Глава 6
Офицер
Индейцы беседовали довольно долго, стоя прямо на тропе. И, кажется, вполне мирно, по-деловому. А потом ушли – вместе.
Мы с Александром Андреевичем вылезли из нашего укрытия, вышли на бережок, уселись на здоровенное бревно плавника и стали задумчиво смотреть вдаль. Честно говоря, что делать дальше, я не знал: «Есть у меня уверенность, что отдавать Баранова в руки киксади сейчас никак нельзя. Прежде всего, не ясно, что за фрукт этот Катлиан. Даже если он вменяемый и не дурак, то неизвестно, как велика его власть над собравшимися в крепости. В общем, контроль над ситуацией я наверняка потеряю. Что ж, теперь мне это не грозит, но что делать дальше?»
Жизнь сама подсказала ответ – из-за мыса показался баркас. Надо полагать, он возвращался с победой – пороховой запас рванул не на нем.
– А что, Александр Андреевич, – раздумчиво проговорил я, – если они нас заберут, вы меня в железа ковать будете?
Правитель едва заметно дрогнул и уставился на меня. Что-то он, видимо, понял и почесал лысину:
– Нет, не буду. Пока.
– И слово дадите? А какое слово: купеческое или дворянское?
– Да что ж ты над дворянством-то моим глумишься, ирод?! – вполне искренне возмутился правитель. – Я ж за него не задницы графьям лизал, а державе служил! Самого Баранова слово! Мало тебе? Дело сказывай!
– Нижайше прощения просим! – ухмыльнулся я. – Однако тут и сказывать нечего, поскольку ничего и не было. Вы с оказией отправились вперед и прибыли в залив раньше промышленных. Ни в каком плену вы не были – что за чушь?!
– Дурку-то не гони! – не вполне уверенно потребовал правитель.
– Чо ж ее гнать-то? Ночью приехали дружественные колоши, чтоб отвезти вас в Ситкинский залив. Однако стража что-то попутала, и вышла заварушка. Колоша одного убили, а ваши все живы. Ну, может, малость калечный кто… Да это ж они сами в темноте да спросонья меж собой передрались, верно? С перепуга и не такое бывает! Так все и было – ей-ей! А кто поперек скажет, тому в рыло. А мало будет, так батогами добавить! А?
– Эк загнул…
– Да вы сами додумайте, ваше высоблагородие! Это я вам так – для замысла.
– Ладно, посмотрим…
А смотреть было на что: с баркаса, наверное, заметили, что каноэ кого-то высадило. Наверное, они собрались прочесать берег в поисках сбежавшего ворога. Это меня никак не устраивало – еще, чего доброго, наткнутся на нашу захоронку!
– Ну, – сказал я бывшему пленному. – Теперь я в вашей власти. Кажется, они идут к берегу. Можно сигнал какой подать. Только, если выгорит, про захоронку нашу никому не говорите.
– Это еще почему?!
– Имейте благодарность в сердце, ваше высокородие! Юный колошский воин мог вас на кусочки порезать, а он вам жизнь подарил. Нганук отважен, но беден. Это его приз, его богатство! Может, вы друзьями со временем станете!
– Как, говоришь, его кличут?
– Нганук. Он из клана киксади, из рода Бобра. Точнее, он и есть бобр – последний мужчина в роду.
– Нганук, говоришь… Пафнутий это! Александров! Крестник мой… Пригрел змееныша!
– Будет вам, Александр Андреевич! Сами виноваты: он же анъяди – дворянской крови по-нашему, а вы его в неволю, в позор! Однако ж смог он через спесь свою переступить, простил как бы. А вы что же?
Правитель, обиженно засопел. Однако долго думать я ему не дал:
– Ваше высокородие, однако ж, баркас к берегу правит! Что приказать изволите?
