Глава 14
- Дващи тебе буду сказывать, и трижды, али нужда будет. Только тогда согласие тебе дам, егда обещание дашь, что всякого, кто меч али лук на земь бросит, пощадишь и резать не станешь. И лодьи не дам калечить. Нету моего согласия тогда. Это ж... это ж... - Ишей даже слов не мог сразу найти от возмущения, - это как дитю родному по длани топором...
- Так дал я тебе уже слово про лодьи, но токмо ежели ты меж ними борт о борт встрянешь, чтобы сразу перескочить можно было, - перечислял в очередной раз уже свои условия Михалыч, - а вот насчет воев ничего пообещать не могу. Команды резать давать не буду, но ежели отяки их начнут до последнего бить, то под меч не полезу. Сам посуди, они же разбой учинять на нашу землю пришли, а с татями как у тебя в отечестве поступают? А отяков они не токмо пограбили... Жизни многих лишили, да и баб их ссильничали. Вот то-то же, - сказал он, видя что Ишей кивнул головой, примиряясь с неизбежным. - Уж не спрашиваю, как к ним тебя занесло... но... в общем, попробую тебя отстоять, потому как... долю свою возьму тобой, вот, а напарников твоих на судне похолопят скорее всего. Да им, похоже, все равно, лишь бы жить хоть как-то. Ладно, пора нам готовиться, вставай на руль, а я пойду еще раз обскажу всем, что и как делать.
И еще... ты не обессудь, за тобой присматривать будут. И сотоварищей твоих порежут, если попытаешься что-то сотворить... Да не делай ты такое лицо, верю я тебе, и Алтыш сказал, что роту ты не давал сотнику на верность, уж не знаю почему... Окромя того поведал он, что не буртас ты, а просто живешь среди них... Но я даже малейшего небрежения или ошибки допускать не хочу, потому как это такой кровью выйдет... Задавим, конечно, но умоемся...
***
Ибраим моргнул и рука в окольчуженном рукаве инстинктивно дернулась, чтобы протереть глаза. Но не дошла до цели, замерев на полпути, потому как разум в эту секунду не был способен управлять телом, перерабатывая хлынувший поток данных и заставив все остальное замереть от ужаса. Небеса обрушились на землю и мир, казавшийся незыблемым еще минуту назад, сошел с ума и перевернулся с ног на голову. Его вои начали уничтожать друг друга. Чуть ниже по склону, саженей в сорока от него, ворвавшаяся на речной берег ладья неожиданно вспухла виноградной кистью шеломов, которая тут же разлетелась отдельными ягодами, покрывшими соседние суда и прибрежный песок. Его же воины в стеганых халатах, блестевших на солнце кольчугах с лисьими хвостами, болтающимися за спиной, выстраивались перед лодьями, наклоняя вперед массивные рогатины... Его же вои уничтожали своих братьев, занимавшихся на стоявших почти борт о борт судах повседневными делами. Вот и Ишей стоит, держась за рулевое весло, недвижим и спокоен, будто ничего не происходит... Или не он? Солнце, проклятое солнце светит прямо в глаза! Нет! Чужие, искаженные ненавистью лица!
И тут же яростный вой из глотки сотника смел наваждение, и руки сами заученным движением надели шелом на голову и привычно дернули ремешок застежки. Сабля сама впорхнула в руку, другая прикрыла тело щитом, секунду назад стоявшим прислоненным около шатра, а ноги двинулись к воинам, толпой застывшим около походных шатров. Командный рев быстро образумил опешивших поначалу воев и враз ряд щитов перегородил дорогу от лодей наверх. Еще мгновение и передняя шеренга встанет на колено, а десяток лучников, выстраивающихся позади и уже почти наложивших на тетивы стрелы, отпустят их в гибельный полет слитным хлопком. Но... но не успевают, и двое ратников падают замертво, а один с воем катается по песку, щиты же остальных покрываются густым перелеском оперений. В шлем сотника тоже звучно попадает, ломаясь, стрела, наполняя голову мякиной и протяжным гулом. Ибраим мотнул головой и картинка боя, дрогнувшая было на мгновение, стала на место. Ничто, было и хуже... Еще один боец падает рядом, теперь приходится и самому встать на колено рядом с ратниками. И все же... слитный выстрел и отдаленные вскрики боли. И тут же через несколько мгновений еще один хлопок позади, все-таки выучку чужих воинов не сравнить с его стрельцами. И опять отдаленные крики, теперь уже ярости. Но тут их накрывает следующий залп и сотник чувствует, как позади него падают на землю тела...
