Книга: Поветлужье
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11

Глава 10

 

   Ночной лес встречал любого вошедшего в него этой ночью влажными объятьями колючих еловых веток и прелым запахом прошлогодней хвои. Небесам не понравился напор темных грозовых туч, они разъярились и вспороли их оболочку вспышкой голубой ветвистой молнии, сопровожденной глухим утробным громовым рычанием. Ринувшиеся вниз потоки воды быстро опустошили небесные хляби, и далее только моросящий дождик, более похожий на густой туман с плавающими в нем каплями воды, беспокоил лесную жизнь в древесной чаще. Поеживаясь от ночной прохлады, в мокрой, отжатой на бегу одежде, Михалыч осторожно пробирался к их строящемуся дому, стараясь не потерять ориентиры в глубине леса. Вот обойдены огороды, вот засеянное поле с первыми всходами, вот уже новая пажить осталась позади, а к старой, где расположились лагерем пришлые воины, даже соваться не следует. Бррр... холодно, хорошо хоть обувь сухая, благодаря маленьким радостям цивилизации в виде полиэтиленовых пакетов. В них перед тем, как войти в воду, были тщательно упакованы сапоги и патроны с чистой тряпицей. Потом егерь сложил свертки в вещмешок и, спустившись с крутого обрыва, тихо вошел в воду, стараясь раньше времени не потревожить охранение. Если бы еще хватило пакетов на одежду... Ну да ладно, зато не расслабится... если не заболеет, конечно. Тем более, пересекать редкие просветы меж лесными массивами пришлось ползком по холодной земле, щедро пачкая майку со штанами пятнами густо пахнущей июньским разнотравьем смесью влажной травы пополам с глиной. Да и смытая наполовину с лица сажа наверняка придавала дополнительный колорит вышедшему наконец к месту назначения Михалычу.
   Сруб вместе с огородиком был поставлен саженей (вот, уже привязалось... надо же) в ста пятидесяти от пажити, и была надежда, что за короткий вечер пришлые (а сам как будто местный, ха!) не успели исследовать эту часть леса. Однако, зайдя с дальней от веси стороны, капитан в отставке ощутил, как его внутренний голос заартачился, собираясь из этой отставки выйти. Не пойду, и все. Видимо уже успел восстановить отголоски былых навыков, подобно тому, как любитель побренчать в молодости на гитаре, начинает лет через десять перебирать струны уже немного рассохшегося и пооблупившегося инструмента и минут через пять выдает нечто похожее на мелодию.
   - И чё это ты не пойдешь? - спросил сам у себя капитан.
   - А ничо... вот буду тут сидеть до посинения...
   - Это ты могешь... Ну ладно, тогда полежим, вот только осторожно заползу... вот сюда... под ракитовый кусток, надеюсь, что никто ничем сюда швыряться не будет... Авхг... какой к черту ракитовый, это шиповник какой-то... Выполю завтра к чертовой матери...
   С того момента, как внутренний голос успокоено замолчал, прошло минут десять. От куста почти ничего не было видно, разве только темнеющие мрачными пятнами срубы избы и баньки на противоположной стороне поляны. Правда, разок оттуда Михалычу почудился шепоток, но забредший откуда-то ветер пронесся над верхушками деревьев и шорох хлопающих на ветру молодых березовых листьев заглушил все звуки в округе. Однако дело свое сделал - разорвал пелену облаков и хлынувший оттуда слабый лунный свет выхватил смутные шевеления теней около подклети.
   Егерь хмыкнул и тихонько пополз из-под куста. Поправив на спине ружье, бережно протертое после вынужденного купания, но постоянно цепляющееся за все низко висящие ветки, словно высказывая этим свое неодобрение такому к себе отношению, Михалыч тихонько по опушке подобрался к избе, все-таки шальную стрелу никак словить не хотелось.
   - Привет геологам и прочей братии, - выглянул он из-за угла, - хотел было издалече пропеть "Пусть бегут неуклюже...", но понял, что кое-кто меня может не понять...
   - Тьфу, прости Господи, напужал то как... Аж дыхание захолонуло... - откинулся на бревна Антип. - Откель ты взялся, Иван?
   - Оттуда, оттуда, из веси...
   - Иван Михалыч... - начал Тимка, отодвигая дернувшуюся поначалу руку от самострела, - а как...
   - Дядя Вань, и достаточно, Тимк, мы теперь все... наверное даже больше чем просто родня...
