Глава 15

   Терлей никогда не мог бы подумать, что его слово может решить судьбу их поселений. Три рода, три больших семьи раскололись. Переливающаяся серебром россыпь кольчуг свела с ума многих и многих. Сверкающая сталь клинков тоже манила скорым обогащением, будь то продажа в той же Суждали и Рязани, или высказываемая малым числом горячих голов стезя тех же побитых буртасов. Однако первыми были, в основном, старейшины родов и некоторые общинники из числа верхних поселений. Большинство из них по причине возраста или отсутствия каких-либо воинских навыков не участвовали в битве с буртасами. Они также не подверглись разграблению и избиению. А права голоса полноценных мужей в роду у них никто не отнимал. Однако и польстившихся на скорое обогащение отяцких воинов тоже хватало. Справедливости ради надо признать, что ни одного голоса против предложений бывшего воеводы в нижнем гурте не было. Тех же из молодых, кто в их селении высказывался за дальний поход для мести буртасам или черемисам, Терлей просто приструнил. Кому-то указал на их полную непригодность как воинов, а особо крикливым просто надавал по шее, отозвав в сторонку. Правда, после этого долго объяснял, что если они с ним не могут справиться даже без меча или сабли, то уж буртасам или тем же черемисам, которые порой тоже клинком себе на жизнь зарабатывают, они только пятки вылизывать смогут без насмешек с их стороны. И без обучения у переяславцев ни о какой мести и говорить не приходится.

   В первый же день своего возвращения в гурт, похоронив убитых, и наведя какой-никакой порядок, община нижнего селения всеми голосами была готова не только согласиться с предложениями новой дружины и общего хозяйства, но даже и пойти при некоторых условиях под переяславскую руку. Все-таки, если бы не их усилия, то помощи от родичей они бы не дождались. Какая уж эта родня, если их жен и детей поначалу хотели бросить на произвол судьбы, точнее, позволить им быть холопами до конца недолгих дней своих... Многие из мастеровых даже стали собирать вещи, решив уже для себя обустраиваться на новом месте. А Пычей, Терлей и восемь из полутора десятков будущих дружинников нижнего гурта отправились в среднее поселение, чтобы выяснить решения других родов. И неожиданно узнали, что никто предложения их воеводы не обсуждает, а старейшины делят доспехи и оружие, оставленное им на сохранение. Не всю добычу, конечно. Практически все вои, участвующие в битве, не могли отказать себе в удовольствии покрасоваться перед соплеменниками доспехами и оружием и, судя по всему, не собирались их пока снимать. Но остальная воинская добыча и тюки с одеждой были разложены на поляне и старейшины обоих верхних поселений и часть воинов ожесточенно спорили, что кому пойдет. Кто-то кричал, как он много потерял в схватках с черемисами. Кто-то ожесточенно жестикулировал, объясняя, как он много сделал для благополучия родов. Некоторые общинники, участвовавшие в битве, доказывали, что их стрелы поразили по три-четыре ворога и они достойны лучшей доли, чем одна совсем не новая кольчуга и одна совсем не узорчатая сабля. При этом уже никто не вспоминал о переяславском участие в битве, посчитав, что оставленных в заводи лодей для их доли вполне достаточно, да и пропали бы они без могучего отяцкого войска, так что должны быть и за это благодарны. Если бы, конечно, знать, что с этими судами делать, да как управляться с парусом, то и их отдавать не следовало бы, но уж поздно об этом думать, переяславцы суда к рукам прибрали.

   Однако стояли в стороне и другие отяки, в основном вои, обсуждая что-то вполголоса. К ним то и отправился Терлей с Пычеем, послушав сначала, что творится на поляне. От них то и узнали, что местный староста, пользуясь гибелью своего собрата сверху, смутил умы старейшин и подгребает под себя власть. А с ней и добычу, взятую в бою. Однако Пычей в этом усомнился.

   - Не было такого в наших родах, - выступил он в круг перед сгрудившимися в стороне отяками, - абы один человек решал за всех, как общине жить... Без дозволения старейшин, да жреца не помыслил бы он об этом. Да и не худое это деяние, абы собрать все роды в един кулак. Однако же не он в бою плоть свою под стрелы подставлял, не он над ворогом победу измыслил и не он нас к ней вел. И не ему над нами стоять и добычей владеть.