* * *
В баркасе я не мог налюбоваться на российских матросов – молодцы как на подбор! Собственно говоря, так оно и было – без «как». По литературным данным мне было известно, что в первое наше кругосветное плавание матросов набирали исключительно из добровольцев. Таковых оказалось много, и у командования был богатый выбор. Темно-зеленые мундиры со стоячими воротниками, панталоны того же цвета, короткие сапоги и круглые шляпы – я гадал, их специально вырядили, или они всегда так ходят? Командовал ими лейтенант – тоже весь в зеленом, но с погонами, обшитыми узким золотым позументом.
Сам же я, наверное, выглядел как самый раздикарский дикарь. Правда, кирасу и спасжилет я с себя снял и прикрыл телеса индейским плащом-накидкой. Однако гребцы таращили на меня глаза и временами торопливо крестились.
Командир баркаса – лейтенант Арбузов – прекрасно знал, кто такой Александр Баранов, хотя знаком с ним, конечно не был. Он вполне галантно заявил, что просто счастлив первым из экипажа «Невы» приветствовать знаменитого правителя Русской Америки. Баранов ответил сдержанно и с достоинством – коллежский советник все-таки! От немедленного визита к Лисянскому он отказался и потребовал, чтобы его сначала доставили на компанейский бриг «Екатерина». Сие судно маячило аж на той стороне залива, однако лейтенант не возражал.
Мы были почти у цели, когда на входе в залив показалось небольшое судно под парусом. Вскоре можно стало различить возле него россыпь байдарок. Из разговора начальников я уяснил, то это подходит та самая партия, из которой мы увели правителя. Встречаться с этими промышленниками в мои планы никак не входило, и я обратился к Баранову – тоненьким голоском по-русски:
– Александр Андреевич, не сочтите за труд, прикажите (!) господину лейтенанту доставить меня на «Неву». Душа моя жаждет общения с цивилизованными людьми! А дорогой я вздремну…
Полюбовавшись эффектом, который эта речь произвела на присутствующих, я еще раз сладко зевнул и, свернувшись на банке калачиком, с головой накрылся плащом. Собственно говоря, это было проделано, чтобы не «светиться» перед командой самодельного компанейского «брига». Я собирался лежать в полной боевой готовности, сжимая рукоятку кинжала. Однако почти сразу уснул по-настоящему – вырубился, так сказать…
Проснулся я от того, что борт баркаса мерно шкрябал о борт шлюпа, а рядом несколько матросов шепотом обсуждали, что делать с «ентой абизьяной». Предложения были такие: оставить как есть, поднять на талях или, в крайнем случае, разбудить. Последний вариант, похоже, никому не нравился.
«Как это мило! – подумал я и пощупал амулет на лбу. – Нашел, чем заниматься в прошлом! Однако местные тоже хороши: связать не удосужились, кинжал не забрали». Я кое-как встал и, не обращая внимания на матросов, вдумчиво помочился за борт.
Надо было лезть на корабль, но что делать со снаряжением? Неизвестно же, как там меня встретят… На всякий случай я решил рюкзак и кирасу оставить в баркасе – потом заберу, если все будет в порядке.
В разных местах палубы копошились нижние чины, а близ носа у фальшборта стоял красавец мужчина и смотрел на берег в подзорную трубу. Был он в темно-зеленом мундире с высоким стоячим воротником, двумя рядами золотых пуговиц и шитыми золотом якорями на нарукавных клапанцах. На левом плече его поблескивал золотой погон капитан-лейтенанта, а на голове красовалась черная двуугольная шляпа с кокардой из черно-оранжевой ленты и золотой петлицей. Я еще раз подивился человеколюбию дизайнера, придумавшего эти воротники на мундирах: попробуй-ка жить и функционировать в таком ошейнике! И, главное, зачем?! Чтоб клиент голову выше держал, да?
Лисянский, похоже, меня заметил, но от трубы не оторвался. Надо полагать потому, что не знал, как со мной обходиться. Ему, конечно, донесли, что этот звероподобный колош прекрасно говорит по-русски, но что дальше? Значит, первый ход за мной. Ну, язык-голова, не подведи!
– Счастлив приветствовать господина капитана первого российского кругосветного плавания на борту его судна! – выговорил я одним духом на старинном варианте английского языка – с кембриджским акцентом, разумеется.
