Глава 21. Ну, что, затеем пятилетку?
Прошли майские праздники, и в печати появились материалы очередного Пленума ЦК РКП(б). Вопрос о кадрах, в отличие от известной мне ранее реальности, оказался, как и обещала Надежда Константиновна, в повестке дня. Какие уж там были дебаты, я не знаю — надо будет потом либо у нее, либо у Троцкого поинтересоваться, но кое-что из наших предложений прошло. Что касается моих первоначальных соображений, то обкорнали их довольно заметно. По высшей школе никаких решений вообще пока не принято. Хорошо хотя бы то, что в постановление записали пункт: «Наркомпросу СССР (тов. Луначарский) разработать предложения по совершенствованию системы высшего образования применительно к предстоящим задачам социалистического строительства». Значит, тут еще можно побарахтаться.
Вот принципиальная директива о переходе к всеобщему бесплатному начальному образованию была дана, и теперь на майской сессии ЦИК СССР это решение должно принять силу закона. Были одобрены и предложения по расширению каналов финансирования системы подготовки трудовых резервов. Хотя моя идея о создании всесоюзного органа по профессиональному образованию так и не прошла, — удовлетворились уже принятым ранее решением о преобразовании Глафпрофобра Наркомпроса СССР в Комитет трудовых резервов при Наркомпросе, — все же и такое повышение статуса, пусть и небольшое, было шагом вперед. Да и тот факт, что во главе нового комитета встал член Политбюро (пусть и подутративший свой былой политический вес), несколько добавлял ему авторитета.
Пассажи о кадрах из речи Сталина на прошедшей партконференции так же не остались втуне, и в резолюции Пленума значился пункт о расширении системы технического и экономического образования хозяйственных кадров, как с отрывом, так и без отрыва от производства, и были повторены слова председателя Совнаркома о том, что это партийных долг наших хозяйственников. Было также указано о необходимости создать систему персонального прикреплении групп молодых выпускников вузов к старым специалистам на стажировку для передачи практического опыта. К моему удивлению, Пленум не прошел и мимо моих собственных инициатив — резолюция о подготовке кадров содержала слова: «Смелее направлять молодых рабочих от станка, проявивших себя в работе производственных совещаний, рабочих комиссий качества и рационализации производства и хозрасчетных бригад, на учебу в высшие и средние специальные учебные заведения по соответствующему профилю». Так, раз хозрасчетные бригады упомянуты в резолюции Пленума ЦК в позитивном ключе, это снимает часть беспокойства за их судьбу.
Что пока осталось в совершенной неприкосновенности — так это дурацкие педагогические эксперименты в области школьного образования. Идея покончить хотя бы с самыми одиозными и непродуманными из этих экспериментов была встречена в штыки еще на уровне Наркомпроса, и дальше не пошла. Не натешились еще…
Итак, кадровый вопрос, пусть и не с таким размахом, и не таким темпами, как хотелось, все же немного двинулся вперед. Никакого пороха, я собственно, тут не выдумал, а лишь немного ускорил и расширил те решения, которые и без того были бы приняты, как это случилось в моей реальности. Но тут именно такая ситуация, когда поспешать медленно не годится. Нужно подойти к исчерпанию резервов прежней нэповской хозяйственной политики и к неизбежному крутому повороту с заделом хоть немного побольше. Тогда и поворот будет не столь крут, и дров таких, надеюсь, не наломаем.
