XI

Ночью, после пира с царем Иваном Шишманом Сашка спал спокойно и безмятежно, проснувшись поутру лишь от громкого баса болгарского царя, пришедшего будить разоспавшегося гостя.

Программа развлечений царского двора была завершена вчерашним пиром, а сегодня, выражаясь по-современному, у царя Шишмана был запланирован рабочий визит в один из его городов – Несебр. Как сказывал царь, Несебр – город не самый великий по размерам, но не по своему значению. Огромная часть доходов текла в царскую казну именно отсюда. И, похоже, Сашкино предложение, опять же выражаясь языком бюрократии двадцать первого века, проверить налогооблагаемую базу пришлось Шишману по сердцу. Ранее, видимо, такая простая мысль, что город может недоплачивать, царю в голову как-то не приходила. Поэтому за реализацию Сашкиного плана он взялся с удвоенной энергией. Ведь это же замечательно, когда помощь хорошему человеку может в то же время поспособствовать улучшению твоего платежного баланса. Надо ли говорить, что царь провел вчера со своими людьми подробнейшую разъяснительную работу, обсасывая план предстоящей спецоперации в Несебре до мельчайших косточек. Сашка, активно участвовавший в обсуждении и проработке конкретных деталей плана действий на завтра, постепенно обретал уверенность – завтра он точно встретится с Ольгой, и никакие «рыбасоиды» не смогут этому помешать.

Утро для царского лагеря началось с отправки гонца в Несебр – необходимо было предупредить городские власти, что именно сегодня царь пожалует в город. После этого лагерь довольно-таки быстро свернулся. Сказалась, видимо, привычка, выработанная за время почти двухнедельной охоты, когда лагерь приходилось разбивать и сворачивать ежедневно. Вот тогда-то царь и разбудил заспавшегося Сашку.

– Вставай, Тимофей Васильевич! Один твой шатер остался несвернутым. Пора выручать твою любимую Ольгу!

Царь был уже выряжен в парадный костюм и даже голову его венчал сегодня не простецкий охотничий колпак с небольшими полями, в котором видел его вчера Сашка, а узорчатый золотой венец, украшенный вкруг разноцветными каменьями.

– Доброе утро, царь, – ответил Сашка, вскакивая и одеваясь в отведенные армейским тревожным нормативом секунды.

– А ты быстр, однако, – с легкой завистью в голосе похвалил царь. – Хотел бы я посмотреть, как ты орудуешь своим мечом.

– Ох… – Сашка вздохнул. – Лучше бы сегодня обойтись без этого.

Царь рассмеялся.

– Ну, удачи тебе, Тимофей Васильевич. Мы выступаем.

– И тебе удачи, царь Шишман.

Царский кортеж, растянувшись чуть ли не на полверсты, выехал на дорогу и двинулся в Несебр. А параллельно ему, лесом двинулся в ту же сторону Сашка. Через час голова колонны остановилась на берегу моря, прямо напротив длинного узкого мыса, на котором и располагался портовый город Несебр. Городская делегация, выстроившись плотной группой, уже поджидала своего царя с хлебом-солью. Колонна, растянувшаяся змеей по дороге, постепенно подтягивала свой хвост к голове, уже уткнувшейся в делегацию знатных граждан славного города Несебра. А вот и царь наконец.

Сашка залег на опушке леса и, несмотря на приличное расстояние, видел всю картину встречи, как у себя на ладони. Царь принял хлеб-соль, сказал, видимо, благодарственные слова и, сопровождаемый своими ближними боярами и городской делегацией, направился в город. Когда он въезжал в городские ворота, разом ударили колокола всех городских храмов. Змея-колонна вслед за царем начала втягиваться в город. Операция «Несебр» началась.

«Ну что, чертовы дети, сюрприз для вас? – позлорадствовал Сашка. – Представляю, какая сейчас у вас поднялась паника. Как в условиях такой сутолоки контролировать въезд в город?! А может быть, и надо было рискнуть и, затерявшись среди царской свиты, въехать в город? Нет, – оборвал он себя. – Рисковать ты можешь только своей жизнью, но не Ольгиной. Так что действовать будем в соответствии с планом». Царевы слуги меж тем, отделившись от колонны, принялись устанавливать три шатра прямо напротив перешейка, ведущего к городским воротам. Это поле, на котором сейчас устанавливались шатры, по задумке царя Шишмана и должно было стать сценой для задуманного им с Сашкой спектакля. «Занавес открылся, первое действие началось», – подумал Сашка и, извиваясь ужом среди высокой травы, пополз к ближнему шатру.

Задняя стенка шатра еще не была закреплена, и, слегка приподняв ее край, Сашка прополз в шатер. Первым делом, оказавшись в шатре, он навертел во всех его стенах дырок, обеспечив себе, таким образом, круговой обзор.