Лисянский опустил трубу, и некоторое время таращился на меня, слегка отвесив челюсть.
– С кем имею честь?..
– Позвольте представиться: Дуболомов Иван Петрович, бывший студент Кембриджского университета, а ныне торговый агент компании «Свенсон и К», – бойко оттарабанил я и вспомнил, что у него уже есть некоторый опыт общения с одичавшими европейцами. – Пусть вас не шокирует моя внешность, господин капитан-лейтенант. Это есть наследие моих предков и результат долгого пребывания среди народов диких и культуры не знающих!
– Рад познакомиться, господин агент, – довольно холодно проговорил Лисянский по-русски. – Как торговля? Почем нынче английские ружья?
– Вы меня не так поняли, Юрий Федорович! – прижал я руки к груди. – Я ничем не торгую. У меня было немного товаров, я их раздал в качестве подарков местной знати. У меня совсем другие задачи!
– Это какие же? – нахмурился офицер.
– Наверное, следует рассказать мою историю с начала. Как отпрыск старинного рода сибирских дворян, в отрочестве я был направлен для обучения в стольный град Санкт-Петербург. Позже переехал в Англию, где обучался медицинским, историческим и философским наукам. Однако отсутствие средств не позволило мне закончить курс. Зная мой интерес к жизни диких народов, господин Свенсон предложил мне отправиться на архипелаг Александра с одним из торговых кораблей. Его интересует здешняя пушная торговля, целесообразность вложения средств в создание факторий на этих островах.
– Вот как! – вскинул бровь Лисянский. – Фактории, говорите?! А известно ли господину Свенсону, что это – земля российского владения?
– Да-да, господин капитан-лейтенант, конечно, известно, – заверил я, совсем не будучи в этом уверен. – Кроме прочего, мне поручено обсудить вопросы организации торговых баз с руководством русских промышленников. Господин Свенсон, глядя из Лондона, не усмотрел серьезных препятствий для делового сотрудничества. Впрочем, по-моему, необходимость в этом отпала.
– Это почему же?
– Видите ли, господин капитан-лейтенант, мое пребывание здесь позволило ознакомиться с нравами местных жителей, изучить их язык. В итоге я полностью уверился в том, что организация сети факторий, как это сделано в иных местах Америки, здесь невозможна. Краснокожие постоянно воюют друг с другом, заключают союзы, создают коалиции. Ситуация все время меняется: бывшие враги становятся союзниками, а друзья – врагами. В такой обстановке склады с товарами неминуемо будут разграблены, а служащие истреблены. Если, конечно, за всем этим не будет стоять военная сила. Моя миссия выполнена, и я бы хотел вернуться на родину. Отчет для компании вполне можно переслать в Англию из Петербурга, не правда ли?
– М-м… Не знаю на счет Петербурга, но в Петропавловскую гавань или в Охотск мы, наверное, могли бы вас доставить.
– Честно говоря, не уверен, что хотел бы оказаться в Охотске или, тем более, на Камчатке. Но я чувствую, что сейчас вы очень заняты. Может быть, мы обсудим это позже?
– Да, пожалуй, – сказал Лисянский, вновь поднимая подзорную трубу. – Так вы знакомы с фортификациями индеанов?
– Более или менее. Но на этом берегу я оказался вчера. Раньше я обретался в Стикин– и Кейк-куанах.
– К сожалению, мне это ни о чем не говорит. – Он подал мне трубу: – Гляньте!
Я стал рассматривать берег: у воды, как обычно, камни, потом трава и кусты, а наверху лес, лес, лес. Я вел подзорную трубу, пока не наткнулся на обширный просвет в зарослях. И в этом просвете вдоль начала склона красовался забор. Точнее частокол. Оценить размеры этого сооружения было трудно, но оно явно было фундаментальным – не из жердей, а из полновесных стволов.
– Угу, вижу, – сказал я. – Это, наверное, то, что они называют Крепость Молодого Деревца. Выглядит солидно. А еще говорят, что дикари ленивы, что они не любят работать – смотрите, столько деревьев натаскали!