   - Так он и не один сие деяти, старейшины то с ним, а они родичи наши старшие, не было ранее, абы в ослушание к ним войти. Они нам жизнь дали, выкормили, иной раз кусок изо рта вынимая, - заговорили наперебой окружающие его общинники, - опыт они свой приобрели трудом тяжким и пренебрежение оным токмо о скудости ума говорит.

   - Кха, кха, - аж закашлялся Пычей, - верно воевода наш мне сказывал, не тот из людишек умен, кто поступает по правде, а тот, кто еще при этом своим умом живет. А вы с чьих слов мне тут глаголите? Как мальцы неразумные, а не вои, кровь пролившие. Вежу к старшим надо иметь, а не в рот им заглядывать. Нашего урока вам мало? Али дождались бы мы помощи от ваших родов, если бы старейшины решали судьбу нашу? Окрест гляньте, как мир то меняется... Русины переяславские на этой земле не с того появились, что к нам поближе бысть, а с того, аже тесно им в своих землях. Али ворог какой теснит, али самим земли не хватает. И черемисов прежде кто-то оттеснил, оттого они на земли наши позарились. И буртасам али тем же булгарам тесно у себя... А в верховьях Ветлуги новгородцы пошаливать начали. Без меча не прожить и ранее было, а ныне и подавно. Даже я, старый, доспех надел для службы воинской, пусть токмо и на один бой ратный. А вы теперь вои и защитники родов ваших, на вас все держится, и будет держаться, а не на таких развалинах как я или старейшины ваши. Ваша та добыча и ваше усмотрение, как ей распорядиться на благо рода. А старики токмо по сундукам все растащат, да пылью там припорошат. А вы будете умирать под чужими мечами, и вспоминать подвиги былые свои. И не придет к вам никто на помощь, потому как отвергаете вы руку, ныне вам протянутую. А протягивают то вам, а не отцам вашим, потому как жить то далее вам, а не им. Вот так то, решайте, а мы порешали ужо. Уходим всем гуртом под переяславцев, токмо оговорим, что обычаи наши нам останутся, а все, что промеж нами боком выйдет, то согласием решать.

   Стоявшие вокруг отяки засмущались и, переглядываясь меж собой, вытолкнули в круг рыжеватого курносого воина:

   - Исполать тебе, Пычей, - начал он, переминаясь с ноги на ногу, - Гондыр меня прозывают. Помнишь ли?

   - В одном ряду с рогатинами стояли, как не помнить... И тебе исполать...

   - Мы меж собой ранее о том же говорили, но не с кем совет держать было, как поступить нам. Старейшины то наши токмо о добычи ныне мыслить могут. Ты же староста, хоть и соседнего поселения...

   - А то не из одного семени наши роды вышли... - ответствовал Пычей, - для наших трех поселений всегда был один покровитель.

   - Потому и спрашиваем тебя сей миг, как быть нам? Как поступить со старшими родичами нашими? Прогнать невместно, да и совестно было бы... И как добычу обратно забрать? Воины в том дележе тоже присутствие имеют, как бы замятни не было. Не простим себе, аже кровь прольется, - сумрачное лицо Гондыра только подчеркивало серьезность происходящего.

   - Одно скажу, - чуть задумавшись, ответил Пычей, - отнестись к старшим надо со всей вежей, а ответ за меня Терлей даст. Потому как воин он у нас не последний, да и помоложе многих будет. Ему дале жить, ему и решать, как и сказывал я.

   Ошарашенный таким развитием событий, Терлей неожиданно оказался под пристальным взглядом многих людей. Первое мгновение он пытался придумать что-то умное, но только вспотел от усилий. А потом неожиданно успокоился. Неужели Пычей дал бы ему слово, если бы ожидал от него что-то неожиданное? Да нет, конечно, надо просто ответить что думаешь.

   - Уходить вам надо, - начал он, - уходить из родов тем, кто защиты для семей своих желает и кто силы свои на это не пожалеет отдать. К себе в род возьмем. Отстроимся у нас, али в месте, где деяния мастеровые зачинились. А воршуда, хранителя рода нашего со всеми почестями и обрядами в каждую новую молельню проводим. Святыни то у тебя, Пычей?

   - В сохранности оне, - ответил тот и улыбнулся, поддержав кивком воина.