Собственно, тот документ, над которым я начал работать перед майскими праздниками, как и должен был обеспечить подход к крутому перелому уже с более или менее ясным представлением о том, что именно потребуется сделать. Теперь черновой проект готов, и нужно в который раз напрашиваться на прием к Дзержинскому. Со своим непосредственным начальником, Манцевым, я уже поговорил. Василий Никитович, конечно, мужик хороший, и палки в колеса мне не ставит, но вот влезать в существо тех моих предложений, которые замахиваются на большую экономическую политику, и определяться по отношению к ним — поддержать или отвергнуть — совсем не горит желанием. Пройти же мимо Дзержинского, во-первых, не позволяет мой служебный статус, и, во-вторых, что более важно, Феликс Эдмундович хотя и не теоретик (вроде Бухарина или Преображенского, способных выдвигать любопытные концепции), но обладает немалым практическим чутьем в хозяйственных вопросах. Вот и надо мои теоретические соображения испытать на оселке его хозяйственного опыта. Если пройду этот фильтр — значит, можно двигать родившиеся идеи дальше, на самый верх.
Сегодня, вопреки обыкновению, председатель ВСНХ СССР принял меня с утра. Видимо, именно поэтому он не выглядел усталым и подавленным грузом забот, и даже спросил меня со смешком:
— Вижу, Виктор Валентинович, вы решили нас порадовать очередными своими сногсшибательными идеями?
— А что делать, Феликс Эдмундович? — принимаю его слегка игривый тон. — Время сейчас такое, что без сногсшибательных идей нам не обойтись. — И, тут же переходя на серьезный тон, продолжаю:
— Хозяйственное наследство, доставшееся нам от прежнего режима, близится к исчерпанию, и нам необходимо своевременно определиться, каким курсом мы сможем теперь продвигаться вперед, иметь ясный план развертывания социалистической реконструкции промышленности.
— Это очевидно, — тут же реагирует Дзержинский, — хотя, к сожалению, еще не для всех.
Только сейчас сообразил — я же чуть не слово в слово повторил слова из его собственной записки, которую ему еще предстоит направить в ЦК через год! Тем лучше — раз высказанная мною мысль созвучна его собственным, пускай пока еще и неоформившимся.
— На что мы можем опереться, выдвигая такие далеко идущие цели? Во-первых, на план ГОЭЛРО. Этот план не утратил своей актуальности, и его наметки должны быть выполнены. Но сегодня ясно, что одними трудами комиссии ГОЭЛРО нам уже не обойтись. — Феликс Эдмундович слушает внимательно, пока не порываясь задавать вопросы или возражать. — И хозяйственная обстановка сейчас резко отличается от той, что была в 1920 году, и задачи, которые стоят перед нами, можно теперь сформулировать гораздо резче и отчетливее.
— Вторая разработка, которую можно использовать — это труды ОСВОК. Надо сказать, что специалисты ОСВОК проделали весьма профессионально грамотные расчеты, которые могут лечь в основу великолепно проработанного плана (если добавить к нему отсутствующие пока расчеты по зарплате и некоторым другим финансово-экономическим показателям). Единственный недостаток такого плана в том, что он никуда не годится. — Дзержинский вскидывает голову и пристально смотрит на меня. Такое утверждение оказалось для него явно неожиданным и наверное, не слишком приятным, поскольку формально он сам является руководителем ОСВОК. Тороплюсь пояснить свое заявление, чтобы не оставить его голословным:
— Судя по уже имеющимся материалам, этот план явно не нацелен на преобразование нашей хозяйственной системы, а лишь на продолжение той траектории развития, которая задана еще дореволюционными пропорциями. Ваш заместитель, Пятаков, тоже не согласен с позицией большинства специалистов ОСВОК. Но что он предлагает в виде альтернативы? Юрий Леонидович хороший организатор и администратор, но не очень ответственный экономист и слишком увлекающийся политик. Он позволяет себе попасть в плен идеологического догматизма и политического авантюризма, считая, что одним лишь волевым нажимом можно выкачать средства на рост и развитие производства и тем самым обеспечить нужные темпы развития. — Похоже, моя филиппика против Пятакова не вызывает у председателя ВСНХ немедленного отторжения. Однако он не преминул вставить вопрос:
— Критиковать все горазды. А конкретные деловые предложения у вас есть?