   - Дядя Вань, а выбрался то ты как? Мы, считай, к самой пажити почти подобрались, далее невместно было, дозоры кругом басурманские, мышь не проскочит...
   - Расскажу сейчас... Антип, а зачем так было рисковать? - обратился егерь к охотнику.
   - Дык... вот привязалась от вас присказка... Надобно было проследить за ворогом. Аки быть без того? А от этого... отрока... просто так не отвяжешься, - смутился охотник, кивнув на Тимофея, - цыкнешь, скажешь, аже не заяти его боле с собой, все одно позади ползет. Да и нечем ему попенять, однако. Тише меня скрадывается... Добрый охотник растет, а белку ту же тупой стрелой али птицу просто влет бьет.
   - Да это мне батя самострел немного улучшил, - было заметно даже в темноте, что Тимка аж расплылся от похвалы, - предохранитель поставил, тетиву перетянул. Дядька Любим мне болтов наделал, а дядя Слава обещал мне жилы на запасную тетиву. Мое это, нравится мне в лесу... Так как ты выбрался то из веси то, дядя Ваня?
   - Хм... Ну раз ты тут ползал под самым носом у ворога, то пожалуй и знать тебе нужно, чтобы осторожность имел и понимал, чем это для тебя кончиться может... - начал Михалыч, - по трупам, Тимофей, по трупам выбрался... Сплавился по речке, даже подныривать не пришлось особо, выбрался, отряхнулся и я тут. А вот зачем... Прознали буртасы... Что? Да, это именно они, Трофим опознал их по хвостам... Прознали они как-то, что баб мы в лес увели. То ли кто-то ранее подошел к веси, то ли следы при уходе явные оставили. Но они твердо уверены, что в веси только вои и смерды...
   - Нет среди нас смердов. Людины мы, свободные общинники... - парировал Антип, постепенно начиная горячиться, - аже кто называет нас так, так то по гордыне своей. А смерды - это людишки сильно зависимые, имущества своего иной раз не имеющие, али полоняне, на земли осаженные. Их и продать, и переселить владетелю вольно. И проживают такие людишки в селах, оброк платят князю али боярину... А наша вервь в весях обиталась, и токмо воинской повинностью князю должна была...
   - Все, все, понял Антип, прости, ради Бога, - выставил вперед ладони Михалыч, - я не в обиду, просто так понял ваши порядки... Так что ты думаешь по поводу людишек, что мы около... как же обозвать-то... около железного болота собираем?
   - Зело ты рек про место... А про баб... Мигом туда ночью обрачусь, расшугаю дальше в леса кого найду... Хе, хе... Ты вельми тихо скрадываешься, да вон морду то всю расцарапал... Мне то не грозит, и ночь не помеха.
   - Так вот какое дело... Старосту они отяковского, что с низовьев, прихватили. Трофим баял, все дорожки он тут знает, и спастись от него никак нельзя...
   - От Пычея то? Стрелой бросить и все делов...
   - Ну да, это когда я предупредил уже, - скептически выгнул бровь Михалыч, - а если его в доспех оденут?
   - Ну... трудненько будет, но попытаться можно...
   - Тут, Антип, дело такое, никак этих воев выпускать из леса нельзя... Каждый из них на счету, а если они весь соберутся брать... Вернутся обозленные и что тогда? Пожгут все, но это бы ладно... побьют ведь народец и скотину заберут. Бабы тогда одни с голодухи помрут...
   - Так то оно так... Да як осилить эту прорву?
   - Как? Тогда слушай сюда... - Михалыч устроился поудобнее, - и ты тоже Тимка, тебя это коснется в первую очередь... Не струсишь? Ну да... хватит улыбаться, я же вижу... Ну, не вижу, так чувствую. Тебе бы только дать в войнушку поиграться. Ты, Антип, пойдешь к болоту и соберешь всех охотников, кто пришел на место. Плотникам скажешь срубить несколько бревен ближе к месту, которое мы с тобой наметим. Ночью поберегутся пусть рубить, но бояться шума не надо, все равно вои сюда уже собрались выступать...
   По мере обсуждения скептическое лицо Антипа понемногу разглаживалось, потом он начал энергично кивать, а в конце даже стал объяснять про место на лесной речке, где тропка близко подходит к обрывистому берегу. Наконец, охотник подхватил котомку и быстрым скользящим шагом покинул спутников. Михалыч вместе с Тимкой неторопливо собрались, захватили приготовленный Антипом смоляной факел и осторожно побрели вслед за ним.

