Книга: Булат
Назад: Глава шестая
Дальше: Глава восьмая

Глава седьмая

– Какие новости? Что в городе говорят? – накинулся Афанасий на возвернувшегося муллу.
– В город попасть не удалось. Стража на воротах плату входную снимает, а тенек нет. Я до деревни большой дошел, что под стенами расположена, поговорил с народом. Город этот называется Каллур. Тем знаменит, что живут в нем триста алмазников, оружие украшают для сильных мира сего. А говорят, вернулся в Гулбаргу Мелик-ат-туджар с ратью своей на пятнадцатый день после улу байрама. Война им не удалась – один город взяли индийский, других не взяли. И людей много у них погибло, и казну поистратили.
– Ну и поделом, – улыбнулся купец. – А чего так долго?
– Да пока то, пока се, пока на базар зашел новости послушать, – уклончиво ответил мулла.
– Так пойдем в город-то или стороной обходить будем?
– Даже и не знаю. Город невелик, многие друг друга в лицо знают. Привлекать будем внимание. А то еще вдруг какой из стражников нас приметит, начнет вопросы задавать?
– То да, – покачал головой Афанасий. – А с другой стороны, поспать бы хоть на мягком. Да поесть по-человечески, а то от этих кузнечиков всухомятку, – он выплюнул жесткую членистую ножку, что посасывал с голодухи, – рези уже в кишках. Слушай, а алмазники те люди богатые?
– Диво как богатые, они ж местных шахам да султанам оружие украшают и магараджам индусским. Да и со всего мира к ним приезжают. И из-за Великой Стены, и с берегов моря Черного.
– Это хорошо, – кивнул Афанасий.
– Ты задумал что-то?
– Есть одна мыслишка, только надо ее пошлифовать, до ума довести.
– Ты б сначала придумал, как за стены попасть, – буркнул мулла.
– Да ничего, сообразим как-нибудь. Тебя горемыкой-нищим у дороги посадим с рукою протянутой. Сердобольные тебе вмиг горсть монет накидают, вон как пообносился-то весь, – улыбнулся Афанасий. – Разве что морду надо грязью натереть. Чтоб не такая цветущая была.
– На себя посмотри, – ответил мулла, не в силах сдержать улыбки.
Афанасий не понял, к чему относилась шутка муллы – к его обносками или цветущему виду, и решил не обижаться.
– Так куда нам?
– Вон туда. Дорожка там есть узкая, по которой народу мало ходит. А с нее незаметно на тракт, что к главным городским воротам ведет, можно попасть. Не нужно прямо из леса выходить, а то стражники еще какие прицепятся.
– То верно, – согласился Афанасий.
Раздвигая густые кусты, они двинулись в избранном направлении. В первые дни шатания по джунглям это казалось муками адовыми. От постоянного напряжения сводило ноги. Царапины от шипов неведомых растений болели и кровили, оставляя на портах россыпи бурых точек, а после чесались, заживая. Но ден через десять привыкли. А редкие участки без цепучих кустов путники словно бы пролетали, едва касаясь земли сбитыми подошвами. Только мулле часто приходилось останавливаться и вытряхивать песчинки из розовых тапок.
Питаясь падалицей, кузнечиками да грызунами, коих изредка удавалось поймать в траве или вытащить из нор, они отъелись, набрали живого веса. Вкупе с физическими нагрузками еда пошла им впрок. Руки и ноги налились силой, особенно у Афанасия, который строением и рельефом тела стал напоминать греческого атлета. Последствия нанесенной проклятым Мигелем раны, кажется, перестали беспокоить совсем.
Похорошел и мулла. Подобрался вислый зад, развернулись плечи, в осанке появилась несвойственная ему раньше горделивость. Если б не лохмотья, могли б напоминать странствующих атлетов.
Они вышли на нужную дорожку и двинулись по ней, жмурясь от солнца, казавшегося нестерпимо ярким после царившего в лесу полумрака. Дойдя до проезжего тракта, свернули на него и влились в поток людей, идущих в город.
Обычно к большим городам тянулось много всякого люда. Купцы с заморскими диковинами, ремесленники с нехитрыми изделиями, циркачи и акробаты в надежде заработать копейку, нищие, собирающиеся разбогатеть, богачи, собирающиеся спустить в тавернах последнее. Шумная, говорливая толпа.
В Каллур же больше шли люди мастеровые, серьезные. Торговать железом, проволокой медной, камнями недрагоценными. Ехали запряженные волами крытые экипажи под охраной всадников. В них, похоже, везли оружие и драгоценности, кои предстояло вставить в эфесы. Шли пешком неброско, но хорошо одетые люди, увешанные футлярами и мешками с инструментами – видать, золотых дел мастера, надеющиеся попытать счастья в ремесле своем. Хоть и в одиночку шли, да смело, не оглядываясь.
И то сказать, через каждую версту на дороге стояли посты – тростниковые навесы, под которыми дремали или прохаживались двое-трое городских стражников с обнаженными мечами. Иногда конные разъезды стремглав пролетали по специально отчерченной полосе, на которую пешие не ступали.
Стражники косо поглядывали на двух оборванцев, но пути их не преграждали. Мало ли, в каком обличье заказчики решили принести свои драгоценности в город.
Друзья миновали поворот к деревне, где мулла собирал недавно сведения о городе. Впереди замаячили невысокие стены городских укреплений, частью еще деревянные, а частью одетые камнем. Над ними возвышались шпили и минареты храмов, а выше – в строительных лесах – купол дворца.
– Кучеряво живут, – пробормотал Афанасий.
– Да, видать, казна городская неплохо себя чувствует. Небось, визири с каждого золотых дел мастера дерут три шкуры податей, – ответил мулла.
– Даже если и одну. Золотое да алмазное дело куда как прибыльно. Не надо в поле ломаться, рис да пшено сажая. Не надо полоть, удобрять, урожай собирать. Один камешек обточил, в золотой ободок вставил, на цепочку подвесил, продал – да и живи год спокойно, – вздохнул купец как бы даже с завистью.
– А ты представляешь, какой глаз нужен, чтоб алмаз дорогой огранить да в оправу, что заказчику понравится, вставить? А если не понравится, или дрогнет рука? Смертью дело может кончиться.
– Может, но нам за них переживать не след, о себе надо подумать, – сменил тему Афанасий. – Что делать будем? Ворота уж скоро затворят, – спросил он, глядя на солнечный диск, опустившийся уже к верхушкам надвратных башен.
