Глава 5
Правитель
Смотреть, конечно, было трудновато, в основном пришлось щупать. Результат обследования был таков. Скорее всего, мне в спину засветили крупнокалиберной пулей – с грецкий орех, наверное! Ну, может, чуть поменьше… И эта дура надломила и чуть раздвинула две дощечки моей кирасы. Будь под ней голая кожа, получилась бы нехилая рана – не смертельная, но весьма неприятная. Однако между кожей и кирасой помещался сдутый спасжилет, который пробить или проколоть довольно трудно. В общем, похоже, что я заработал замечательную гематому на треть спины – и не более того!
Отделавшись от Нганука, я порылся в рюкзаке, достал аптечку и, кое-как извернувшись, вколол себе обезболивающее. Меньше чем через минуту жить стало гораздо легче и веселее! А еще я нашел в своих анналах маленький ножик и зачистил корявые края сломанных плашек. Надо было бы, конечно, их заменить, но не здесь и не сейчас – авось и так проживу, а если загнусь, то от чего-нибудь другого. Амуницию я вернул на место, завязки завязал, ремешки подтянул и счел себя пригодным для дальнейшего употребления.
Пока я со всем этим возился, народ занимался своими делами. Нганук вместе с воином, имени которого я так пока и не узнал, выгрузили пленных на берег, избавили их от весел, дали возможность справить нужду, снова связали и усадили на видном месте. Русского, со связанными сзади руками, поместили чуть в сторонке. Наших подневольных гребцов стало на одного меньше – раненый ханьячи умер. Его тоже выгрузили на пляж и избавили от уже ненужных пут. После этого киксади собрались вытаскивать каноэ подальше на сушу, и я пришел им на помощь.
Нганук в этой суете как-то скис – координация движений у него нарушилась, команды он отдавал невпопад. Я отнес это на счет стресса – он же молодой еще, а тут такое! Наконец все дела были переделаны, стало возможным задать главный вопрос, но Нганук меня опередил:
– Слушай, куштака…
– Ну?
– Ты знаешь, кто это?
– В смысле?!
– Русский этот…
– Вроде не рыпается, сидит тихо. Старенький какой-то, лысый. А что?
– Это – Александр Андреевич.
– Что-о-о?! – аж присел я. – Мы взяли самого Баранова?!
– Ага. Я… Мне… Не знаю…
Я вдруг почувствовал, что этот неустрашимый и коварный воин, не моргнув глазом снимающий скальпы, на самом деле еще мальчишка – по сути дела пацан! Рука как бы сама собой поднялась, и моя короткопалая тяжелая лапа легла ему на плечо:
– Спокойно, парень, спокойно. Не теряй головы. Все будет хорошо – все мы помрем. Рано или поздно. Веришь?
– Да… – он как-то обмяк под моей рукой, сделался маленьким и робким. – Слушай… Поговори с ним сам, а? Я… Мне…
– Понял, – кивнул взрослый седой мужчина. – Сейчас займусь.
«Эк его разволокло! – мысленно усмехнулся я. – Даже не спросил, знаю ли я русский. Впрочем, кушаки, наверное, говорят на любых языках – нечисть же. А ведь он, похоже, Александра Андреевича боится! Точнее, робеет перед ним. И это – хорошо!»
Впрочем, я и сам, наверное, недалеко ушел от пацанства – слегка за тридцать, хоть и выгляжу на полтинник. В общем, захотелось мне поиграть – совсем чуть-чуть! – и я себе не отказал.
«Слабый свет невидимой луны почти не рассеивает ночную тьму. Где-то наверху ветер шумит кронами деревьев, а здесь лишь шелестит мелкая волна, набегая на пляж. На мокрых холодных камнях в неудобной позе сидит маленький человечек, его обширная лысина чуть светится в темноте. Ему 58 лет, он – безродный каргопольский купчишка – недавно получил известие о пожаловании в чин коллежского советника. В армии это соответствует полковнику, а на флоте – капитану I ранга. Он не вышел ростом, зато умом и волей Господь его не обделил. Здесь – на этой промозглой, неуютной и бесконечно далекой окраине Российской империи – он сам стал царем и богом. На него молятся, его проклинают, но жить без него Русская Америка не может – он есть ось, на которой крутятся все шестеренки, он краеугольный камень, на котором держится кособокое строение Российско-американской компании. Он делает дело, которое считает единственно важным в жизни, он идет вперед не щадя ни себя, ни других. Ради этого дела он оборвал десятки жизней, искалечил сотни судеб. И вот все кончилось – вдруг, ни с того, ни с сего. В палатке на столике осталось недописанное письмо старому другу, кругом враги, от которых нечего ждать пощады. О чем он думает сейчас? Скорбит о рухнувших планах? Или вспоминает леденящие душу рассказы о том, как индейцы расправляются с пленными?»