– Да, это меня заботит, – пробормотал офицер. – Кажется, за этим тыном собралась масса народа.
– Так они что, будут там обороняться?! – деланно изумился я.
– А вы как думали?! – смерил Лисянский меня взглядом. – Пока вы спали, Александр Андреевич дважды вступал с ними в переговоры. Они все обещают и ничего не делают. Говорят, что не хотят воевать, но сдаваться, похоже, не собираются. К тому же они неплохо вооружены.
– Что-то не пойму, Юрий Федорович, – развел я руками. – У вас на борту четырнадцать орудий, из которых можно проламывать каменные стены. Что для них деревянный частокол?!
– Четырнадцать? – переспросил Лисянский и задумчиво уставился на меня. Потом достал из кармана небольшой предмет со шнурком и покрутил его на пальце. – Откуда такие сведения?
Не то, чтобы у меня внутри похолодело, но в области желудка стало тошно и обидно: «Опять я прокололся, дур-р-рак! У него же в руке свисток! Сейчас ка-ак свистнет, и вся наличная команда на меня навалится. Я их раскидаю и прыгну за борт. Там меня и расстреляют…»
– Юрий Федорович, это судно я видел еще в Англии. Оно тогда называлось «Темза». Кто-то из русских промышленников приценивался к нему, и меня пригласили в качестве переводчика. Правда, торг так и не состоялся, но я запомнил, что штатное вооружение составляет четырнадцать орудий. Вы решили увеличить их количество?
– Нет, – сказал Лисянский и убрал свисток. – Пришлось уменьшить – два отдал на компанейские суда.
– Тем не менее, я не вижу, что может здесь противостоять вашей огневой мощи. Индейские ружья?
– Увы, господин агент, нам в каком-то смысле противостоит натура. Правитель Баранов настаивает на решительных действиях, но глубины…
– Что, глубины?! А-а, отсюда слишком далеко стрелять, да? – Лисянский бросил на меня такой презрительный взгляд, что мне стало стыдно: – Простите, господин капитан-лейтенант, но я человек штатский, в баллистике не сведущий!
– Ну, так и не суйся… – пробормотал офицер, как бы сам для себя, но явно в расчете на собеседника. Невольно вспомнились многочисленные литературные свидетельства спеси русского офицерства, унаследованной с петровских времен. Мне многое захотелось ему сказать в ответ, но я сдержался: – Господин капитан-лейтенант, а пристало ли вам и кораблю вашему – с Андреевским флагом на мачте! – вмешиваться в разборки промышленников и инородцев? Кто-то кого-то обидел, кто-то что-то кому-то… Может, без вас разберутся?
– Что-о?!
– Вы же боевой офицер флота Его Императорского Величества! Что вам эти дикари и купчишки? Договорятся уж как-нибудь…
Похоже, мои не слишком-то обдуманные слова угодили в какую-то болевую точку. Надменный невозмутимый офицер вдруг взорвался, словно мальчишка:
– Да…! И…! Сколь можно честь российскую в дерьме полоскать?! И этот туда же, ….! Уж полвека как море это наше и земля тут наша! А хозяйничают здесь американы проклятые! Вон они – псы позорные – так и рыщут! Люди наши едва-едва за землицу ухватились, обживаться начали, так на тебе! Дикие крепость сожгли, людей перерезали! Да тьфу на них – в порошок сотрем, чтоб впредь неповадно было, ублюдки, …, клоуны!.. Баранов государево дело творит! Он державу крепит – один против всех стоит на рубеже Отечества! И помогать я ему буду всей силой!!..
На этом монолог, обращенный в пространство, прервался. С противоположной стороны к нам двигалась целая флотилия – несколько компанейских судов и масса байдарок. Какое-то судно – то ли баркас, то ли байдара – вырвалась далеко вперед и явно нацелилась на «Неву». Лисянский некоторое время рассматривал его в трубу, а потом приказал накрывать стол в кают-компании.
