X

Струг, подчиняясь человеческой воле, неохотно сполз с отмели и лениво закачался на мелкой волне прибоя. Казаки, спихнувшие его в воду, переваливались через борта и рассаживались по скамьям, разбирая весла.

– Счастливой обратной дороги, братцы! – напутствовал их великий воевода, подняв левую руку в прощальном приветствии.

– Храни тебя Бог, государь, – вразнобой ответили казаки, уже приналегшие на весла.

Сашка и Безуглый немного постояли на берегу, глядя как стремительно удаляется от берега доставивший их сюда струг, после чего, повернувшись к морю спиной, двинулись в горку, к идущей вдоль берега дороге.

Дмитрий сдержал свое слово и не стал задерживать великого воеводу ни одной лишней минуты. Более того, Сашке даже показалось, что, изъяви он желание остаться, Дмитрий стал бы настаивать, чтобы он покинул войско как можно скорее. Уж больно красноречивы были взгляды всех членов царской свиты. В глазах каждого горело восхищение новоявленным героем, умеющим, как оказалось, словно по мановению волшебной палочки приводить к присяге целые народы и доставать вождей противника даже из-за могучих крепостных стен.

Уехать, просто оставив своих людей, Сашка конечно же не мог. Но отряду на сборы необходимо было время. Как минимум несколько часов. Поэтому, посовещавшись с Адашем и Безуглым, Сашка решил выехать вместе с отставным дьяком, а Адаш оставался руководить вельяминовским отрядом в его марше на Несебр. Разумеется, Сашке было бы и привычнее, и приятнее совершить эту вылазку со старым боевым другом. Но уж больно высока цена была у этой вылазки – жизнь его любимой Оленьки. Адаш хорош в тех случаях, когда надо мечом рубить направо и налево. А где надо вынюхивать, вызнавать и наблюдать, то есть находить и собирать информацию, которую тебе не только не собираются предоставлять, а, наоборот, стараются всячески скрыть и спрятать, там Адаш беспомощен и скорее даже вреден. Зато Безуглый Гаврила Иванович, бывший глава приказа тайных дел, в такой обстановке – как рыба в воде. Он и организовать подобное дело умеет, да и сам лично, если что, не оплошает.

Путь от лагеря на Босфоре до Несебра был не близок – почти триста верст. А до назначенного Сашке срока, до первого августа, оставалось три дня.

– Хорошая скачка получится, – почесывая бритый затылок прокомментировал ситуацию Адаш. – Пожалуй, для Гаврилы Иваныча сложновато будет. – Он все никак не мог примириться с Сашкиным выбором и втайне надеялся, что тот в последний момент все-таки заменит Безуглого на него.

– Ох… – вздохнул отставной дьяк. – Вот как надо! – Он подвинул к себе карту и прочертил ногтем прямую линию от устья Босфора до Несебра. – Морем – всего двести верст. На струге мы туда за полдня доберемся. И запас времени у нас остается. Глядишь, я что-нибудь успею там про этих чертовых слуг разузнать.

– Ты прав, Гаврила Иванович, – согласился с ним великий воевода. – Причалим за городом, а струг обратно отправим. Сначала ты пойдешь в город, а через несколько часов и я следом за тобой. Только тебе, Гаврила Иванович, надо будет внешность сменить и легенду соответствующую придумать.

– О том не беспокойся, государь, – заверил его Безуглый. – У меня уже все готово.

Поистине странную представляли они собой парочку. Хотя дорога – это то самое место, которое объединяет всех – конных и пеших, молодых и старых, бедных и богатых; людей разных сословий, профессий, национальностей и вероисповеданий, – но увидеть молодого знатного воина и нищего бродячего монаха, бредущих вместе пешком по пыльной дороге, вряд ли кому доводилось. Преображение дьяка в греческого монаха произошло на струге, уже далеко в море. Глядя на него, даже Сашке показалось, что Безуглый не просто сменил одежду, наклеил бороду и надел парик, а стал совершенно другим человеком. Он как будто даже стал выше ростом и шире в плечах. Одним словом, вместо типичного работника пера и бумаги с небольшой рыжеватой бородкой клинышком и такими же аккуратно подстриженными усами перед Сашкой предстал заросший черной бородищей аж до самых глаз греческий монах в заношенной, пыльной, заштопанной и заплатанной рясе. На груди у него висел здоровенный деревянный крест на шнурке, а из-под рясы выглядывали повидавшие виды сандалии на деревянной же подошве.