– Не ты ли что-то придумать обещал? – вопросом на вопрос ответил мулла.
Афанасий лишь кивнул, продолжая мучительно размышлять о том, как же им проникнуть в город. Попробовать наняться в помощь какому-нибудь мастеровому, так то раньше надо было думать. Прибиться к каравану – тоже не выйдет. Если сами караванщики не погонят, стражники прицепятся. За одиноких золотых дел мастеров или везущих в город припасы крестьян им точно не сойти. Да и с тех все равно пошлину требуют…
И вдруг… Афанасия осенило. Он увидел вереницу слепых, бредущих вдоль дороги. Такие же грязные и оборванные, как они сами, замотанные в какое-то тряпье, шли они в Каллур, постукивая по дороге суковатыми посохами. Каждый задирал подбородок, уставив лицо в небо, держал руку на плече предыдущего, чтобы не потеряться. И вел всех их тоже слепец.
Был он выше и моложе остальных, и посох его напоминал скорее боевой шест или копье, чем палку. На поясе висел длинный кинжал в простых кожаных ножнах, а на руках были широкие медные браслеты, способные выдержать удар секиры. Держался он подчеркнуто гордо и независимо. Несмотря на то, что ни силачом, ни гигантом он не был, что-то в облике предводителя давало понять – его нельзя согнуть или заставить плясать под чужую дудку, его можно только убить. Да многие, наверное и пытались. Если у большинства глаза смотрели на мир бельмами, то у предводителя они были… Вернее, их просто не было. Вместо глаз на лице его зияли пустые глазницы, словно два кратера с оплавленными краями, не прикрытые даже повязкой. Казалось, он не то что не стеснялся, а даже гордился своим уродством.
Афанасий толкнул муллу в бок. Мотнул головой – смотри, мол.
– Несчастные люди, – ответил мулла. – Помилуй их Аллах.
– Да не в том дело. Это ж пропуск наш в город.
– Как это?
Один из слепых запнулся, закачался, ловя руками равновесие и размахивая клюкой. Отпустил плечо впереди идущего.
Не говоря ни слова, купец схватил муллу за руку и потащил за собой. Втиснул между двумя слепцами. Поймав мечущуюся в воздухе руку одного из них, положил на окрепшее за дни скитаний плечо хорасанского книжника. Его руку положил на свое и водрузил лапищу на плечо того, за кем оборвалась цепь.
– Хвала великому Ганеше, – воскликнул слепец, вновь обретя под пальцами ткань впереди идущего.
– Ты нашел меня?! – спросил тот, на чьем плече лежала рука Афанасия.
– Да, все хорошо, нашел, – пробормотал купец как можно менее внятно. Он знал, что у потерявших зрение сильно обостряются другие чувства и понимал, что слепец наверняка распознает подмену. Но он собирался обманывать только тех, кто отстоял дальше.
Резким движением он скрутил ворот драной рубахи слепца, пережимая тонкую шею. Тот забился, не в силах вдохнуть, попытался оторвать от ворота стальные пальцы. Не смог, обмяк в изнеможении. Афанасий чуть отпустил ворот.
– Все на месте? – осведомился предводитель так громко, чтоб его было слышно в конце колонны.
– Да! Да! Все здесь, – ответил нестройный хор.
Слепец, которого держал Афанасий, тоже встрепенулся, вдохнул немного воздуха в цыплячью грудь, попытался что-то сказать. Купец надавил снова. Слепец опять забился, беззвучно разевая рот. Наконец слепой индус понял, чего от него хотят. Хмыкнул, потряс головой, как норовистый конь. Смирился. Плечи его поникли. Спина сгорбилась.
– Тогда идем. Я чувствую, – предводитель с особым нажимом произнес это «я чувствую», словно лишний раз утверждая свое право верховодить, – до города уже недалеко – и первым сделал шаг.
Вереница дрогнула и потянулась следом за вожаком. Афанасий поразился тому, как ходят слепые. Осторожно выставляя вперед ногу, словно ощупывают ей пространство перед собой, не перенося вес. И только убедившись, что впереди нет камней или коряг, делают шаг. Он попробовал и сам так идти, чтобы не сильно выделяться, и украдкой, поскольку их уже могли разглядеть разморенные на солнце стражники, подал знак мулле делать то же. Но хорасанец уже сам понял, что к чему.
На их счастье, в воротах случилась заминка, один из провожатых богатого экипажа заспорил с начальником стражи о размере входной пошлины. Они ругались, указывали перстами один на наглухо закрытую тканями повозку, другой куда-то вверх, очевидно намекая каждый на свое начальство. Пока они разбирались меж собой, подъехала еще одна группа в полдюжины всадников. Горячие кони занервничали, стали топтаться на месте, подниматься на дыбы. Почуяв впереди опасность, вожак свел слепых на обочину и остановился. Так они простояли минут двадцать, пока наконец стороны не договорились, и оба каравана не проехали внутрь.
Предводитель слепых расправил плечи, еще выше задрал подбородок и повел своих людей к воротам, стуча палкой по пыльной дороге. Дорогу им заступил высокий детина в кольчуге, надетой прямо на голое волосатое тело. Расставив пошире ноги, он упер руки в бока и стал ждать их приближения с гадкой ухмылкой на тупом лице.
Палка предводителя, стуча по утоптанной множеством ног дороге, приближалась к его сандалиям. А он словно бы того и ждал, улыбаясь все гаже. Всем, кроме слепых, было ясно, что если палка встретится с ногой детины, произойдет что-то нехорошее. Другие стражники наблюдали за происходящим заинтересованно, как зеваки, собравшиеся поглазеть на представление, которое может стоить акробату жизни.
Палку и сандалию разделяло уже несколько вершков. Рожа стражника расплылась так, что, казалось, уши провалятся в широко разинутый рот. Но предводитель что-то почувствовал. Он остановился, демонстративно медленно поставил палку перед собой, сложил на нее руки и почтительно склонил голову. Разочарованный стражник стал походить на ребенка, которому показали леденец, да не дали. Другие стражники тоже погрустнели и, сплевывая сквозь зубы, отошли в тенек.
– Э-э-э-э! – немного растеряно пробормотал детина, но не потому, что был чем-то смущен, а просто дело поворачивалось не так, как он задумал, и требовалось некоторое время, чтоб неспешный его ум осмыслил новое. – Кто такие, куда путь держите? – заорал он прямо в лицо предводителю, вспомнив нужные слова.