 

***

 

   Десятник Алтыш нервно передернул плечами. Его мучили недобрые предчувствия, а также злость и вынужденный недосып этой ночью. Отряд, который он вел лесной чащей, временами утыкался в непреодолимые заросли хвойных деревьев и завалы из полусгнивших лесных исполинов. Однако идущий впереди отяцкий староста, которого угрозами заставили искать дорогу до лесного схрона руського люда, неизменно показывал то на следы от лаптей небольшого размера на свежей земле, то на примятые стебли травы. И вел его людей дальше вверх по речушке с крутыми, поросшими пятнами густой травой, берегами. Только раз он изумленно вздрогнул, заметив надломанную ветку. И долго стоял, прислушиваясь и недоверчиво оглядываясь вокруг. Но потом махнул рукой вперед, не меняя направление.
   Все не заладилось с ночи. Казалось бы, начало было неплохое. Емяшко, его племяш, сделал все возможное. Прибежал к поселению раньше на целый час. А что? Молод еще, ноги быстрые, да и без доспеха был. Высмотрел, как бабы в лес уходили, даже чуть проследил - куда, и доложил напрямую сотнику. Молодец, отличился. Ибраим его отечески по плечу похлопал, разрешил на следующий день с нами идти выбирать себе свою долю в добыче. А племяш то как рад был. Оказывается, уже присмотрел себе девицу с малым на руках. Так уж он ее описывал вечером у костра, что слюна не только у молодежи пошла через губу. А потом по секрету поведал, что не прочь взять ее за себя. И даже с мальцом, если та противиться будет одна идти. С одной стороны, парень еще юнец, кровь взыграла, вот и решился ожениться. А с другой... что еще нужно воину для счастья? Чтобы верная, да красивая жена дома ждала. С добычей из славного похода. Хотя, красавицы и в родном селении не хуже, чем руськие бабы... Черноволосые, статные, дородные... Что он на русинку запал? Хотя да, ее то просто взял и все, и выкуп по новым законам платить не нужно... Только зачем? Вот он сколько лет прожил с полоненной словенкой, пока та не представилась в прошлом годе... А свои то покочевряжатся еще, прежде чем замуж пойти. И мужчины в роду им не указ, обычаи старые, видите ли... А надо им молодого, да статного, да богатого, да воин чтобы был первый... А не думают глупые, что обычно бывает только одно из этих достоинств - богатый или молодой, выживший воин или первый...
   А Емяшко сам-то вовсе не из воев. Был в учении у мастера, который занимался строительством, да не срослось что-то, осерчал тот на него. Пришлось Алтышу его пристроить, предварительно обучив, как саблю держать. Мать племяша была его сестрой, помершей родами, а отец... отец был его побратимом. Только вот пропал побратим по-глупому, попав под купеческую саблю, когда они караван речной решили пощипать. Купцов, конечно, положили, но отца Емяшко этим обратно не вернули. А славная тогда добыча досталась. Купец шелк вез, да не как все, старой дорогой через Буртас, а водным путем по Итилю. Решил монеты в мошне оставить и путь сократить. Да вот вышло, что жизни оставшейся себя лишил, старости в окружении молодой жены, любимых детей, светлого, большого дома, тучных стад... Тьфу, сплюнул Алтыш, попав себе на кончик сапога. Да что это я размечтался о несбыточном? Никак бабы близко, вот их запахом дурные мысли и навеваются...
