Глава 21

   Две фигуры кружили на дружинном дворе, поочередно пробуя пробить защиту друга друга. Одинакового роста, сухощавые и жилистые, они уверенными четкими движениями срывали атаки друг друга, принимая меч противника на голомень, либо отводя в сторону умбоном круглого щита, а потом резко разрывая дистанцию. Неожиданно тот, чья русая борода была испещрена седыми клочьями, резко ускорился и, сделав вид, что бьет ближе к центру, перевел удар правее, целя в незащищенный бок. Однако противника в этом месте уже не оказалось. Тот сместился в другую сторону и замер, касаясь лезвием ноги седого.

   - И пошто ты раскорячился посередь двора, а? Ну, коснулся бы ты меня, а далее? На мне не кольчуга, а бронь дощатая. Ты ее и дареным мечом не прорезал бы с такого размаха. Пару ребер разве поломал, аже стоял бы я на месте. А я на твоей ноге, что выставил ты всем на обозрение, подколенную жилу бы подрезал. Нагавицы на тебе не вздеты, да и те при желании прорезать можно. А без ноги ты ужо не жилец на этом свете. Добьют в один миг.

   - И что мне делать надобно было тогда?

   - Ногу свою не забывать где не попадя... Как вон Фаддей поршни свои в Переяславке оставил перед сеновалом... И ладно бы молодуху какую без мужа, так дочку ее собрался лапать. Мать то, как стемнело, вышла во двор, полезла дочку проверить на кой то ляд, глядь, а внизу поршни стоят...

   - Ну, и?

   - Ну и отходила теми поршнями да коромыслом Фаддея по утру. На сеновале то уже одна дочка была, спрыгнуть успел хряк этот. Мнится мне, знала та вдовица поршни эти, не раз, видать, привечала. Вот и погнала Фаддея от колодца по всей веси тотчас, как увидала... с криком да гамом на всю округу... Вот и ты... всё прикрыл, а ногу сзади забыл.

   - И, все-таки, если уж я в такую позу встал, что делать то?

   - Против доброго бойца - ништо, ошибка твоя в том, аже ты вес свой полностью на одну ногу перенес. Такое вместно лишь... аже нет рядом с тобой никого, али засыпают все на ходу. А уж коли влип, аки кур во щи, так щитом работай, он не только под меч ставить годится. Им, умеючи то, и зубы покрошить супротивнику можно, а уж толкнуть при ближнем бое, так то аз и буки для воина.

   Становись, Иван, - продолжил он, - покажу, аже щитом меч отводить надобно. Бьешь ты, к примеру, меня острием, а я... сильнее... вот так... край щита подставляю. Умбон то токмо по центру расположен, а венец, он из дерева. Видишь, меч лезвием завяз в кайме? Сей миг щит поворачиваю по оси, и меч твой в сторону уходит, а ты на миг с одним щитом остался. Мыслишь, что далее последует?

   - Что угодно, воевода.

   - Именно. И десницу твою с мечом я слегка вывернул. Можешь и не выдернуть меч одним разом то, хват неудобен стал. Оттого и не отпрыгнешь прытко от удара моего. А он куда угодно последует. Вот... - обманным движением воевода скользнул лезвием вверх и меч прошелся по спине полусотника. - А мог бы и сызнова по коленной жиле, благо, напомню в иной раз, нагавиц не вздеваешь. А делать что надобно в таком разе? Да, щитом ударить на сближение моё. Получить - получил бы, да не прицельно.

   - Так и ты иной раз нагавицы не одеваешь. Вообще, они у вас тут редкость, как я посмотрю...

   - Однако же к новгородцам все дружинные в них вышли. А у кого не было, так тех с отроками болезными в весь отослали. Оттого чуток более времени потратили, бронь то вздевая, да мы не торопились, время тебе дали к ушкую подобраться незаметно. Да и купец, покуда нас ждал, потом и волнением изошелся. Опять же, своей нерасторопностью мы ему неуважение свое показали. Оттого он потом в крике злость свою выплеснул, не думая об ином, а нам то на пользу было.

   - На пользу ли, воевода? С новгородцами схватиться можем...

   - Не думай о сем... Никто не заставлял их ратить нас, в любой миг до того миром могли разойтись, коли у новгородцев желание такое было бы. Окромя того, отпустил бы купец добром деток наших, послав братьев своих за ними... Да хоть откуп бы за них попросил, так все и обошлось бы. А как зыркнул он из-за стола на меня глазенками злющими, да стал предлоги надуманные сказывать, так и понял я, что к сечи надобно их подводить, потому как сами, добром, они отроков не отдадут. Вот и подгадал время, аже выгодно нам было, раззадорив купца словами своими. Ошибся чуток, тянуть потом пришлось, абы лодьи снесло течением аккурат напротив нас. Однако всё получилось. Потому не мысли, есть ли польза али нет. По правде мы своей поступили, за кровь нашу им воздалось, аже первыми они пролили.