Не останавливаясь, продолжаю:
— Единственно реальная постановка вопроса состоит в том, чтобы, используя преимущества плановой системы, максимально мобилизовать внутрипромышленные накопления, сконцентрировать их на создании современных отраслей промышленности, что расширит возможности технической реконструкции хозяйства, способной дать заметный рост производительности. На основе этого роста мы получим новые дополнительные источники для обеспечения дальнейшего технического прогресса промышленности. Разумеется, здесь чрезвычайно важно не упустить из виду настойчивое продолжение работы по рационализации промышленности, подъему качества продукции, проведению режима экономии, по изгнанию всяческой бесхозяйственности. Иначе мы можем бездарно растратить и без того не слишком великие ресурсы, и не получить того результата, на который вправе рассчитывать.
Дзержинский реагирует на эти слова немного нервно:
— Я уже не один год толкую об этом. Принято немало резолюций и насчет качества, и насчет режима экономии, и о борьбе с накладными расходами, и о прочем в том же духе, но дело едва-едва движется. Может быть, вы подскажете, каким волшебным способом можно столкнуть этот воз с мертвой точки?
— Мне известен только один способ, — высказываюсь в ответ с полной категоричностью, — на который может рассчитывать социалистическое государство в решении таких проблем. Мы должны опереться на самую широкую инициативу снизу, вовлечь в это дело массу рядовых рабочих и специалистов.
— Дорогой ты мой, — в голосе председателя ВСНХ прорезаются иронические нотки (сразу вспоминается знаменитое ленинское «батенька…»), — и на сей счет говорено уже сверх всякой меры, и резолюций написан целый ворох. И сам я чуть не на каждом собрании о том говорю — да вот толку нет. Ни хозяйственники, ни профсоюзы как-то не загораются желанием взвалить на себя этот груз.
— А чего вы хотели, Феликс Эдмундович? Если все экономические проблемы решать путем нажима сверху — руководящие органы давят на хозяйственников, те, в свою очередь — на рабочих, то откуда здесь взяться инициативе? Потому и оживить производственные совещания толком не удается: поговорить-то о насущных вопросах на них можно, а дальше что? Так на пустую говорильню никого и не затащишь — ни рабочих, ни специалистов, ни хозяйственников, сколько ни взывай к пролетарскому сознанию одних, профессиональной гордости других и партийной совести третьих. — Одним этим критическим выпадом, конечно, ограничиваться нельзя, и под конец своей тирады выдаю нечто более конструктивное:
— Если мы хотим действительно пробудить инициативу, то рабочих надо заинтересовать. И не одним только рублем, хотя и здесь надо навести порядок. А то у нас вместо заинтересованности получается перетягивание каната: хозяйственники ужесточают нормы и срезают расценки, а профсоюзы упираются. Всерьез же вопросами производительности, качества и рационализации производства не занимаются ни те, ни другие.
— Заинтересовать, заинтересовать… — бурчит Дзержинский. — Это всего лишь слова. А что вы конкретно предлагаете?
— Во-первых, привязать заработки и рабочих, и специалистов, и хозяйственников к конкретным показателям роста качества и снижения себестоимости, — ответы у меня уже давно готовы. — Во-вторых, дать рядовым работникам определенные права в решении вопросов на местах, и вот уже эти права соединить с ответственностью, в том числе и рублем. Когда и у рабочего, и у спеца, и у хозяйственного руководителя будет право — у каждого на своем уровне — принимать решения и отвечать за них, вот тогда и инициатива проснется.
— Красиво излагаете, Виктор Валентинович, — мой начальник глянул на меня со своим «фирменным» прищуром. — Но как ваши прекрасные идейки пощупать, так сказать, во плоти?
— Вы знаете, что делается на Брянском паровозостроительном? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Это на «Красном Профинтерне»? Кажется, у них была какая-то свара с Цектраном и руководством ГОМЗы, — председатель ВСНХ немного мрачнеет.