- О, Аллах! Великий и милосердный! За что ты обрушил на меня такое испытание? Вперед? Нет, не пройти через рогатины, и даже если прорубиться, то лодью сдвинуть не дадут, да и на весла некого будет сажать. Ааа! Вот вам и досталось!
Это слитный залп справа, с вершины холма, где засели пять его стрелков, прежде обстреливающих весь, заставил дрогнуть ряды чужих копейщиков.
- Да, с двумя самострелами, что у них есть, они смогут пробить доспех даже на таком расстоянии. Но слишком много чужаков, слишком, а взводить самострелы не быстро... Отступаем... отступаем, шаг за шагом, в сторону заводи, где были найдены руськие насады. Так, теперь прикроемся небольшим перегибом речного обрыва, спускающегося почти к самой воде и отдохнем от продолжающегося ливня стрел... Что вы там ждете, на холме! Отступаем! И по пути опустошайте свои колчаны! Не дайте им высунуться! - яростный рев сотника заставляет лучников с холма сдвинуться с места. И со стороны опушки тоже бегут стоявшие там дозоры.
- Слава Аллаху, их там немного и этой ночью все силы были подтянуты в лагерь. Иначе бы не сдержали первый предательский натиск... О, какой коварный оказался враг! Презрел все воинские обычаи и вероломно напал исподтишка, прикинувшись своими. Нет, мы прорвемся! Один из найденных насадов уже должен быть на воде, если вчера точно исполнили его приказ и подготовили тот к спуску... О, великий Аллах! Туда можно было загрузить столько всего! Но... но не ко времени ты вспомнил об этом, сотник! Прорваться, грызть зубами вылезающего на склон врага...
Яростный клич вырвался из его горла, и стремительный бросок змеи совершила пятерка его ратников, ринувшихся вслед за ним на появившихся из-за обрыва воинов.
- Скинули их и назад, назад, отступаем, все почти собрались... еще немного и рывком уйдем в подлесок... Ааа! - боль пронзила ногу, подобно раскаленной игле, вонзившейся в обнаженное мясо... Нога подломилась и сотник рухнул на колено. Его сразу подхватили под руки и потащили в сторону заводи... И только одна мысль сверлила через вспышки боли. Почему сзади? Почему стрела попала со стороны спины? И когда он это понял, тоскливый вой обреченного волка поднялся над старой пажитью, затихнув в синеве неба.
***
Отяцкий воевода бессильно посмотрел за борт, сунул окровавленную кисть в кольчужную перчатку и прорычал невразумительно, вытаскивая саблю из ножен:
- Испугали ежа голой задницей! - спрыгивая на песок.
Удовлетворившись увиденным, Антип повернулся обратно лицом к берегу, вытаскивая из тула очередную стрелу. Воевода прыгнул на соседнюю ладью одним из первых, лихо размахивая деревянным концом своего "грома Инмара", отчего пара буртасцев уже лежала с разбитыми головами на дне лодьи. Последовавший после этого первый вражеский залп выбил из строя копейщиков трех человек, которых сразу втащили за линию щитов, надеясь на лучшее. Однако второй, не вызвав такого опустошения, выбил святое из рук воеводы, так и не дав ему произвести ни одного раската грома. Признаться, Антип подумал, что это может вызвать горькое разочарование отяков, но услышал от них только вопль ярости, да и воевода сразу выскочил вперед, прикрываясь скинутым с левого плеча щитом. И вовремя, потому как сразу две толстые стрелы пробили его древесину недалеко от руки и уткнулись в кольчугу, откинув воеводу на стоящих сзади воинов.