   - Да не про то я, а про последствия...

   - И про то, аже случится, не горюй, вои мы... Коли Никифор тот же мыслил бы яко поступить надобно, так отступил бы он от деток. И не заикнулся бы о них, абы новгородцев не раздражать. Тем и кончилась бы весь в скором времени, смердами бы растворилась окрест. А нам не пристало отступать, да и не выжить нам иначе, мыслю я. Тем паче, смерть с нами рядышком прошлась, ажно волосы у нас взъерошила. И токмо дерзость твоя от нас ее отворила. Мыслю, и далее так же поступать должны. А вот как поправить разлад наш с новгородцами, помыслить крепко надобно. Собраться советом и помыслить.

   - Согласен я с этим, Трофим... А вот коли не отдали бы детишек нам, а? И стрелы метать не стали бы. Сказали бы, неча вашим отрокам разгуливать без сопровождения, сами виноваты... Али выкуп такой заломили, что не смогли бы мы заплатить его?

   - Пришлось бы по Правде Русской судиться с ними, в Новгороде... Понял я, понял, что за спрос у тебя... Не отпустил бы я новгородцев с отроками отсель... Не каждый бы меня поддержал в том и отвечать бы за такие деяния не миром всем пришлось бы, а каждому токмо за себя... На лодье бы их в верховьях перехватили. Но опять же с теми, кто сам вызвался бы на такое дело...

   - Не всякий воевода за деток так бы жизнями ратников своих рисковал... Не говоря уже о своем животе. Мнится мне, не ценятся у вас дети, пока в возраст не войдут.

   - Согласен, один я такой. Свезло тебе со мной, Иван... Да ты сказ о моей жизни слыхал, поймешь, аже я в такой миг Марушку свою вспоминаю. И тех же спасенных детей Петра...

   - Это да, повезло мне, что мыслим мы схоже... Да и делаем так же... Ты мне вот еще о чем скажи... Щиты у вас при стычке с новгородцами высокие были, с перегибом... двухскатные, что ли. К телу плотно прилегают, стрелами не взять. Так что, нагавицы вроде и не нужны были?

   - Ты молви еще, аже и меч с собой брать не надобно, раз из ножен доставать не пришлось. Как бой тот прошел бы, гадать токмо можно было. Не были бы мужи новгородские столь уверены в силах своих, так и не кинули бы разом стрелы в щиты наши, надеясь пробить их. Хоть и поранили при том одного, в упор все же били...

   - А что бы делали тогда они?

   - Кабы щиты были другие, навесом бы стрелы класть стали, хорошие вои сызмальства к этому приучены. Токмо легче было бы просто держать столь малое наше воинство под обстрелом редким, а ратники тем временем обошли бы, да вырезали нас со спины. Так они и дернулись на то, крайние пошли ужо, когда с лодей вдарили по ним. Но про удар такой и опытный воин не догадается. И мысль не возникнет, аже со спины, где свои токмо стоят, смерть придти может. За тем на ушкуе бдить должны были, да разве им до того было? Уж такое действо им купец устроил, хо-хо... С реки они опасность не чуяли, да и сонными большую часть из них подняли. И то ладно им, что в бронях были, вздеть успели, как нас издалече увидали. Да по три каленых стрелы на воя, со спины, кого хошь уложат. Тем паче, один бил по ногам, а те без нагавиц были, не было их у новгородцев. То ли несподручно им было, то ли иная причина. Лишь батарлыки на ушкуе потом нашли... И то, что знакам тайным воев своих успел научить, абы тишину хранить, зело помогло нам, хоть и попутались они слегка, цели выбирая. А в лесу то доброе дело будет, пригодится в засадах разговоры безмолвные вести.

   - На все случаи жизни знаков не напасешься...

   - Так и в засаде не о бабах болтать, - закончил разговор воевода, в очередной раз приглашая своего полусотника в круг отрабатывать владение мечом.

***

   - Ну, наконец-то, - выдохнул Михалыч, когда зашедший к нему и воеводе на огонек Пычей пересказал свой краткий разговор со старейшинами верхних отяцких поселений.