И вот от группы «диких» отделился некто, и медленно направился к нему. Это не человек, это, наверное, сама смерть: тело похоже на бочку, из которой сверху торчит голова с белыми волосами. Мощные кривоватые ноги при каждом шаге глубоко проминают гальку пляжа, толстые волосатые руки, кажется, свисают ниже колен. Существо приблизилось и выдернуло из ножен, висящих на груди, длинный кинжал. Сейчас начнется…
Постояв в картинной позе – выдержав приличную паузу – я подошел вплотную, опустился на колени и стал резать кинжалом ремешок, которым были связаны руки. В темноте да неудобным инструментом операция оказалась непростой. Однако я справился, поднялся на ноги и… пошел обратно к каноэ. Нашел там кусок какой-то шкуры, подобрал рюкзак и вернулся к пленному. Тот разминал затекшие кисти. Я опустился перед ним на корточки, подал шкуру и проговорил на русском:
– Под себя подложите, Александр Андреевич. Негоже вам на камнях-то сидеть – не дай бог, радикулит прихватит!
Вот тут он вытаращил глаза – в буквальном смысле. Я терпеливо ждал, когда пройдет шок. Что-то выговорить правитель смог отнюдь не с первого раза, но смог:
– Кто таков?!
– Куштака, – пожал я плечами. – Слышали про таких? В общем, нечисть колошская, вроде оборотня.
– Врешь…
– Вру, конечно. А как вы догадались?
– Бога помянул…
«Ой, бли-и-н! – мысленно ужаснулся я. – На второй же фразе прокололся! Ну, дура-а-ак! Следить надо за базаром-то! Ладно, что свистнуто… А вот загадаю: о чем он спросит? Или молчать будет?»
– Что с женой и сыном?
– Не знаю, – улыбнулся я. – Сейчас, поверьте, не вру. Парень гнал дурку – выманивал жертву. А теперь застеснялся – видать, вы знакомы. Так что с семейством вашим, наверное, все в порядке.
Правитель вздохнул с явным облегчением и несколько раз перекрестился:
– Слава тебе, Господи! – и опустил глаза на мою скромную персону.
– Что ж вы на меня так смотрите, ваше высокоблагородие? Это не маска и не краска – это лицо у меня такое. Поначалу все пугаются… – попытался я завязать светскую беседу, но быстро понял, что ничего не выйдет.
Правитель Русской Америки узнал все, что его интересовало, и больше контактировать с врагами не желал. Нужно было его чем-то ошарашить, как-то подковырнуть, и я стал рыться в своей изнасилованной памяти. Кажется, кое-что нашел:
– Я чувствую, господин коллежский советник, что вы не расположены к беседе. Не стану утомлять вас своим обществом, скажите только, это правда, что вы в Якутске держали винный откуп и пол-Сибири споили?
Молчание.
– А что стало со стекольным заводиком на Тальце? – не сдавался я. – Вы свою долю за долги Михайле Красногорову отдали или Лебедеву-Ласточкину переписали?
Молчание было ответом. Пришлось выложить крупную, как я полагал, карту:
– А как же вы умудрились второй раз обвенчаться? Про первую-то жену утаили, небось?
Опять молчание. Почти в отчаянии, я копнул свою многострадальную память поглубже:
– Позвольте последний вопрос, Александр Андреевич, и я от вас отстану – честное слово! Скажите, ну зачем же вы чукчам на Анадыре ружья продавали?! Они ж с них в русских…
– Ложь!! – вскинулся правитель. – Наветы ненавистников моих!
– Знаю, – облегченно вздохнул я. – Так вы будете со мной разговаривать? От молчанки пользы ни вам, ни делу вашему не будет – и то и другое погубите впустую. А так, глядишь, что и выгорит.
Правитель засопел, заерзал.
– Да сядьте вы на шкуру! – возмутился я. – Что за ребячество! Может, еще и живы останетесь, так на что ж вам лишние хвори?!
– Пошел на хрен! – буркнул правитель и… пересел на шкуру. – Кто таков?
– Вам честно сказать или соврать, чтоб поверили?
– По чести давай!
– Может, я и не совсем человек в вашем понимании, однако ж тварь Божья, а не сатанинское отродье, – самоуверенно заявил я.
Однако правитель сразу взял быка за рога:
– Кто послал, кто подучил?
– Ага! – попытался я воспринять ход его мыслей. – Вы, конечно, пытаетесь вычислить, кто меня подослал: испанцы, бостонцы, англичане или недоброжелатели из правления Компании? Это проще, чем поверить в обычное техническое чудо из будущего. Признаться, я и в этом не все понимаю.
– Повидал я безумцев, но таких!
– Ну, и любуйтесь на здоровье, – охотно разрешил я. И поспешил вернуть его на грешную землю: – Любуйтесь, пока есть чем.
– Терзать будете? – без особого трепета поинтересовался правитель.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Этим парадом командую не я. Хотя, как сказать… Но давайте закончим со мной. Растолковать вам правду я не смогу – все равно не поверите. Поэтому вам придется принять на веру то, что скажу. Я здесь чужой. «Своих» у меня нет. Именно к колошам я попал случайно. Мог бы оказаться среди русских или чугачей. Интерес у меня тут совсем малый: в живых остаться и чтоб крови пролилось поменьше. Хау – я все сказал!
– А людишек почто побил? – вполне резонно поинтересовался правитель.
– Однако ж не убил никого, верно? – слегка растерялся я. – А зачем влез в это дело… Да на вас посмотреть захотелось поближе!
– Про меня откуда знаешь? – подозрительно прищурился начальник Русской Америки.
– От верблюда, – усмехнулся я. – Слыхали про зверя такого? Да кто ж про вас не знает?!
Правитель обиженно засопел.