- Слава те Господи, с Иваном худого не допустил, - подумалось Антипу. Краем глаза он глянул на буртасских стрельцов, засевших на вершине холма, оценивая, добросит ли стрелу до них. Но разочарованно отвернулся, и вновь сосредоточил свое внимание на основной группе буртасов. Тем более, рядом выпали из строя двое ратников, показывая, что чужие вои еще ой как опасны. Так опасен подстреленный хищник, который в последнем порыве отказывается от спасительных кустов и бросается прямо на охотника, стараясь добраться до его горла клыками, раздирая при этом в клочья его одежду. Однако, без малого четыре десятка лучников, засевших за бортами лодей и за спинами ратников с рогатинами, все-таки делали свое дело и выбивали воев из неспешно отступающей под прикрытием щитов и иногда огрызающейся толпы буртасов. Первую попытку взобраться на обрыв те отбили, опрокинув ринувшихся туда копейщиков, но потом сразу слаженно отступили, пытаясь уйти через старую пажить в лес. Однако, спустя несколько секунд ряд отяков с копьями уже прочно закрепился на обрыве, встав на одно колено, а вылезшие за ними стрельцы начали слитно, повинуясь командам воеводы, давать один залп за другим в сторону противника. Вот тех уже менее полутора десятков, вот еще один выпал из строя, держась за древко пробившей маску стрелы, вот сотник буртасов неожиданно споткнулся и его подхватили на руки, прикрыв щитами. Отяки с рогатинами попытались было приблизиться, чтобы взять на копье оставшихся и уже начали подниматься с колен, но тут же были остановлены криком воеводы, приказавшего не дергаться. Что им не надо было делать, копейщики не поняли, но послушно вернулись обратно к воеводе, оставшемуся на месте. И тут же вопль радости прозвучал из их рядов, ратники увидели, что за спиной буртасов уже выстраивается ряд переяславских щитов и поток стрел со спины выкашивает остатки вражеских воев, не успевших отойти до заветного подлеска... Еще немного, еще чуть, и сомнут, выбьют, задавят, заставят сложить мечи и луки... Нет, не заставят... Даже когда число буртасов сильно поредело, то вои не стали бросать оружие, и ждать, что их помилуют, взяв в полон и отдав потом за выкуп. Они отстреливались до конца, закрыв телами своего уже мертвого сотника. Пятеро... Двое... Один... Все. Стрельба со стороны переяславцев прекращается. Но не со стороны отяков, продолжающих лупить калеными стрелами по груде вздрагивающих тел. И только после надрывного второго окрика своего воеводы нехотя начинают опускать луки, садиться на землю... Кто-то сразу склоняется над ранеными, бежит обратно к лодьям. Воевода убирает в ножны так и не пригодившуюся саблю и устало подходит к Пычею:
- Пошли посмотреть раненых тех, кто разумеет, ну и... доспехи там собрать, охрану у лодей выставить... Сына не видел еще?
- Сын то вон, у костров повязанный лежит. Младшенький ужо к нему побежал... А остальное все сполним, не сумлевайся, уже привычно становится... Сей миг порядок наведу... - бросил староста, уже начиная обходить воев и приглядываясь, кого можно занять делом.
- Да, вои изрядные, - пробормотал Михалыч, поглядывая на Антипа, - что скажешь?
- Истинно воями воспитывались, ужо потом в тати подались, - ответил Антип, переводя дух и разминая пальцы, затекшие после напряженной стрельбы. - А уж мастерство воинское - не нам чета, числом лишь их задавили.
- Ну что, пойдем с нашим десятником потолкуем, - потянул отяцкий воевода охотника за собой, - а то мнутся, словно барышни, сами не идут.
- Погодь, Иван, глянь на тын, - палец Антипа был вытянут по направлению к веси, - что-то не чисто там, черненая холстина на жерди болтается, да и вои наши в весь возвертаются, яко нет нас тут.
- Да, дела... Догнать что-ли... Нет, постой-ка тут, а я к тыну сбегаю, со Славой поговорю, если уж другие не хотят общаться. А вы пока тут разбирайтесь вместе с отяками, за лодьями посмотрите... неровен час, очухается там кто, да и сами они могут повести себя... эээ... как чужие, одним словом. В общем, сохраняй братские отношения... И вот еще что, - Михалыч наклонился к самому уху охотника и что-то тихо ему прошептал. - Понятно?
- Не ведаю, пошто те это надобно, но раздор от этого великий может начаться... - засомневался Антип.
- На меня все вали, если что, - ответил отяцкий воевода. Потом, содрав шлем, поворошил вспотевшие волосы и отправился вслед за уходящей гуськом в весь ратью.