Хвост колонны втянулся в город, и городские ворота захлопнулись. Лишь немногие из царской свиты остались ждать вне города, у установленных ими шатров. Закрытие ворот днем – случай чрезвычайный. Такое обычно происходит только в одном случае – когда к городу приближается враг. У похитителей Ольги сейчас, наверное, самый настоящий шок. Они никак не могут понять, что происходит. Кто-то почему-то вдруг отрезает им все пути отхода. Но здесь главное, не перегнуть палку.

Наконец городские ворота открылись, и из них выехал царь в сопровождении нескольких десятков всадников. А следом за ними на поле жидкой цепочкой потянулись горожане. Они были раздражены и явно напуганы необычностью происходящего. Их только что зачем-то сосчитали и переписали, а теперь вот и выгнали вон из города. Царевы люди, выстроившись шеренгой, сгоняли народ в толпу, не давая разбредаться по всему полю. А человеческий ручеек, текущий из городских ворот, становился меж тем все полноводнее.

Царь Шишман соскочил с коня и вошел в шатер, в котором прятался Сашка.

– Ну, ты как, Тимофей Васильевич?

– У меня-то все нормально. Сейчас главное, чтобы люди твои не затянули ситуацию. Народ напуган, не понимает, в чем дело, как бы страх этот в злость не перерос.

– Не беспокойся, сейчас начну их одаривать, тогда и всем остальным все ясно станет.

Царь уселся на возвышение, покрытое коврами, с боков его окружили придворные. Горожане, побуждаемые царевыми слугами, потянулись к царю. Невысокий молодой мужичок, судя по стружке, запутавшейся в волосах, столяр или плотник, оказавшийся волею случая впереди всех, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Переминаясь с ноги на ногу, он осторожно приближался к царю, не ожидая, похоже, от этой встречи для себя ничего хорошего. Но вот он поравнялся с придворными и тут же получил от них монету, царь ему протянул руку для целования, а следом ошалевшему от такой милости плотнику протянули чашу с ракией. Плотник опрокинул ее в себя и заметно повеселел, победоносно глядя на робко приближавшихся к царю сограждан. А его уже взяли под локоток и указали, куда идти – на дальнюю часть поля, где уже горели костры и варился в котлах кулеш, а царские виночерпии приготовились разливать вино из бурдюков.

Дело пошло веселее. Очередь теперь двигалась чуть ли не бегом, царь уже не давал целовать свою руку, ограничиваясь лишь милостивым кивком горожанам и гостям города, но медную монету и чашу с ракией исправно получал каждый. А справа у костров веселье уже шло полным ходом. Играли царевы музыканты, и подвыпивший народ, встав в хороводы, уже лихо отплясывал, празднуя день небывалого прежде царского благоволения к обитателям славного города Несебра. А когда объявили, что царь еще хочет выбрать самых красивых женщин Несебра и наградить победительниц сотней золотых флоринов, толпа просто взорвалась благодарственными криками и здравицами в адрес царя Шишмана. Ведь каждый мужчина за редким исключением считает, что его женщина самая красивая.

Вся эта живая очередь тянулась мимо Сашки, разглядывавшего лица этих людей с расстояния трех-четырех шагов. Поначалу он тщательно вглядывался в них, в надежде распознать похитителей. Но потом бросил это занятие, поняв, что если он этого не сделает, то так устанет, что, когда мимо него пойдут женщины, он запросто может не разглядеть среди них Ольгу.

А тем временем из городских ворот показались и первые женщины. Они уже не были так испуганы, как мужчины, видимо, им заранее объявили, что царь хочет выбрать и щедро одарить достойнейших из них. Более того, большинство женщин уже успело принарядиться и навести марафет, стараясь выглядеть как можно лучше. Шествие претенденток на звание королевы красоты еще не началось, а мужская часть населения города уже столпилась за спинами царевых слуг в ожидании прохода красавиц. И вот по волнующемуся человеческому коридору словно павы поплыли первые претендентки. И сразу же разгорелись громкие споры среди судей-придворных и зрителей-горожан. Поистине о вкусах стоит поспорить. Последнее слово было за царем. Те, кого отобрали, оставались рядом с ним, а уж тем, кому не повезло, приходилось продефилировать до конца коридора под одобрительные крики болельщиков и влиться в толпу зрителей. Процесс отбора оказался долгим, но азарт у судей и зрителей все никак не убывал. Трудно сказать, что было тому причиной. То ли извечное мужское преклонение пред женской красотой, то ли напряженное ожидание каждого – принесет ли мне моя дочь, жена, мать чаемый выигрыш?

Наконец первый этап отбора был завершен – возле царя толпились сотни две красавиц всех возрастов, отобранных для второго тура.

