густом лесу, тем более ночью. Под деревьями разбили палатки и ограничились лишь усиленным караулом. Осторожный Теренций не разрешил разжигать костры, поэтому поужинали наскоро, всухомятку. На этот раз Рыси выпало стоять в первую стражу, так что он и не снимал амуниции, не очень-то, надо признать, удобной для разного рода бытовых действий.
– В караул? – вынырнул из-за толстых стволов Луций.
Рысь даже вздрогнул – этак и невесть кто может объявиться!
– Да нет здесь никого, кроме нас, – засмеялся римлянин. – Теренций говорил только что: этот путь подсказал ему Памфилий Руф, он же и заверил в полнейшей безопасности. Теренций, правда, в полную безопасность вообще не верит – вот и костры не разрешил разжигать да и вообще громко разговаривать запретил. Хотя к чему? Место глухое, кругом болота, темень – тут и сам-то отойдешь подальше от лагеря, так не скоро разыщешь. – Луций пожал плечами. – Я так думаю, лишние караулы тут ни к чему, да и вообще караулы ни к чему – кто тут есть-то, кроме нас?
– Но ведь говорили про какие-то группы галлов, – осторожно возразил Рысь.
– Ха! – засмеялся римлянин. – Вот именно что – группы! А шайка бродячих галлов никогда не осмелится напасть на центурию. Тем более что и отыскать нас здесь не так-то просто, ну, разве что случайно наткнутся. А какой охотник бродит по лесу в дождь, да еще ночью? Так что зря осторожничает Теренций, всякого куста уже опасается. Видно, стареет.
– Ты стоишь сегодня? – поправляя амуницию, поинтересовался Рысь.
Луций снова засмеялся:
– А как же! Уж наш центурион не даст спать молодым! Моя – третья стража.
– Самая сонная.
– Ну да… Только не тогда, когда за шиворот падают холодные капли, да что там капли – струи! Ручьи!
И в самом деле, дождь вновь усилился, слышно было, как стучат по палаткам тяжелые капли… или, как их назвал только что Луций, струи. Ручьи!
Рысь передернул плечами:
– Ну, мне пора.
– Удачи! Смотри не спи, старик Теренций наверняка потащится проверять караулы. Ему хоть дождь, хоть вообще землетрясение.
– Охота пуще неволи.
Простившись с приятелем до утра, Ант торопливо зашагал к палатке центуриона и, с надлежащим почтением выслушав инструктаж, отправился на пост вслед за разводящим-десятником. Рыси, как гладиатору, досталось самое неудобное место – в небольшом, спускающемся к болоту овражке, по дну которого тек бурный мутный ручей. Ни присесть, ни прилечь, ни спрятаться в случае нужды. Да и сверху никакого прикрытия – ни плакучих ив, ни деревьев с широкими густыми кронами, одно черное с дождевыми тучами небо. Проводив глазами растворившуюся в темноте фигуру десятника, Рысь плотнее закутался в плащ и снова пожалел о потерянной фибуле: не надо было б заматывать да держать руками. Капли дождя тяжело хлестали по шлему, древко короткого копья-гасты давно намокло и стало противным и скользким, такие же мокрые ножны короткого меча неприятно холодили бедро. Да, пожалуй, тут не подремлешь даже при всем желании.
