28
Веракрус бурлил. В мгновение ока все свободные комнаты были заняты офицерами, как сухопутными, так и морскими. Это не считая целого палаточного городка, за несколько часов выросшего неподалеку от настоящего каменного города.
Долгожданный конвой доставил сразу целую бригаду четвертой пехотной дивизии. Два полка, шесть батальонов, грубо говоря, три тысячи шестьсот одних строевых чинов, не считая обозного и хозяйственного люда. Да еще легкая артиллерийская рота со своими двенадцатью пушками, орудийной прислугой и положенными по штату лошадьми. Сверх же того – моряки транспортов и трех шедших в охранении фрегатов, хотя как раз служители Нептуна продолжали жить на своих кораблях, сходя на берег только для положенного после плавания отдыха.
Солдаты же радовались, словно малые дети. Долгое путешествие, чрезвычайная скученность, недостаток пресной воды, быстро портящаяся солонина, неверная палуба под ногами – все эти извечные прелести морских путешествий наконец-то остались позади, и теперь воины с наслаждением ощущали привычную земную твердь. Правда, порою казалось, что покачивается и она, но мало ли что кажется? Пройдет.
Начальство вполне понимало подчиненных, и первые два дня дало людям полный отдых, за исключением самых необходимых хозяйственных работ. А уж потом ничего не попишешь: служба…
Справедливости ради: прибывшие солдаты сами не привыкли к долгому безделью. Одно дело – необходимая передышка, и совсем другое – шатание с мыслью, чем бы себя занять. Хоть и интересно, как живут и чем дышат люди на другом краю земли, да еще отделенном от привычных мест океаном, все равно удовлетворить любопытство можно будет между делом. Раз теперь и здесь Россия, спешить особо некуда.
Нет, интересно и все такое прочее, только за пару дней все не поймешь, и потому придется осваиваться постепенно, одновременно с обычными служебными делами. Куда ж без службы-то?
Дисциплина в русской армии была строгой, и солдаты настолько привыкли к ней, что уже плохо представляли другую жизнь. Далекие годы, проведенные в разбросанных по гигантским просторам деревнях и селах, вспоминались с трудом, и казалось, даже детство прошло в боях и походах.
Лучше, конечно, не то что бой, а генеральная баталия, чем строевой смотр, но не всегда же нам позволено выбирать свою судьбу…
Начальство было одинакового с солдатами мнения о сражениях и смотрах, но выбор был не за ним. Оставалось лишь лучше готовиться. Боев вроде бы не намечалось, следовательно, надо ждать смотр. Вдруг сам наместник решит взглянуть на прибывшие войска, ведь, как знали офицеры, они были первыми из прибывших.
Командир бригады генерал-майор Людингаузен-Вольф считался молодым даже по меркам нынешней юной эпохи. Ему шел лишь тридцать четвертый год, что не мешало барону быть опытным воином. Чин подпоручика и первый орден Анны третьей степени он получил в неполные шестнадцать лет за участие в Голландской экспедиции. Потом были сражения с французами в Пруссии и со шведами в Финляндии. Войну двенадцатого года Людингаузен-Вольф встретил майором и командиром полка, а закончил генералом. Пять орденов, включая заветный для любого офицера Георгий, были ему наградой за кампанию. Равно как и четыре раны, четыре знака чести, полученные в разных сражениях и разных войнах.
Как истинный служака, генерал дал людям прийти в себя после долгого морского путешествия, а затем стал готовить их ко всему: и к походу в Мехико, согласно полученному заранее приказу, и к смотру, если вдруг наместник решит встретить полки неподалеку от портового города.
В море по понятным причинам любые занятия были невозможны. Тем с большим усердием теперь господа офицеры и сам генерал старательно гоняли солдат, доводя до совершенства движения фрунтов, без которых невозможно выиграть серьезный бой, не говоря уже о том, чтобы произвести впечатление на придирчивое обычно начальство.
Несмотря на непрерывные учения и ремонт амуниции, у офицеров вполне хватало сил ухлестывать по вечерам за местными красотками и даже посещать балы, даваемые в честь непобедимого российского воинства.
С Моллером барон виделся редко. Наконец-то получив в свое распоряжение флот, адмирал целыми днями пропадал на кораблях или же занимался многочисленными проблемами, связанными с ремонтом и прочими портовыми заботами.