— Эх, Феликс Эдмундович, Феликс Эдмундович! — качаю головой. — Свою же статью о хозрасчетных бригадах позабыли! А в них все дело. Что же до свары, так чиновникам, — что из главка, что из профсоюза, — не по нраву, когда брянцы своими успехами отсвечивают, и на этом фоне не блестящее положение на других заводах становится особенно заметным. На «Красном Профинтерне» в этом году, сразу вслед за коломенцами, освоен выпуск новых пассажирских локомотивов СУ (причем они и в проектировании принимали участие), начинается выпуск усовершенствованного грузового паровоза Эу, в строительстве паровозов освоено применение электросварки, заканчивается строительство цеха большегрузных вагонов, готовится выпуск вагонов для электропоездов, за счет средств завода работает вечерний рабочий техникум, а буквально на днях брянцы выступили с инициативой организовать на базе своего завода институт транспортного машиностроения. И при всем этом за прошедший год себестоимость продукции они сократили на 17 % и почти на четверть подняли выработку. Практически исчез брак!
— То-то, смотрю, за них Ян Эрнестович так вступился, — задумчиво произнес Дзержинский.
— Еще бы наркому путей сообщения за них не вступиться! Поставки паровозов выросли, объем и качество ремонта локомотивов и вагонов — тоже. — Однако что-то мы увлеклись. Надо ведь еще немалый круг проблем затронуть. — Но это только одно из направлений работы по подъему эффективности нашей промышленности. Есть еще целый ряд весьма жгучих проблем, — и перехожу к весьма болезненному для моего собеседника пункту:
— Полагаю, что ни в коем случае не следует поддаваться искушению увеличить капиталовложения одним росчерком пера. Нельзя идти на подрыв стабильности рубля и делать ставку на инфляционное финансирование бюджета (за пределами умеренной, в несколько процентов, инфляции). В этом Сокольников, к сожалению, совершенно прав. В чем он не прав, так это в своем преувеличенном ведомственном усердии. В погоне за сбалансированным бюджетом и стабильным рублем он стремится резко ограничить масштабы эмиссии, а для этого пытается существенно занизить возможности расширения нашей промышленности. Но вот за реальные пределы роста производства и нам выскакивать не стоит.
— Сокольников нас без ножа режет! — в сердцах воскликнул Феликс Эдмундович. — Металлопромышленность по-прежнему отстает, а новые заводы, средства на строительство которых едва удалось выцарапать после страшной драки в ЦК, когда еще вступят в строй!
— И, тем не менее, увлекаться раздуванием бюджетных ассигнований и кредита не стоит. Это очень рискованный путь. Нужно искать другие источники, — пытаюсь успокоить страсти.
— Какие же? — все еще немного нервно спрашивает мой начальник.
— Одной борьбой за рационализацию и режим экономии не обойтись. Нужно менять налоговую систему, — на этом мне нужно настоять обязательно. — Необходимо обеспечить централизацию в руках государства более значительной части прибыли предприятий, нежели сегодня. Придется их, грубо говоря, маленько ограбить. Но и совсем лишать наши заводы собственных капиталов нельзя. Хотя бы средства амортизационного фонда нужно по большей части оставить в их руках. А то мы на новое строительство средства наскребем, а старые заводы тем временем у нас начнут рассыпаться. Тришкин кафтан получится, — с содроганием вспоминаю последствия налоговой реформы 1930 года, обчистившей предприятия чуть не догола.