От нечего делать юноша спустился по краю оврага вниз, к самому болоту. Остановился, лишь почувствовав, как под ногами захлюпало и земля покачнулась. Темнота над болотом была не такой непроглядной, как в лесу, виднелись и камыши, и кочки, и уходящая в черноту ночи трясина. Вглядываясь в болотную мглу, Рысь вдруг подумал, что если через болото ведет какая-нибудь тайная тропа, то знающим ее ничего не стоит пробраться оврагом в лагерь и запросто перебить всех. Правда, вряд ли это кому сейчас нужно, ведь все силы мятежников брошены под стены Кроциотонума, куда и поспешил отряд Памфилия Руфа. А здесь так, только мелкие бродячие шайки… Однако даже и мелкая, пробравшись оврагом, способна натворить дел. Интересно, обследовал ли овраг центурион? Вряд ли, когда ему было этим заняться? А пост здесь выставил так, на всякий случай, и не опытных легионеров, а шваль, гладиаторов. Наверняка именно здесь окажутся в свои смены и Автебиус, и Сакс. Понятно – опытные воины перекрывают дорогу. Наверное, прав Луций: зря осторожничает центурион. Вряд ли кому сейчас есть дело до римских воинов. Разве что какой-нибудь разбойничьей шайке, надеющейся разжиться оружием. Так и те вряд ли нападут, несмотря на всю галльскую воинственность и бесшабашность: связываться с целой центурией себе дороже! Так что нечего тут пялиться в болотную тьму, чего там высматривать-то? Черных болотных духов? Рысь вдруг ощутил страх – ведь духи вполне могли напасть. Вынырнут из воды, схватят корявыми лапами, утянут в трясину! И на кого надеяться? На галльских или римских богов? Или все же лучше на своих? На Световита, Семаргла, Мокошь. Не зря же жрец Кердай приносил им в жертву самых красивых дев рода! Да, но то Кердай, а он-то, Рысь, какую жертву принес? Да никакой! Ничем не заслужил божественную милость. Впрочем, что у него есть-то? Можно, конечно, купить курицу… даже нужно! И как он не подумал об этом раньше? И даже лучше не курицу, а белого петуха. Нескольких белых петухов – Световиту, Семарглу, Мокоши. И Корвале – богине веси, племени, откуда была родом мать, Невдога.
Так, погруженный в свои мысли, юноша и не заметил, как пролетела смена. Очнулся лишь, ощутив чьи-то легкие шаги за спиною. Обернулся, сжав в руке гасту.
– Медиолан! – услышал тихое тайное слово, тут же, как велено, шепотом отозвался и сам:
– Лютеция!
Ага! Вслед за десятником показалась могучая фигура Сакса. И впрямь, центурион ставил к болоту одних гладиаторов. Значит, не осторожничал, так… Что б не закисали от безделья.
– Громко ответное слово не кричи, – обернувшись к германцу, уходя, предупредил Рысь. – Мало ли, подслушает кто?
Идущий впереди десятник хмыкнул. Ну да, как же, подслушает! В этот момент с болота донесся вдруг жуткий пронзительный вопль. Будто бы кому-то воткнули нож в брюхо и теперь медленно поворачивали, наматывая на клинок сизые кишки. Рысь вздрогнул, а десятник, обернувшись, громко расхохотался:
– Что, не слышал, как выпь кричит?
– Выпь? – переспросил юноша. – Ах да, выпь…
Легионер покачал головой:
– Ох уж эти мне гладиаторы!
А Рысь думал. Как кричит выпь, он очень хорошо знал. Вовсе не так. Этот жуткий вопль издала явно не выпь, а… Юноша очень хорошо знал кто! Это перекрикиваются враги – галлы.
Десятник тоже задумался. Некоторое время оба прислушивались – крик больше не повторился.
– Все же я доложу центуриону, – зевнув, сказал десятник. – Хотя, может, это и не галлы вовсе, а выпь.
Рысь не стал настаивать. Кто его знает, может, и вправду то была выпь. Поди разбери теперь – крик-то не повторялся. Тоже странно: выпь обычно несколько раз кричит. Хотя десятник обещал доложить командиру, Рысь поежился. Выпь не выпь, а спать что-то расхотелось. Забравшись в палатку, юноша вытянул ноги, но не спал – прислушивался. Видел, как уходил на смену Автебиус – Рысь, на всякий случай, предупредил его о криках, – как вернулся и улегся рядом Сакс. Интересно, доложил ли десятник?