   Так вот, насчет дурости... Сотник почему-то решил не брать нахрапом весь. Хотя, да... Живут то здесь небогато. У нас то в княжестве почти каждый в сапогах ходит, богатство определяется - есть ли у тебя конь или нет. А тут лапти да онучи. Тьфу, голь перекатная... Только воев положишь. Правильно сотник решил. И Емяшко на коне послал правильно, чтобы сказать, что завтра наши воины выйдут засветло полон искать. Только вот не клюнули русины на это. Зря воины прождали в засаде на опушке леса... Да... Ну этим то хоть повезло... А те, кто сидел у костров, изображая всю полную сотню, получили поток стрел на свою голову. Троих сразу наповал, а уж пораненых сколько... Как уж смогли заснуть Иштан и братья Енговат и Разгоз, что их прирезали спящими, это они уж никому не скажут. А Енговату вообще шею свернули как младенцу. А делов то было, высмотреть, если русины за тын с той стороны полезут и сигнал дать. Коли много полезет, то скинул кольчужку, да и сиганул в реку, жизнь то дороже... А с ладьи подберут, в лагере постоянно два десятка наготове отплытия ждали. Только вот с недалекого ума они вверх на холм бросились, откель стрелы падали, да и остальных с собой потащили. Потом десятник оправдывался боязнью, что стрелами ладьи пожечь могли. Было дело, пяток упало, так ведь дождь был, разве же займется огонь по мокрой древесине. Мигом потушили... А вот те, кто на холм бросился, еще и с боку удар получили. Стрелы те, правда, были не каленые, а обычные охотничьи срезни, так им и этого хватило. Четверым ноги порезало, как раз чуть ниже халата попали, а одному прямо в лицо... Даже мне вспоминать тошно это месиво...
   Как сотник ярился, как ярился... Хотел сразу на весь всех послать, это ночью то! Еле отговорили. Потом кричал на всю округу, всех неверных мол, на кусочки порежу, все сожгу, и солью засыплю это место! Еще бы серебром грозился засыпать, так же дорого вышло бы. А-а! Вот что значит якшаться с булгарами, наша старая вера теперь совсем не признается, никто и не помнит, как те же булгары объявили нам священную войну за набеги и силу нашу... А тот обстрел с холма... В итоге семеро убитых и десяток пораненных, из них трое, наверное, так и останутся хромыми на всю жизнь... Такие потери... С утра в сотне начали шушукаться, что удача отвернулась от Ибраима, как только он на русинов то напал, пора мол, другого предводителя искать. Как же, найдешь... Он в Буртасе к таким людям заходит.... Ой, не надо вспоминать, от такого сотника просто так не уйдешь, везде найдет...
   Вот, поэтому то, в итоге, в лес послали не три десятка, а всего лишь два, иначе разбежится руський люд из селения, не удержать их будет. Но ничего, поймаем хоть часть полона, за остальными всегда можно вернуться, да и голодно в лесу пока, сами выйдут, когда животы подводить будет. Кроме того, с низовьев еще три с половиной десятка подойти должны на следующее утро. Если, конечно, успеют за день обобрать селение и зализать свои раны, все-таки всех раненых оставили там. Ну, да тех немного и это даже не раны, а так, порезы... Хватит остальных русинам за глаза. У них одоспешенных воев то человек пять, не более. Остальные не в счет. Хм... только под их стрелы все равно не хочется...