   - А оставшейся добычей воинской со всей вежей их, - Терлей кивнул на поляну, где до сих пор шел дележ, - попросим поделиться. А не захотят, браниться не будем, так уйдем. Воевода наш походный не одобрил бы, аже мы раздор в родах учинять бы собрались. Так мнится мне... Серьезное это дело, однако все же надо собирать людишек, кто готов на уход. Самим о женах и детях подумать, аже разум старейшинам застило. А как посчитаем здесь всех, кто с места готов сняться, то и к верхним заглянем.

   - И то верно, - Гондыр аж прихлопнул кулаком о ладонь от досады, что не он такое придумал, - токмо думаю, что не долго кочевряжиться без нас они тут будут. Ежели все те, о ком мысль имею, гурт покинут, то не мы из рода уйдем, а род от выживших из ума.

   - На том и порешаем, - прокашлялся Пычей, - то были речи не отроков малолетних, но мужей, за дела свои отвечающих.

***

   - Говоришь Тимка, что удобно тот холм расположен? - спросил сына Николай.

   - Холм сам не очень высокий, но зато вытянут вдоль речки, воды в достатке будет, - по взрослому начал докладывать Тимка, видя, как серьезно его мнением интересуются. - Сосновый бор редкий по этому холму стоит... Красивые такие сосны, раскидистые, срубать жалко будет. Да и не нужно, наверное, - спохватился он, - рядом еще такой же лес стоит по низине, погуще правда. Если запруду поставить, то заливаться по весне то место будет, как раз под огороды пойдет вырубка. И всего-то полкилометра вверх по течению будет отсюда.

   - Поясни-ка малец, сколь шагов до того места? - встрял в разговор Фаддей, старшина плотников, уже немного оправившийся после ранения и теперь, пока совсем не заросла рана, понемногу кашеварящий около костра.

   - Так я и говорю... - начал Тимофей, - ой... Саженей триста-четыреста, если по прямой идти, а с петлями чуть поболее.

   - Знамо мне то место, бывал в прошлом годе, - согласился Фаддей. - Дале и места ягодные есть и охотой прокормиться можно, покуда зверье не разогнали. По душе мне оно и размахнуться там есть где. Со старостой али с Трофимом Игнатьичем совет держать надо будет и зимовье рубить.

   - Думаю, что еще в одну весь это зимовье перерастет, - подвел итог Николай, - но да это все потом. Ну что, поснидали, опять можно за работу. Как там болеющие, кстати, а? Тимофей?

   - Вовкин отец там не на шутку развернулся. Половину лагеря уложил в постель, ну... на лапник, шкуры из веси притащили, в общем, лечит во всю. Отваром из сосновых почек поит, всех повязки заставил одеть и сам в ней ходит. Кто-то даже сопротивлялся поначалу, руки попробовал распустить, так дядя Ваня так на него цыкнул, как раз перед тем как уехать, что тот теперь стелется перед дядей Славой как не знай кто... А наш егерь теперь что, командует, как Трофим Игнатьич?

   - Да, есть такое дело. - Николай опрокинул в рот берестяной туесочек, допивая оттуда последние капли взвара, - спас он нас, Тимк. Охотники прямо сказки про него рассказывают, сам то он молчит все больше. Говорит, будет время, расскажу поподробнее. А ребятки то как?

   - Плохо пока, слегли все, кроме меня и Вовки, - удрученно ответил Тимка, - но вроде выкарабкаться все должны. Вячеслав Владимирыч так им говорит.

   - Понятно... - вздохнул Николай, - ты, Тимк, беги поутру к Михалычу в весь, он очень просил обсказать, ежели ты что найдешь...