***
Михалыч все-таки дождался Вячеслава, проведя минут сорок под воротами. Всё стало ясно с самой первой секунды, когда с вышки ему крикнули, что в веси мор и ближе подходить не надо. Теперь они сидели на краю яруги и коротко рассказывали друг другу о произошедших событиях. Вячеслав держал на руках кутенка, опрокинувшегося на спину и разомлевшего от поглаживаний:
- Вот прибился, когда к тебе шел, поиграть то не с кем... Народу в веси почти нет, мужики еле успевают за скотиной ухаживать после смены на изгороди... Ну так вот, с уксусом то я прибежал, а он уже отходит. Первая и единственная смерть... тьфу три раза через левое плечо, - действительно поплевал в сторону Вячеслав, и продолжил, - у остальных, кто показался тоже сильно горячим, вроде сбили температуру, да еще отваром липы дополнительно напоили. Без градусника как тут определишь, сколько у него... Только с опытом разве придет... Слава Богу, это вроде не чума и не холера. Иначе можно было бы просто лечь и молча помирать. И те, что у меня, это самые тяжелые, правда, еще пятерых принесли... да... Я прошелся сейчас, поспрашивал... Остальные либо на ногах переносят, либо иммунитет высокий, не берет их. Но кашляют многие.
- Так что это было то? - поинтересовался Михалыч.
- Не знаю, вирусное что-то, может грипп, может еще что. В общем, повезло нам, что вирус этот мы ослабленный притащили. Хотя... может, он первый такой вылез, а потом еще что-то будет. Не дай бог, конечно.
- Ты думаешь, это мы?
- Скорее всего... С буртасами весяне не общались тут, да и симптомы почти сразу по их приходу проявились, инкубационный период обычно несколько дольше... Скорее все-таки мы, я то не заразился, и ты тоже вроде ничего.
- Надеюсь, ты не стал объяснять, откуда все взялось? - печально ухмыльнулся Михалыч.
- За кого ты меня держишь? - недоверчиво посмотрел Вячеслав, - я себе и детям не враг. Вот теперь думаю, идти раны отякам лечить или как? Сумку с лекарствами и туесок с отваром ромашки с собой принес, а вдруг это я носитель?
- Иди, иди, а вдруг это я или дети те же... Тогда без помощи их оставишь. Давай, по горячим следам, пока они там не напортачили чего сами. Раненых то много. Кстати, карантин снимать будешь?
- Нет пока, если все распространится в итоге, то пусть не такими темпами. Но с десятником поговори, если хочешь, он рвался все...
- Угу, чуть позже. А с флагом, это ты придумал? - Михалыч бросил взгляд на колыхающуюся по ветру черную холстину.
- Ну... как я? Сказал, чтобы тряпку какую повесили. Я то откуда знаю, что они тут при море вывешивают? Может крест какой перед воротами надо ставить, да только разве можно было выйти? Господа буртасы! Извольте подождать, пока мы тут знак морового поветрия вывесим! Короче, прибежали ко мне, спросили, что за тряпку вывешивать? Я сказал, чтобы поярче. Рубаха красная у десятника была, так они побоялись спросить, вычернили углем холстину, да повесили...
- Да ничего получилось, черный флаг как знак беды, еще бы череп и кости нарисовали... - улыбнулся Михалыч.
- Тьфу на тебя, все бы тебе хихоньки да хаханьки. Пойду я отяков лечить, -Вячеслав поднялся и подхватил сумку. - И так минут десять с тобой потерял...
- Первую помощь им как раз оказывают, я еще в нижней деревне их учил воду кипятить и раны промывать ромашкой, как ты уже делал с Антипом. А насчет хихоньки, так это у меня отходняк такой начинается, вот посмотришь что далее будет... Кстати, ты с ранеными то справишься? Там резаных ран должно быть много и стрел засевших тоже...
- Была уже практика, не боись. У тебя, кстати, что с рукой? Пойдем, заодно промою. Заражение крови, знаешь, тут вещь неизлечимая...
- Пойдем, - согласился Михалыч, - я заодно тебя отякам представлю, чтобы у них сомнений про твои навыки не возникало... А рука, так это стрелой так всадило в приклад, что аж ружье выронил за борт, да и кисть чуть порезало отскоком... Теперь нырять за ним... Да, Вячеслав, мне вот только в голову пришло, а в лесном лагере тоже может быть куча болящих?
- Угу. Туда после твоих раненых и отправимся. Здесь Радимир вместо меня справится, я ему показал, как ухаживать, как отвары делать. По моим мыслям, он тут голова многому, такой серый кардинал. Кстати, он даже учился, кажется, где-то. На всякий случай, будь поосторожнее с ним, я что-то не пойму, в каком он тут качестве...