– Артель ремесленников. Собираемся попытать счастья в славном городе Каллуре, – спокойно ответил предводитель, хотя на скулах его вздулись каменные желваки.
– Ремесленников? Да что вы можете? – удивился стражник, а потом с издевкой добавил: – Вы же слепые.
– Не для всех работ нужно зрение. Мы можем перетирать руду, делать заготовки, полировать камни, – по-прежнему спокойно ответил предводитель.
– На ощупь, что ли?
– Да, на ощупь.
– И что, не промахиваетесь?
– Ошибки бывают у всех. И у зрячих тоже. Покажи мне ювелира, который никогда не портил обрабатываемого камня.
– Ну это… Не знаю, – стражник замялся. – Ладно, тогда с вас… – он прошелся вдоль ряда слепых, загибая пальцы для памяти, – одиннадцать монет.
– Одиннадцать? – переспросил предводитель.
– Да, одиннадцать, по одной за каждую голову, – торжественно произнес стражник. Видимо, возможность что-то разъяснить искалеченному, но несгибаемому человеку доставляла ему удовольствие.
– Но нас же девять! – воскликнул предводитель.
Афанасий и мулла, не сговариваясь, опустили пониже головы и зажмурили глаза.
– Ты не умеешь считать? Или, может быть, за время путешествия кто-то у вас того… Родил двойню? – детина сам засмеялся над своей шуткой, закидывая голову и дергая огромным кадыком. И вдруг замолчал, снова став серьезным. – Одиннадцать монет.
Поняв, что спорить бесполезно, предводитель сунул руку за пазуху и, порывшись там, извлек на свет божий одиннадцать монет с именами четырех праведных халифов. Пересыпал их в лопатообразную ладонь стражника.
– Где вы такую древность откопали? – удивился тот, разглядывая монеты.
– Тебе не нравится наше серебро? – спросил предводитель. – Или монеты имеют не полный вес?
– Да нет, все в порядке, – буркнул стражник. – Проходите! Не задерживайте народ. Вон за вами уже очередь выстроилась.
Предводитель не заставил себя просить второй раз. Широко шагая и громко стуча палкой по утоптанной глине мостовой, он повел своих людей в постоялому двору, стоявшему прямо на входе в город.
По уму следовало бы оставить калек и бежать, но делать это на глазах у стражников, особенно того тупого громилы, не хотелось. Да и постоялый двор манил возможностью получить толику нормального человеческого уюта, которого они были лишены столько времени. Так, вереницей, цепляясь друг за друга, вошли они под низкий, закопченный потолок, под которым клубился чад перегоревшего масла.
Предводитель о чем-то пошептался с дородным хозяином. Звякнули, переходя из рук в руки, несколько монет. Крепкий парень, сын хозяина, взял двумя пальцами предводителя за грязный рукав и повел через зал, остальные потянулись следом. Они вышли во внутренний дворик, которому растущее за глинобитной стеной дерево с крупными, похожими на листья иголками давало прохладную тень. Пол дворика был выложен крупным шершавым камнем. Вдоль стены были набросаны коврики и подушки, некогда цветастые, а теперь приобретшие одинаковый грязно-бурый цвет.
В центре двора находилась обмазанная глиной яма. На дне ее горел огонь, а по краям на специальных полках доходили румяные лепешки. Над ямой стояла решетка, на ней жарились небольшие куски мяса с приправами. Насыщенный их ароматами жир капал прямо на лепешки, пропитывая их вкусным духом.
От этих запахов у Афанасия перехватило дух, а в пузе заурчало. Слепые заволновались, а мулла аж пискнул от предвкушения. Но никто не дерзнул даже пошевелиться без приглашения вожака.
Тот же, негромко постукивая палкой, подошел к земляной печи, наклонился и придирчиво обнюхал кушанья, широко раздувая ноздри. Наверное, пользуясь его бедой, многие подсовывали ему какую-нибудь гадость вместо нормальной еды, с болью подумал купец. Вот ведь люди, каждый норовит обмануть немощного. Да он и сам разве не так поступил? И можно искать сколько угодно оправданий, мол, иначе никак, обстоятельства вынудили, но память о двух монетах, заплаченных слепыми за него, здорового мужика, просто так не вытравишь.
Предводитель взмахнул рукой. Слепцы осторожно расселись вдоль стен, чинно положив перед собой посохи. Сын хозяина вернулся, неся стопку напиленных с древесного ствола кругляшков, долженствующих заменять тарелки, и связку двузубых вилок. Опустил все на расстеленную у самой ямы тряпицу и снова юркнул за дверь. Вернулся со стопкой медных стаканов и тонкогорлым кувшином с прихотливой чеканкой. Поставил рядом. Замер в ожидании. Вожак прислушался и вопросительно уставился на молодого человека пустыми глазницами.
Тот смутился, дернулся было к двери, вернулся, быстро обойдя слепцов, сунул каждому в руку по блюду и вилке. Затем раздал стаканы, наполнив их на две трети чистейшей прохладной водой из кувшина. Вернулся к решетке. Коротким, широким кинжалом подцепил мясо и раскидал по тарелкам. Наконец, вытирая жирные руки о рубаху и пятясь, с поклоном удалился.
Только после этого слепцы начали есть. Делали они это, не спеша. Осторожно поддевая горячее на вилки и отгрызая небольшие куски, придерживая лепешки у подбородка. Но ели так аккуратно не потому, что не были голодны – были, и еще как. Просто не хотели лишний раз пачкать одежду. Стирка для слепых – дело куда как непростое.
Афанасий с муллой, хоть и были голодны, как звери, тоже старались есть медленно и не шумно. Правда, получалось у них это плохо, несколько раз предводитель вздрагивал и поводил головой, ловя ушами источник слишком громких звуков, но так и не нашел. Насытившись, слепые отодвинули блюда и ложки, откинулись на подушки и тут же, как по команде, уснули.
Афанасий и мулла переглянулись. Бежать сейчас было не с руки. Если стражникам у ворот все равно, то у трактирщика два внезапно прозревших слепца точно вызовут подозрения. А там недалеко и до узилища, потому как все, за редким исключением трактирщики, чайханщики и владельцы постоялых дворов докладывают начальнику городской стражи о подозрительных постояльцах. Лучше покинуть двор вместе со слепыми и затеряться где-нибудь в городе, на базаре.