– Подайте Христа ради бедному монаху, – изобразил Безуглый. У него изменился не только тембр голоса, но и появился типичный пришепетывающий греческий акцент. – Монастырь наш, Святого Лазаря, что в Адрианополисе, совсем… совсем обеднел. Кушать нечего. И нового урожая тоже не будет. Братия разбежалась. И я разбежался. А я могу детишек грамоте учить. И греческому языку могу, и счету, и много чему еще. Вы не знаете, может, кому нужен учитель для детишек?

– Хорошо, – похвалил Сашка. – Даже мне не признать. Ты, Гаврила Иванович, постарайся на ночлег у этого Трайчо устроиться. Так нам будет проще связь держать.

– Ты, Тимофей Васильевич, не беспокойся. Я в любом случае найду возможность с тобой встретиться и рассказать обо всем, что мне удастся узнать.

Великий воевода и Безуглый поднялись до дороги и разошлись в противоположные стороны. Безуглый побрел в Несебр, а великий воевода направился в большое село, лежащее верстах в трех. Село это он приметил еще с моря и надеялся купить там коня. Все ж таки не пристало окольничему и великому воеводе входить в город пешком. Да и у «рыбасоидов» это может вызвать лишние вопросы. А в том, что они держат городские ворота под наблюдением, Сашка ни секунды не сомневался.

Вообще-то до назначенного срока у него было еще двое с половиной суток, и хорошо было бы дать Безуглому время на то, чтобы осмотреться и попробовать вычислить этих чертовых слуг. Сашка остановился и задумался: а стоит ли ему вообще заявляться в Несебр именно сегодня?

Сказать, что в последнее время он был спокоен, уравновешен и способен к спокойному, трезвому анализу ситуации, значило бы покривить душой против истины. С момента получения известия о похищении Ольги он был не то что взволнован, а взведен и взвинчен. Не было ни одной минуты, чтобы он не вспоминал о ее бедственном положении и не винил себя в случившемся. В таком состоянии принимать взвешенные решения очень сложно, да и информации для этого у него не было никакой. «Рыбасоиды» попробовали его устранить – с этим у них не получилось. И тогда они сообразили, где его слабое место. Ведь используя Ольгу как приманку, они могут не просто уничтожить его, но взять, что называется, живьем. А это – прекрасная возможность наконец-то узнать – кто же все-таки им на самом деле противостоит? Кто им вредит и путает карты в двадцать первом веке? Кто дошел даже до того, что засылает своих эмиссаров в прошлое?

Итак, никакого плана действий у Сашки не было. Но он знал, что в своем стремлении получить от него информацию они рано или поздно покажут ему Ольгу. И тогда он будет торговаться с ними, как старая базарная торговка. За каждую копеечку. А когда он убедится, что Ольга находится в безопасности, то есть не в их руках, то уж дальше, как Бог даст. Драться он был готов хоть с сотней «рыбасоидов». Драться он умел, а если ему еще чуть-чуть подфартит, то можно надеяться и на благополучный исход для себя.

Примерно вот так вот Сашка представлял себе схватку с «рыбасоидами» и освобождение любимой. Какую хитрость придумать, что противопоставить их подлому плану, он не знал. И здесь он абсолютно доверял Безуглому. Но тому, чтобы ознакомиться с обстановкой, и, более того, что-нибудь разнюхать о враге, необходимо время. Ему нужно покрутиться в городе одному, без великого воеводы. Ведь как только тот явится в Несебр, механизм интриги рыбасоидов будет приведен в действие. И тогда Безуглый ему не помощник.

Дорога – не самое удачное место для раздумий, особенно когда тебя сверху щедро поливает своими лучами хотя и клонящееся к закату, но все еще жаркое июльское солнце. Сашка сошел с дороги на обочину, снял с пояса флягу и сделал из нее пару добрых глотков. Справа от него, меньше чем в полусотне шагов, тянулся вдоль дороги лес, так и манящий своей прохладой усталого путника. Сказывалось все-таки нервное напряжение последних суток, бессонная ночь и двенадцатичасовое морское путешествие. Это на современном суперлайнере «Queen Mary» морское путешествие – отдых, а на казачьем струге (который и в длину-то всего семнадцать метров) любой переход всю душу вымотает непривычному человеку, даже если ему и не приходится сидеть на веслах.

Сашка зевнул и направился к лесу. «Никто меня здесь не найдет, да и не будет искать. «Рыбасоиды» меня в городе ждут. Приманка у них отличная, они спокойно сидят и ждут, пока я сам к ним в лапы притопаю. Так что… Ну, посплю в лесу пару-тройку часиков… Первый раз, что ли… Вон, в Дагестане, в горах во время рейдов… И ничего, Бог миловал. Никому не удавалось меня спящим застать…»

Мысли в голове у Сашки путались, сладкая дрема, как после внушительной дозы снотворного, внезапно обрушилась на него, сковывая тело. Он добрел до леса, выбрал более-менее подходящую полянку среди зарослей орешника и, пристроив под голову дорожную сумку, завалился спать. Но, как ни одолевала его сонливость, обнажить меч и, взявшись за рукоять, спрятать его под правой рукой он не забыл.