- Разберемся... а на железное болото, как мы лагерь прозвали, я сейчас охотника какого-нить отправлю, принесет им вести, да узнает как дела...
- А я уж и забыл, что ты тут начальником стал, - засмеялся Вячеслав, - только пусть никуда из леса не уходят, вдруг там другое что... Минус на минус может принести и очень жирный минус...
- Ну... начальству то скоро конец, я только в походе главой был, - Михалыч оглянулся назад, - смотри, кутенок так за тобой и чешет, вон как уши болтаются...
- Да, обживаемся, - вздохнул полной грудью Вячеслав, - ты вон отяков приручил, а я щенка. Две недели тут, а уже как будто и сроднились с этим местом...
Широкая тропинка вела нашедших свое дело людей все дальше от веси. Сзади пылил, отвлекаясь на прыжки за стрекозами и большими полосатыми шмелями, серый щенок с загнутым кренделем хвостом, а вокруг одуряюще пахло цветущим разнотравьем и хотелось просто вдыхать этот ароматный воздух и жить... Жить на такой благодатной, живописной и мирной земле...
***
- Здрав будь, Иван, сын Михайлов, - глухо донеслось до Михалыча, когда переяславский десятник присел рядом на бревно, лежавшее около ворот веси, положа длинный, весомый сверток рядом с собой. - Не страшишься столь близко к веси подходить? Мор, он никого стороной не обходит...
- И тебе здравствовать, Трофим Игнатьич, - ответил, наклонив голову, воевода отяцкий, - так не так он страшен оказался, как мнилось поначалу. Вячеслав сказывал, что с божьей помощью малыми потерями пока обходимся, хотя и не обещал, что этим закончится. Главное, повязку не снимай и меняй почаще, а снятые кипяти... Тогда важные дела можно и порешать, выйдя из веси.
- С божьей помощью, надо же... Лекарь то, в избу входя, на икону то и глазом не ведет. Речи нет о том, абы он поклон в красный угол положил али крестным знаменем себя осенил... Но деяния его богоугодные и себя не жалеет, то верно...
- Не обессудь, Трофим Игнатьич, хоть и православные мы, но дело сие в нашем отечестве в запустении было. Не знаю, вернется ли к нам почитание веры Христовой в полной мере, но старания наши приложим... А ты, гляжу, тоже уважение ко мне высказываешь, по имени-отчеству величаешь?
- Так заслужил, Иван Михайлович, заслужил. Сказывать про свершение - то дело одно, а вот исполнить сие - то совсем другое... Вот, прими от меня подарок сей. - Трофим откинул край холста и обнажил рукоять меча и часть ножен, покрытых затейливым узором. Однако доставать не стал, и, запахнув тряпку обратно, передал сверток Михалычу. - Как сыне мой народился, прикупил я меч сей для него... Да не судьба видно, пусть тебе послужит. Славословить дале не буду, почестей себе еще наслушаешься...
- Спасибо... Спаси тебя Бог, Трофим, такому подарку от самого сердца цены нет, хоть и не разглядел я сам меч то.
- Потом глянешь, не рассыплется он до того времени... Сабля то хороша, абы бездоспешного разить али кого в легких доспехах, а без меча того, кто добрую бронь дощатую взденет, не пробьешь.
- Вот на учении со Сварой и опробую сей меч... Что смеешься? - Михалыч удивленно взирал на пытающегося сдерживаться от приступа смеха Трофима. Тот поначалу даже закусил ус и прикрыл ладонью глаза. Но все-таки справился и ответил:
- Ты только Сваре об этом не сказывай, ему тя с деревяшкой гонять и гонять... Да и жалость во мне к его мечу, ежели с этим скрестит, хоть и добрый он у него. Пусть его, оставь... Я вот про что молвить хотел... Ужо час будет, яко Антип подбегал к изгороди, издалече ведал нам о ваших свершениях. Баял он мне, аже стал ты воеводой у отяков, за собой их и охотничков наших вел и множество славных побед одержал... Да то я и сам видел. Как ныне тебя прозывать, воеводой ли?
- Не смеши честной народ, Трофим Игнатьич. Был я походным воеводой, да скоро весь выйду... Если не изменится ничего... Да и тебя вроде тоже воеводой можно кликать? Не десятником же по старинке?