— И еще один момент: бюджетные капиталовложения ни в коем случае не должны выступать в виде манны небесной, выпрашиваемой у Центра, — едва не упустил эту деталь, а она может очень дорого обойтись. — Тогда все будут на Совнарком, Госплан и Наркомфин наседать, чубы друг другу драть за эту благодать, и никакого бюджета не хватит удовлетворить всех — получив малую денежку, будут гигантские стройки начинать, а потом требовать вдесятеро больше, чтобы эти стройки закончить, аргументируя по принципу «не пропадать же добру». Поэтому: кто деньги под капстроительство из Центра получил — должен головой отвечать за то, что все запланированное за эти деньги будет сделано. Тех, кто будет просить сверх сметы — снимать к чертовой матери. Смету всегда превышают, это неизбежно, но будьте добры недостающие вложения за счет средств собственного ведомства изыскать. Тогда не будут народные деньги расхватывать, как дармовщинку.
— Интересный подход, — «железный Феликс» даже улыбнулся.
— А как же? — удивляюсь я. — Не то получится, что у нас хозяйственник будет цениться не за рачительное использование государственных ресурсов, а за умение выдрать своему ведомству побольше денег. Как в боярской думе — кто ближе к царю сидит, тому и почет, и блага всяческие.
— Да, эта болезнь у нас уже успела далеко зайти, — сокрушается Дзержинский, сразу посерьезнев. — От ответственности бегают, волокитят, пустяковые вопросы друг на друга спихивают, а бюджетный пирог готовы лопать так, что только за ушами трещит. Капиталисты, вон, каждый из них свои деньги имел, и сам за дело ответственен. А у нас… — он в сердцах махнул рукой.
— Об этом еще скажу, — перевожу разговор в другое русло. — Теперь следующее. Какие бы серьезные внутрипромышленные накопления мы ни смогли бы собрать в своих руках, их одних все равно не хватит. Чтобы обеспечить реконструкцию всего народного хозяйства на передовой технической базе, придется затянуть пояса. Мы будем вынуждены пойти на замораживание уровня потребления промышленных рабочих. При этом в абсолютных размерах производство предметов потребления, как и фонд зарплаты должны значительно вырасти просто из-за неизбежного большого количественного увеличения контингента рабочей силы в промышленности.
— У нас и так зарплаты невелики! — возмущается председатель ВСНХ. — Как можно надеяться на какой-то трудовой подъем, если еще и заработок рабочим заморозить?
— А тут и думать нечего! — резко возражаю ему. — Если вложиться в создание с нуля десятков новых, современных отраслей промышленности, добиваться самообеспечения всего народного хозяйства машинами и оборудованием, то средства на подъем народного благосостояния взять будет просто неоткуда. Ведь тысячи новых заводов придется построить в кратчайшие сроки! Это уже потом, когда новые отрасли заработают, дадут отдачу, обеспечат общий рост производительности, мы сможем часть достигнутого результата обратить на рост доходов рабочих и крестьян.
— Кстати, о крестьянах, — продолжаю вываливать на Феликса Эдмундовича одну проблему за другой. — Необходимый нам колоссальный подъем промышленности упирается не только в нехватку капиталовложений. Их-то, думаю, наскребем, в конце концов. Нас село держит за фалды. Сколько бы ни содействовать росту его производительности, на основе мелкого крестьянского хозяйства существенных результатов мы не получим. Нам неизбежно надо переводить его на рельсы крупного общественного производства, потому что без этого не обеспечить комплексную механизацию основных производственных процессов в земледелии. Значит, создавая новую промышленность, — подвожу своего руководителя к тому, что касается прямо его епархии, — мы должны заложить в ее структуре почетное место для сельскохозяйственного машиностроения, иначе не сможем обеспечить бурный рост промышленности ни сырьем, ни продовольствием.
— С сырьем у нас большие проблемы, это так, — соглашается мой собеседник, — но главная сложность состоит в оплате заказов оборудования из-за рубежа. Экспортные доходы у нас пока скудные, да и заключить контракты на поставки современной техники непросто. С кредитами тоже далеко не всегда выходит.