– Пойди к царю, передай ему, что Ольги среди всех этих женщин не было, – скомандовал Сашка молодому придворному, направленному царем для связи. – Пусть дает команду своим воинам искать в городе.

Молодой человек выскочил из шатра, почтительно приблизился к царю и зашептал ему на ухо. Тот внимательно его выслушал и в ответ тоже что-то сказал ему на ухо. Молодой человек тут же бросился выполнять полученный приказ. Дальше за происходящим Сашка следил уже вполглаза, ожидая известий от царя Шишмана.

Конкурс красоты и сопутствующее ему всеобщее народное гулянье продолжались до тех пор, пока на большое поле перед городом не начали опускаться сумерки. Царь Шишман, уставший как после долгой тяжелой битвы, вошел в шатер, в котором прятался Сашка, и, растянувшись на мягких подушках, произнес:

– Ее нет в городе. Мои люди перерыли там все. Если ее не было здесь…

– Ее не было здесь.

– Извини, Тимофей Васильевич. Я сделал все что мог.

– Спасибо тебе, царь Шишман. Ты сделал даже больше, чем может человек. Но… Видно, такова моя судьба. Значит, моей Ольги и не было в Несебре. Теперь мне только остается молиться, чтобы Господь послал мне поскорее встречу с Некоматом и его прислужниками. Чтобы, перед тем как покинуть этот мир, отправить в ад как можно больше этих ублюдков.

Утром 31-го июля 6889 года великий воевода Тимофей Воронцов-Вельяминов, незадолго перед тем распрощавшийся с царем Шишманом, въезжал в ворота портового города Несебра. Надо ли говорить, что в прошедшую ночь он и глаз не сомкнул, мучимый самыми тяжелыми предчувствиями и предположениями относительно Ольгиной судьбы. Найти ее живой он уже почти не надеялся, так что его слова болгарскому царю о собственной дальнейшей участи не были рисовкой, отнюдь. Оптимальным для него было бы сейчас прямо у городских ворот встретить сотню «рыбасоидов» и потолковать с ними по-свойски. Душа его горела жаждой мести, требуя потоков вражеской крови. Но вместо ненавистных «рыбасоидов» у ворот ему встретились лишь два городских стражника. Делали свою работу они уже не первый год и людей на этой работе повидали всяких-разных, что и сделало их большими дипломатами.

– За какой надобностью в город приехал, сударь? – задал один из них дежурный вопрос.

– Что?! Да как ты смеешь… – Всадник в мгновение ока выхватил из ножен меч.

Раздраженному и злому Сашке даже предлога не нужно было, чтобы ввязаться в драку, а тут городская стража каверзы ему строит. Небось работают не столько на город, сколько на Некомата. Первый стражник уже успел благоразумно сделать шаг назад, чтобы при неблагоприятном развитии событий успеть укрыться в башне, за толстенной дубовой дверью, но тут в незадавшуюся беседу успел вклиниться второй стражник.

– Простите, сударь, моего напарника. У него с утра часто болит голова, и тогда он делается ну совершеннейшим дураком. Вот и мелет чего не попадя.

– Ну то-то… – Сашка с сожалением вложил меч в ножны.

– Он лишь хотел помочь вам, сударь. Дорогу объяснить, если вам это нужно. Ну а если не нужно, то мы не будем больше докучать столь занятому путешественнику.

– Гм… Как мне проехать к корчме Трайчо?

– Вам нужно именно к корчме или к постоялому двору Трайчо?

– Черт… Какая разница – к корчме, к постоялому двору… – раздраженно бросил Сашка.

– А такая, сударь, – терпеливо принялся разъяснять стражник. – Город наш тесноват, и если вы подъедете к корчме, то вам будет негде оставить коня, ибо вход в конюшню у Трайчо находится на параллельной улице. Сами вы через корчму на постоялый двор пройти сможете, а вот коня провести – никак. Я потому и спрашиваю…

– Короче! – окончательно разозлился великий воевода. – Куда ближе?

– Ближе к корчме, – ответил стражник. – Но…

– Вот и объясни, как доехать до корчмы.

И стражник принялся подробно разъяснять маршрут нетерпеливому путнику. С трудом дождавшись, пока стражник закончит свое объяснение, подкрепляемое для наглядности еще и неторопливыми жестами, Сашка заставил встать коня на дыбы и с ходу бросил его в галоп.

– Сумасшедший какой-то, – только и смог сказать первый стражник второму.

– Поверь мне, – ответил второй, – и дня не пройдет, как мы увидим его в городском суде.

Несмотря на раздражение и злость, владевшие им, маршрут, описанный стражником, Сашка запомнил хорошо. Поэтому, нигде не плутая и не уклоняясь в сторону от заданного направления, он повторил на местности то, что широкими размашистыми жестами нарисовал ему стражник в воздухе.