С треском пронзив палатку, острие копья попало несчастному германцу в грудь – и тот, застонав, выгнулся в смертной судороге. Другое копье ударило слева, и проснувшийся Рысь еле успел откатиться в сторону. Что же десятник не доложил? Не успел или… Выхватив меч, юноша затаился… Кто-то, откинув полог, заглянул внутрь… И тут же захрипел, получив удар в горло! Отбросив еще теплый труп, Рысь выскочил наружу. Солнце еще не взошло, но яркие лучи его золотили восточный край неба, и в этом призрачном свете юноша явственно увидал шастающих по лагерю болотных страшилищ. Одно из них обернулось к юноше. Лицо болотного выходца было раскрашено кровью, косматые волосы воинственно топорщились, голая грудь блестела от грязи и пота, такой же грязью были покрыты браки, в руках чудище сжимало огромную секиру. Ударило!
Вжик!!!
Рысь увернулся, полоснув острием меча по груди вражины. Тот резко отскочил в сторону и завыл, угрожающе размахивая секирой.
«Никакие это не чудовища! – вдруг осенило юношу. – Галлы! „Косматые“ галлы. Мятежники! Они все-таки пробрались… И их много, пожалуй, больше центурии… А ведь Памфилий говорил лишь о небольших шайках…»
У палатки центуриона воинственно заиграл рожок. Уцелевшие легионеры выскакивали наружу и пытались выстроиться в боевой порядок. Получалось плохо. Попробуй тут выстройся, когда лес кругом да болотина. Центурион, видимо, понял это и громко приказал отходить к дороге. Да, пожалуй, это было сейчас наилучшим выходом. Построиться на тропе, ощетинившись во все стороны копьями, – тут уж никто не возьмет с наскока, никакая шайка, даже самая многочисленная. Но для этого нужно выставить прикрытие, такое, чтоб продержалось какое-то время, необходимое для отхода и построения.
Центурион вдруг заметил Рысь.
– Эй, гладиатор, – закричал он. – Живо бери своих и отправляйся к тропе. Не пропускай туда «косматых»! Жди, я пришлю подмогу.
Кивнув, юноша бросился в указанную начальником сторону. Мимо него пробегали легионеры. Повсюду слышался звон мечей, стоны раненых и ругательства, однако никакой паники не возникало – все видели, что центурион жив и весьма деятелен. Это, конечно, было не на руку нападавшим, что те, видимо, поняли, да только поздно. Центурион и его десятники уже успели организовать оборону. Часть воинов сдерживала натиск невесть откуда взявшихся галлов, большинство уверенно отходило к дороге. Наткнувшись на ожесточенное сопротивление, нападавшие поумерили пыл и даже не пытались преследовать отступающую центурию. Да и как бы они смогли это сделать? Кругом болота.
Рысь, Луций и несколько пращников затаились за деревьями, прикрывая отход основных сил. Галлы пытались обстреливать их из луков и даже ранили нескольких, тем не менее их попытка прорваться к дороге никакого успеха не имела. Нападая неорганизованной толпой, «косматые» все время подставлялись под удар пращников, а те использовали свое оружие с потрясающей воображение меткостью. Галлы ушли так же неожиданно, как и появились. Вот только что шныряли за деревьями их устрашающе разрисованные фигуры, а сейчас – глядь, и нет никого! Куда, спрашивается, делись? Словно бы сгинули.
– Они знают болотные тропы, – уверенно высказался Рысь. – И появились здесь неспроста.
– Думаю, они и ушли неспроста. – Луций хмыкнул, осторожно выглянув из-за щита. Нет, вроде бы и впрямь ушли. – Галлы славятся необузданностью и безрассудной храбростью, – обернувшись, пояснил он. – И вряд ли бы отступили, даже если бы всем грозила гибель. Значит…
– Значит, нападавшими командовал тот, – тревожным шепотом продолжил Рысь, – кто у них в большом почете, раз они его слушаются беспрекословно.
– Такое возможно в том случае, если их предводитель – друид. – Луций снова принялся осматривать лес, так и не веря до конца, что галлы ушли все до одного. – Знаешь, кто это такие?
– Знаю, – вспомнив кровавые деревья, сумрачно отозвался гладиатор. – Приходилось сталкивался. Друиды способны на все.