С этими мыслями Афанасий и заснул. Но проспал недолго. Почувствовал, как трясут его за плечо. С трудом разлепил тяжелые веки. Мулла? Нет, не мулла. Тот бы не стал тыкать в лицо купцу острием кинжала. Предводитель? Неужели догадался? Конечно, сам себе ответил Афанасий.
Он хотел было извернуться, стукнуть вожака коленом или, схватив за запястье, отвести клинок. Тот едва заметно дернул рукой, и под носом у купца появилась набухающая горячей кровью царапина.
– Не дергайся, – вполголоса предупредил его вожак, – прирежу. Кто таков, зачем к нам прибился?
– Да я это… – Афанасий сообразил, что этого человека лучше не обманывать. – Купец я. Мы, вернее. Поиздержались с другом в дороге, без денег остались. Хотели попасть в город Каллур, чтобы поправить дела свои, да как это без денег сделаешь? Вот вас заметили, решили воспользоваться случаем. Думали, вы не поймете.
– Не заметим? – вожак засмеялся едва слышно. – Ну, может, не все и заметили, но некоторые точно сообразили. Вы топчетесь, как кони, чавкаете, как кони, воняете, как кони.
– Так ты давно знал, что мы не из ваших?!
– Тихо, не ори, – осадил купца предводитель. – Сон слепого чуток. Давно, с того момента, как Ваяджна-увалень оступился и чуть не грохнулся на дороге.
– И почему не поднял шум? – удивился Афанасий. – Почему нас с собой взял да еще и заплатил за вход в город? За еду и пристанище?
– Кто мог знать, что вы за люди? Может, посланы кем извести нас совсем? Тогда как бы вам можно было помешать на открытом месте, не то что тут, во дворе, со всех сторон огороженном, да еще и во тьме почти. Вам непривычно, а мы так все время живем. А может, вы попали в беду и вам нужна помощь. Нужно было выяснить.
– Выяснил?
– Да тише ты, – зашипел предводитель. – Не до конца выяснил, но склоняюсь к мысли, что второе.
– Так и что? – спросил Афанасий, поглядывая на острие, качающееся перед глазами, как голова ядовитой змеи.
– Что, что? Выведем вас в город, и идите на все четыре стороны. Я и сам молчать буду, и людям своим накажу, чтоб помалкивали. А хотите, прямо сейчас помогу вам уйти, а то хозяин здешний мать родную за одну тенку продаст.
– Мы бы остались, вместе со всеми вышли бы, если позволишь, – сказал Афанасий.
– Дело ваше, – пожал плечами предводитель, наконец убрал лезвие от лица купца.
– Слушай, а почему ты так с нами? – купец поймал отползающего предводителя за рукав.
Тот мягко высвободи руку и приблизил к купцу лицо с ужасными кратерами вместо глаз.
– Много сделал я злого в молодости, испортил карму на многие перерождения. Теперь вот думаю, если помогу нуждающемуся, может, очищусь немного.
– А эти люди?
– У каждого своя история, довольно трагическая. Хотя большинство слепы с детства, им не так тяжело приходится, как мне, – улыбка тронула коричневые губы вожака.
– А собрал их ты?
Предводитель кивнул.
– А…
– Хватит вопросов, я устал, да и тебе поспать надо, если решил остаться. Мы будем собираться затемно. На вот тебе тенек немного, – в руку Афанасий упали несколько мелких, нагретых телом слепца монет. – Пригодятся.
– Спасибо, мил человек, – горячо поблагодарил его купец. – Теперь не один ты грехи отмаливать будешь, я за тебя Бога попрошу.
– А твой Бог мне поможет? – спросил вожак. – Сдается мне, вера твоя с нашей не очень совпадает.
– Да, но Бог всем помогает, кто раскаялся искренне.
– Хорошо, если так. Спасибо.
– Тебе спасибо, добрый человек.
– Хватит благодарностей, спать давай уже, – оборвал его предводитель слепцов.
Афанасий не стал спорить, тем более устал как лошадь. Он подложил под голову кулак и тут же заснул, хотя и не думал, что удастся после такого потрясения.
Проснулись слепые и правда затемно, когда солнце еще даже не начало окрашивать восток розовым. Тихо копошась, они укладывали в мешки небогатые пожитки, приводили себя в порядок. Привыкшие к вечной тьме, действовали они на удивление споро и уверенно.
Купец, которому собирать было нечего, перевернулся на спину, вытянул ноги и, заложив под голову руки, стал разглядывать низко висящие звезды. Знакомые созвездия – Плеяды, Орион здесь были едва узнаваемы, Полярная звезда съехала к краю горизонта, а ковш Медведицы развернулся так, будто небесный хозяин повесил его на своей кухне за ручку.
– Что, уходим? – раздался над ухом горячий шепот муллы.
– Ага, сейчас вместе с ними со двора уйдем и поминай как звали, – тихо ответил Афанасий.
– Ловко мы их провели, – усмехнулся мулла.
Знал бы ты о нашем ночном разговоре с вожаком, в то время, как ты бока плющил да храпом исходил, подумал Афанасий, но ничего не сказал.
Наконец слепые собрались, построились привычным порядком и, миновав зал, из коего так и не выветрился чад, вышли на улицу.
Солнце как раз начало вставать, оно отбросило первые лучи на игольчатые минареты и покатую крышу дворца шахского наместника. За вожаком, ориентирующимся в узких, просыпающихся улицах, как зрячий, они направились в сторону городской площади, где уже наливался шумом городской базар. Оживали калачный, сытный, скобяной ряды. Торговцы открывали свои лавки, помощники раскладывали на прилавках убранный на ночь товар, зазывалы прочищали хриплые со сна голоса.
Выйдя на площадь, вожак созвал вокруг себя подопечных, при этом взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. Афанасий понял. Ухватив сунувшегося было в круг муллу за рукав, потащил в сторону.
– Вы когда с ним сговориться успели? – спросил хорасанец удивленно, когда они отошли на достаточное расстояние.
– Было дело.
– А ищешь чего?
– Лавку алмазника.
– Да чего искать, вон целый ряд стоит, – ткнул пальцем мулла.
И верно, совсем недалеко начинался широкий ряд оружейных и ювелирных лавок, поначалу мелких, невзрачных шатров, но ближе к центру базара переходящих в целые дома, иные в два этажа.
– М-да, слона-то я и не приметил, – пробормотал Афанасий, почесывая бороду. – Однако пойдем, – и направился к самой роскошной лавке.