   В лесной лагерь на железное болото Михалыч и Вячеслав прибыли вечером того же дня, когда чужаки были окончательно добиты. Два суток назад. С ними были и двое буртасов. Алтыш, пленный десятник, сразу кинувшийся к своему племяннику, и Ишей, которому, как ни странно, егерь позволял почти все. А тот сразу стал совать свой нос во все щели, как мол, заготовки для плинфы сушите, да как руду собираете, да почему такое колесо делаете. И нет бы советы какие дал... Судя по всему, и сам то толком ничего не понимает. Любопытство, знать, свое удовлетворял. Ну, да не жалко, никаких секретов тут особо не было. А вот Вячеслав поведал подробнее о болезни, поразившей весь, о которой ранее уже принес известие один из охотников. Лекарь тут же пошел по лагерю и, вернувшись через полчаса, забрал всех плотников, несмотря на их причитания о недоделанном водяном колесе. Пока не стемнело, он их заставил срубить крытый навес в стороне от лагеря. При этом Михалыч объявил, что указания Вячеслава все должны выполнять без всяких отговорок, а то будут дела иметь с ним или с самим Трофимом Игнатьичем. Мальчишки же начали таскать под навес горы лапника. После этого лекарь начал ходить по лагерю и отбирать людишек с признаками кашля и жара. А народ то, что думал перед этим? Ну, простудился, в лесу ночуя, так на все воля божия. В веси то куда хуже приходится, ворог у ворот стоит. А оно вона как оказалось... Мор... Страшное слово. В помощь себе Вячеслав взял Агафью и несколько баб, с кем прежде имел дело, собирая лекарственные травы. Объяснив им что делать и поставив принесенный котел на огонь, засветло успел зашить рану у Фаддея и посмотреть Фросю, которую положил в отдалении от заболевших. С той он провозился довольно долго, обрабатывая рану, но отошел от нее все равно неудовлетворенный. И только на следующий день решился заняться иссечением, чтобы проверить, не загноилось ли, уж больно не нравились ему припухшие с одной стороны края. Выдавив успевший скопиться гной, обработав своими отварами рану и наложив сухую повязку, Вячеслав уже с чистой совестью похлопал ее по колену, одобрительно оценив, как Фрося перенесла копание в своих внутренностях:

   - Вот, кабы вои так же сносили операцию, как ты, а то иные и хнычут, меду просят. Может тебе опосля дать медку-то? Или еще чего попросишь?

   - Да я бы попросила, ягодка моя, только совсем о другом, да и не тебя, дай только срок подняться на ноги, - выдохнула Фрося, откинувшись на спину.

   - Уж и ягодка сразу... И кого же ты и о чем попросишь?

   - Ягодка, ягодка... Мне ж тебя только сжать посильнее, сразу соком в руках моих брызнешь, вона какой... хрупкий. А сказывать про спрос я тебе не буду, а то одному такому намекнула, так он тут всех ворогов побил, абы улизнуть от меня. Опытная я ныне, сразу брать буду под белы ручки и в кустики, а там ужо и... сладим что...

   - Ну, ну, ты давай помолчи лучше, тебе отдохнуть надо, а не о кустах пока думать, - сразу раскусивший ее попытки хорохориться таким манером, Вячеслав уложил Фросю поудобней и накрыл одеялом, - засыпай, сон лучшее лекарство...

   - Вот-вот, как засыпать, так в одиночку... - устало пробормотала та, закрывая глаза...

   - Какие твои годы... - Вячеслав покачал головой и пошел по остальным болящим. Так и ходил все дни от одного к другому. Обтирал уксусом, чтобы снять жар, поил отварами, постоянно экспериментируя с составами травяного сбора, но все-таки за всеми не уследил... Дети свалились все, однако к концу второго дня их состояние почти не внушало опасение. Высокая температура, продержавшись один день, пошла на спад. Видимо молодые организмы, выросшие на природе и не подвергнувшиеся атакам антибиотиков, обладали сильным иммунитетом, который заглушал привнесенный вирус. А вот самые старые сначала чуть кашляли, особо ни на что не жалуясь, а потом их состояние резко ухудшалось. Да так, что ни отвары, ни обтирания с болезнью не справлялись, и четверых уже пришлось похоронить. Четверых чужих для Вячеслава старых женщин, которые при этом были чьими то матерями и бабушками, на чьих руках воспитывались внуки, лежавшие в горячке тут же. Когда жертвы для вас чужие, то это статистика. Однако Вячеслав уже принимал этих людей близко к сердцу, переживая за свои просчеты и всегда провожая в последний путь, который проходил сразу же после кончины, не дожидаясь установленного христианскими обычаями третьего дня. И он уже не раз возносил в душе молитву, радуясь, что эта эпидемия обошлась столь малыми жертвами, и сожалея, что не захватил с собой в лес самый простой и дешевый набор лекарств. Тогда бы о смерти и речь бы не шла. Кто в детстве не мечтал заболеть, чтобы не ходить в школу? А в этом времени такое желание вполне могло бы привести и к смертельному исходу. Имея - не ценим, потеряв - плачем... Завидуем, смотря на чужое, и при этом совершенно не храним свое... Увы, человек не меняется, меняются его возможности, которые на данном временном отрезке были у Вячеслава очень ограниченны. Был бы чуть страшнее вирус, и людей не спасло бы никакое чудо.