* * *
Перевал оказался невысоким – метров 100–150. Однако путь мы начали еще в темноте и поначалу хлебнули лиха. Может, тут и правда была тропа, но у меня сложилось полное впечатление, что мы просто лезем через чащу наугад – вверх и вверх. Главное не навернуться, не потерять из виду спутников и чтоб глаза веткой не выбило! Я шел последним, проклинал все на свете и в первую очередь собственную глупость: нафига я не снял доспехи?! Черт с ней с кирасой, но спасжилет! Ни влагу, ни воздух он не пропускает, тело перегревается, и пот течет в три ручья. Однако ж останавливаться и раздеваться в таких условиях влом…
На месте нашей последней стоянки индейцы что-то долго перетирали между собой, а потом довели до меня принятое решение: всех пленных под конвоем воина-киксади отправить на каноэ в обратный путь. А мы с Нгануком пойдем через перевал в Ситкинский залив, попытаемся добраться до Крепости Молодого деревца и встретиться с Катлианом. План мне понравился, но я внес коррективу: Баранов пойдет с нами! Убеждать соратников мне долго не пришлось: Нганук быстро понял, что в его положении не стоит доверять кому-то такую большую ценность. Правитель идти согласился, правда, лишь после того, как я объяснил ему, что иначе свяжу и понесу на плечах – не велика тяжесть! Так что отправились мы втроем.
Ни продуктов, ни дополнительного снаряжения мы не взяли, если не считать трех длинных свертков из ровдуги – грубой замши. Раньше они были привязаны вдоль бортов каноэ. Как я и подозревал, это были ружья, укрытые от воды на время похода. Нганук их развернул, что-то там проверил и замотал опять. Мне вручил два, а себе оставил одно. Эти штуки, надо сказать, доставили мне массу удовольствия, пока мы лезли по кустам на склоне.
И лезли мы, лезли… Нганук прокладывал путь и молчал, правитель пыхтел и поминал чертей, а я потел и мысленно матерился. По мере подъема становилось все светлее, а кусты редели. На перевале оказалось совсем свободно от них и почти уже светло.
Первым делом я разоблачился – кайф-то какой! Вторым делом обозрел пройденный путь и с нежностью подумал о нашем проводнике: «Блин, Дерсу Узала несчастный! Чинганчгук долбаный! Вон же настоящая тропа – совсем рядом! Там даже кусты прорублены! А мы, как дураки, перлись вдоль нее по целине!»
Кажется, Нганук угадал мои мысли:
– Малость промахнулся, однако… Впрочем, я же здесь никогда не был!
Вслух я, конечно, ничего не сказал, а стал смотреть вперед – в светлое будущее. А оно было красивым: «Вода, острова, скалы, лес – тишь, гладь, благодать. Наверное, такая погода бывает здесь лишь несколько дней в году, да и то не в каждом – повезло… А что это там беленькое чернеется? С тремя мачтами? Ага, это, конечно же, шлюп «Нева», которым командует капитан-лейтенант Лисянский! А вон та мелочь на воде – компанейские суда. А там – за мысом – кто прячется? Две мачты торчат… Скорее всего, это бриг «Койн» под командованием одноименного капитана. Что ж, декорации расставлены, актеры готовы – что дальше?»
А дальше мы, естественно, стали спускаться. На сей раз по тропе – какая прелесть! Несколько раз мы оказывались на открытом пространстве, и Нганук требовал, чтобы мы ускорились – могут заметить. С одного из таких просветов, обозревая видимую часть залива, я заметил между берегом и американским бригом лодку – явно не каноэ. Однако куда она движется, определить не успел.
В нижней части склон стал более пологим, кустарник – редким и высоким, а потом и вовсе сменился лесом. Все бы ничего, но тропа сделалась едва заметной и вскоре вовсе исчезла. Я подумал, что это специально: ее начала на берегу нет, оно рассасывается, так что случайный приезжий ни за что не найдет дорогу на перевал.
Поверхность залива уже просвечивала между стволов, когда Нганук вдруг подал сигнал опасности – замри! Я перестал сопеть, хрустеть ветками под ногами и тоже прислушался. Сквозь всевозможные шумы отчетливо различались человеческие голоса, точнее крики. Наш предводитель опустился на колени и стал разматывать замшевый сверток, который нес. Я занялся тем же самым. Внутри действительно оказалось новенькое кремневое ружье с красным прикладом и, кроме того, кожаный мешочек, в котором помещалось девять бумажных цилиндриков. Их количество навело меня на мысль, которую я немедленно проверил. Догадка подтвердилась: ружье оказалось заряженным – взводи курок и стреляй! Второй мой сверток содержал то же самое. Нганук забрал у меня лишнее ружье и в приказном тоне потребовал во все глаза следить за пленником – чуть что, убить немедленно. Я, естественно, перевел правителю приказ командира.
Крики стихли, а мы легкой трусцой двинулись вперед, но не в ту сторону, где они раздавались, а чуть левее. Тут я смог оценить разницу нашего хода: индеец двигался по лесу легко и бесшумно, а я ломился как танк и ничего с этим поделать не мог. В конце концов, мы остановились в зарослях ольхи в нескольких метрах от кромки прибоя. Справа вводу вдавалась скала, высотой шесть-восемь метров. Нганук оставил нас приходить в себя и ушел на разведку. Впрочем, не далеко – просто поднялся на скалу.