- И то верно... Невмочно стало без воеводы, кликнут после дел сих. Токмо вопрос, не тебя ли? Аже ты был бы свой перед набегом буртасским, то и кликнули бы, и я быть может не противился... Но ты не вой... в нашем понимании, хотя это и поправимо. А своим... своим ты стал благодаря деяниям, свершенным тобой и окружением твоим, но... зело еще непонятны мысли твои людишкам, хотя и приводят сии мысли к победам...
- Путано ты говоришь, воевода, но понял я тебя... Сразу хочу ответить, что за властью я не гонюсь и дорогу тебе в воеводском деле переходить не собираюсь. Хоть кем назначь, приму ту ношу... Однако, мысли насчет будущего я себе тоже задавал... И место себе определил, если ты не против будешь. Вот, скажи, как ты видишь нашу жизнь дальнейшую с отяками? Как добычей ты бы распорядился, ежели бы воля в этом твоя была?
- Хмм... благодарствую тебе на таком твоем слове, а то сумления у меня были на твой счет, не начнешь ли раздор сеять в веси... До власти то многие жадные, да не все поймут, что она не токмо почет и уважение, но и ответ за всё, что под ней творится... А добыча... добыча как заведено... Каждому доля выделяется, а кому и две... Тебе так и пять, и десять выделить община может. И с отяками тож... А жить? Жить мирно будем, как прежде жили. Пычей за вину свою полной мерой расплатился, рать помог тебе привести, так я мыслю?
- Охо-хо. Так... А ты бы поглядел вдаль, воевода... Не на то, что ты провидишь ныне, а на то, чтобы ты хотел увидеть. А уж опосля вместе подумаем, что с этим делать, а?
- Гхмм... Желания мои тебе потребны? Оне простые. Силу бы ту сохранить общую, что у нас с отяками народилась, не то беда придет, а мы опять в раздряге...
- Вот! Вот и я про то же, воевода. А не доверишь ли ты мне сиё деяние возглавить, а?
- Допрежь надобно сих кметей в одно целое совместить. Аже по силам тебе такое, то принимай сиё дело под себя и я те буду в этом опорой.
- Так пойдем ковать пока горячо, Трофим Игнатьич, - ухмыльнулся в отросшие за две недели усы Михалыч, - пока у меня отходняк не прошел... Что такое? Как бы сказать... как начну что-то делать - не могу остановиться...
***
- Вот стоят с вами, воинами доблестными, два воеводы, один ваш походный, другой переяславский и понять не можем, из-за чего весь сыр-бор то? - прокашлявшись, начал Михалыч, перебивая общий гул, царящий на краю пажити. - Я говорю, из-за чего шум и раздряга? Что не поделили столь славные воины, что необходимо стало наше вмешательство?
Пычей оглядел отяцкое воинство, расположившееся на обрыве напротив лодей, перекинул недовольный взгляд на переяславских охотников, вольготно расположившихся рядом и, что-то для себя решив, вышел вперед, отвесив обоим воеводам низкий поклон.
- Челом вам бью, воевода переяславский и ты... наш воевода. Премного благодарствуем мы вам от общины нашей за лекаря. Абы не он, не досчитались бы мы двух общинников. И других он обиходил знатно... Кхмм.. Теперь о деле... Замятня меж нами и вашими охотничками вышла, на правеж их звать желание есть. Исстари повелось, кто ворога побил, тот с него все и берет. Аще другое что от ворога останется, по долям воинским расходится. Ныне же... Антип вон прошелся допрежь нас по всем павшим буртасам и оперение стрел то и обломал, а наши охотнички знаки свои там поставили, абы определить опосля, чья была стрела...
- Можешь не продолжать Пычей, я то повелел, Антипа вины тут нет. В своем праве я был, поскольку воевода был ваш. С меня теперь и спрос. Так и переведи своим людям.
Спустя пару минут, Пычей, пообщавшись на повышенных тонах со своими соплеменниками, ответил:
- Людишки сей спрос к тебе имеют. Пошто ты их долей хочешь лишить? Оговорюсь токмо, аже я к те никоих вопросов не имею, уговор ты наш сполнил насчет сына моего, а боле мне не надобно.