Несомненно, это была корчма, ибо над открытой наружу дверью висела вывеска, на которой были намалеваны свиной окорок и кубок. И хотя кубок размером был не меньше окорока, информативность картинки от этого не страдала. Сашка поискал глазами, куда бы ему привязать коня и, не найдя ничего лучшего, привязал его к ручке входной двери. В большом зале, куда шагнул Сашка с улицы, царил полумрак, и ему даже пришлось на мгновение зажмуриться, чтобы освоиться здесь после яркого света, царившего снаружи.

– Что желает господин? – услышал он голос.

Сашка открыл глаза и осмотрелся. Слева от него, во всю длину зала тянулись два стола с лавками. Вернее, это были не столы в привычном понимании этого слова, а сколоченные щиты из плохо обработанных досок, уложенные на козлы. В дальнем левом углу за столом сидела компания из пяти человек, перед которыми стояли высокие глиняные кружки. Пол в зале был устлан несвежим, уже подсохшим сеном. Прямо перед ним был свободный проход, упирающийся в закрытую дверь. Справа был еще один стол с лавками, только вдвое короче тех, что слева. Как бы продолжением этого стола была стойка, тянущаяся до самой наружной стены. Именно из-за стойки и прозвучал вопрос.

Великий воевода повернулся в ту сторону, откуда прозвучал голос. За стойкой, облокотясь на нее, стоял щекастый малый лет пятидесяти. Его упитанных щек, из-за которых голова походила на грушу, не могла скрыть даже большая, тщательно расчесанная надвое борода.

– Это и есть постоялый двор Трайчо? – уточнил у него Сашка.

– Да, господин. А Трайчо – это я.

– Мне нужна комната.

– Конечно, господин. У меня есть для вас отличная комната. С окном. А это ваша лошадь, господин, все пытается заглянуть в зал?

– Моя. Я не нашел, где можно привязать ее.

– Су-услик! – заревел Трайчо так, что у Сашки аж уши заложило. Откуда ни возьмись перед стойкой возник парнишка лет четырнадцати. – Суслик, отведи коня в конюшню. У нас новый гость.

– А куда ж мы его селить будем? – Парнишка сморщился. – У нас ни одного свободного места нет.

– Не место, Суслик, – поправил его Трайчо. – У нас есть целая свободная комната. И ее займет вот этот господин.

– Это какая же? – удивление Суслика было неподдельным.

– Та, в которой греки жили. У них уже за три дня не плачено.

– Хм… – Суслик скептически хмыкнул. – Я пойду коня в конюшню отведу. – И парнишка вышел на улицу.

– Пойдемте, господин, – приветливо улыбаясь, сказал Сашке Трайчо. – Я вам вашу комнату покажу.

Он вышел из-за стойки и, быстро перебирая своими коротенькими кривыми ножками, покатился по проходу. Сашка, стараясь не отстать, последовал за ним. За дверью, которую открыл Трайчо, оказалась скрипучая деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Из конца в конец по всему второму этажу тянулся коридор, такой узкий, что одновременно открыть двери в противоположных стенах было невозможно.

– Вот, господин, смотрите – окно! – торжественно провозгласил Трайчо, распахнув дверь в одну из комнат.

Надо полагать, что в остальных комнатах и окон не было, раз хозяин постоялого двора так козырял этим фактом. Окно действительно наличествовало. Сашка выглянул наружу. Прямо под окном находился соседский виноградник, тянувшийся крытой беседкой вдоль всего дома Трайчо. Что ж, окно – это хорошо, ведь только благодаря ему вонь в комнате не достигла тех невыносимых пределов, когда от нее у непривычного человека начинают слезиться глаза. Сашка оглядел предлагаемую ему комнатушку. По размерам она была чуть больше кухоньки в их с матерью питерской квартире. На дощатом полу лежало пять охапок несвежего сена, а на крючках, вбитых в стены, висели пять заплечных мешков. Хозяин поймал Сашкин взгляд, скользнувший по стенам и, тут же сорвав с крючка ближний к нему мешок, выбросил его в коридор.

– Не обращайте внимания, господин. Они здесь больше не живут. Это – греческие матросы. С утра они ушли в порт в поисках корабля, на который могли бы наняться. – С этими словами он выбросил в коридор еще два мешка. – Но… Хватит. Они уже не платят третий день. Они здесь больше не живут. Теперь здесь живете вы.

– Но… – брезгливо скривив губы, Сашка указал на охапки сена, валяющиеся на полу. Мебели в этой гостинице, похоже, отродясь не водилось. А вот всевозможные насекомые, скорее всего, очень даже водились. Если бы не требование «рыбасоидов» остановиться именно на этом постоялом дворе, великий воевода не задержался бы здесь и пяти минут.