Минут через десять он вернулся и с усмешкой доложил результаты:
– Торговец приехал на берег с товаром.
– Русский?
– Нет, не похож. Хорошо поторговал: двоих его людей убили, остальных связали.
– Киксади?
– Кагвантаны.
– Они твои друзья?
– М-м… Скорее враги. Но они не знают об этом, и я не должен причинять им ущерба.
– А мне можно?
– Ты – куштака.
– А они куштак боятся?
– Еще как!
– Угу… Слушай, посиди тут, а я схожу посмотрю на этих разбойников и торговцев. Только никуда не уходи!
– Ладно.
Кремневку я оставил – она без ремня, и носить ее ужасно неудобно. Однако надел спасжилет и, немного поколебавшись, еще и кирасу сверху. В таком виде и полез на скалу по следам предшественника.
Картину оттуда я увидел вполне эпическую: крохотная уютная бухточка или заливчик, возле берега на мели сидит шестивесельная деревянная лодка с мачтой, но без паруса. Индейцы с разрисованными лицами – больше десяти – занимаются делом: одни перетаскивают с лодки тюки и мешки, другие на берегу увязывают груз для переноски по суше. Тут же лежат пятеро спутанных по рукам и ногам европейцев, и еще двое не связанных, но уже без скальпов.
«Ага, – с некоторым злорадством подумал я, – вот до чего доводит жажда наживы! И помочь бледнолицым страдальцам никак нельзя. Может быть, индейцы их потом обменяют или отпустят за выкуп? Однако кагвантаны, по моим сведениям, в данное время были еще теми отморозками, так что вряд ли…»
И вдруг мне в голову пришла идея – вполне безумная: «А что если?… А?… Жалко, конечно, тратить ресурс – для другого дела мог бы пригодиться! Но… А, была – не была!»
Со скалы я слез и, прикрываясь кустами, распустил на боках завязки своей кирасы. Затем надул спасжилет и стравил из него половину воздуха. Ремешки доспеха опять завязал – их едва хватило – и в таком разбарабаненном виде полез вводу. Достигнув глубины, я обнаружил, что плавучесть у меня почти нулевая – то, что надо. Данный успех окончательно погасил сомнения, и я тихо поплыл вдоль скалы. А волны ласково поднимали меня и опускали.
Достигнув мыса, я уцепился за камни и осторожно заглянул на ту сторону. До лодки отсюда было, наверное, метров тридцать, до кромки прибоя, соответственно, чуть дальше. Честно говоря, окажись что не так, я бы с готовностью отказался от собственной затеи. Однако повода не нашлось, так что пришлось действовать.
Первым делом я отполз чуть назад и нащупал ногами под водой какой-то не очень скользкий выступ, на котором с грехом пополам можно стоять, отпустив руки. Последние я использовал для того, чтобы расстегнуть кармашек на спасжилете. Загубник взял в рот, зажим на нос, очки на глаза – водолаз да и только! А вот найти пару приличных камней оказалось непросто – трещин в скале было полно, но все держалось крепко. Изрядно намучившись, я все-таки расшатал и выломал плоский обломок в четыре-пять килограммов весом. Потом, сколько мог, высунулся из воды, чтобы обмяк спасжилет, и засунул этот камень под кирасу. На последнем усилии я потерял-таки равновесие, завалился вводу и плавно пошел ко дну.
Все бы ничего, но манипулируя с камнем, я выплюнул загубник – дышать-то надо! При погружении подпертый давлением жилет стал твердым, как дерево, а мне надо было добраться до заветной пуговицы на нем, чтобы пошел кислород! В общем, зря, ох, зря я все это придумал!..
Однако кое-как справился, даже выныривать не пришлось. Худо-бедно наладил дыхание и стал пробовать жить дальше. Оказалось, что идти по дну я не могу, зато могу над ним плыть – ну, прямо как Ихтиандр! Вода была прозрачной, но никаких особых красот вокруг не наблюдалось, так что я мог целиком сосредоточиться на выполнении задачи. Попутно – с большим опозданием! – пришла мысль о том, что, собственно говоря, это дорога в один конец, и вернуться обратно таким же способом я никак не смогу.
Когда между дном и поверхностью осталось чуть больше метра, я дососал остатки кислорода и решил, что пора. Гребнул руками еще пару раз и принял вертикальное положение, подогнув колени. Высунул из воды половину головы и ничего не увидел. Сначала чуть не запаниковал, но быстро сообразил, что надо бы снять очки. Позиция оказалась не очень удачной – от зрителей меня загораживала лодка. Пришлось набрать воздуха и проплыть еще несколько метров под водой. Все, пора начинать!
Воды оказалось по грудь. На мое возникновение из морской пучины индейцы по началу внимания не обратили. Это надо было поправить и, набрав полную грудь воздуха, я заревел во всю силу голосовых связок и двинулся к берегу. Для большей эмоциональности, я орал не просто так, а извергал винегрет из ругательств на трех языках, но в основном, конечно, на русском. Эффект не заставил себя долго ждать…
При моем невеликом росте, тельце у меня совсем не хилое, а тут на нем была еще и кираса, подпертая изнутри полуспущенным спасжилетом. В общем, по сравнению с обычным человеком, я, наверное, был просто огромен – в толщину и ширину. К тому же, я неплохо владел языком жестов, поскольку «на работе» мне часто приходилось изображать дикую, всесокрушающую ярость – такова роль, за которую мне платят деньги. От страха, что зрители на этот раз не испугаются, я разбушевался вовсю.