– А что мы там делать будем? Что можем им предложить? – догнал его мулла.
– Не боись, есть что предложить.
– Э, нет. Ты мне лучше сейчас расскажи, – уперся мулла.
– Да ты что? Думаешь, я тебя в рабство запродам, евнухом в гарем? – рассмеялся Афанасий, но, увидев растерянность на лице друга, смягчился. – Ладно слушай, – он оглянулся по сторонам, не греет ли ухо разносчик из ближайшей лавки, и продолжил: – Видел мешочки, что я на теле ношу?
– Да, видел. Помню, даже интересовался, что в них. Ты ответил, что земля родная. Ясно, обманываешь, но дальше выспрашивать не было смысла.
– Прав ты, – ответил Афанасий. – То не земля, то особый порошок, весьма пригодный в кузнечном деле. Денег стоит немалых. Вот и предложу часть его местным оружейных дел мастерам. Не бесплатно, естественно. А на вырученные деньги мы сможем до дома добраться.
– До какого?
– Вот чудак-человек! – всплеснул руками купец. – Ты до своего, я до своего, или до какого захотим.
– Думаешь, получится у тебя сторговаться? – спросил мулла, оглядывая лохмотья, болтающиеся на Афанасии, как вывешенные на просушку на древесном суку.
– Так купец я али как? Пойдем уж. Или, хочешь, тут где-нибудь подожди.
– Ну, нет, – мулла оглядел разношерстную, наполняющую рынок толпу. – И я с тобой.
– Ну, то-то, – самодовольно улыбнулся Афанасий.
Они прошли вдоль открывающихся лавок, удивленно вертя головами. Такого разнообразия и красоты ни мулле, ни даже видавшему виды Афанасию раньше зреть не приходилось. Оружие было все сплошь знакомое, не раз виденное в этих землях. Кривые хорасанские и персидские сабли. Прямые мечи из западных земель, со скругленными кончиками и игольчатыми остриями. Местные мечи и кинжалы с раздвоенными лезвиями. А вот рукояти к ним были удивительные. В них сверкали жемчуга и изумруды, адаманты и перламутр, золотая насечка и серебряные завитушки по гарде. Рядом ножны, изукрашенные камнями самоцветными. Подстать им шеломы, кольчуги, панцири, щиты, копья. Все это великолепие блистало и переливалось в лучах восходящего солнца, слепя глаза.
– Что ты ищешь? – спросил у купца мулла, когда они прошли уже две трети ряда, не обращая внимания на зазывал. – Лавку побогаче? Так вон в любой россыпи золота быть должны.
– Не в богатстве дело, – ответил Афанасий, подозрительно оглядывая одного из подмастерьев, который вышел из своей лавки и шел за ними уже довольно долго. То ли спросить хотел о чем, то ли пинка дать прохожим из шалости. Так ни на что не решившись, подмастерье отстал, затерялся в боковом проходе. – Тут тонкий подход нужен. Ага, вот, – он остановился и даже воздел к небу палец. – Чуешь?
– Что? – не понял мулла.
– Молоты кузнечные звенят.
– И что?
– Вот, значит, нам туда. Вернее, мне. Я пойду договариваться, а ты вот что, ты вон в ту чайхану иди, жди меня там. Вот тебе монет немного.
– Э, ты откуда денег взял? – выпучил глаза мулла.
– Не важно, долго объяснять. Потом, – отмахнулся Афанасий и полез под рубаху. Долго там копался, потом извлек на свет божий перевязь с заветными мешочками и книжицу Михаила, разлохмаченную, с выпадающими листами. – Возьми это и храни как зеницу ока, не показывая никому.
– Ладно, – пожал плечами хорасанец, рассматривая видавшие виды кожаные мешочки на потемневшей веревке. – Это вот они и есть? А с виду невелики.
– Невелики, да внутри их дорога домой, быстрая и без ухабов, – улыбнулся купец.
– Ладно, – снова пожал плечами мулла. – А книжка про что? Можно почитать?
Афанасий на мгновение задумался. Если книжник прочтет, что там написано, а он человек грамотный, не одним языком владеет, то догадается, что не из Герата Афанасий, как всем рассказывал…
А ведь может мулла и сдать его городским стражникам, может, даже и награду за то получит, на те деньги прибьется к каравану какому и попадет домой без заминки. А с другой стороны, нельзя с собой книжку брать. Опасно. Наверняка ведь подумают, что там все описано, что он продать хочет. Отберут без возврата. Да может, и пришла пора открыться кому, поведать отягощающую душу тайну?
– Читай, – махнул рукой купец. – Только не дивись сильно, если что.
– Я за время путешествия с тобой уже столько перевидал, трудно меня удивить, – улыбнулся мулла. – Так уверен, что тебе помощь не нужна?
– Иди уж, – толкнул его в плечо Афанасий.
Он не стал говорить, что без муллы, который за себя постоять вряд ли сможет, ему будет гораздо спокойнее. Не глядя более на спутника, он зашагал вдоль лавок, ориентируясь на стук кузнечного молота. Странный то был звук. Слишком ровный, слишком четкий для обычной кузницы, но все равно до боли родной и знакомый.
Кузница, из которой исходил звук, располагалась в большом открытом дворе, пристроенном к двухэтажной лавке с прилавком и складами на первом этаже и горницами для отдыха и сна на втором.
Ворота во двор были распахнуты настежь, чтоб нуждающиеся по скобяному делу люди могли спокойно зайти со своими делами. Представляла она собой четыре сложенных из камня столба, покрытых соломенной крышей, густо обмазанной глиной. Через двор тек бурный ручеек с окрестной горы, а в него опускались лопасти водного колеса, что, крутясь, приводило в движение железную бабу, подвешенную на хитрой системе блоков. Опускаясь на огромную наковальню, она и издавала тот равномерный, неживой звук, какой различил Афанасий. В остальном же кузница была как кузница. С горном в дальнем углу, с кадушками для закалки метала, с серпами, ножами и подковами, развешенными под крышей, и складом кизяка, коим топили тут заместо дров.
Орудовал здесь невысокий кряжистый кузнец с лысой головой и роскошной бородой, в которой пробивались первые седые нити. Пот ручьями тек по его голой спине, могучие руки бугрились, сжимая огромные клещи. Зажав в них малиново-красную от жара заготовку, он подсовывал ее под механический молот то одним, то другим боком. Летела из-под железной чушки сверкающая окалина.