– Не извольте беспокоиться, – засуетился хозяин. – Счас все приберем. – Он выбросил за дверь оставшиеся мешки. – Пожалуйте вашу сумочку вот на этот крючочек, а ваш меч – вот на этот… (Пока Сашка еще соображал, как ему поступить, напористый Трайчо уже развесил по крючкам вещи нового постояльца.) – Счас я Суслика пришлю. Он тут все… – Трайчо сделал круговое движение рукой. – А по поводу постели не сомневайтесь, сударь. Что ж я… Не знаю разницы между благородным господином и вонючими греческими матросами? У меня есть отличнейший холщовый мешок. Мы набьем его свежей травой, и вы, господин, будете нежиться на нем, как в раю на облаках! – Говоря это, Трайчо спиной двигался к выходу из комнаты. – Счас… Суслика… – И ретировался, оставив Сашку одного в комнате.

«Черт знает что! Вонючая дыра! – Сашкина злость вспыхнула с новой силой. – За это они мне тоже заплатят! – Тут он почувствовал, что просто-таки сгорает от жажды. – Надо будет принести сюда кувшин с водой и присмотреть за Сусликом, чтобы все тщательно убрал и вымыл». Сашка вышел из комнаты и спустился вниз, в зал. Трайчо стоял за стойкой и энергично переругивался с пятью бородачами. Мешки, которые Трайчо незадолго перед этим выбрасывал из комнаты, теперь грудой были сложены у ног этих бородачей. Когда Сашка появился в зале, все разом обернулись и уставились на него. Подойдя к стойке, он попросил:

– Эй, Трайчо, налей-ка мне воды.

– Вот этот господин поселился в вашей комнате, – обращаясь к бородачам, указал Трайчо на своего нового постояльца.

– А-а… Это ты… – заревел один из бородачей и, знатно размахнувшись, выбросил кулак в Сашкину сторону.

Сашка слегка отклонился назад и одновременно ударил ногой в пах другого матроса. Первый, крутанувшись юлой под действием собственного замаха, свалился на бок, валя одну из лавок. Второй же рухнул замертво прямо у стойки. Трое других тотчас же потянули из-за поясов ножи, но простейшая двоечка «левой-правой» – и двое из них попали в нокаут, даже не успев достать свое оружие. Тот, что пытался ударить первым, поднялся на ноги, держась одной рукой за левый бок. Видимо, при падении сильно стукнулся о лавку. Но Сашка не дал ему на раздумья ни секунды, достав ногой и по другому боку. Тот только охнул и, свалившись на четвереньки, устремился к выходу из корчмы. Оставался пятый, благоразумно отступивший на три шага назад, к двери. Нож, который он держал перед собой в трясущейся руке, ходил вверх-вниз с амплитудой сантиметров в двадцать.

– Не падхади, зарэжу! – завопил он с заметным акцентом. И тут же перешел на ломаный английский: – Sailors! Help! Help me!

Он так выразительно смотрел куда-то Сашке за спину, что тому ничего не оставалось делать, как тоже глянуть туда же. В дальнем углу корчмы, там, где раньше сидели пятеро, теперь наливались пивом и ракией человек двенадцать, никак не меньше. Некоторые из них встали на ноги, наблюдая за схваткой благородного господина с греческими матросами, а один, самый любопытный, даже забрался на стол.

«Ну, этих долго упрашивать не придется», – подумал Сашка, хватая наперевес скамью.

Англичане словно только и дожидались этой просьбы о помощи своего коллеги. Кто-то схватил за горлышко тяжелую глиняную бутыль, кто-то достал из-за голенища нож, но безоружным никто не остался. Оставлять угрозу в тылу было неразумно, поэтому первым делом Сашка торцом скамьи вышиб последнего оставшегося на ногах грека на улицу. Перед ним мелькнули бегающие глаза и трясущиеся щеки Трайчо, выглядывающего из-за стойки и причитающего: «Разгромят, вчистую все разгромят чертовы англичане…»

Не выпуская скамьи из рук, Сашка запрыгнул на стол, а толпа английских матросов бросилась на него, как стая сорвавшихся с цепи питбулей. Самый любопытный так и не слез со стола. Размахивая огромным тесаком, он бежал прямо по столу. Его Сашка встретил ударом ноги в живот, одновременно угостив тех, что внизу, ударом скамьи. Удар был хорош, и парни бежали энергично, весело. В результате явственно затрещали чьи-то кости и раздались первые крики страдания и боли. Сашка перепрыгнул на соседний стол и осмотрелся. Восемь человек упорно продолжали лезть на стол. Еще один взмах лавкой, удар ногой и пробежка в противоположный конец стола. В это время Сашка заметил, что в корчму вваливается еще не меньше десятка матросов. Разглядывать их и определять их национальную принадлежность времени уже не было. Следующие десять минут Сашка крутился как волчок, перепрыгивая со стола на стол и отмахиваясь лавкой. Заключительным аккордом он метнул лавку, как снаряд, в двух парней, сбив их с ног, и, не зная, есть ли кто-нибудь у него за спиной, Сашка прыгнул вверх и вперед, ухватившись за потолочную балку. Качнувшись на балке вперед, он спрыгнул с нее на стойку и тут же с разворотом на сто восемьдесят градусов приземлился на пол. Теперь он стоял спиной ко входу в корчму, и весь зал был перед ним как на ладони. Ни один из его противников уже не стоял на ногах.