   Путь, по которому их вел отяк, опять приблизился к речке. Справа, почти под самыми ногами, шел крутой, в полторы-две сажени, глинистый обрыв. Сажени через четыре шел выступами другой берег зажатой в тесные оковы речки. Узкий небесный просвет только подчеркивал исполинские кроны деревьев с густым подлеском по ее краям. Тихий покой утреннего леса омрачал только сорочий стрекот, сопровождавший их всю дорогу. Неожиданно, отяк впереди остановился, и позевывающий от недосыпания Алтыш чуть не налетел на его спину:
   - Поганая собака, как можно так вставать неожиданно? - закричал он.
   Тот только показал впереди себя рукой. На дороге, саженях в семи-восьми, стоял маленький растрепанный мальчик, лет десяти или менее, в одной руке он держал берестяное лукошко, а другая была заведена за спину. Глаза его растерянно смотрели на подходящих воев, и чувствовалось, что чуть-чуть и он заплачет. Алтыш вымученно улыбнулся, присел на корточки, чтобы мальчик не испугался и не отшатнулся, и поманил его пальчиком.
   - Этот младенец нам и поведает, где тут у них схрон спрятан, - тихонько произнес десятник для остановившихся воинов, зная, что это замызганное дитя, хлюпающее носом, его все равно не поймет.
   Это было последнее, что успел произнести Алтыш. Дальше события втянули его в такой водоворот, что ни сказать, ни подумать он уже не успевал. Внезапно слева, шагах в двух-трех от мальца, из-за толстого ствола одиноко росшей здесь сосны, выступила фигура человека в одежде странного покроя в бурых и зеленых пятнах. В руках он держал черную длинную... палку, заканчивающуюся двумя дырками и направленную прямо на них на уровне лица.
   - Пычей, уллань... - произнесла фигура, видимо это были слова заклинания. Потому как Пычей, всю дорогу не жаловавшийся на здоровье, рухнул на траву. Теперь даже те, кто поначалу не обратил свое внимание на вышедшего человека, смотрели на того во все глаза. Кто-то потащил из ножен меч, а кто-то потянулся за стрелой, чтобы положить ее на заранее натянутую тетиву. И тут вдруг раздался небесный гром такой силы, что некоторые воины сзади него рухнули, а некоторые схватились за глаза, вопя от боли. И сразу за ним второй гром и новый вскрик боли и ярости. Алтыш уже напряг мускулы, начиная тащить меч из ножен и пытаясь рывком поднять свои старые кости с земли, где он еще сидел на корточках с протянутой рукой, и прыгнуть на незнакомца, как вдруг боковым зрением он увидел приближающуюся тень справа, со стороны реки. Поворачивая голову, краем глаза он с удивлением усмотрел давешнего мальчонку, который уже не выглядел так потерянно а, сжав губы, поднимал руку, держащую... самострел! Несколько таких игрушек десятник видел у сотника и знал, как они могут быть опасны... В этот момент тень справа догнала все-таки голову Алтыша, оказавшись бревном, закрепленным веревками на верхушках деревьев.