Впрочем, флот сам по себе, армия – сама. Вместе они бывали, лишь когда действия происходили у берегов, но столица Мексики лежала в стороне от моря, и дороги военных должны были в самое ближайшее время разойтись. Оставались мелочи – запастись провизией на дорогу, получить необходимое количество подвод, и бригада должна была тронуться в путь. К вящему облегчению всех чинов от последнего солдата до генерала – по сухопутью.
Несколько казаков на взмыленных лошадях появились в виду занимающихся полков на шестой день по прибытии. Старший из прибывших, молоденький хорунжий, немедленно потребовал показать, где находится генерал, и, стараясь из последних сил держаться браво, вручил барону запечатанный конверт.
– Вашему превосходительству от его сиятельства графа Резанова. – Даже слова давались посыльному с явным трудом.
Людингаузен-Вольф торопливо вскрыл, пробежал глазами ровные строчки и подозвал к себе адъютанта:
– Господ полковников ко мне. Срочно.
В призыве не было необходимости. Завидев гонцов, полковые и батарейный командиры сами направились к генералу. Остальные офицеры тоже были не прочь поскорее узнать, что скрывается в послании, и только требования субординации не позволили им подойти к начальству.
Лишь хорунжий по-прежнему оставался рядом. По его пыльному лицу стекала струйка пота, а весь вид был настолько измученным, что оставалось загадкой, как казак вообще умудряется оставаться на ногах.
– Господин хорунжий, отдохните пока, – участливо сказал барон. – Нам все равно надо еще принять конкретные решения.
– Слушаюсь! – Офицер привычно вскинул руку к фуражке.
– Господа! – не стал томить непосредственных помощников генерал. – Граф Резанов сообщает: на границе Мексики и штата Луизиана крайне неспокойно. Совершено нападение на казачью линию. Сысоеву удалось отразить налет, однако вполне вероятно его повторение в самом близком будущем. Возможна война. Наместник приказывает как можно быстрее выдвинуться к казачьей линии.
– Но это же почти через всю страну…
Замечание было резонным. Тут даже карты не требовалось, чтобы понять: при максимальной быстроте бригада физически не успеет подойти к северной границе в ближайший месяц, а то и два. Причем последний срок гораздо ближе к истинному. Человеческие силы имеют предел. Да еще непонятно, как обстоят дела с дорогами, как будет организовано снабжение во время марша и многие иные необходимые вопросы. В подобной ситуации помощь рискует опоздать.
Людингаузен-Вольф, как и его полковники, прекрасно помнил о силах казаков. Маловато было последних для войны. Очень уж рано она грозила разразиться.
Собравшиеся молчали. Они были готовы выполнить приказ, лишь сомневались, насколько в состоянии успеть это сделать. И несколько лишних минут не играли особой роли.
– А если… – продолжать генерал не стал.
Три пары глаз смотрели на него, пытаясь понять, какое решение собрался принять их командир.
– Есть шанс, – наконец объявил барон. – Пешим маршем идти долго, однако транспорты до сих пор стоят в Веракрусе.
Все улыбнулись с невольным облегчением. Как бы они ни проклинали недавний не слишком легкий переход через океан, иного пути успеть к северной границе не было. Путь по морю по-любому быстрее сухопутного похода. И не столь важно, есть в конечном пункте какой-нибудь порт или нет. В крайнем случае можно высадиться на берегу в первом более или менее удобном месте. Главное, чтобы оно было возможно ближе к казачьей линии. Лишь вопрос, согласится ли флотское командование на самочинные действия без приказа свыше. Ждать же распоряжения наместника слишком долго.
Практически все сухопутные офицеры смотрели на флот с некоторым недоверием. В минувших схватках против Наполеона он играл сугубо вспомогательную роль, а в битвах с англичанами и шведами во время шведской войны не стяжал себе особой славы. И в то же время моряки подчинялись исключительно собственному начальству, почему отношения с ними трудно назвать совсем уж безоблачными. Откажет Моллер – и кто ему что скажет? Кстати, чин свой он получил намного раньше барона и даже с этой стороны является старшим.
– Господа, я отправляюсь к адмиралу. Пока прошу довести до офицеров сложившуюся ситуацию. Все увольнительные отменить. Всем чинам находиться в лагере до особых распоряжений.
Распоряжений могло быть лишь два – выдвигаться морем или сушей, но уточнять без того очевидное генерал не стал.