   Однако жизнь вокруг шла своим чередом, и то, что для Вячеслава и многих семей было трагедией, другие воспринимали более обыденно. Бог дал, бог взял. Больные болели, здоровые работали. Плотина, несмотря на то, что на сооружении ее трудились всего четверо оставшихся здоровыми плотников, достраивалась. Обтесанные бревна уже легли между сваями. Остались лишь тонкие работы по сбору колеса, установке желоба и различные моменты сопряжения механизмов. Чуть подумав, Николай, по приходу известий о разгроме буртасов, отправил Любима обратно в весь, уговорив того отдать на нужды пилорамы остаток хорошего железа. Дело стоило риска. Задачей Любима были два широких ножовочных полотна для продольного распила. Как разводить зубья, Николай ему на словах рассказал. Для продольного распила они должны быть наклонены и пила будет представлять собой набор десятков маленьких рубаночков. Развести зубья посильнее тоже напомнил. А уж опыта ковки у местного кузнеца было гораздо больше, да и набор напильников имелся. Особо Николай напомнил о цементации. Но тут приходилось положиться на волю случая, поскольку больших экспериментов с науглероживанием и закалкой кузнецы еще не проводили, хотя в первый же день после их разговора о укреплении железа углем, Любим заказал у гончара очень высокие кувшины с широким горлом для пробного науглероживания клинков.

   Сам же Николай в свободное от физической работы время пытался нарисовать двухэтажную конструкцию и сопутствующие механизмы, предназначенные для распиловки бревен на доски. С одной стороны, необходимо было наладить легкую подачу очищенных от ветвей деревьев, чтобы при этом распил шел под весом самого бревна, а с другой стороны хотелось бы поднять сам механизм повыше, чтобы многочисленные опилки не засоряли проход, а падали вниз на первый этаж, где их можно было гораздо легче убрать.

   В любом случае, дела понемногу двигались, а вселенские часы отсчитывали секунды, минуты, часы и подталкивали историю вперед. Эти часы разрешали делать все что угодно, но спустя некоторое время вели спрос по полной программе. Ах! Вы не успели? Ну что же, значит успели другие, и на скрижалях истории будут вписаны их имена, а не ваши... Тик-так, тик-так, тик-так...

***

   Ой-ой-ой, голова моя садовая, как же я лопухнулся то так, - Михалыч покачал головой, подперев ее руками. Находился он при этом вместе с Ишеем и воеводой около уреза воды на берегу Ветлуги, присев на высохшую корягу, выкинутую на берег весенними водами. И ничего не предвещало такого удара судьбы. Сидели, ждали отяков, время как раз подходило к условленному сроку встречи. Болтали ни о чем, точнее о разных разностях, выспрашиваю друг у друга подробности быта народов, расположение земель, кто чем и под кем живет и дышит, и кто из сильных мира сего более сильный. Пока Ишей не обмолвился о гостях к сотнику Ибраиму, после которых тот и засобирался сюда в поход.

   Михалыч еще ранее договорился с тем же воеводой, что буртасец идет ему в долю и считаться будет вольным человеком. Тот даже махнул рукой, делай мол, что хочешь, в своем праве, доля твоя всяко поболее будет, чем один басурманин. О другой добыче с тобой еще людишки будут рядиться, а вот полоненных буртасов им по избам в качестве холопов никто не даст разобрать. С теми еще придется решать что-то, а пока пусть поработают на благо общины. А это как раз тебе лучше знать и твоим сотоварищам, только ответ за них держите, вот и все. Поэтому, Михалыч пленного десятника с племянником оставил на болоте в помощь Николаю, сказав им, что как отработают свое, так и отпустят их. Сколько же это по времени займет, он не знает, но в ближайшее время выяснит. Десятник покивал головой и только поинтересовался напоследок, не заставят ли его здесь принимать христианство, если он решит остаться насовсем. Михалыч на это пожал плечами и ответил, что если тот будет держаться его, то никто его принуждать не будет, а за других сказать не может, но вроде не должны. Ишею же Михалыч передал, что тот волен в своих действиях, но для других он пока побудет его холопом, чтобы в первое время не возникало вопросов.

   И вот сей, почти вольный муж, так огорошил Михалыча, что тот сидел и раскачивался, осознавая свою ошибку.