– Да, на многое… Особенно сейчас, когда ситуация в Империи оставляет желать лучшего. А ведь Лугдунская Галлия никогда не считалась цивилизованной провинцией. Наше влияние здесь слишком слабо.
– Ну да, – усомнился Рысь. – А как же города, законы, дороги?
– Городов хватает, – признал Луций. – Но еще больше – селений, куда не ступала нога римлянина и где еще до сих пор приносят свои кровавые жертвы друиды. Да и сходство даже богатых и образованных галлов с римлянами – чисто внешнее, в душе они по-прежнему варвары. Извини, если обидел.
– Ничего, я же не галл. – Гладиатор вдруг расхохотался. – Я – еще больший варвар!
Тут уж засмеялись все оставшиеся в живых.
– Надо послать вестника центуриону, – отсмеявшись, предложил Луций. – Доложить обо всем.
Так и сделали: один из пращников, самый быстроногий, оленем помчался вслед за центурией. Отсутствовал он недолго – вернулся с приказом догонять основные силы.
– Ну, правильно, – кивнул Луций. – Чего здесь сидеть? Вот только… я бы на месте центуриона попытался преследовать галлов. Хотя бы ради того, чтобы обезопасить себя от возможного нападения.
– Преследовать? – ухмыльнулся Рысь. – Ты так хорошо знаешь окрестные болота?
Римлянин задумался:
– Вообще-то ты прав. Слушай, а что ты привязал плащ какой-то веревкой? Где твоя знаменитая фибула?
– Да потерял где-то, – раздраженно отмахнулся Рысь. – Искал, искал – тщетно.
– Ничего, – Луций засмеялся. – Еще познакомишься с какой-нибудь богатой матроной, она тебе подарит столько фибул – девать будет некуда!
– Да взамен потребует кое-что! – зубоскалили остальные. – Хотя, говорят, гладиаторы в этом плане куда как прытки.
Рысь даже покраснел, хоть и не считал себя таким уж щепетильным. Отвернулся смущенно, махнул рукою – смейтесь, мол, смейтесь.
– У нас в Лациуме говорят: нет ничего глупее глупого смеха, – улыбнулся Луций. – Ишь, не знал, что в пращниках одни остряки собрались.
– А как же! Меткая острота – меткая рука.
Так, с шутками-прибаутками, догнали центурию, остановившуюся на вершине холма. Теренций Капитон самолично встретил вернувшийся почти без потерь арьергард. Луций, вытянувшись, доложил обстановку, и центурион, хмуро кивнув, переспросил, куда именно отступили галлы.
– В болото, мой командир! – подтвердил Луций.
Теренций скривился:
– Это ты так думаешь, что в болото, или своими глазами видел?
– Э-э… Рысь видел!
– Какая еще рысь? А, гладиатор… Ну, рассказывай, гладиатор, – центурион с усмешкой перевел взгляд на анта. – Так что ты там видел?
Немного поежившись под жестким взглядом начальника, Рысь кратко поведал и об овраге, и о болоте, и о собственных на этот счет предположениях.
– Предположения свои пока оставь при себе, – прервал его Теренций. – Так, говоришь, уверен, что «косматые» пришли через болото?
– И так же ушли, мой господин.
– Что ж, если так…
Центурион снова нахмурился и угрюмо посмотрел вдаль, туда, где над лесом медленно плыли тяжелые темно-синие тучи. Постоял так, заложив за спину заскорузлые, привычные к мечу руки, потом обернулся к Рыси и Луцию:
– Свободны… пока. Небольшой привал, затем скажу всем, что делать.
Успокоенные командиром воины разом попáдали в траву, пользуясь возможностью хоть немного отдохнуть после ночной битвы. Луций примостился рядом с Рысью, видно, лень было идти к своим. Впрочем, и гладиатор не торопился разыскивать Автебиуса… хотя чего его разыскивать-то? Во-он, не его ли рожа маячит у кустов?