Проснулся Сашка от призывного пенья рожков. Открыл глаза – еще светло. Сколько он спал? Разглядеть, где находится солнце на небосклоне, сквозь густую зелень деревьев невозможно. Вновь вдалеке зазвучал рог. И тут ему ответил второй, прозвучавший где-то совсем рядом с Сашкой. «Рожок охотничий, не боевой», – отметил он.

Сашка вложил меч в ножны и, распустив шнуры и застежки на своей дорожной сумке, достал из нее арбалет. Что бы ни сулила встреча с невидимыми охотниками, но лучше все-таки быть готовым ко всему. Едва только он выбрался из зарослей орешника, как мимо него, едва не задев огромными ветвистыми рогами, пронесся роскошный красавец-олень. А мгновением позже в ствол ближайшей сосны, находящейся всего в шаге от Сашки, с раскатистым звоном впился наконечник длинной стрелы.

Олень уже выскочил из леса и несся по дороге, когда на великого воеводу вслед за стрелой налетела целая толпа всадников.

– Эй! Ты что здесь делаешь?! – заносчиво спросил один из них.

В левой руке он держал большой, мощный лук, пустить стрелу из которого под силу далеко не каждому.

– Государь, осторожнее! У него заряженный арбалет в руках! Он охотился на твоего оленя!

Всадник, произнесший эту полную тревоги речь, послал своего коня вперед, явно намереваясь встать между Сашкой и тем, кого он назвал государем. Но тому было достаточно лишь мановения руки, чтобы заботливый всадник остановился. Олень тем временем вновь свернул с дороги и углубился в лес. Сашка, в этой непонятной ситуации следивший за всеми, в том числе краем глаза и за оленем, вдруг неожиданно даже для самого себя констатировал:

– Он вновь заскочил в лес… Там… – И показал рукой направление.

Охотничий азарт штука заразная. Может, именно он, передавшись Сашке от группы возбужденных охотой всадников, заставил его невольно следить за убегающим оленем. Но именно он же, тот самый охотничий азарт, заставил всадников всех разом поворотиться в ту сторону, куда указывал Сашка, а человека, возглавлявшего их, крикнуть:

– Вперед! За ним! Наперерез ему! Мы его достанем наконец! Собаки! Где мои собаки?!

И все всадники мигом сорвались с места, бросившись наперерез оленю. Все, кроме одного. Тот, кто послал охотников вперед, сам не сдвинулся с места, лишь лошадь его нервно переступила, поддавшись общему порыву, но была остановлена всадником. Он поднял охотничий рожок и затрубил, видимо, призывая отставших охотников с собаками.

– Кто ты, славный рыцарь? Что делаешь один в моем лесу? И… где же твой конь? – наконец спросил он у Сашки, демонстративно разрядившего арбалет и забросившего его на ремень, за спину.

То, что вопрошавший был не последним человеком в здешних местах, Сашка понял сразу. Его породистый конь, сбруя, а также костюм самого незнакомца стоили целую кучу денег, а властные черты его лица красноречиво говорили о привычке повелевать другими людьми. Незнакомцу было далеко за сорок, о чем наглядно свидетельствовала густая проседь в аккуратно подстриженной, холеной бороде. И самое главное – Сашка не чувствовал, что от этого человека для него исходит опасность. Более того, совсем его не зная, он почувствовал к нему некое благорасположение. Поэтому он и не подумал врать либо запираться, а честно сказал и о себе, и о деле, приведшем его сюда, в этот лес. Вернее, почти честно.

– Я русский воин, боярин Тимофей. А здесь я потому, что некие люди похитили мою возлюбленную и, угрожая мне ее смертью, потребовали, чтобы я явился в Несебр. А без коня я, ибо приплыл сюда на струге.

– Где же струг?

– Струг вернулся обратно. Война с ромейским базилевсом еще не окончена. Лишь меня отпустил царь Тохтамыш, зная о моем горе. Я с моря заметил село на берегу и направлялся туда, чтобы купить там коня. А по дороге решил вздремнуть чуть-чуть. Зашел в лес и заснул. Твой охотничий рожок разбудил меня.

Раздался приближающийся собачий лай и перекличка сразу нескольких рожков. Наконец появилась и группа скачущих всадников.