И, конечно же, от всего этого завелся сам. Когда воды стало по колено, я бросился на них в безумном и совершенно искреннем порыве: схватить и растерзать! Разорвать! Всех! В клочья!!!
– А-а-а!…
Растопырив руки, как краб клешни, я бежал к ним, разбрызгивая воду, и ревел, захлебываясь от злобы и ярости. Человечки на берегу заметались, замахали лапками. Наверное, они что-то кричали, но я их не слышал. Кажется, кто-то выстрелил из ружья, но не факт, что в мою сторону…
Когда я оказался на суше, здесь валялись связанные торговцы, трупы, мешки, тюки с товарами и несколько ружей. Индейцев в пределах видимости не наблюдалось.
«Сработало! – не без самодовольства подумало чудовище. – Может, мне не на преподавателя надо было учиться, а на артиста? Интересно, приняли бы меня в Театральный? Я бы Гамлета сыграл…»
Голосовые связки мои чуть не надорвались от перенапряжения. Некоторое время я кашлял и плевался, а потом озаботился вопросом: куда они делись? «Если дали деру до самой крепости, то это хорошо, а если сидят в кустах – это плохо. Правда, многие побросали ружья, что, вероятно, свидетельствует о предельном испуге».
Не обращая внимания на стоны, проклятья и призывы о помощи, я прошелся по кромке пляжа, всматриваясь в заросли. Никого там не увидел и решил вернуться обратно. Но сначала я выпустил остатки воздуха из жилета – уж больно неудобно ходить с растопыренными руками.
Продравшись через кусты, я обнаружил, что на стволе поваленного дерева Александр Андреевич сидит в полном одиночестве, причем не связанный. Раньше, чем я подошел к нему, из кустов с противоположной стороны поляны возник Нганук и опустил взведенный курок ружья. Второе он держал под мышкой.
– Все в порядке, парень, – сказал я ему. – Показал им куштаку во всей красе, и они разбежались.
– Это ты кричал?
– А кто же?! Мы – простые оборотни – пошуметь любим.
– Да? – несколько озадачился воин. – И что теперь?
– Пошли, посмотрим на нашу добычу. Только я опасаюсь, вдруг они затаились где-нибудь поблизости? У вас как, принято стрелять в куштак из ружей? Больно же…
– С нечистью борются шаманы, – твердо заявил индеец. – Простым людям это не по силам.
– Будем надеяться, что эти кагвантаны тоже так думают!
Наша дружная компания перебралась на пляж бухточки, заваленный добром и жертвами.
– Да, – сказал Нганук, – это не русские. Наверное, бостонцы или англичане. Я не понял ни слова, когда они кричали.
– Ну, давай поговорю я. Мы, наверно, поймем друг друга.
– Поговори, – кивнул воин. – Только не убивай всех. Может, пригодятся переносить добычу.
– Ладно…
Надо полагать, пленники вовсе не считали себя спасенными. Разглядев меня в деталях, они, похоже, впали в ступор от ужаса – перестали пищать и извиваться. Спутать их с русскими было, конечно, трудно: последние ходили здесь в торбазах и парках вполне туземного покроя, а на этих была европейская одежда из тканей. Начал я с того, кто был одет почище и, в отличие от прочих, гладко выбрит. При моем приближении жертва забилась и, выпучив глаза, попыталась уползти прочь.
Резать ремни я не стал, а не поленился аккуратно развязать узлы на них – вдруг пригодятся. Потом, взяв за шиворот, я перевел безвольно обмякшее тело в сидячее положение, а сам устроился перед ним на корточках. Поскольку ничего не происходило, глаза торговца постепенно вернулись в свои орбиты, он начал массировать свои запястья. Скорее всего, это был не испанец, а существо англоговорящее.
– Как дела? – непринужденно спросил я. – Все хорошо?
– Вау! – издал невнятный звук собеседник и вдруг начал говорить, говорить, говорить! Он буквально захлебывался словами – то возмущенными, то обиженными. А я-то считал, что хорошо понимаю английский… От обиды я вытащил кинжал из ножен и стал его кончиком вычищать грязь из-под ногтей. Когда он сделал паузу, я сурово изрек:
– Хватит! Не будь бабой! Твое имя, должность, цель визита? Ну?!
– Джозеф Койн, – как бы сразу придя в себя, ответил бледнолицый. – Шкипер брига «Койн», Бостон.
– Ты сам по себе или на кого-то работаешь?
– Компания «Ваншип и сыновья», меховая торговля.
– Бывал в этих краях раньше?
– Нет, первый раз.
– Почему оказался именно здесь и сейчас? Не врать!
– Нам сказали, что в этом заливе крупное поселение русских. Они активно торгуют с индейцами. Мы надеялись сбыть наши товары либо русским, либо индейцам, если будет спрос.
– Та-ак! – сказал я. – Когда вышли из Бостона?
– В январе тысяча восемьсот третьего года.