- Я так и думал, Пычей. Тогда переводи им мой ответ, точнее встречный вопрос, который я когда-то задавал тебе, - Михалыч встал на небольшую кочку, чтобы видеть все окружавшие его лица, - как жить дале будем друг с другом, отяки? А?
От того, как вы ответите, и зависит, как делить добычу будем. Токмо прежде скажите себе сами, ежели бы не переяславские охотнички, отбили бы вы своих жен и детей? Не слышу? Понятно, не отбили бы... А отбили бы те охотники свою весь от набега буртасского без вас? О! Уже знатно отвечаете! Так сила наша в чем? В единстве она! По одиночке нас бы враг уничтожил, и не было бы наших селений сейчас на земле этой, а жены с детьми холопами бы томились в полуденных странах, и общались бы с ними там хуже, чем со скотиной. Точно вам говорю, не равняйте холопство у вас или на Руси и на полудне. Жутко там жить подневольными. Не одна баба руки на себя наложила бы в первый же год. И не оттого, что разок ссильничали бы ее. Детей там ваших малолетних так пользовали бы... Ну, да об этом опосля могу рассказать, коли попросит кто ...
Так согласны вы, что силу нашу надо единой держать? Добре, слышу, токмо слишком неуверенно, да и не все... Еще на это тогда скажу. Буртасов не всех мы положили. Четверо ушли. Что они скажут, вернувшись домой? Что положили их лесные охотники да оратаи? Да за теми доспехами, что прежняя рать оставила тут, еще больше рать нагрянет. В два раза поболее. Отомстить за своих родичей и вернуть все вами добытое. Что, еще сомнения есть?! То-то же!
А раз так, скажите, кому сии доспехи нужны будут? Войску, что на защиту нас всех станет или тому же охотнику, у которого она в сундуке с рухлядью томиться будет? Так! Не шуметь! Тихо, я сказал! Про то речи нет, чтобы те, кто с ворогом сражались, домой ничего не принесли! Слово даю, что за тот же доспех выкуп будет и тот, кто кровь свою проливал, домой гол и бос не придет. И семьям побитых тоже воздадим. Токмо, как делить будем? Кому более дадим - тому, кто стрелы лучше метал в ворога или тому, кто соседа своего в бою заслонил? Тому, кто первый поднялся на неприятеля или тому, кто тихо дозор снял ночью? Что важнее? Э... хватит, хватит, так вы до ночи спорить будете... Меня выслушать не хотите?
Поделить я предлагаю всем поровну, в зависимости от того сколь раз в битве участвовал, а тем кто в дружине новой состоять будет... А я разве не сказал? Ну, так говорю... Чтобы силу нашу единой держать, надо общую дружину создавать, да учить этих дружинников тому, как меч держать, да как с ворогом сражаться. С мечом воевода переяславский поможет, а как тихо скрадываться, да врага обманывать, как нападение и защиту вести, этому я вас учить буду... Так вот, тем, кто в дружину вступит, доспех дадим от общин наших. Покуда службу нести будет, доспех его, ушел из рати - отдай другому. И плата тем дружинникам будет, но об этом чуть позже... Пычей, утихомирь ты их немного, я уже горло задрал горланить-то...
Так вот, абы особо славным воям было не обидно, пусть каждый десяток выберет особо отличившегося, по их мнению. Того в дружине и десятником поставим, если пойдет туда, конечно, и долю от добычи полуторную дадим в любом случае... Согласны? Вот на их выборах горло и подерете, а пока дальше слухайте. Лодьи тоже в распоряжении дружины будут, потому как не токмо на тверди защищать землицу нашу надобно, но и на воде.
Теперича еще два вопроса. Гривны где брать, и кто над всем этим войском стоять будет. Аже мы добычу в сундуки сложим, али прогуляем, то радость наша недолгой будет. Дело свое нужно, что доход давать будет. Есть оно у нас. Староста ваш краем глаза видел, как народ наш обустраиваться начал на новом месте. Закладываем мы печи, что железо будут делать в большом количестве. И надеюсь на то, что неплохое оно будет. Обеспечим им и себя и вас, аже нужда есть в нем. Но для этого руда болотная нужна, и глина для плинфы, да и другой работы без края. Кроме того, тес мы будем делать, точнее пилить бревна будем с помощью водяного колеса, а для того людишки тоже потребны. Да и плотники для стройки понадобятся. И то скажу вам, что без ваших родов нам одним не управиться. Платить за сей труд будем али инструментом, али самим железом, али серебром, как наживем его... Поэтому тем, кто места себе в дружине не видит, другое дело найдется и прибыток тоже. С торговли и монета появится, тем и расплатимся за добычу воинскую, а кто в дело вложиться захочет, с тем и это обсудим. А для торговли и суда понадобятся и охрана на них, так что дружина без дела стоять не будет, да и насадам переяславским дело найдется.