А ведь Автебиус тоже заметил Рысь, не мог не заметить. Что же не подошел? То так в друзья набивался, а то…
– Старик, похоже, не в духе, – перебил мысли приятеля Луций. – Хотя, если б не он, вряд ли б мы устояли сегодня.
Рысь вздрогнул:
– Так ты думаешь, он заранее знал, что…
– Знать, конечно, не знал, но никому не доверял – точно! И ведь правильно делал.
Гладиатор не отозвался. Какая-то нехорошая мысль вертелась в голове и никак не хотела попасться на крючок, словно хитрая, испытывающая терпение рыбака щука. Поймать бы ее, да что-то никак. Устал, и этот еще, Луций, болтовней надоедает. Вот уж и впрямь, говорливы римляне, словно бабы на рынке.
Впрочем, на этот раз Луций надоедал болтовней недолго, и не по своей вине – центурион не дал своим воинам долго разлеживаться. Вроде только расслабились, как тут же запели рожки и прозвучали слова команды. Ну не давали покоя Теренцию Капитону сгинувшие в болотах галлы, и все тут! Разделив центурию на несколько небольших отрядов, он велел тщательно прочесать окружавший болото лес, конечно, не весь, а только те его участки, что прилегали к дороге, однако и так работы хватило всем. Луций, Рысь, а также Автебиус в ряду прочих оказались в центральной группе, которую самолично возглавил центурион – и тут уж никому никаких поблажек не было. Все, включая самых опытных ветеранов, буквально рыли носами землю, вынюхивая неизвестно что, словно специально обученные охотничьи псы. И ведь вынюхали-таки!
Неизвестно, кто первым обнаружил брошенную стоянку галлов, – то ли это был Луций, то ли кто-то из ветеранов, – однако, увидев вдруг разбросанные по всей поляне ветки, центурион поднял руку, останавливая не в меру разошедшихся воинов.
– И что такого тут приметил старик? – шепнул Луций. – Ну, ветки… И что?
– Он, видно, полагает, будто это остатки шалашей.
– А ведь не зря…
Рысь оглянулся и увидел, как осторожно и почти бесшумно окружали поляну легионеры. Как подобрался центурион, как привстал на цыпочки Луций, как Автебиус зачем-то взмахнул рукою… На поляне что-то звякнуло.
– За мной, – обернувшись, тихо приказал Теренций, и воины быстро пошли на поляну.
И в самом деле, эти ветки, явно срезанные острыми ножами, очень походили на остатки шалашей. А вот и кострище, и окровавленные ошметки… Видно, галлы были здесь не так уж давно!
Шедший впереди центурион вдруг остановился, наклонился и что-то подобрал из золы. Обернулся, подозвав к себе ближайшего легионера, а сам при этом почему-то смотрел на Рысь, и гладиатору очень не понравился его пристальный и холодный взгляд.
– Взгляни-ка на эту вещицу, дружище Кравт, – что-то протянув воину, тихо произнес Теренций. – Узнаешь императора?
– Коммод? Каракалла?
– Нет, дружище, это Марк Аврелий… Хороший был император. И, кажется, благодаря ему я теперь знаю, кто помог галлам проникнуть в лагерь. – Центурион задумался, затем позвал к себе легионеров и принялся их о чем-то расспрашивать. После чего еще немного подумал и вдруг показав пальцем на Рысь, приказал: – Убейте предателя, думаю, нам незачем с ним возиться.
Юний еще не успел ничего понять, как сразу с трех сторон в него полетели дротики. Ну тут уж сработал инстинкт охотника – не ждать нападения, а нападать самому, а если не можешь, уклоняться. Юноша быстро присел и, резко, словно пружина, выпрямил ноги, прыгнув назад и влево, ушел, укрылся в кустах. А затем почти сразу же, не ожидая ничего для себя хорошего, со всех ног бросился бежать, петляя, как заяц, и чувствуя позади горячее дыхание погони. Сердце его стучало, а на душе было так горько, как не бывало, наверное, еще никогда. Надо же! Его посчитали предателем! За что? Почему?
Ответа не было. Пока…