   - Не переживай так, Иван, - тронул его Ишей за плечо, - я не понимаю о чем ты глаголишь, токмо не стоит это таких волнений. Как волна о берег бьешься, туда-сюда, туда-сюда...

   - Говоришь, от ветлужского князька посылы были? - наконец взял себя в руки Михалыч.

   - То не ведомо мне, от князька ли, от кого другого, токмо черемисы то были знатные, - кивнул головой Ишей. - Людишкам, что об этом мне шепнули, верить можно.

   - Если бы знать об этом заранее, то сотника буртасского надо было, как зеницу ока беречь, - все ещё сокрушался егерь. - И не стрелами их бить, а пробовать договариваться. Я то ведь мыслил, что корни их похода из их же земли и ведут.

   - Полно те, в самом деле, деяние то обычное, - наконец вставил свое слово воевода, - ничто сотник бы те не баял полезного. Пришли к нему посылы, обещали горы злата да товар живой, что на защиту себя не встанет. А кугуз ветлужский с нас подарки поимел, землицей не своей одарив, а опосля и мзду получил бы, проводив через тех же буртасов нас в дальний полуденный путь вместе с отяками. Что на них стрелы переводить, когда можно одним махом вместе с нами избавиться. Чем выше человече сидит, тем боле не своими руками жар загребает. С ромеев сие идет, подкуп да подлог там первое деяние, ты с Радимиром о том погутарь, он много тебе историй перескажет.

   - Верно все говоришь, воевода, - задумался Михалыч, - только это все догадки, а сотник нам бы много интересного поведал. Мы бы тогда знали что делать, да как себя вести.

   - А что иное можно деяти, окромя того, что ужо помыслили? - продолжал размышлять воевода. - Сила воинская нужна, так ту собираем. Злато да серебро для той силы, так то торговлей будем иметь. Торговля с чего? Да с того, что ты с сотоварищами замыслил. И все эти деяния нужны токмо для того, чтобы выжить... Помысли, сколь свершить надо для сякого простого желания...

   - Да, а ведь еще две седмицы назад мы с сотоварищами хотели лишь сами как-то выкарабкаться. А теперь надо задумываться о выживании сотен людей. Растут наши цели... Послушай, Трофим Игнатьич, все-таки надо узнать, что у черемисов на уме...

   - Кабы могли, то повыведывали бы, а нет, так неча и голову забивать.

   - С торговлей к ним по осени ехать надо, заодно и свою силу покажем, - хлопнул себе по колену ладонью Михалыч.

   - А что, верно ты сказываешь... - пришла пора и для воеводы задуматься, - я мыслил Суждаль навестить, там знатно расторговаться можно, но и по черемисским городкам проехаться можно.

   - Ну что, брат Ишей, вот и первое наше путешествие намечается, - хлопнул того панибратски по плечу Михалыч.

   - Лестно мне, что ты меня братом назвал, - озадаченно заморгал тот, - с чего бы?

   - Не бери в голову, присказка то, - засмеялся Михалыч, - а может, придет время и побратается, чем черт не шутит...

   - Не поминай нечистого ни в речах, ни в помыслах, - перебил его Трофим, - а то будешь потом его деяния полной ложкой хлебать... Вон, похоже, ужо ложка начинает набираться...

   С низовьев Ветлуги показалась юркая долбленка, ходко шедшая в их сторону. Спустя несколько минут в полном облачении, однако грязных и местами даже прорезанных кольчугах, на берег сошел Пычей с Терлеем.

   - Принимай свою рать, воевода, - обратился к Михалычу староста.

   - Эдак нас с тобой вечно путать будут, - бросил егерь Трофиму, - надо бы мне какое название придумать, что ли... - и повернулся к Пычею, - и ты здрав будь. Рассказывай, что случилось.

   - Поначалу пошли лодью в средний гурт с Терлеем, а я поведаю, что с нами случилось.

   - Серьезное что? - насторожился Михалыч.

   - Обошлось, да чуть кровь не пролилась меж родами нашими. Ты не томи, посылай...

   - Ишей, охотнички наши, что тебе с лодьей помогали, где?

   - Так лодьи и строжат, кто на болото не ушел. В весь то их не пустили.

   - Бери сколь надо и плыви... Терлей покажет куда.

   Когда Ишей с отяцким воином убежали, Пычей расслаблено вздохнул и уселся на корягу:

   - Нет ли поснидать чего? С утра во рту ничего не было...