— Это вы мне рассказываете? — неподдельно удивляюсь. — Я же в Наркомвнешторге как раз на импорте и сидел, так что все это мне известно не понаслышке. Сейчас мы основные экспортные доходы получаем от вывоза сельскохозяйственного сырья, леса и зерна, и, значит, программа индустриализации страны должна в значительной мере учитывать потребности механизации сельского и лесного хозяйства. На селе в первую очередь нужно механизировать производство технических культур — экспортных и импортозамещающих, а также зерна. И вот еще, — вспомнил в последний момент, — у чехов сейчас трудности, и они распродают большое количество промышленного оборудования. Не самое современное конечно, но нам и это сгодится, тем более, что обойдется гораздо дешевле нового. Да и специалистов оттуда можно пригласить.
— Да, Виктор Валентинович, умеет вы задачки накидать, — вздыхает Феликс Эдмундович. — И ведь по всему видно, что от этих задачек нам не отвертеться. Но вот как поднять их все разом — пока не представляю.
— А на что мы плановое хозяйство в СССР налаживаем? — стараюсь развеять его сомнения. — Нам нужен конкретный долгосрочный план, план социалистической реконструкции всего народного хозяйства, увязывающий развитие старых и создание новых отраслей, перевод сельского хозяйства на рельсы кооперативного производства, и расчет необходимых для этого маневров капиталовложениями, налогами, бюджетом, политикой заработной платы.
— Чтобы такой план составить, нужны определенные и авторитетные партийные директивы, — тут же ставит вопрос в политическую плоскость Дзержинский.
— Верно! Вы кандидат в члены Политбюро, тут вам и карты в руки, — и добавляю:
— Заодно эти директивы должны предусматривать тот переход на режим широкой инициативы и персональной ответственности, по поводу которого, полагаю, у нас с вами полное согласие. Кроме того, такой план, чтобы быть действительно планом социалистического строительства, должен быть общим делом всех трудящихся слоев населения — от батрака до специалиста. Для этого, повторю свою мысль еще раз, он должен, во-первых, отвечать их интересам, и, во-вторых, обеспечивать их реальную сопричастность к решению вопросов хозяйственного строительства.
Время близится к полудню, и в окна кабинета председателя ВСНХ СССР начинают бить косые лучи яркого майского солнца. Дзержинский встает и подходит к окну, смотрит некоторое время перед собой, туда, где высится здание ЦК на Старой площади, а потом поворачивается ко мне:
— Повестка дня XIV съезда уже определена. Седьмым пунктом там поставлены очередные вопросы хозяйственного строительства, и докладчиком назначен товарищ Каменев… — Феликс Эдмундович на некоторое время замолчал, так и недосказав начатое, а затем продолжил:
— Каменев или не Каменев, а вопрос о перспективном плане социалистической реконструкции народного хозяйства СССР, думаю, можно будет в рамках этого вопроса поднять и обсудить. Лишь бы склоки на съезде не случилось, а то придется вместо деловых вопросов мозги вправлять… — он снова замолчал, не желая вдаваться в объяснения по поводу своих опасений насчет партийной склоки.
— Феликс Эдмундович! — прерываю его размышления. — Тут еще ряд вопросов есть, которые носят очень острый характер. Нам ведь нужно не только, чтобы были построены новые заводы. Нужно, чтобы из России нэповской стала Россия социалистическая.
— Это вы о вытеснении частного капитала? — уточняет он.
— Как раз это я считаю не самым главным. Если решим основные вопросы, то уж проблемы с частником решатся едва ли не сами собой.
— Что же вы считаете основными вопросами? — Дзержинский весь подается вперед, впиваясь в меня пристальным взглядом.