– Здравствуй, добрый человек! – поприветствовал его Афанасий.
Кузнец кинул заготовку в чан с водой и поднял глаза.
– И тебе не хворать. Зачем ко мне пожаловал, сломалось что?
– Нет, хвала… Аллаху, все в порядке. С хозяином поговорить хочу? Не ты ли?
– Нет, не я. Вон через ту дверь зайди в лавку, там спроси.
– А кого спросить-то?
– Спроси Мухаммада Аделя Азиза ал-Каяли, если хочешь.
– Спасибо, добрый человек, – ответил Афанасий и взошел по ступенькам.
Без стука прошел в приоткрытую дверь и очутился в темной горнице с одним стрельчатым окном на теневую сторону и низким, едва макушкой не касался, потолком. Посреди нее был раскинут дивной красоты ковер с жар-птицами и единорогами, весь уставленный яствами и напитками. На вышитых подушках возлежал… тот самый кузнец, что возился в кузне!
– Что остолбенел, чужеземец? – улыбнулся он.
– Так это… – Афанасий сделал неопределенный жест в сторону двери.
– А, ты про это, – он провел ладонью по лицу. – Не бойся, нет тут колдовства. То брат мой единоутробный. Нас и сейчас часто путают, а в детстве вообще не отличить было, – снова улыбнулся лежащий на подушках.
И верно, Афанасий заметил, что собеседник несколько уже в плечах, зато шире в животе, и щечки у него, как яблочки наливные, и глазки мелкие, оценивающие. Настоящий торговец. Видать, он и есть хозяин лавки.
– Ты, что ли, Мухаммад Адель Азиз ал-Каяли будешь?
– Буду я, а кто интересуется?
– Купец Ходжа Юсуф из славного города Герата.
– Далеко тебя занесло от родных земель. С чем пожаловал?
– Хочу предложить тебе покупку выгодную.
– И что ж ты мне хочешь продать? – спросил хозяин лавки, с подозрением оглядывая оборванного Афанасия.
Тверич отметил про себя, что, вопреки традициям гостеприимства восточного, хозяин не предложил ему присесть и с ним потрапезничать.
– Секрет хочу предложить тайный.
– Секрет чего?
– Я гляжу, ты не только украшением рукоятей занимаешься, а и кузня у тебя своя есть? – издалека начал Афанасий, переминаясь с ноги на ногу посреди комнаты. – Клинки куете?
– Да есть кузня, но это так… Брату баловство. Подковы. Костыли, гвозди. Серп поправить.
– А хочешь, чтоб она приносила тебе большой доход?
– Я торговец, как я могу не хотеть, чтобы что-то приносило мне доход? – вопросом на вопрос ответил купец и погладил брюхо короткопалой, унизанной перстнями рукой.
– Тогда я могу продать тебе секрет зелья, которое нужно при ковке добавлять, чтоб мечи получались волшебные. Чтоб и доспех рассечь могли, и клинок вражеский перерубить.
Купец задумчиво погладил бороду, пропуская пряди сквозь пальцы.
– И откуда у тебя такой секрет?
– Из города тайного, что за древним Парватом находится. От самого Ханумана – обезьянского царя.
– Слышал я и про царя, и про город запретный, только, думал, сказки это.
– Что-то сказки, что-то нет. А вот зелье то – не сказка.
– Да ты садись, отведай нашего скромного угощения, – спохватился хозяин лавки. Тон его сделался радушнее. – Как же ты смог у самого Ханумана, о силе которого легенды ходят, тот секрет отобрать? Неужели силой?
– Не силой, конечно, хитростью, – ответил Афанасий. Обманывать и преувеличивать свои доблести сейчас явно не стоило.
– Да-а-а-а, – протянул купец неопределенно. – А как действует сие зелье? Нет, стой, погоди. Хаким! – крикнул он в полумрак. Оттуда чертом выскочил хорасанец в маленькой чалме на самой макушке. – На двор пойди, позови брата, он у нас по кузнечной части. А сам там оставайся.
Тот метнулся в щель и растворился в сиянии утра. Через некоторое время скрипнули ступени под тяжелыми шагами. Дверь распахнулась настежь, но свет не проник в нее, разбившись о могучие плечи брата-кузнеца.
– Что тут у вас? – спросил он, проходя внутрь и утирая бычью шею изгвазданной тряпицей. Потом ловким движением напялил на голову маленькую шапочку и накрутил тряпицу поверх, подоткнув края. Оказалось, это была его чалма.
– Да вот, человек прохожий предлагает секрет купить, от которого клинки будут кольчуги рубить, как тряпочные.
– Да ну? Уж не секрет ли ковки булата он в виду имеет? – спросил кузнец у брата, словно Афанасия в комнате и не было.
Не понравилось купцу такое обращение.
– Негоже о присутствующем говорить так, будто его вовсе нет, – подал голос купец с подушек. – Невежливо.
Кузнец глянул на него вскользь и, хмыкнув, поправился:
– Уж не секрет ли ковки булата ты имеешь в виду, чужеземец?
– Его самого.
– И в чем он состоит?
– В зелье тайном, – прищурился Афанасий. – Известно, что из полос разного металла булат куется. Оттого и свойства его таковы. И крепость, и гибкость. Но не так просто сварить те полосы в один цельный кусок, да еще и определенный узор получить, да твердость, гибкость и остроту выкованному клинку обеспечить. Так ведь?
– Истинно так, – кивнул брат-кузнец.
– Это потому, что после нагрева в горне полосы металла поверхность ее окисляется, и пленка окислов соединению препятствует. А чтоб соединение случилось, надо те окислы с поверхности удалить. Вот для того зелье и надобно. Достаточно насыпать, и куй себе на здоровье.
– Температура сварки и способы удаления тех окислов – у каждого мастера главный секрет. Когда наступает пора сваривать пластины, мастера знатные выгоняют всех из кузницы. А если не удается, творят над металлом обряды и ритуалы. И посыпают его пеплом заживо сожженного животного или кровью кропят, а то и с опилками те порошки смешивают. Дело известное. А к тебе-то секрет как попал? Какой мастер поведал?
Афанасий кратко, не вдаваясь в подробности, пересказал историю того, как попали к нему заветные мешочки. И про то, что россыпью все порошки, и про то, что надо опытным путем подобрать пропорцию. Выложил все, как на духу.
Когда он закончил, братья некоторое время сидели молча, качая головами. Наконец хозяин лавки разлепил лоснящиеся губы.