   Полусотник практически переселился в дружинную избу, лишь иногда заходя в дом к Любиму проведать выздоравливающего Тимку. Сначала он несколько раз задержался у воеводы за долгими разговорами при свете лучины, когда глаза начинали слипаться, а ноги при ясной голове после кружки-другой крепкого меда становились ватными. Доставал овчину из глубокого сундука, благо Трофим уже давно звал его к себе и разрешал невозбранно тем пользоваться, кидал ее как подстилку и с наслаждением вытягивал ноги на широкой и длинной лавке. Помимо ночных посиделок была еще одна причина переселения - в избе, кроме воеводы и Свары, никто не проживал. Петр предпочел ютиться у молодой вдовы, которая с радостью стала заботиться о его детях, не отличая их от своих пятилетних девочек-близняшек. Пользуясь своим положением, он отгородил для своей новой семьи половину полуземлянки, но в остальном его житье ничем не отличалось от остальных дружинных. Те тоже либо осели со своими семьями по "баракам" Переяславки, либо разбрелись по незамужним бабенкам в случае своего холостого положения. Так что, после того, как Свара переехал в Болотное поднимать молодое воинство, поворчав для порядка, что его отослали слишком далеко от местного бабьего неограниченного контингента, воевода приказным порядком переселил своего полусотника к себе, абы скуки не было. Проживала ли с воеводой какая из баб, которые время от времени заходили в избу, чтобы обстирать и накормить живущее там воинство, али он менял их по кругу, Михалыч не спрашивал, а досужие разговоры личную жизнь воеводы старательно обходили стороной. Так что переехал полусотник на новое место жительства без всяких опасений, что того стеснит. Себя же Михалыч тренировками доводил до того, что даже не оглядывался на заинтересованные взгляды лучшей половины человечества. Кстати, и называл женщин он прилюдно так же. Когда же Свара как-то поинтересовался, пошто он баб каких-то лучшими называет, то получил от полусотника встречный вопрос:

   - Тебе кого лучше под кустом тискать - бабу али мужика?

   Свара только хрюкнул в ответ недоуменно, хотя и был наслышан про нравы в полуденных странах.

   - Поэтому они для тебя и лучшая половина, - пояснил Михалыч. - А мы для них.

   Тем разговор и кончился, даже отъезд Свары не уменьшил физическую нагрузку, поскольку тренировки с ним просто перенеслись на новое место. А упомянутые взгляды продолжали ощутимо обжигать ему спину, не вызывая ответной реакции. А что тут поделаешь? Вечером воевода гоняет в доспехе до изнеможения. Не успеешь провалиться в сон, как тут же приходится вставать и в полной выкладке бежать в новую весь. А там обучение рукопашному бою новых ратников и занятия со Сварой. Хорошо, хоть обучение дружинников владению мечом удалось спихнуть на нового наставника воинской школы. Так что, учились в Болотном отнюдь не только дети. До обеда - отроки, после - бородатые охотники, иной раз старше своего учителя. Свара выбирал чем-то приглянувшихся ему ратников, и остаток дня проводил с ними, тупя деревянный меч об их многострадальные головы, прикрытые шлемами, и оттачивая на них свое недоброе остроумие, от чего уже защиты не было. Остальных дружинных полусотник забирал с собой в лес и устраивал им командно-штабные игры. Точнее, делил напополам и давал одной половине задачу овладеть той или иной точкой местности, которая могла находиться в зависимости от фантазий командира либо в чащобе, либо на крыше строящегося дома в новой веси. Другие же должны были либо защищать оную местность, либо мешать атакующим, ставя им препоны по дороге. Такие игрища привлекали нешуточное внимание подростков, по крайней мере, ближе к вечеру, когда многие освобождались от работы и "школьных" уроков Свары. Чуть выползая из болота, через некоторое время отроки уже вприпрыжку облепляли место действия, иной раз игнорируя требования родителей помогать по хозяйству.