– Трайчо, вылезай! – позвал Сашка, думая, что тот все это время так и просидел под стойкой. – Все спокойно! Я их всех уложил!

И тут же почувствовал, как в его спину, слегка проколов кожу, уперлись три острия.

– Стоять смирно! Не шевелиться! Городская стража! – проорали с улицы несколько голосов.

Сашка медленно поднял руки, демонстрируя, что у него нет оружия. Осторожно повернув голову назад, он увидел трех городских стражников, уперших свои копья ему в спину.

– Я не преступник, – попробовал объяснить им Сашка. – Я защищал хозяина корчмы от нападения пьяных матросов.

– В суде разберутся, кто кого защищал, – рявкнул один из стражников. – Хозяин корчмы сделал заявление, что какие-то разбойники громят его заведение. Мы видим только одного разбойника. Это ты. Я тебя помню. Ты еще утром на меня мечом замахивался. Давай, поворачивайся и выходи.

Сашка развернулся и три копья тут же уперлись ему в живот. Так они и пошли по городу – двое уткнули в него свои копья сзади, а третий, пятящийся как рак – спереди. Хорошо еще, что до суда идти пришлось недалеко. Впрочем, в Несебре все недалеко.

Хотя Сашка и не думал сопротивляться, стражники, видимо, чувствовали себя втроем против его одного не очень комфортно, поэтому сделали все, чтобы их задержанный попал к судье вне всякой очереди.

– Ваша честь, – начал один из них, обращаясь к судье, – мы получили обращение от честного несебрского горожанина Трайчо о том, что какие-то разбойники громят его корчму. Этот, – он указал на Сашку, – единственный, кто остался цел. Все остальные лежали замертво. Поэтому городская стража предъявляет ему обвинение в нарушении общественного порядка.

– Эй, эй, эй! – запротестовал Сашка. – Пригласите сюда Трайчо! Все наоборот! Ничего я не нарушал. Я лишь защищал Трайчо и его имущество от пьяных матросов.

– Вот. – Стражник шагнул к судейскому столу и положил на него бумажный свиток. – Это обращение Трайчо. Он доверяет городской страже представлять его интересы в уголовном деле о разгроме его корчмы.

– А возмещение убытков? – поинтересовался судья.

– Он не предъявляет претензий. Если он не сумеет договориться с виновным, то потом предъявит имущественный иск.

– Понятно. Так в чем суть дела?

– Этот… – Стражник вновь мотнул головой в Сашкину сторону. – Уложил двадцать восемь безработных матросов и разнес в дым корчму.

– Убитые, покалеченные?

– Они молчат, ваша честь. – Стражник пожал плечами. – Матросы… Вы же знаете, что это за публика.

– Итак… – Судья указал пальцем на Сашку. – Обвиняется в нарушении общественного порядка и приговаривается к штрафу в пользу города Несебра в один золотой флорин! – Он хлопнул ладонью по толстой книге, лежащей перед ним. – До внесения штрафа в городскую казну содержать виновного в городской тюрьме.

– Ого! – в один голос воскликнули стражники. Столь сурового наказания не ожидали даже они.

– Я готов заплатить! – закричал Сашка. – Но все мои деньги остались в корчме! Как же я заплачу, если не вернусь сейчас туда?!

Судья лишь равнодушно пожал плечами и сказал, обращаясь к стражникам:

– Уводите…

«Теперь мне все ясно, – подумал Сашка. – Вот в чем была задумка «рыбасоидов»! Они заставляют меня поселиться на постоялом дворе, где живет лишь одна пьяная матросня. Организация драки – вообще не вопрос. Вовремя появляется городская стража, и судья – свой человек. В результате – я в камере. И, как им кажется, они могут делать со мной, что угодно. А вот хренушки вам. Эти трое клоунов с копьями – не препятствие. Главное – что с Ольгой? Жива ли? И где она?» Все эти мысли пронеслись в его голове буквально за одно мгновение, ибо даже стражники не успели еще среагировать на команду судьи, как приоткрылась дверь и в комнату шагнул монах.

– Чего тебе, святой отец? – раздраженно спросил судья.

– Я заплачу за него штраф. – Монах подошел к столу и положил перед судьей золотую монету.