– Слишком невероятна история твоя, чтоб быть неправдой. Такого не сочинишь. Верим мы, – он взглянул на брата-кузнеца, тот кивнул, – тебе. И в зелье верим. А сколько ты хочешь за секрет?
– Пять дюжин золотых, – назвал Афанасий заранее обдуманную цифру.
– А не многовато ли?
– С учетом того, сколько мне пришлось пройти, чтоб заполучить секрет этот, в самый раз, – твердо ответил купец и почувствовал, как возвращается к нему былая хватка. – А если вы не готовы, так наверняка найдутся еще кузнецы…
– Тише, тише, чужеземец. Не горячись, – воздел руки брат-купец. – Это большие деньги, мы столько в лавке не держим. Прямо сейчас заплатить не сможем. Но в дом пошлем слуг, велим принести. А можно ли взглянуть на то зелье?
– Так я его с собой тоже не ношу, в надежном укрытии храню от греха. Давайте лучше после полудня встретимся где-нибудь в месте безлюдном, я вам по щепотке всех составляющих отдам, расскажу, покажу, что знаю. А вы тем временем мошну набьете и поднесете. Идет?
– Хорошо, давай так. Знаешь старую башню у стены в западной части города? Под ней площадь небольшая. Там мало кто бывает, никто нам не помешает. Договорились?
– Договорились, – кивнул Афанасий. Где башня, он не знал, но в любом случае собирался проверить это место до того, как придет туда с товаром.
Чтобы скрепить сделку, он протянул над дастарханом руку, но братья посмотрели на него недоуменно. Ну и ладно, раз у вас по-другому принято, подумал купец и сделал вид, что тянется за самым дальним кумганом. Сгреб его за кованую ручку и отхлебнул прямо из горла. Поставил обратно и, заев кислой виноградиной приторно сладкий шербет, утер усы. Встал, не прощаясь, вышел за дверь, спустился по лестнице и покинул двор через открытые ворота.
Мысли его были мрачны. Как-то слишком уж все получалось легко. Гладко. Не бывает так. А где подвох, он распознать не мог. Ну да ладно, с бедами он привык разбираться, когда они придут, а до того лучше сделать все, чтоб они и не пришли.
Дошел до чайханы. Поднялся на открытую террасу, где коротал время мулла за пиалой чая и пахлавой. Близоруко щуря глаза, тот разбирал разные подчерки, коими была исписана книга, шевеля от напряжения губами. Так увлекся, что даже не заметил, как подошел Афанасий, и не оторвался, пока тот не положил ему руку на плечо.
– Ой, это ты? – спросил мулла, глядя на друга затуманенным от мыслей, медленно проясняющимся взором.
– Нет, иблис с медными крыльями на хромом ишаке, – пошутил Афанасий.
– А это… – мулла протянул книгу, – это… – и замолчал, не найдя слов, а затем, как в омут головой, выпалил: – А ты кто?
– Купец, странник. Так же, как и раньше, – пожал плечами Афанасий.
– Из каких земель, какой веры? Из этих? – он ткнул пальцем в острый профиль Мигеля, удачно срисованный Афанасием еще до того горького предательства.
– Нет, не из этих. Да и так ли это важно?
– Ну… Наверное, не очень. Но я как-то не ожидал, – замялся мулла.
– В том и дело. Неужели то, что я веры не исламской, сотрет все наши дела с тобой? И то, как мы жизнь друг другу спасали, затмит?
– Да нет, конечно, что ты, – мулла взмахнул руками, словно отталкивал от себя кого-то.
– То-то и оно. Слушай, другие у нас с тобой дела есть, понасущнее.
– Какие? Кстати, сходил как? Получилось?
– О том и речь. Договорился я с теми купцами на обмен. И по рукам вроде ударили, только денег они сразу не дали.
– Как так?
– Так. Я ведь им тоже товара не предоставил. Договорились у башни одинокой встретиться в полдень. Идем там осмотримся пока, мало ли… Ты расплатился?
– Да. Не хочешь, кстати? – мулла протянул Афанасию последний кусок пахлавы.
– Нет, спасибо, покормили меня.
– Как знаешь, – пробормотал мулла, засовывая пахлаву в рот. – Пойдем?
Они поднялись, вышли из-под тенистого навеса на яркое солнце и зашагали по улице, глядя поверх крыш.
– Вот же она! – неожиданно вскрикнул мулла, показывая пальцем на приземистое сооружение со скругленными боками и остатками соломенной крыши. – Она же, да?
– Похоже на то.
Они свернули в боковой проход, который вел прямо к подножью башни.
Когда-то она была включена в систему городских укреплений. Но с тех пор город разросся, стена отодвинулась, а башня осталась, одинокая и всеми покинутая. Люди почему-то не стали заселять это место, и даже птицы не гнездились в ее провалившейся крыше. Зато молодые деревца и кустарники вовсю карабкались вверх, цепляясь белыми корнями за трещины в кладке.
У подножья, как и говорил хозяин лавки, была небольшая площадка вытоптанной травы. Наверное, городские нищие или несчастные влюбленные иногда сюда все же захаживали. Но изредка. К площади вели узкие улицы, застроенные домами с глухими, по хорасанскому обычаю, фасадами, постепенно переходящие в какие-то сараи, за заборами которых даже псы не брехали. Да, выбрали место братья, ничего не скажешь. В таком только разбой и творить.
Афанасий прошелся по кругу, разглядывая заборы, стены и верхушку башни. Мулла следовал за ним как привязанный.
– Не нравится мне все это, – сказал Афанасий.
– Что? Место тихое? Так ты ж сам хотел.
– Тогда хотел, теперь не хочу. Лучше бы уж где на базаре встретиться.
– Так давай перенесем.
– Нельзя, так купцы не поступают, чтоб место переносить, да и толку… Тут встречаться будем. Только не совсем так, как они думают. Ты с зельем спрячешься где-нибудь и выйдешь только тогда, когда они деньги покажут, а я пойму, что татей-насильников поблизости нет.
– Понятно. Только куда тут спрячешься? Глухие стены кругом.
– Так в башню, – предложил купец.
– Да ты что, она ж заколоченная стоит. Там, наверное, уже и нечисть завелась. Дэвы какие-нибудь.
– Ты ж мулла, вот дэвам перцу и задашь, изгонишь. Иди-ка сюда.