Я решил простить великому мореплавателю невежливое упоминание моей персоны – в порядке исключения. А в воображаемом списке сделал пометку: «Аристократ и державник – конченый. Однако, что интересно, англичан не ругает – только американцев!»
Баранов выглядел усталым, но собранным и решительным – устремленным куда-то, словно торпеда. Вместе с ним на палубу поднялись еще трое русских – пожилой мужчина и двое помоложе – то ли охранники, то ли помощники. Один из этих молодых – высокий худой мужик с кудрявой грязной шевелюрой – привлек мое внимание, но я не смог понять, чем именно: то ли ростом, то ли одеждой, то ли движениями. Впрочем, я слишком мало видел местных русских, чтобы сравнивать и к чему-то придираться.
Лисянский с Барановым удалились, но вскоре явился стюард и заявил, что «их благородие капитан-лейтенант просют к столу». Кого? Оказалось, меня и этого кучерявого мужика!
Расселись. Сервировка была, надо сказать, как в навороченном ресторане. Правда, вскоре выяснилось, что звали нас сюда вовсе не есть-пить, хотя по бокалу чего-то красного и налили.
– …это Нестор Абрамов, о котором я вам рассказывал, – продолжал свою речь Баранов, помахивая вилкой. – Он побывал в крепости и знает диспозицию колошей. Ну, покажь чертеж!
Мужик полез куда-то за пазуху, а Лисянский воспользовался паузой:
– Александр Андреевич, вы все-таки настаиваете на немедленных действиях? Без детальной разведки, без подготовки?
– Юрий Федорович! Мы же это с вами уже обсуждали: и то надо, и это! Кто бы спорил?! Но поймите вы: это ж колоши! Они ж дикие, они только силу разумеют! Да, вы оставили их без запаса пороха. Да, в подобной ситуации цивилизованные люди пошли бы на переговоры. Но эти! Если не согласились сразу, значит надо бить! Каждый день промедления им на пользу. Они ж понимают просто – раз русские сразу не напали, значит боятся! Здесь же по островам да проливам колошей живет несчитано. Коли этих побьем, остальные с нами замирятся. А коли мы тут церемонии разводить станем, так к ним подмога сбежится!
– Ладно, в конце концов, вам виднее, – вздохнул, соглашаясь, офицер. – Но не забывайте, что действовать придется в сумерках. Высокая вода продержится не более трех-четырех часов, после чего «Неву» придется отвести назад, чтобы не оказаться на мели. Эффективность нашего огня я не гарантирую – дистанция, вероятно, будет предельной.
– Ну, хоть попугать… Гляньте!
На изрядно помятом листе грубой бумаги довольно внятно чернилами был изображен кривобокий четырехугольник – крепостные стены. Внутри располагалось больше десятка маленьких прямоугольников – надо полагать, домов.
– Вот здесь и здесь – ворота, – указал вилкой Баранов, – а тут – две амбразуры для пушек. Верно?
– Истинно так, – кивнул Нестор, – а в огороже сей дырья имеются, чтоб, значит, с ружей стрелять.
– Что у них за пушки?
– Ну… – почесал затылок промышленный. – С чугуна, кажись, литы. Длины как отсель и досель. А в дуле дырка, ну, на взгляд, вот така!
– Фальконеты малого калибра, – определил Лисянский. – Много?
– Тока два видал, может, где ишшо заныканы.
– Гарнизон?
– Это чо ж?
– Ну, солдат, воинов там сколько?
– Э-э, ваш-бродь, нешто их сочтешь? В каждой барабаре человек с полста, а то и поболе. Да бабы, да детишки. Аки селедки в бочке набились!
– Однако… – Лисянский посмотрел на Баранова. – Больше пятисот боеспособных мужчин?
– Что ж, такое возможно, – кивнул правитель. – Сколь их тут есть на острове, все и сбежались. Они ж все друг за друга ответчики. А скажи-ка нам, Нестор, каки там колоши? Одного племени иль разные?
– Ну, Ликсандр Андреич, по мне так оне все на одно лицо.
– Одежда, оружие, краска на рожах у всех едина иль разная? Нешто не приметил?