– Долго же вы добирались, – качнуло головой чудовище и похлопало лезвием кинжала по своей заскорузлой ладони. – Ох, долго… А вот если у тебя внизу живота сделать маленький надрез, ухватить кишку, и потихоньку ее вытаскивать – фут за футом… Это будет очень смешно!
– Нет!!! Не надо…
– Ты так думаешь? И я думаю: все-таки ты, наверное, знал, что русской Михайловской крепости тут больше не существует. Ведь знал?
– Да…
– А еще что ты знал? Рассказывай, что привело тебя сюда. Иначе… Понимаешь, вытягивание кишок – это последнее упражнение, после него обычно умирают. А до этого… – я изобразил на лице плотоядную улыбку, обнажил зубы. – А до этого ты узнаешь много нового о своем теле. Ну, попытайся соврать, и мы сразу приступим к делу – не лишай меня удовольствия!
– Нет!!! Я простой наемник! Я только веду корабль! На борту один из владельцев компании, он все решает!
– А-а-а! Невиноватая я, он сам пришел! – обрадовалось чудовище. – Ну, снимай штаны – будем начинать!
– Я… Не… Ты же цивилизованный человек!
– О да! – охотно признал я. – Поэтому буду разделывать тебя по-научному – ты не умрешь долго. Извини, но я тоже наемник, и мои хозяева хотят знать, что тут делают «Ваншип и сыновья».
– Мы можем договориться…
– Наверное, – кивнул я с серьезным видом. – Но сначала рассказывай.
– Э-э… М-м-м… Мы долго готовились, долго собирали информацию. Да, индейцы уничтожили русский форт на Ситке. Но русские обязательно должны сюда вернуться – у них нет другого выхода. Краснокожие, конечно, знают об этом. Они знают, что пощады им не будет. Однако местные дикари всегда живут на одном месте и не могут убежать. Значит, они будут готовиться к войне. Значит, они будут хорошо платить за ружья, свинец и порох!
– Верный расчет! То есть, вы подгадали к самому началу войны?
– Да, мы ждали момента, когда цены станут самыми высокими.
– А куда смотрят ваши конкуренты? Не один же ты в этом море!
– О, да! Мы встретили еще один американский корабль и два английских. Один из них шел с Кадьяка, и капитан сказал мне, что на Ситку направляется большой шлюп «Темза» под русским флагом. Мы решили опередить его, но оказались здесь почти одновременно. Другие суда не пошли на Ситку – никто не хочет ссориться с русскими.
– Почему?
– Зачем? Торговец проводит в море полгода, терпит лишения, чтобы добраться до покупателя. Потом полгода плывет домой. Нам не нужны проблемы, нам нужна прибыль. Русские – не конкуренты. У них нет товаров, но есть меха. Они их сами добывают. С ними тоже можно хорошо торговать.
– Э-э… Насколько я знаю…
– Да-да, конечно! Их правительство возражает против наших посещений этого района, оно считает его своим. Но их царь – это не наш президент, верно? Здесь нет полицейского на каждом перекрестке, верно?
– Но русская власть тут какая-то есть, мне кажется…
– О, да! Власть здесь – это правитель Баранов! Однако все говорят, что этот русский вполне цивилизован. С ним иногда можно договориться и получить хорошую прибыль.
Я покосился в сторону: Александр Андреевич сидел неподалеку и явно прислушивался к нашему разговору.
– Но вы мешаете русским. Скупаете у индейцев меха, которые могли бы достаться им!
– Что поделать – бизнес есть бизнес! Конкуренция никого не радует, но без нее нельзя.
– Ты прямо философ, шкипер Койн. А не боишься, что твой корабль русские просто арестуют?
– Хм, арест может быть только по закону, который признают все. Здесь пока нет такого. Да и зачем нас арестовывать? Без торговли с нами русские умрут от голода.
– Наладят снабжение из Кронштадта – вокруг Южной Америки!
– О, это будет еще не скоро! Я говорил с капитаном Лисянским – вон стоит его шлюп, раньше он назывался «Темза». Он пришел как раз из России этим путем. Он сказал мне, что у них нет судов для плаваний через три океана. У них нет шкиперов, способных вести эти суда. И завтра они, наверное, не появятся.
– Но эти-то пришли…
– О, да! В этом году сюда пришли два русских шлюпа с товарами. Говорят, один здесь, а второй пошел в Японию и на Камчатку. Но эти корабли купили в Англии! Их русские капитаны много лет прослужили в английском флоте. Они уйдут, а когда появятся следующие? Наших же и английских кораблей здесь каждый год бывает не меньше десятка.
– Впечатляет…
– Нет, с русскими надо дружить, иначе англичане нас вытеснят.
– Пока что, по-моему, это вы тесните русских!
– Такой бизнес… Но никто же не пытается создавать здесь свои базы или захватывать землю!
– Интересно, а почему?
– Да, мне тоже это было интересно. Я спросил членов правления компании. Мне сказали, что это не выгодно. Успешно вести дела на местах могут только грамотные и честные служащие. Но за это они должны получать высокую плату, жить в хороших домах, иметь нормальную пищу и охрану. Это очень дорого. А жить так, как живут здесь русские, не захотят, наверное, даже американские нищие.
– Угу, трезвый расчет! – вздохнул я. – Слушай… а тебе не стыдно?
– За что?!