С этими словами Афанасий подошел к стене башни и ухватился за доски, коими был забит вход. Потянул. С треском обвалилась глина, вылетели из нее сдерживающие колышки, и дверь оказалась в руках купца. Он осторожно прислонил ее к стене. Сунул голову в темный проход.
– Вон и лестница сохранилась, повыше можешь забраться, чтоб видать хорошо было. Да лезь уже, вон, и полдень скоро. – Афанасий затолкал муллу внутрь. Поднатужившись, приладил дверь на прежнее место, черпнув из текущей мимо речушки грязи, подмазал сколы, чтоб было незаметно.
– Ох и силен ты, Ходжа, – донесся изнутри многократно усиленный эхом голос муллы. – Или все-таки не Ходжа?
– Тихо сиди, идут, кажись, – рявкнул купец и отошел от башни, делая вид, что только пришел.
Их было трое. Двое братьев, причем кузнец по этому случаю приоделся в богатый халат, длинный ему настолько, что пришлось подворачивать рукава. С ними пришел стройный воин в легкой кольчуге. На голове его был остроконечный шлем из кожи, за поясом – легкая сабля с изукрашенным тонкой чеканкой эфесом. Дорогая сабля, явно дареная.
На лице воина под тонкими усиками играла самодовольная полуулыбка, но глаза смотрели серьезно. Цепко.
Они дошли до середины площадки, остановились. Афанасий подошел на расстояние вытянутой руки. Все замерли, причем воин положил руку на эфес сабли. Не то чтобы угрожающе, скорее по привычке.
– Ну что чужеземец, принес? – наконец нарушил молчание хозяин лавки.
– Принес, – ответил Афанасий. Ему стоило большого труда не кинуть предательский взгляд в сторону башни.
– Так показывай, – аж подпрыгнул от нетерпения брат-кузнец.
– Сначала покажите деньги, – набычился Афанасий, чувствуя подвох.
– Нет, сначала товар, – вступил брат-купец.
– Сначала деньги, – уперся Афанасий.
– Не понимаешь, значит, по-хорошему?
– Как это «по-хорошему»? Мы договорились – товар в обмен на деньги. Так где деньги? – спросил Афанасий, глядя на воина, ласкающего рукой эфес сабли. – И это еще кто такой?
– Это сопровождающий, – сказал хозяин лавки. – Для безопасности. Вон ты здоровый какой, а мы люди, к насилию непривычные. Так где товар?
– А где деньги?
Брат-кузнец хмыкнул и вытащил из-за пазухи кожаный кошель. Встряхнул. В нем увесисто звякнуло. В этот момент сопровождающий посмотрел куда-то за плечо Афанасия, в дальний проход. У купца внутри все оборвалось. Подвох был близко.
– Ну, вот деньги, а где товар?
– Сколько там? – спросил купец. Судя по размерам, золотых там было не шестьдесят и даже не сорок, гораздо меньше.
– Сам пересчитай, – кузнец бросил кошель ему под ноги. – И давай сюда товар.
Афанасий услышал за спиной легкие шаги. Обернулся. В каждом проходе стояло по три лучника. Оружие они держали перед собой с тетивой вполнатяга. Направленные ему в спину стрелы с железными наконечниками переливались яркими оперением.
– Ну? – поторопил его хозяин лавки. – Не заставляй с мертвого тела снимать.
Сопровождающий со змеиным шорохом потянул из ножен саблю. Направил острие Афанасию в грудь.
– Догадывался я, что вы так поступить можете. Не брал с собой товар.
– А если найдем? – прищурил один глаз брат-кузнец.
Афанасий молча снял веревочный пояс, задрал рубаху и поворотился кругом, показывая, что на теле у него ничего не припрятано.
– Нету, говорю, товара. С собой не брал.
– Ах ты, собака! – взвизгнул хозяин лавки и кинулся на купца чуть не с кулаками. – Да я тебя…
– Погоди, – поймал его за рукав брат-кузнец. – Не надо тут такого, – утихомирил он брата и повернулся к Афанасию. – Этот человек, – он бесцеремонно ткнул пальцем в воина, – начальник городской стражи. Он тебя увидел и запомнил. Тем более, что муж ты видный, просто так не спрячешься. Он и людям своим прикажет тебя за городские стены не выпускать ни под каким видом. А сроку тебе до завтрашнего утра. Либо принесешь нам прямо в лавку зелье, которое обещал, причем все, а не часть, либо сто золотых отступного. Ну, а не принесешь – будешь у нас в кузне работать, пока всех денег не отработаешь! – гаркнул он в лицо опешившему от такого поворота дела Афанасию. – А если принесешь, дадим тебе пару золотых, чтоб было на что поесть да убраться отсюда, чтоб глаза наши тебя больше не видели. Понял?
Афанасий не ответил, раздавленный таким напором.
– Понял, спрашиваю?!
– Да пошел ты, – ответил купец, чувствуя, как закипает внутри черная злоба.
Начальник стражи шагнул вперед, занося саблю. Афанасий сжал кулаки. В глубине души понимал, что его истыкают стрелами прежде, чем он убьет тут всех, но стереть улыбку хоть с одной наглой рожи ему было просто необходимо.
– Стойте! – брат-кузнец поймал за рукав начальника стражи. Удерживая железной хваткой, оттеснил, втерся между ним и Афанасием.
– От мертвого нам никакой выгоды, – бросил он начальнику и, обернувшись к русичу, добавил: – И тебе никакой пользы. Давайте все миром решать.
Начальник покосился на кузнеца, но руку опустил. Афанасий разжал кулаки. За спиной его скрипнули, ослабляясь, натянутые тетивы.
– Если миром, то лучше б вам отпустить меня, – сказал тверич.
– Вот отдашь нам все и пойдешь с миром, – ласково произнес брат-кузнец.
– Вот вам, собаки, – Афанасий опять взбеленился, сунул в нос братьям огромный кукиш.
– Сам решай. Наше дело предложить, – почти весело ответил брат-кузнец, ловя за рукав вновь кинувшегося на Афанасия лавочника. – Пойдем, брат.
Кипя гневом, брат-купец подобрал с земли кошель и сунул обратно за пазуху. Троица развернулась и пошла по узкой улице, постепенно растворяясь в отбрасываемых домами тенях. За спиной Афанасия бесшумно исчезли лучники. Ловкие ребята, видать, не раз участвовали в таких делах. Только тут Афанасий вспомнил, что начальник стражи не проронил за все время ни слова.
Назад: Глава шестая
Дальше: Глава восьмая