Вот тут я иду на беззастенчивый плагиат у самого Дзержинского, вспоминая его предсмертные письма 1926 года:
— Главный вопрос всего нашего хозяйственного строительства для меня — это преодоление разрыва между рядовыми тружениками и государственным аппаратом, то есть вопрос о бюрократизме. Если мы не сумеем шаг за шагом сокращать этот разрыв, то получим не только снижение эффективности управления экономикой, но угрозу самим основам социализма. Я прекрасно понимаю, что его преодоление не есть вопрос некой краткосрочной политической кампании. Бюрократизм пустил прочные корни в силу нашей культурной отсталости, а потому сохранится еще на очень длительный ряд лет. Для начала его надо хотя бы загнать в рамки и упорядочить: покончить с волокитой, безответственностью, раздутой и запутанной отчетностью и т. д. Полагаю, что объединенный наркомат ЦКК-РКИ должен разработать регламенты исполнения административно-управленческих функций и систему контроля за их соблюдением.
— Регламентами мы бюрократизм не поборем, — скептически бросает Феликс Эдмундович, — эта братия найдет, как любой регламент обойти.
С этим трудно не согласиться:
— Так регламенты здесь — лишь необходимое подспорье. Главное — заинтересовать рядовых работников в самостоятельном участии в решении хозяйственных вопросов. Как это сделать — я уже говорил. Тут все упирается в практическое продвижение выдвинутых предложений. Сумеет мы пробиться через бюрократические рогатки и шаг за шагом увлечь за собой рабочую массу — будет у нас социализм не на словах, а на деле. Не сумеем — получим нечто вроде государственного капитализма, в чем нас крайне левые не устают обвинять. Хотя сами они горазды только кричать о гибели революции, и дельного практически ничего не предлагают, но, к сожалению, главную опасность они чуют верно, — добавляю под конец.
— Эти любители революционной фразы годны только политическую трескотню разводить, — гневно бросает Дзержинский, — а практической работы от них не видно!
— Вот именно! — подхватываю эту мысль и выворачиваю ее по-своему. — А нам нужна неустанная практическая работа по вовлечению масс в самостоятельное решение вопросов социалистического строительства. Без этого нельзя решить проблему подбора и выдвижения кадров хозяйственников по деловым качествам. Нам важно не то, насколько рьяно тот или иной руководитель или специалист кричит о преданности генеральной линии партии, а как он решает практические вопросы развития хозяйства.
— Виктор Валентинович! — в сердцах восклицает председатель ВСНХ. — Да я за это воюю неустанно! Но у нас все больше политическую преданность ценят, да анкету, а не деловые качества. Спецов едва ли не всех держат под подозрением, как чуждый элемент, сколько я ни бьюсь против этого…
Феликс Эдмундович сделал паузу, потом негромко проговорил, как будто потеряв нить разговора:
— Вчера Борис Савинков с собой покончил. Я его собирался взять на работу к нам, в ВСНХ, но наверху все никак не могли придти к единому мнению. Вот он и сорвался… Как был, так и остался позер и индивидуалист.
Мне сказать на это было нечего. Вряд ли этот недоучившийся юрист стал бы особо ценным приобретением. Борис Викторович конечно, обладал кипучей энергией, личной смелостью, немалым обаянием, но его достижения на почве организаторской работы были весьма скромны. Все дела, за которые он брался, с треском провалились — начиная от отсутствия хотя бы одного удачного теракта, совершенного Боевой организацией эсеров в тот период, когда ее возглавил Савинков, через цепь сплошных неудач в его борьбе с большевиками — что при Керенском, что в «Союзе защиты родины и свободы», что у Колчака, что у Булак-Балаховича, — и заканчивая его последним фатальным провалом…
Дзержинский как будто очнулся от каких-то своих потаенных мыслей и спросил:
— Я, кажется, прервал вас, Виктор Валентинович?
— Мне осталось совсем немного, — замечаю в ответ. — Надо обратить внимание на состояние нашей торговли. Кооперация наша все еще сидит на государственных дотациях, а в благодарность за это раздувает накладные расходы, и, соответственно, задирает цены.
— Вот-вот, — поддержал меня собеседник, — все склоняем насчет ее социалистичности, а она все на помочах, и лупит потребителя, не стесняясь.