– Ну, смотри: вот вы на эту землю не претендуете, вам нужна только прибыль. Русские пытаются здесь закрепиться и вроде бы зла вам не творят. А вы им гадите – цены сбиваете, продаете индейцам ружья, из которых они в русских стреляют. Тебя лично совесть не мучает?
– Я не понимаю! При чем здесь совесть?! Почему должно быть стыдно?! Мы никого не обманываем! Мы торгуем честно, мы продаем то, что у нас покупают! Если я узнаю, что здесь спрос на сачки для бабочек или клюшки для гольфа, то в следующий раз привезу сачки и клюшки! Если русский царь запрещает своим людям торговать оружием, то это их проблемы – не мои!
– Н-да? А как же это так получилось, что ты угодил в лапы к индейцам?
– Большие деньги – большой риск… – вздохнул американец. – Я бы, конечно, не поехал на берег, но хозяин настоял. Русские не запрещают торговать, но не подпускают индейские лодки к нашему кораблю. А товар надо сбыть – хоть сколько-то. Если они начнут стрелять друг в друга, придется уходить в другое место – торговли здесь не будет.
– Да, эту логику не пробить, – признал я. – Ладно, надо решать, что с тобой делать: на кусочки резать или живьем жарить?
– А-а-а… Э-э-э…
– Вот и я не знаю. Давай у вождя спросим!
На мой зов Нганук подошел и встал перед пленным, гордо подняв голову и сложив на груди руки.
– Пожалуй, он рассказал все, что знал – сообщил я. – Это бостонец. Он привез для индейцев товары и, конечно, оружие. Жадность заставила его самого приехать на берег. И та же самая жадность заставила кагвантанов напасть на него, чтобы получить все сразу и даром.
– Наверное, он какой-то начальник (это слово Нганук произнес по-русски). За него дадут выкуп?
– Трудно сказать. Бледнолицые стараются не бросать своих в беде, но и выкупать их не любят. Скорее всего, они договорятся друг с другом, высадят большой отряд и начнут убивать и брать в плен всех индейцев, которых встретят.
– Может, просто убить этих торговцев?
– Как хочешь. Я бы посоветовал отпустить их.
– Зачем?!
– Ну… У тебя сразу появится друг-бостонец. Он расскажет о тебе своим друзьям. Наверно, это полезно.
– Хм…
– Сейчас он думает, что я собрался его пытать, а потом убить. А могу сказать, что ты повелел его отпустить. Я прикажу ему запомнить твое имя и дать богатые подарки за свое спасение. А?
– Ты, однако, мудр, куштака! – признал Нганук после некоторого раздумья.
– Уж какой есть. Если согласен, то грозно рыкни на меня и ногой топни: дескать, не сметь трогать моего друга! Я испугаюсь, а ты ему покажешь руками: свободен, друг, вали отсюда!
– А он совсем не понимает по-нашему?
– Нет, конечно. Начинай!
Минутой позже я впервые в жизни увидел полностью и совершенно счастливого человека. И даже не одного. Наверное, этому Койну поездка обошлась в копеечку – дары он оставил богатые. Однако явно не от щедрости и благодарности – просто американцам очень хотелось быстрее смотаться отсюда, так что собирать товары и грузить их обратно в лодку было некогда.
* * *
– Куда ты денешь это добро? – спросил Нганук, кивнув на груду товаров.
– Я?! – изумился куштака. – Это твоя добыча. Мне-то зачем? Я лишь помощник.
Молодой индеец некоторое время смотрел на меня, как бы переваривая услышанное, а потом сказал:
– Потлач. Большой потлач!
– Да, – сказал я. – Очень верное решение!
Термин «потлач» широко известен в узких кругах бледнолицых. Его часто используют как яркую иллюстрацию природной тупости «дикарей». На самом деле это тлинкитский праздник, на котором хозяин раздаривает гостям или демонстративно уничтожает свое добро – рубит новые лодки, выбрасывает в воду продукты, сжигает одежду, убивает рабов. После этого он становится почти нищим, но авторитет его взлетает до небес! Для индейца-тлинкита, который претендует на достойное место в обществе, потлач – главное событие в жизни. Ради него стоит воевать и трудиться. А уж если кто-то сможет за свою жизнь устроить несколько потлачей, то вообще! Тлинкиты говорят, что настоящий вождь умирает в бедности…
Унести с собой всю добычу было невозможно, и мы ее спрятали. Не очень, конечно, надежно – просто чтоб на глаза не попалась случайному путнику. И двинулись в сторону крепости. Здесь вдоль берега шла вполне приличная тропа, так что идти было легко.
– Александр Андреевич, вы по-английски понимаете? – спросил я на ходу.
– Малость кумекаю. Жизнь заставила.
– Ну, и как вы с этими басурманами?
– Куда ж от них денешься?! Людишек-то кормить надо. Ить, считай, пять лет подвозу не было. Что там с Охотска привезут – на один зуб. Хлеб здесь не родится, на одной рыбе да моржатине-сивучатине жили.
– Слушайте, ваше высокоблагородие, партовщики компанейские бобров бьют тысячами, а котов морских – десятками тысяч! Горы мяса по берегам гнить бросают, а люди голодают?! Свистеть не надо, господин правитель!