   Это пару раз даже приводило к небольшому конфликту между Михалычем и жителями веси. Полусотник пытался вступиться за пацанов, которым чересчур сильно, по его мнению, доставалось от разгневанных отцов. Ну, дал подзатыльник, ну за ухо отвел домой, но бить то зачем смертным боем? Однако обычно почтительные с ним отцы семейств, так недоуменно таращились и огрызались на него, что он предпочитал отходить и помалкивать. Только чуть позже Свара растолковал ему ситуацию, уже привыкнув, что его ученик иной раз не понимает простейших вещей. Оказывается, главы семей вправе и убить непослушного отрока, если тот, не дай бог, огрызнется, дети полностью в их власти. Пожурить пожурят потом за такое в общине, но фатального наказания за такое не будет. И о том, чтобы позволить в семейные дела вмешаться постороннему, речи не было совсем, это просто выходило за все рамки местных представлений. Михалыч покачал головой, оценивая патриархальные нравы, но более перечить в таких ситуациях не стал. Что уж тут поделаешь, леность в молодости действительно в эти времена могла привести к печальным последствиям. Он после объяснений даже стал гонять остановившихся поглазеть подростков, стараясь спровадить их побыстрее домой. Однако, если те клятвенно заверяли его, словами или жестами, что их отпустили на "войнушку", то полусотник сразу привлекал их к "боевым действиям", рассылая в разные стороны и заставляя смотреть со стороны на промашки бородатых дружинников. А таких промашек становилось все меньше. Конечно, мечом многие из них владели с грехом пополам, не дотягивая даже до своего командира, но уж в плане скрадывания и владения луком могли дать фору даже любому из переяславских дружинников.

   - Охотники, едрен батон, - только и произносил полусотник, вздрагивая, когда кто-то из них безмолвной тенью выходил из-за спины. Однако, учения подходили к концу, и Михалыч опять брал руки в ноги и бегом отправлялся в Переяславку, навстречу новым мучениям, на этот раз от воеводы.

   Вот в такой момент беззаботной жизни, начавшийся с многократного натягивания лука для разминки, и законченный пробными выстрелами в бревна тына над головами копошившихся там кур, и зашел Пычей.

   - Наконец-то, - еще раз повторил Михалыч, обернувшись к воеводе, - дождались. Я то думал, Николай меня съест скоро...

   - Дождались, - подтвердил тот, - когда, Пычей, сказываешь, придут они?

   - Утром, старейшины и старшие у воев. А... вы ждали? - недоуменно вопросил Пычей.

   - А як же, - состроил всезнающую физиономию воевода, подмигнув полусотнику.

   - А кузнец то при чем тут? - продолжал свой спрос Пычей.

   - Дык... уголь нужен ему, не справляемся в нужных количествах сами жечь, - рассмеялся Михылыч.

   - А-аа... Токмо не сбираются они под вас идти, хотя и шатается под ними власть. Знахарки нет более, родичей видят токмо тайком, поля убирать некому... Да и новая весь, добрые дома, добыча новая людей мутит, - покачал головой отяцкий предводитель, перечисляя причины смуты.

   - Под нас, Пычей, под нас... - наморщил нос воевода, - что скажешь, Иван, пора Пычею дело сызнова попробовать поручить?

   - Самое время, воевода. Сосновка ему мала, от промышленности... тьфу, от железного дела и сопутствующих работ он отказался, мол, не понимает он ничего, пришлось Фросе поручить... будто она что соображает в тех делах... Там руководить надо, а для понимания Николай есть, остальным ему заниматься покуда некогда. Пусть тогда укрепляет обороноспос... внешние укрепления строит, и шефство над верхними отяками берет. Только на конфликт со старейшинами идти не надо, исподволь власть их подтачивать надобно, чтобы народу ты милей был, чем они. Слушай сюда, Пычей...

***

   Старейшины пришли в парадном облачении. Светлые косоворотки со стоячим воротником, льняной халат с орнаментом, подпоясанный широким кожаным пояском и штаны темно-фиолетового оттенка, заправленные в сапоги. Такой сочный оттенок получали, как потом выяснилось у Пычея, используя ягоды ежевики и кору дуба с дубителем, и нещадно таким цветом гордились. Приняты они были со всеми церемониями. Истобка, где ночевало воинское начальство, была выметена и вымыта до блеска, на пол послали неказистые разноцветные половички, которые достали из глубин того же сундука, где Михалыч разживался овчиной для ночевки. Даже двор был подметен, отчего клубы пыли поутру накрыли с головой скотину, выгоняемую на выпас, и так ближе к воротам бредущую по колено в сером мареве.