Судья вновь пожал плечами:

– Можешь забирать его.

Монах взял онемевшего от удивления Сашку за руку и повел из здания суда.

– Ну ты даешь, Гаврила Иванович… – вполголоса сказал великий воевода монаху. – Ты же «рыбасоидам» весь план поломал.

– План им поломал не я, а… Вчера в город явился царь болгарский со своей свитой и такое тут устроил представление…

– Знаю.

– Ну, я так и подумал, Тимофей Васильевич, что ты к этому руку свою приложил.

Безуглый, переодетый монахом, и великий воевода спорым шагом, нигде не задерживаясь и не притормаживая, шли по совершенно незнакомым Сашке улицам и переулкам.

– Куда мы идем, Гаврила Иванович? – оглядываясь по сторонам и не узнавая местности, поинтересовался Сашка.

– А мы уже пришли. К Трайчо, на постоялый двор, – ответил Безуглый. – Только ты заходил через корчму, а это конюшня. Здесь вход с другой улицы.

Он отпер калитку, прорезанную в больших высоких воротах, и нырнул внутрь. Сашка последовал за ним, оказавшись в помещении метров шести высотой, освещавшемся через длинное узкое окно, расположенное почти под самой крышей. Света окно пропускало мало, поэтому в конюшне царил полумрак, особенно приятный в такую жаркую погоду, как сегодня. Справа от себя Сашка разглядел лошадь, подаренную ему царем Шишманом, склонившуюся над полными яслями, а слева – большущий, под крышу, стог сена, к которому была приставлена корявенькая, довольно-таки хлипкого вида лестница.

– Полезай наверх, государь, – распорядился Безуглый тоном, не допускающим никаких возражений.

Сашка с сомнением поставил ногу на первую перекладину, перенес на нее вес всего тела. Перекладина скрипнула, изогнулась, но выдержала. Тогда он, стараясь нигде не задерживаться, стремительно вскарабкался на самый верх и перекатился на сено. Лежа на животе, глянул вниз – лестница цела, и теперь по ней карабкался наверх Безуглый. Наверху, под самым окном было гораздо светлее, чем там, внизу, но внезапно на спину Сашке кто-то навалился, закрыл его глаза своими ладонями и прошептал на ухо:

– Тимоша… Любимый…

Сашка резко перевернулся, подминая под себя закрывшего ему глаза человека. Исхудавшее, почему-то измазанное сажей лицо, коротко, по-мальчишески остриженные волосы, потрескавшиеся, обметанные болячками губы. И только глаза – ее, бездонные глаза-озера.

– Ох… – от избытка чувств, переполнявших его, Сашка только и смог, что облегченно вздохнуть, прежде чем припасть к ее губам.

– Кхе-кхе, – деликатно прокашлялся Безуглый, взобравшийся на самую верхнюю перекладину. Но, видя, что на его деликатности эти двое не обращают никакого внимания, попросил: – Государь, ты бы подвинулся чуть-чуть… Лестница, сам видел, какая. Я хоть и мало вешу, но перекладины тут на ладан дышат. Не ровен час, обломится…

Сашка откатился от края, сел, прижал к себе Ольгу, сграбастав ее в охапку. Она тоже обняла его, прижавшись головой к его широкой груди. Так и сидели они молча – обнявшись и глядя глаза в глаза. Гаврила Иванович перебрался с лестницы на стог и тоже сел. Тоже помолчал чуть-чуть, повздыхал, глядя на нашедших друг друга влюбленных, и даже смахнул что-то со своих редких стариковских ресниц тыльной стороной ладони. Соринку, наверное.

– Полагаю, государь, тебе интересно узнать… – начал он. Сашка утвердительно кивнул. – Ну вот… Пришел я в город и для начала решил все постоялые дворы обойти. Конечно, похитители могли и в частных домах поселиться, но тогда уж мне их за день-два было бы не вычислить. Поэтому оставалось надеяться на удачу и начинать поиски с самого очевидного.