– А ты сам-то тех котов иль бобров кушал? – злобно вопросил Баранов. – То-то! До сего лакомства и ваш-то брат не больно охоч, а православному люду и вовсе невмочь!
– Александр Андреевич, согласитесь, что народы местные тысячи лет тут жили, с моря и рек кормились и горя не знали. Появилось две сотни русских, и всем стало нечего есть. Это как?
– А вот так! Мы сюда что, кормиться пришли?! Наше дело – меха промышлять и державу ширить!
– Ну да, конечно…
– Коли алеут иль чугач какой полгода на промысле, кто ж его семейство кормить-одевать будет?! Ему ж за бобров надо корму дать, одежку опять же, да шкур на байдарку. А взять где?
– Наслышан я, как вы иноземцев в партии загоняете… И чем расплачиваетесь за промысел, тоже наслышан!
– Ты мне на мозоль не дави, урод хренов!
– Сам красавец! – огрызнулся я. – За барыш людей гнобите!
– За державу Российскую! За веру православную!
– Ага! Пока сюда морем шли, сколько ваших людишек Богу душу отдали, а? Сколько байдарок утонуло, сколько партовых от простуды загнулось иль немощными сделалось? Сто? Двести? Вы ж купец, должны счет знать! И все за царя, за веру, да?
– Да ты…
Нганук подал знак «замри» и правитель, хоть и был пленным, команду выполнил. А мне стало почти стыдно: вот ведь забылся и устроил диспут на тропе войны, словно мы по бульвару гуляем!
Индеец, похоже, заметил не засаду в кустах, а что-то интересное на море. Я стал всматриваться в том же направлении – похоже, вдоль берега в нашу сторону двигалось большое индейское боевое каноэ. Минуты через три его стало уже хорошо видно – десять гребцов, не менее трех пассажиров, в воде сидит очень глубоко.
– Скаутлелт или Катлиан, – уверенно сказал Нганук. Надо полагать, он сумел разглядеть резную фигурку на носу лодки.
– Что делать вождям под пушками русских?! – удивился я.
– Не знаю… До их пушек далеко. Смотри!
Да, похоже, вдали начало развиваться некое действо. От «Невы» отделилась большая лодка или баркас. Эта штука, кажется, не уступала размерами некоторым компанейским судам, стоящим на рейде. Данное плавсредство сначала шло наперерез индейскому каноэ, а потом пристроилось ему в кильватер. Весел на нем было как ног у сороконожки, и расстояние едва заметно сокращалось.
Минут пять мы смотрели на эту гонку – перегруженное каноэ явно проигрывало в скорости, но совсем немного. Обогнув пологий мыс, оно под острым углом пошло к берегу и скрылось за верхушками кустов. Нганук отбежал в сторону – к кривой разлапистой лиственнице, одиноко торчавшей на каменной глыбе. Он подпрыгнул, ухватился за ветку, подтянулся и некоторое время висел в такой позе, пытаясь, вероятно, рассмотреть, что происходит с каноэ. Впрочем, необходимость в этом вскоре отпала – индейская лодка вновь удалилась от берега и продолжила свое движение. Проделанный маневр, вероятно, стоил ей пары сотен метров расстояния от преследователей. Те, вероятно, сочли дистанцию приемлемой для стрельбы – с баркаса друг за другом хлопнуло три ружейных выстрела, следом за ними бухнула маленькая пушка, установленная на носу. Индейцы ответили двумя выстрелами. Их каноэ вот-вот должно было свернуть за мыс и скрыться на некоторое время от преследователей.
– Кого-то высадили, – сказал Нганук, подходя к нам. – Если он захочет попасть в крепость, то пойдет здесь.
– Если этот «кто-то» – вождь… – задумчиво пробормотал я. – Ты уверен, что ему нужно нас видеть?
– Почему нет?
– Потому что Нганук – великий воин! Помощь всякой нечисти ему не нужна! Ты должен быть сильным сам по себе. Может быть, я еще приду тебе на помощь.
– Правитель?
– Отдай его мне.
Кажется, настал момент истины – глаза в глаза.
– Так будет лучше для всех киксади, – медленно проговорил я, вкладывая в слова всю силу внушения, на которую был способен. – И пусть люди не знают, что он в плену.
– Ты…
– Да. Я обещал помогать тебе и сдержу слово.
Индеец отвел взгляд, а потом посмотрел куда-то мимо меня.
– Сюда идет Катлиан.
– Узнал его?
– На нем шлем ворона.
– Шлем… Значит война уже началась?
– Да, наверное, это так.
Словно в подтверждение его слов, издалека донеслись звуки ружейных выстрелов, вновь бухнула пушка. И вдруг воздух дрогнул. Мгновение спустя донесся звук, похожий на хлопок огромного воздушного шарика. Над лесистым мысом, за которым скрылась погоня, вспухло дымное облако.
– Однако… – растерянно пробормотал я. – Что-то у кого-то рвануло.
– Вождь уже близко, – шепотом сказал Нганук. – Уходите.
– Да некуда вроде! Вон, за камнями посидим. А ты пойдешь с ним?
– Не знаю.
– Ну, прощай, на всякий случай.
– И тебе удачи, куштака.
Александр Андреевич колошского языка не знал, однако в ситуации, кажется, вполне разобрался. Во всяком случае, его не пришлось уговаривать пробежаться два десятка метров до укрытия.