 

***

 

   Ловушку закончили рано утром. Срубить деревья, и очистить их от веток, было нехитрым делом, хотя ночью приходилось делать все очень осторожно, чтобы ненароком кого не зашибить. А вот втащить бревна на деревья, предварительно залезши туда самим, вот это была морока. Фаддей, старшина плотников, даже сверзился с середины дерева оземь, правда все обошлось благополучно, поскольку землей в этом случае выступала поверхность воды, и дело обошлось лишь купанием, отчего всё оставшееся время тот походил на мокрого нахохлившегося петуха. Несколько бревен подвесили торчком в ветвях елок, собрав веревки, на которых они висели, в пучок и привязав их к стволу березы, стоявшей чуть поодаль в густом подлеске. Одно умудрились оттянуть к деревьям на другом берегу, воспользовавшись тем, что одинокая ель стояла сильно согнувшись в сторону реки и веревок, на которых бревно висело, в небесном просвете заметно не было. Пришлась к месту и капроновая сетка, которую плотники прихватили из строящейся избы, чтобы "ворогу не досталась". По крайней мере, так они признавались, отводя глаза в сторону. Ее разместили в зарослях вдоль тропы на всякий случай. Кто из буртасов запутается, али запнется, все польза будет. А на сладкое приготовили длинные заостренные колья, потому как бежать с топором на воина в доспехе было как-то неразумно. Разве что метнуть в спину, ну так это если повернутся... Все это время Антип внимательно следил, чтобы кто-нибудь, упаси Господи, не натоптал или не намусорил непосредственно около тропы. К утру успели собрать семь охотников. Тех, кто успел засветло довести людей до железного болота, как с легкой руки Михалыча окрестили место, где нашли черные блестящие окатыши, а также тех, до кого успели добраться легконогие вестники-мальчишки, отправленные ночью на свой страх и риск группами в разные стороны. К ним же примкнули несколько бедовых девчат чуть постарше, да несколько бабенок, не занятых заботой о младенцах и стариках. Остальных отправили разбрестись по лесу за болотом и, в случае подачи тревоги теми же неугомонными мальчишками, уходить в чащу. Тут уж, кто убежит - тот спасется, если не попадет, конечно, на зуб диким лесным зверям. В итоге на месте засады остались плотники с кузнецами, вооруженные топорами и кольями, в количестве восьми человек, которых отвели от греха и спрятали саженей за двадцать до места встречи вниз по течению. Охотники, которым обустроили места для стрельбы на противоположном берегу так, чтобы никто не попал в их сектор обстрела. С наказом бить в лицо и по ногам, а кто силу чувствует в руках и своем луке с такого небольшого расстояния кольчугу пробить, то и куда глаз глянет. Ну и, конечно, Ефросинья, которая стоила всех мужиков вместе взятых. Когда Михалыч увидел ее первый раз в утренних сумерках, а прежде случая не было, так как сея боевая женщина командовала полевыми работами, то первым делом схватился за топор, подумав, что опять нарвался на косолапого, а потом полминуты стоял, открыв рот. Пока та не подошла к нему и своей дланью не подняла ему отвисший до груди подбородок.
   - Шо, вой, не видал настоящих баб? Слюни то подбери, ишь как воззрился на стать мою. Ну, упрашивать будешь, авось сломаюсь, слабость бабскую тебе покажу... Вон за теми кустами, уж больно по нраву ты мне, остальные то как то мелковаты, окромя кузнеца, вестимо, что с тобой явился. Но что-то он на мои чары не падок, али вида не подает, один ты такие пламенные взгляды бросаешь, что томно в груди становится... - и Ефросинья гулко расхохоталась, проходя мимо, отчего все её, надо сказать, выдающиеся в некоторых нужных местах телеса мягко запрыгали. Вместе с бревном, которое непринужденно лежало в процессе беседы на ее женском плече.
   - Вот так вот, - сказал себе Михалыч, почесывая густую щетину, - значится настоящих женщин ты не видел... А ведь симпатичная бабенка... хм... если ее конечно немножко пропорционально уменьшить.
   Вот такой вой иного полу загородил тропу с другой стороны. Справедливости ради надо признать, что в помощь ей он отрядил себя. Антип же ушел чуть ранее вниз по течению с обязательством довести противника до этого места. С Тимкой же пришлось повозиться. Он никак не хотел придавать своему лицу страдальческое, плаксивое выражение. Сначала егерь пытался этого добиться командным голосом, потом перешел на угрозы переодеть его в девичье платье, затем просто попросил и серьезно сказал, что от его спектакля зависят жизни тех людей, что его сейчас окружают. Тимка попросил минуту на раздумье и явился переодевшимся и преобразившемся в бедную сиротку, махнувшись не глядя одежкой с одним из вестников, оставленных в качестве связных с железным болотом. Одобрительно кивнув, Михалыч наказал ему сразу отступать в лес после первого выстрела, а сам пошел выбирать угол стрельбы, который позволит нанести наибольшее поражение противнику при стрельбе мелкой дробью по глазам. Да, подло, зато справедливо.

 

***

 