Сразу у городских ворот я выяснил, что в городе имеется три постоялых двора. И первым делом отправился я к Трайчо. Разузнал, что здесь одни моряки квартируют, и понял, что тут «рыбасоидов» быть не может. Они ведь все, как правило, люди состоятельные. Да и неправильно было бы похитителям селиться там же, где они и тебе, государь, место ожидания определили. Посетил я следующий постоялый двор. Публика там, не в пример здешней, вся приличная – купечество вперемешку со служилыми людьми. Но ни одной женщины ни среди постояльцев, ни среди прислуги. А уж на третьем постоялом дворе я сразу же узрел повозку крытую, похожую на ту, про которую Епифаний рассказывал. Навел справки. Выяснил, что весь постоялый двор, все комнаты сурожский купец по имени Геркулес занимает. Поселился он здесь месяц назад. И с тех пор, как какая комната освободится, он ее нанимает. И в комнате селятся его люди. Итого заселилось девяносто шесть душ. Тьфу, прости Господи… Какие могут быть души у дьявольских слуг? – Тяжело вздохнув, Безуглый перекрестился. – А несколько дней назад супруга этого Геркулеса приехала вот на той самой повозке. Вся из себя больная, ходит – еле ноги передвигает. А едут они в город Афины к тамошнему знаменитому врачу. Я еще, помнится, подумал: зачем из Сурожа неведомо сколько тащиться в Афины в тряской повозке, когда на корабле это можно сделать в несколько дней? Одним словом, появились у меня сильные подозрения, что мне удалось установить местообиталище боярыни Ольги. А по поводу Геркулеса я грешным делом подумал, что это лично Некомат явился, ну на крайний случай Кнопфель-Кихтенко.

Меж тем ночь совсем уж наступила.

– Так это ты все за один вечер разузнал? – воскликнул Сашка. – Знал бы я, не втравливал бы в это дело царя Шишмана.

Безуглый пожевал губами, одновременно изобразив руками некую фигуру неопределенности и вопроса.

– Как знать, как знать… Однако, все, что ни делается, все к лучшему. Действия царевых людей все-таки сильно облегчили мою задачу. Но… Вернемся к той ночи. Трайчо (все же он неплохой мужичонка) разрешил мне ночевать в его конюшне. Стоит она по большей части пустая. Конь в ней появился, только когда ты приехал, государь.

Переночевал я, значит, на конюшне, а ранним утром опять отправился на тот постоялый двор. Сижу, милостыню прошу, а сам по сторонам зыркаю. Ну, заранее тебе скажу, Тимофей Васильевич, что ни Некомата, ни Кихтенки там не было.

А тут сумятица в городе поднимается. Толпы людей идут и едут. Слышу, царь болгарский собственной персоной в Несебр приехал.

– А я его встретил во время охоты почти сразу, как с тобой расстался, – пояснил Сашка. – Вот мы с ним и придумали такой план, чтобы весь народ из города в поле вытащить.

– Смотрю, – продолжил Безуглый, – царские слуги на постоялый двор идут. Один ко мне подошел, спросил, кто я и что в городе делаю. Ну, я ему в ответ – свою сказочку. Он мне и говорит: «Иди, святой отец, за городские ворота, там царь всех угощает и деньгами одаривает». Что ж, думаю, это мне на руку. Я и пошел. Только не за ворота, а к Трайчо на конюшню. Пересидел здесь немного и решил на улицу выглянуть – обстановку разведать. Гляжу, бабы идут наряженные как на праздник. И все к городским воротам. Вот тут-то я и подумал, что ты, Тимофей Васильевич, каким-то боком причастен к происходящему.

Я еще подождал недолгое время и направился к тому постоялому двору, за которым наблюдал с самого утра. Отмычки у меня всегда с собой. – Безуглый продемонстрировал связку отмычек различной формы и размера. – Проник внутрь. Стал осматривать все комнаты подряд. Но дверь в одну из комнат оказалась заперта. Слава богу, замок был простой и возиться долго не пришлось. А там… Вот… – Безуглый сделал жест рукой в сторону Ольги. – Чуть жива. Они ее дрянью какой-то, видимо, опаивали. Соображает, смотрю, плохо, но меня все-таки узнала. Давай, говорю я ей, матушка, ноги в руки, и бегом. Ну и поковыляли к Трайчо на конюшню. И вовремя, я тебе скажу. Потому что, только мы добрались сюда, на улице какие-то люди появились. Я уж и не стал разбираться, кто такие. А на следующее утро смотрю, голубка наша оживать начала. Я ее остриг да под мальчишку замаскировал. – Только тут Сашка заметил, что Ольга одета в порты и широкую рубаху из дерюги, подпоясанную веревкой. – Но, пока с ней возился, приезд твой пропустил государь. Ну а дальше уж ты все сам знаешь.

– Так, где сейчас «рыбасоиды»? – спохватился Сашка. – На постоялом дворе?

– Нет, государь. Из них несколько человек вчера вечером на постоялом дворе появились, обнаружили, видимо, пропажу и исчезли. А остальные и не появились даже. Поняли, что проиграли.

– Думаешь, ретировались и никаких каверз больше не строят?

– С ними ни в чем нельзя быть уверенным, государь. Необходимо поосторожничать. Адаш Арцыбашевич с отрядом будет здесь дня через три-четыре. А до его прибытия предлагаю вам обоим спрятаться здесь.

Сашка еще теснее прижал к себе Ольгу, поцеловал ее и сказал:

– Вдвоем я готов жить на конюшне не четыре дня, а четыре года.