— Думаю, тут партийным окриком дело не решишь. Сам потребитель должен быть организован, чтобы кооперация не злоупотребляла монопольным положением, — и разъясняю свою мысль:
— Во-первых, нужно активнейшим образом затаскивать потребителя в низовые органы кооперации, не только дав им права по ревизии расходов и определению ассортиментной политики, но и поддержав их практическое осуществление помощью специалистов из ЦКК-РКИ. Во-вторых, нужно и в промышленности создать противовес монопольному положению некоторых синдикатов и трестов, создав объединения потребителей различных видов продукции.
— По последнему пункту пока не готов сказать ни да, ни нет, — отозвался Феликс Эдмундович. — Это надо обдумать.
Поерзав на жестком стуле (не зацепиться бы штанами за гвоздик, немного выступивший над поверхностью!), — право слово, засиделся уже, вот и собственный зад об этом сигнализирует, — веду разговор к концу:
— Пока эта ситуация не исправится, нам не стоит торопиться с вытеснением частника, ибо он составляет единственный конкурентный противовес монопольному положению организаций госпромышленности и кооперации, — на этом месте делаю акцентированную паузу. — И последнее. Составление перспективного плана, скажем, на пять лет, даже если будет определенная директива съезда, — дело заведомо не быстрое. Еще более не быстрое дело — подготовить все необходимые условия для перехода к развернутой технической реконструкции по всему фронту народного хозяйства. Вот на этот подготовительный период нужно сконцентрировать наши усилия в области производства на трех важнейших направлениях, — и начинаю перечислять:
— Первое — расширение производства металла. Не буду на этом останавливаться, потому что вам эта проблема известна гораздо лучше, чем мне. Второе — расширение производства тракторов и сельхозмашин. Нужно всеми силами форсировать начало строительства уже проектируемого завода сельскохозяйственного машиностроения в районе Ростова-на-Дону и строительство тракторного завода. Начинать надо уже в этом году, в крайнем случае — в следующем! И третье — нужно подготовить резкое расширение производства стройматериалов, строительных машин и механизмов, а так же специалистов и квалифицированных рабочих для капитального строительства. Все сказанное мною достаточно конкретно сформулировано в переданной вам записке, — хлопаю ладонью по картонной папочке, лежащей на столе, и поднимаю глаза на Дзержинского.
— Боюсь, что многих покоробит столь резкая постановка ряда вопросов, — задумчиво произносит мой визави. — И не сыграем ли мы на руку оппозиции, всем этим Шляпниковым, Сапроновым и прочим, кто любит ловить рыбку в мутной воде?
— Напротив! — немедленно восклицаю в ответ. — Если мы будем не стенать о наших недостатках, а прямо и открыто выставим конкретную программу борьбы по их преодолению в ходе развертывания социалистической реконструкции народного хозяйства, то оппозиция будет просто раздавлена этими целями. Разумеется, если мы не заболтаем выдвинутые задачи, а примемся работать, засучив рукава.
Председатель ВСНХ снова задумался. Теперь снова стал виден тяжкий груз забот, упавший на его плечи. Через минуту он очнулся от своих дум, и промолвил:
— В любом случае о пятилетнем плане социалистического строительства надо всерьез говорить на Политбюро… — и, вставая, протянул мне руку:
— Озадачили вы меня, Виктор Валентинович, право слово, озадачили. Но, может быть, это и к лучшему. Похоже, наши болезни без хирургии не вылечить. Надо решаться.
Пожимая мне руку, он добавил:
— До свидания. Буду держать вас в курсе дела. Если решение будет принято, запрягу вас так, что еще пожалеете об этой своей записке, — и на губах Дзержинского мелькнула мимолетная улыбка.
Предупреждаю сразу: эта глава не стыкуется по содержанию с черновым вариантом предыдущей, потому что 49-я глава подверглась тотальной переработке (а переработанный вариант я не выкладываю)