– Э-э, кажись, малость разная. Кучкуются по своим, опять же. Одне, значится, с перьями, другие так ходют…
– А это вам зачем? – удивился Лисянский.
– Ох-хо-хо… – вздохнул Баранов. – Похоже, в крепости засели не одни киксади. Знать бы, что да как… А главный-то кто?
– Да тоен ихний, Катлиан кличут. Сказывают, превеликого геройства колош.
– Знаю такого. То – племянник Скаутлелта. А что ты там на берегу – под тыном-то видел?
– Дык, сказывал же!
– Еще раз расскажи – язык не отвалится!
– Судя по всему, – вступил Лисянский, – обращенный к нам склон почти открыт. Кроме редких кустов на нем нет препятствий для движения, но нет и укрытий. А что на той стороне, где вторые ворота?
– Да почти та ж песня – кусты да камни! – заверил Нестор. – Однако ж близ ворот и ниже тропа широка натоптана. Мнится мне, по ней на телеге, может, и не проехать, а пушку малую подтянуть можно.
– А почто? Сам же указал, с каких бревен стены рублены. Малым ядром не пробить!
– Дык, ваш-бродь, почто ж в стены-та пулять? Сказывал же: подтянуть пушки к воротам и долбить ядрами, покуда не развалятся. Оне ж с бревен потоньше связаны, чтоб значится, отвалить на сторону можно было. А коли пушек да припасу вдоволь сыщется, дык на те и на эти ворота враз навалиться – оно и ладно будет!
– Видали, каков стратег! – сказал Баранов Лисянскому, а потом обратился к промышленному: – Ну, ступай, покуда, Нестор. Нам тут с господином капитан-лейтенантом кой-что перетолковать надобно.
Едва промышленный вышел, Лисянский обратился ко мне:
– А вы что скажете, господин агент?
Такого поворота событий я не ожидал и слегка растерялся. Однако ненадолго – решил нырнуть, как головой в омут:
– Господин капитан-лейтенант, я уже пытался высказать свое мнение о происходящих событиях. Изложу подробнее. У вас статус представителя имперского флора, представителя державы. Здесь наблюдается конфликт инородцев и русских промышленников. Можно, конечно, считать резню, учиненную колошами два года назад, бунтом или мятежом. Однако такой подход правомерен, если они предварительно признали себя подданными его императорского величества. Было такое? – спросил я Баранова. – Если честно и по всем правилам – с присягой и прочее?
– Ну-у… – замялся правитель. – Открытый Лист Скаутлелту вручил… Договорились полюбовно, однако ж обманули мерзавцы!
– Вот видите! – перенес я внимание на Лисянского. – Правовые основы конфликта туманны и неоднозначны. По сути дела речь идет о нарушении личных договоренностей между сторонами. Вам бы, Юрий Федорович, встать над схваткой. Встать, как представителю державы Российской! Ну, скажем, собрать предводителей той и другой стороны, заслушать претензии, вынести решение – суровое, но справедливое. И уже для исполнения того решения использовать ваши ружья и пушки – наказать виновных! Глядишь, эти колоши и присягу принесли бы, и верными подданными короны нашей стали. А ежели их бить без разбора и спроса, то…
– Вон! – прервал меня Баранов. Кровь прилила к его лицу, он сделался почти страшен. – Вон отсюда, бл… сын! В железа его и пороть!
Противника, достойного удара кулаком, я перед собой не видел, но кое-что сказать в ответ мне очень хотелось. Однако я вспомнил о своей миссии, о грядущем гонораре и решил пока не рыпаться. Вместо этого вопросительно посмотрел на Лисянского – дескать, ты тут хозяин, что скажешь? Ничего капитан-лейтенант мне не сказал, но по взгляду его я понял, что тратил слова вроде бы не совсем напрасно. И еще – сейчас лучше встать и уйти, пока такая возможность есть.
Покидая каюту, я чуть притормозил и расслышал, что оставшиеся обменялись несколькими фразами на повышенных тонах, а потом беседа, кажется, вернулась в мирное русло.