   Подошедшие гости по очереди получали чарку с хмельным медом, от которой сперва отказывались и отдавали хозяину, просили выпить прежде них. Воевода прикладывался и передавал мед обратно. После этого отякский старейшина или воин чарку опрокидывал в себя, а Трофим Игнатьич кланялся ему. Не до земли, даже не в пояс, но достаточно глубоко, чтобы показать вежество, намекнув при этом, что воевода стоит ступенькой выше. В ответ же от гостей получал поклон поясной. Раскланявшись со всеми, Трофим Игнатьич разрезал вынесенный Агафьей хлеб и стал вместе с солью подавать гостям. А после того, как те его вкусили, пригласил всех в дом. По очереди все проходили через клеть в истобку, где православные осеняли себя крестным знаменем, повернувшись на образа, и рассаживались там, куда указывал хозяин. А хозяин указал полусотнику справа от себя, Пычею слева, далее же очередность шла в зависимости от возраста, вперемешку рассаживались и отякские старейшины с Радимиром, и воины обоих народов. Девять человек от одной стороны и пятеро от другой, пришедшей мириться. Неполные полтора десятка, решавшие как жить далее. А решать было что. Сперва, конечно, ради соблюдения традиций отведали горячие блюда, произнесли славословия друг другу, но потом, неожиданно для всех, взял речь отяцкий старейшина среднего гурта, Чорыг. Тот, чьими усилиями якобы и заварилась вся каша разделения родов.

   - Мыслил он все эти дни, - начал переводить Пычей, - и не переставало у него болеть сердце за разделенные семьи. Эээ... Если сказывать коротко, предлагает он всем возвернуться и обещает прощение от старейшин. Хм...

   - Обскажи ему, Пычей, - оперся локтями на стол воевода, - аже слышал я много лестного о нем и не верю приходу его сюда с надеждой вернуть ушедшие семьи. И спроси его ответ без кривотолков, согласен ли он присоединиться к ушедшим и пойти под меня и тебя, Пычей. Ежели крутить будет, обскажи ему, аже беседы не будет у нас, а коли торговаться захочет... то слишком издалече начал он. Не те слова мы ожидали от него.

   Потянулись тягостные минуты ожидания, вызванные напряженными переговорами между Пычеем и представителями пришедших отяков. Наконец, Пычей вздохнул и выдал свое заключение:

   - Не пойдут они под твою руку, воевода, как я и сказывал, - Пычей поднял палец, чтобы предупредить вздох разочарования, - то для них означает потерять лицо, доложить общине иное, аже сказывали они перед тем. Однако... они готовы заключить союз, военный союз... эээ... подкрепленный с нашей стороны кххм... железом, солью, хлебом, который... кгхм... заметь воевода, им свой убирать некому. Тогда они готовы помогать. Более двух с половиною десятков кольчуг и иного доспеха имеют они.

   - Которые они присвоили, - перебил Пычея воевода, - а не разделили, как договорено было. И больше бы кусок отхватили, аже сумели сдернуть те брони с воинов твоих, Пычей. Не верю я им после того, своих родичей предали они и нас обманули. Однако... пойду я им навстречу. И ставлю условия, от которых не откажусь. Лишь в малом послабления дать могу. Живут пусть своей жизнью, трогать власть их я не буду. Но воины их принесут присягу мне, каждый. И каждый будет в доспехе, а по уходу из дружины те доспехи мне останутся. И подчиняться будут они тому человеку, аже я поставлю над ними, а захочу и разбросаю их по разным десяткам. И жить им с семьями там, где сами выберут. За то я возьму вас под защиту свою, и буду беречь, аки своих людей. Дале, про железо, - Трофим Игнатьич подождал перевод Пычея, утихомирив поднявшийся гул, подняв руку, и продолжил. - Железо будет, и много, мыслю я. Однако давать будем ножами, да посудой из оного железа... Али иным чем, что для себя будем делать, тем паче, кузнеца у вас нет. Однако получите всё это вы за уголь березовый али сосновый, аже поставите нам. Везти будете на место лодками. Под то сами русло Дарьи расчистите до плотины. О цене сговоримся, дешевле железо будет чуть, аже в других местах. Угля много надобно. Коли не сможете нужное дать, рудой добавите, но ее брать по бросовым ценам будем, негодная она у вас. Далее... - прокашлялся воевода, в очередной раз подождав Пычея. - Ушедшие семьи пустите на огороды и пашни их, абы урожай снять. Далее поля невозбранно поделите меж собой. За то пряностями поделимся в малом количестве. Можем рожь добрую на семена дать и эээ... гречихи семена выделить, абы меда у пчел более стало. А гречиху опосля как кашу пользовать можно. Также... - воевода споткнулся в своей речи, - эээ... пастбища для пчел делать научим, абы бортники ваши по деревьям не лазили, а борти на земле держали в одном месте. За все это людишек на работы выделите, абы на верхнем и нижнем гурте тын поправить, да укрепления там же для дозоров создать малые. И просеки к ним от нас вырубить подалее от берегов, абы на коне малец какой весть мог доставить. Невместно мне под защиту вас брать, коли я знать не буду о бедах ваших... На работами теми Пычея ставлю. Он же за соглашениями нашими будет следить. Передвигаться вам невозбранно разрешаю у нас, а также и лечиться у лекарей наряду с нашими людишками. Посылал я их к вам, как мор вас настиг, да не успели они спасти многих, сперва своими болезными занимались. Ныне невозбранно вам у них лечиться. Это ведь вас отчасти подвигло к нам идти? Однако, дети ваши для позволения такого школу посещать нашу должны, обучаться воинскому делу, чтению и письму, а также работать часть дня, как все отроки наши, помогая железо добывать. Оплат за работы те будет. Переправа со среднего гурта, как и нижнего впрочем, на нас. Спроси их Пычей, мыслить уйдут, али сразу ответят?