И последнее, над силой воинской один голова должен быть. Вот перед вами десятник самого переяславского князя стоит, Трофим Игнатьич, знаете вы его. Кроме него, нет никого, кто бы воинское дело так знал. Я сам у него обучаться желаю. Сам же в дружине буду, кем он поставит. Могу и сызнова над вами встать, помогать воеводе в дружинном деле, если не отвергните.
А чтобы не обидно вашим родам было, можете своего человека предложить, хозяйством, к примеру, заправлять. Вот того же Пычея... переводи, переводи Пычей, не отнекивайся... То не сколь почет для тебя, хоть и это тоже, сколь работы поболее и ответ перед людьми по всей строгости держать... Да что я тебе об этом говорю, ты сам староста, все понимать должен.
В общем, народ отяцкий, обсуждайте мысли мои в гуртах своих и приходите с решением своим... через три дня, вот на это самое место. Воевода переяславский в веси с народом поговорит, я же с теми, кто в лесу сейчас. Решайте, люди, думайте как жить далее будем... Вместе али как? А добыча... Посчитали поди уже все... К себе пока забирайте на хранение, в весь то ходу ныне нет, поди знаете что... болезнь у нас. Нет, не мор... Мыслю, буртасы принесли сие. Однако же, если и среди вас такое начнется, то повязки из холстины мастерите, вон как у воеводы нашего, и к лекарю срочно шлите, знает он, как это лечить. А лодьи лучше к насадам поставить, как на них вас домой свезут. Нечего им на виду то мелькать.
Ну что, благодарствую за вашу службу, люди. За то, что животы свои не жалели ради родичей своих и соседей добрых. Теперь и отдохнуть пора, погибших похоронить как подобает, да помянуть их. За сим, воеводскую ношу с себя слагаю. На пир не созываю, покамест болезнь не прошла, да и невместно мне это делать. Придет время, и отпразднуем сию победу.
Поклонившись в пояс собравшимся, Михалыч соскочил с кочки, на которой переминался все это время и отер выступивший пот.
- Даже в бою так не устал, как тут, за речами, - повел он плечами. - Ну как, воевода, не слишком я своевольничал?
- Мысль опосля мне пришла, аже ты не только отяков, но и всех дружинных под себя подомнешь... - печально улыбнулся Трофим, - Так ли это? Мне что за крохи оставишь?
- У нас это называется... что-то типа свадебного воеводы, - хохотнул Михалыч, уводя воеводу в сторону, - тот, кто на свадьбе гуляет, да доспехами там блещет, а ни на что другое не пригоден. Ты не сумлевайся, Трофим Игнатьич, не отниму у тебя хлеб твой. И других дел, окромя как по кочкам скакать, найдется полная корзина.
- Это каких? - повел бровью Трофим.
- А чем князь занимается, покамест воевода его дружину по полям и лесам гоняет? Надо, так он и ее возглавит, а нет, так других дел полна коробушка...
- Не шутковал бы ты, Иван Михайлович, с сякими делами, неровен час, послух найдется, явятся по нашу голову и с плеч ее снимут за одни только мысли такие, - сразу посерьезнел воевода.
- Нет у меня мыслей таких, Трофим Игнатьич, даже в голове не держал с князьями да ханами то тягаться. Только дело то, что тебе предстоит, схоже больно с их делами. Торговлю надо поставить, да округу нашу оборонить, да людишек на каждое дело найти. Мы то, с сотоварищами, по незнанию, дров можем наломать, тебе нас и направлять.
- Наломал один сякой надысь. Вона, цельным рядом по пажити разложено, только хоронить успевай, - воевода поднял палец, - Христом тебя заклинаю, Иван, держи мысли свои в узде, иначе оттяпают язык твой. Я уж познал сущность твою, аже ты молвишь о чем, то к тому и пойдешь сквозь тернии любые.
- Молчать, яко рыба буду, Трофим Игнатьич, - улыбнулся Михалыч, - покуда в силу не войдем.