   - Бери, - передал ему узелок Трофим, - не обессудь, без горячего сидим, баб то в веси нет, а самим сготовить недосуг. Но зато медку хлебнуть потом дам, - указал он пальцем на стоявший в сторонке глиняный кувшинчик.

   - Благодать, - зажевал Пычей молодую репку и тут же закусил ее куском мяса, достав его из узелка, где оно лежало завернутое в широкие зеленые листья. - Аже короче сказывать, - продолжил он с набитым ртом, - то наше поселение на все согласно, о чем Иван баял намедни и более того. Просим мы тебя, воевода, - обратился он к Трофиму, судорожно глотая кусок, чуть привставая и наклоняя голову, - принять нас под свою руку. Дай только традиции древние и верование наше исполнять. Те из мастеровых, кто пожелал, собираются на новые земли, аже примете вы нас и землицу выделите на поселение. Их до десятка человек, да семьи. В дружину новую полтора десятка готово вступить... Все одоспешенные, и пяток кольчуг от тех, кто мастеровыми остаться пожелал. Токмо пожелание есть, абы часть дружины в гурте нашем располагалась. Немного там людишек останется, и место лишнее найдется. То про нас.

   А иной расклад с другими поселениями. Винюсь, не сохранили мы добычу в полной мере. По приходу нашему видели мы, как жадность там старших людишек обуяла и стали те добычу меж собой делить, не думая как дале жить и как от ворога спасаться. Да порешила часть воев, кто не токмо о своем животе мыслит... выйти из родов своих и позвать других общинников за собой. Примет их род мой со всем почтением. Сказано было слово на утро и стали сбираться оне. И вышло их на средний гурт полторы сотни вместе с бабами и детишками. И мастеровые среди них и вои. Да только указали нам в вину, что замятню мы учинили и стали пред нами с оружием и не пускали нас. Не допустили мы крови меж нами, но поваляли нас и кольчуги посекли наши предостаточно. - Пычей оторвался от своего стихотворного слога и развел руками, в которых еще находились недоеденные куски мяса, показывая, как его изваляли.

   - Ну, так чем кончилось дело то? - не выдержал Михалыч.

   - Прорвались мы с барахлишком и скотиною, ждут общинники сей час лодьи ваши на берегу... И посылы наши в верхнее поселение ушли. Да там оно полегче будет, старейшин то в нем нет, все в одном месте собрались. Таки готовься принимать под четыре сотни людишек вместе с бабами и дитями, воевода, это считая с моими. Часть в наше поселение можно на житие пустить, часть на работы, токмо жилье поставить первым делом надо...

   - Да... дела наши грешные, - зачесал в бородке Михалыч, - разместить где вас мы уже нашли, Тимка с утра прибегал рассказать об этом. Не ждали, правда, что столь народу будет... Однако, как говорится, нет худа без добра, да и места там хватит с излишком. Пока туда вас всех определим, а потом уж думать будем, что делать далее. Николая возьмем, дома строить по-новому будем, ну... примерно как наш пятистенок. Поведу вас я, в обход, поскольку в лагере на болоте тоже болезнь началась. Думаю, что и вас коснется, ну да лекарь уже там, бог даст, все обойдется. А сколь воев среди вас, которые в дружину пойдут?

   - Да десятка четыре с половиною с трех поселений, - поднял глаза к небу и посчитал Пычей.

   - Ну и я пяток выделю из дружины и желающих охотников, - добавил Трофим, - так что принимай их всех под себя, полусотник.

   - Есть принимать, воевода, - чуть задумчиво кивнул Михалыч.

   - Али есть сбираешься, али просто мелешь что не то? - вопросительно глянул на новоиспеченного полусотника Трофим, - ты вот давеча про название для дружины что-то баял, надумал али как?

   - Да слово это подобно согласию для воина, будет исполнено, значит, - все еще витая в облаках, ответил Михалыч, - а название... был я капитаном... даже лесным, хмм... Егерем я провел почти всю жизнь, это так охотников у меня называли. И у нас все вои из охотников почти. Так что будем называться... эээ... егерским... полком! Зато я главным егерем останусь, и привыкать к новому названию не буду, - засмеялся Михалыч, - да и на родине у нас такие воины были.

   - Не маловато для полка воев то? - ухмыльнулся воевода, уже зная, что его полусотник на это что-нибудь этакое обязательно ответит.

   - А будет к чему тянуться, воевода, названием пока пугать будем, - с широким оскалом ответил тот.