   По мере перевода, лица пришедших отяков слегка помрачнели, один Чоруг радостно сверкал глазами, сохраняя, однако, непроницаемую маску на лице. После переговоров с оживленной жестикуляцией Пычей выдал:

   - Мыслю я, условия он ожидал тяжелее. Просит токмо твою клятву, абы его власть, - Пычей старательно выделил последние два слова, - не тронута была. Остальные просьбы малые. Про то, абы воин с его гурта над выделенными тебе воинами стоял, абы доспехи им оставались, да не трогать семьи их, а то работать на полях некому будет. На пятую часть еще род уменьшится, аже их не будет. Кхмм... Да просил он такой же дом ему сложить с печью, что дыма не дает в избу.

   - Будет ему дом, токмо по весне. Сам видишь, где живу, - обвел воевода рукой свои хоромы. - Власть его не трону, аже он сам из рук ее не выпустит. Принесу в том клятву. Над воинами ему власть не дам, поставлю того, кого пожелаю. Вон того же Гондыра, - кивнул Трофим Игнатьич на отяцкого воина, который и вывел вместе с Пычеем взбунтовавшиеся семьи из среднего поселения. - А кольчуги по весу выкупать буду. Четыре веса жидкого железа, из которого посуду лить будем. Той же посудой али чем другим. Семьи же у воев... силой их держать не дам, а коли захотят остаться, так про то речь шла, их на то воля.

   Трофим незаметно толкнул своего полусотника, показывая ему на скривившуюся на мгновение физиономию Чоруга.

   - Так, глядишь, и сотником станешь, Иван, - чуть слышно шепнул он ему.

   - Лишь бы прокатило, Трофим.

   И оно прокатило. Поторговавшись для приличия, оговорив подарки лично для себя под видом нескольких отрезов шелка и кирпича по весне для поселений, стороны ударили по рукам. Договорились, что Пычей объявит условия соглашения во всех гуртах и Сосновке в присутствии старейшин, а вечером пир будет продолжен. Кто-то на нем будет заливать несбывшиеся надежды, кто-то радоваться новым прибыткам, а кто-то не сможет отвлечься от новых проблем... По крайней мере, воевода в приказном порядке поставил условия всем, присутствующим на совещании с их стороны, быть по утру у него. В подобающем виде, несмотря на вечернюю гулянку.

***

   Расширенный совет собрался поутру. Рядом с небольшим бочонком квашеной капусты, который воевода скрепя сердце разрешил достать из погреба, вырытого в подклети дружинной избы. Там он сиротливо смотрелся среди немногочисленных подвяленных овощей прошлогоднего урожая, разложенных на тронутых гнильцой полках, набранных из тонких сосновых жердин.

   - Али не давал я вам наказ не налегать на мед хмельной? - воевода и вовремя остановленный им вчера полусотник грозно наблюдали виноватые лица и трясущиеся руки, тянущиеся к блюду с выложенной квашенной капустой и кочерыжками. - Али запретить питие совсем? - Трофим мельком взглянул на равнодушные лица Радимира, Пычея и Петра, скользнул по возмущенным лицам Свары и Гондыра, оглядел ни на что не реагирующих по причине своей занятости капустой Никифора и Терлея, и грозно выложил свои кулаки на столешницу. - А доведете, и запрет введу.

   - Неужто басурманам каким уподобишься? - подавился кочерыжкой Никифор, закашляв в кулак.

   - А и уподоблюсь для праведного дела, - хитро сверкнул глазами воевода.

   - Шутки шутками, - поддержал начальство полусотник, - а так и загибались великие державы.

   - Без опохмела то? - пробурчал Свара, - вестимо, загнешься.