   Послав оба выстрела дроби в скопление глаз и лиц, Михалыч торопливо переломил ружье и зарядил картечью. Тут же зашуршали еловые ветки, пропуская падающие вниз бревна. Это Ефросинья, перерезав одним махом удерживающие их веревки с помощью выданного Любимом длинного заточенного лезвия, запустила маховик сокрушающего падения. Однако чуть ранее, отпущенное с противоположного берега оттянутое бревно, уже прошлось по первым рядам сгрудившихся воев, которым как раз не досталось дроби в широко распахнутые глаза. Одним концом оно вскользь задело предводителя отряда, все еще стоящего на коленях, а другим сокрушительно ударило по ногам трех буртасов, в кашу ломая коленные чашечки и голени. Упавшие торцом бревна тоже нашли своих жертв, в большинстве своем уже не обращавших внимание на происходящее вокруг, и с воем держащихся руками за окровавленные лица, которым пришедшие удары просто принесли избавление. "Еще шесть, нет... семь", - молча считал егерь, наблюдая за одним из таких молотов, веревка которого зацепилась за сук, и тот раскачивался вдоль тропы, калеча еще живых и добивая еще не мертвых. Вдоль всей тропы уже щелкали тетивы, отпуская в полет стрелы, впивающиеся в теплые тела людей, стволы деревьев, и ломающиеся о холодные стальные доспехи, слышался топот и рев приближающихся мастеровых. Трое буртасов бросились в подлесок, пытаясь спастись от царившей вокруг смерти, но, запутавшись в капроновой сетке, повалились наземь. Не медля, Михалыч по очереди разрядил оба ствола в пытающихся подняться воев и тут же встретился взглядом с третьим, натягивающим лук в его сторону. К счастью, егерь даже не успел напугаться, не то что спрятаться или подумать о своем бренном проходящем существовании, как лучник упал с коротким болтом в глазу.
   - Ну, Тимка...! Выпорю, а потом расцелую, - пронеслось в голове Михалыча, судорожно перезаряжавшего двустволку. Однако применить огнестрельное оружие он уже не успел. Набежавшая с ревом толпа с топорами и кольями нахлынула на место побоища и отхлынула, не оставляя за собой никого, подающего хоть какие-то признаки жизни.
   - Аже не ты и твоя громовая пукалка, так бы легко не отделались, - послышался сзади густой подрагивающий голос Ефросиньи, - а ну-ка вой, сломай мне наконечник, вот сзади в плече торчит. Михалыч обернулся и заворожено посмотрел на пронзившую вой-бабу стрелу и капельки пота на бледном ее лице.
   - В ступор красотой своей тебя ввела? Давай же, ломай, так... так... Очисти от трухи аже есть она там... А сей миг тащи... Погодь! Сильно дергай, но плавно, одним разом, уразумел? Давай!
   Михалыч поплотнее ухватился за древко стрелы, чтобы не скользили пальцы и плавно потащил стрелу.
   - Все! - выдохнул он, смотря на падающую вниз женщину, - Фрося, держись... Антип, помоги ее уложить, один не справлюсь, если у вас там все конечно...
   - Все, все, соколик ты наш! Побили мы их, а я не верил, - Антип торопливо разорвал грубую мешковатую исподнюю рубаху у Ефросиньи, обнажив белое плечо, и помог повернуть ее набок. - Мстиша, огонь разводи! Живо! Прижечь надобно, - крикнул он подбегающему отроку, - мало ли, что у них на стрелах. И чистой холстины тащи!
   - Мстислав, - прервал стремительный бег отрока Михалыч, - есть в чем воды вскипятить? Котелок али посуда какая?
   - В берестяном туеске камнями нагрею, - мгновенно отреагировал тот.
   - Тащи все, а я костром займусь, - егерь, метнувшись через кусты на место ночных работ, через минуту уже сваливал в кучу отобранные сухие щепки, а еще через пять они с Мтиславом уже мыли и грели камни на костре, который Михалыч, оглянувшись по сторонам, запалил зажигалкой. - Прижигать не будем, остужу немного воду, промоем рану и перевяжем. Лекарь так сказывал делать, - прибавил он для большей убедительности.
   - Аже он так сказывает, то по-твоему лечить будем. Еще Фаддею слегка досталось, - продолжил Антип, - резаная рана у него, таки и ему промыть надобно. А вот один их охотничков рядом со мной сразу словил стрелу ажно под бороду, похрипел чуток и отошел. - Антип истово перекрестился. - А в остальном, Бог миловал. Аже кто сказал бы, не поверил... Полуторным десятком мастеровых да охотников два десятка воев положить, - не унимался Антип, - громовая... как Фрося баяла? Пу.. Дале чё? Пошто смеешься? Али не расслышал я малость из слов ее?

 

Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11