   - Именно опохмелом, - не остался в долгу Михалыч, - как с утра начнут опохмеляться, так все царство... пошло лесом, как говорится. Я придерживаюсь доктрины, тьфу, идеи... еще раз тьфу... - остановился полусотник, - того придерживаюсь, что лучше меньше, да чаще. Но токмо для тех, кто остановиться вовремя может. Остальным взвар давать, а не хмельное.

   - Частить, это доброе дело, - согласился Свара, - а остальное... как ты баял... пошло лесом...

   - Будя, - остановил словоблудие воевода. - О деле теперича. Гондыр с Терлеем чуток по нашему разумеют, а? Пычей?

   - Чуток самый, - согласился тот, дожевывая капусту и вытирая руки о рубаху, - что непонятно будет, объясню на ухо.

   - Тогда сказывай, Иван, - кивнул своему полусотнику воевода, откинувшись на бревенчатую стену и прикрыв глаза рукой, чтобы никто не заметил его похмельные страдания, - излагай свою... дипо..позицию. Позу, в которой мы очутились, поясни, говорю.

   - Я так и понял, - улыбнулся Михалыч, - тогда приступим. Гондыр, ты с Терлеем собираешь немедля всех воев, которые нам были вчера обещаны и гонишь их к Сосновке. Там со Сварой берете их в оборот, пусть догоняют других в учении своем. Вечером могут помогать обустраиваться вам в веси но, мыслю, не до того им будет. За их подготовку ты в ответе. Уяснил? - Дождавшись от того ответного кивка после пояснений Пычея, продолжил, - Свара, подели всех по способностям, свое мнение я тебе уже сказывал. Кто к мечу ближе, в одну сторону, кто на лук заточен, боевыми пусть упражняются, охотничьи поделки пусть в сторону уберут. Кто скрадывается лучше всех и ножом владеет, особо выдели, я их потом отдельно обучать буду. Новых сразу не поймешь, просто присматривайся к ним пока, да проверяй по одному, а Гондыр гонять будет на выносливость. Так... школу пока на Юся оставь, а тому в помощь Мстислава дай. Тимку забрать можешь, пусть потихоньку восстанавливается среди ребят, а то загрустил тут, но не нагружай... Десятников среди школьных выдели.

   - Ужо сделал, дружинных поделил, - не выдержал Свара нотаций, - да и из отроков присмотрел лучших.

   - Тогда подробно Юсю обскажи, что делать, а сам дружинными занимайся, - не обращая на привычно сварливый тон своего учителя, закончил Михалыч. - С тобой все. Пычей, куй железо пока горячо. С Гондыром пойдешь, сговоришься на работников начиная с вересня. Уж как получится страдные дела закончить. Чоруг небось думает по зиме их дать, да нам нужно уже по осени фундамент вышек сторожевых заложить и тропки расширить, абы конный проехал на полном скаку. Мысль тут такая, лодьи сторожевые пустить по реке на границах гуртов отяцких пока вода не замерзла. Когда на реке лед встает?

   - На грудень ужо не пробьешься, - успел вставить свое слово Пычей.

   - Сигнальные костры на вышках палить будем о незнакомцах, а подробности почтой... тьфу, конными вестниками, - опомнился полусотник. - С лодей же... Нет, пожалуй, насадов достаточно будет и не так жалко, если что... С них дознание учинять будем... Кто плывет, да зачем. И сдерживать при надобности, коли силы хватит. А нет, так драпать подалее. Основные же вести по земле передавать будем.

   - Не хватит нам людишек на два насада, - вмешался Петр.

   - Это да... Абы управлять, да на веслах подойти, хватит, а на остальное... Пусть так, тент натянем, под ним не так видно, сколь там народу... - поскреб подбородок полусотник. - Если что, бездоспешные выплывут, коли нырять научатся прилично. Ишею то поручу... Опосля. Пока занят он будет. Возьмешь его правой рукой своей на реке, Пычей, и все эти заставы организуешь. Ребят побойчее привлеки со школы, меняй их постоянно. Дополнительно к тем вестникам, что на тропках у нас сидят. Что еще есть у кого сказать?

   - От кого сторожимся? То все знают, аже черемисы нас извести хотели, - поднял голову Никифор. - Их ли ждем?

   - Вот и подошли к главному вопросу, - вздохнул Михалыч. - Новгородец, которого пощадили мы, поразмыслил на досуге, да обсказал, будто мнится ему, вспоминая досужие разговоры на ушкуе, что наводку на муромских татей купцу в Новгороде дали. Людишки те высоко сидят, хоть и не при князе. Коли не вернется Слепень к осени, так новых пошлют, да и самого его искать будут. Мирно, купцами пойдут сквозь черемисов, товары им повезут. Хоть и ратятся те с новгородцами иной раз нещадно за земли, что ушкуйники к рукам прибирают, да купцов могут и не тронуть. А там разговор может и суда нашего коснуться. Так что ждать нам вскоре рать от людишек тех. Ожидали мы, что такое случиться может, да не так скоро.

   - А с чего это новгородец тот запел, аки соловей, али выслужиться хочет? - продолжил переяславский староста.

   - Агхм... - прочистил горло полусотник. - В самую точку попал, Никифор. Просьбишка у него есть к нам, оттого и пытается отслужить, чем может. Присутствовал нечаянно он при том, как лекари наши бабу одну лечили. Пока та про свои болезни выкладывала, пока Пычеевский старшой слова подбирал, переводя речи Вячеслава и знахарки, новгородец тот и влез в разговор их. Сестренка у него в Новгороде есть, дюже хворая по его словам. Оттого и женой ее никто не берет, перестарок уже, далеко за двадцать ей. Рассказал он о болезнях ее лекарю, а тот и скажи, что может помочь ей. Вот он и просит привезти ее сюда, может и вылечит ее Вячеслав. Токмо у него ни куны нет, что было - мы выгребли. У сестрицы его тоже не хватит на проезд. Сказывал, привезете ее, хоть голову с плеч.

   - И ты, вестимо, обещание дал? - ухмыльнулся в усы Свара.

   - А как же, дал, - кивнул головой Михалыч, - хоть он сперва свои мысли выложил, а уж потом просить стал. Напишет он письмо ей, чтобы поверила она. А будем мы в Суждали...

   - Грамотный, значит? - буркнул себе под нос Свара.

   - Он то? Да... Вот я и пообещал передать то письмо, да сговориться с купцами какими, чтобы довезли ее.

   - Дороговато оно выйдет, - крякнул Никифор.

   - Да не дороже денег, - возразил Михалыч.

   - Денег? - переспросил староста, - Это что за зверь такой?

   - Кха... - только так и смог выразить свои эмоции полусотник, - монеты то. Я про то, что некоторые вещи стоят того, чтобы... за серебро али золото не держаться. Предупрежден, сказывают, значит вооружен. А он предупредил.

   - А с чего вера у тебя на такие слова его? - вступил в разговор Пычей.

   - Обдумали мы с воеводой и Петром то, что он сказал. - Михалыч, не выдержал и бросил кусочек капустной кочерыжки в рот. - И вот что получается... Костью в горле мы тут у них сидим, перекрываем путь свободный к рынку в Булгаре. Они потому и с Муромом связались, что от тех прямой выход на рынки невольников вниз по Волге. А почти все дороги с Новгорода в Булгарию идут через Волгу. Что через Серегер, что с через Онегу, Белое озеро и Шексну... А Волгу то к рукам прибрало княжество суздальское. И тот же внутренний волок, что с ее верховьев на Клязьму идет, да и сами эти верховья выше впадения в нее Оки.

   Людишкам же тем знатным нет резона себя перед Рюриковичами показывать, да живой товар к досмотру предъявлять. И суздальский, да и новгородский князь такого не позволят... В обход их, гхмм... Но тут еще один путь вырисовывается, волок из Шексны в Сухону. Далее через речку Юг и волоком же в Ветлугу. Во как... Можно, правда, и в Вятку сунуться, но там густо черемисы, отяки, да иные данники булгарские обитают, нарвешься еще ненароком, приструнить могут. А на Ветлуге... Те же черемисы в основном в верховьях живут, выше волока, ниже только их мелкие поселения разбросаны, так что... Никакого досмотра от князей или кого другого от самого Новгорода. Хоть сразу оттуда вези, хоть чудь по пути за косы на ушкуи затаскивай. Зато ниже по течению... мы во всей красе... Сковырнуть они нас захотят. Походя или ради отмщения... При любом раскладе.

   - Так... - постучал пальцами по столешнице Пычей, - делать то нам что теперича?

   - Об этом и речь... - проснулся, наконец, воевода, - Есть у кого сказать что?

   Продолжительную тишину, установившуюся в комнате, нарушило басовитое жужжание мухи. Она успела совершить круг почета над столом, пока не была поймана в кулак воеводой и брезгливо сброшена на пол.

   - А нет слов иных, так мы с полусотником берем два десятка с собой, подарков воз, да плывем к черемисам... Как ты баял, полусотник? Дружбу дружить против новгородцев? Ха... - коротко и горестно засмеялся Трофим Игнатьич.