– Государь, мы достали его, – радостно сообщил один из них, подскакав ближе.

И, будто в подтверждение его слов, раздался долгий протяжный звук рожка, трубившего отбой, – охота окончена, общий сбор.

– Что ж, боярин Тимофей, – сказал человек, которого назвали государем, – дело у тебя важное. Но, если ты шел в село, чтобы купить коня и даже позволил себе поспать, значит, у тебя есть запас времени. – Сашка кивнул головой, соглашаясь. – Приглашаю тогда тебя разделить с нами охотничью трапезу. – Он обернулся к своим людям и, указав на Сашку, велел: – Приведите ему коня. – И вновь обратился к Сашке: – Может, за трапезой ты нам поведаешь о войне?

Сашка вскочил на подведенного ему коня.

– С превеликим удовольствием. Только… Скажи, кто ты?

– Я… Я – царь болгарский Шишман. – Он тронул коня с места и, сделав широкий приглашающий жест, сказал: – Добро пожаловать в Болгарию.

Царская охотничья трапеза похожа в принципе на любой другой пикник, отличаясь лишь размахом и количеством участников. Царь Иван Шишман выехал из своей столицы Тырнова десять дней назад и, проводя дни в охотничьих забавах и пирах, потихоньку двигался в направлении Несебра. Сегодняшняя охота должна была стать последней, заканчивающейся грандиозным пиром, после чего было запланировано посещение Несебра и возвращение в столицу. Так что Сашка стал свидетелем, если можно так сказать, последнего аккорда сегодняшней охоты, во время которого и был убит тот самый красавец-олень. Но сегодня, кроме него, было убито еще целое стадо всяческой дичины, ибо за царский пиршественный стол садилась почти тысяча человек.

Столы накрыты были на большой поляне, рядом с кострами, на которых томилось, варилось и жарилось мясо всевозможных сортов и видов. Человека, приехавшего с войны, интересовавшей всех без исключения, слушали с превеликим вниманием. Тишина за столом стояла такая, что слышно было, как потрескивают горящие дрова. Сашка не мог разочаровать столь внимательных слушателей. Поэтому его рассказ изобиловал несуществовавшими в действительности подробностями о героических подвигах и кровавых сечах. Да и действительно произошедшие события, как то: принесение присяги тивериадской аристократией и туркскими племенными вождями были расписаны им в духе неких эпических событий.

– Скажи-ка, боярин Тимофей, – спросил у Сашки царь Шишман, после того как он закончил свой рассказ, – есть ли у тебя родовое прозвище?

– Есть. И даже два. Воронцов-Вельяминов.

Шишман, прихлопнув рукой по коленке, с восторгом воскликнул:

– Я так и знал, что ты не простой боярин! Я это сразу почувствовал! Я ведь знал твоего батюшку. С его войском на мадьяр в поход ходил. Великим царем был твой батюшка, Тимофей Васильевич! И брат твой старший царем был… Знаком с ним я не был, но наслышан о нем, о его борьбе с Дмитрием. А ты, Тимофей Васильевич, стало быть, за Дмитрия…

– Я не за Дмитрия, – поправил царя Сашка, – я за Русь.

– Да, да… Я понимаю. Все непросто сейчас… И у нас тоже. Добруджанский князь самостоятельным стал, моей власти не признает. А в Видине самозванец уселся и болгарским царем себя величает. Ох… – Шишман понизил голос так, что слышал теперь его только сидящий рядом с ним Сашка. – Послушай, Тимофей Васильевич… Так что приключилось с дамой твоего сердца? Кто ее похитил? И зачем? Чего они хотят? Денег? Может, я могу помочь чем-нибудь? Ведь Несебр как-никак моя вотчина. Я там государь. И как смеют какие-то проходимцы обделывать там свои грязные делишки, обижая хороших людей?

Сашка раздумывал недолго, прежде чем ответить. В конце концов, его внутренний голос, его внутренний индикатор опасности, обычно срабатывающий безошибочно, сейчас молчит. Почему бы ему и не довериться болгарскому царю? Может быть, это как раз и есть тот самый счастливый случай, который поможет ему и нарушит все расчеты и планы «рыбасоидов»? Да, теоретически возможно, что «рыбасоиды» ожидали его на берегу близ Несебра и специально для него поставили спектакль под названием «Царская охота» с участием массовки в тысячу человек. Возможно. Но… Во-первых, Некомат ранее не был замечен в пристрастии к массовым постановкам. Он всегда предпочитал действовать точечно. И во-вторых… Внутренний голос-то молчит! Если тысяча «рыбасоидов» за ним наблюдала, как он идет по дороге, как он спит в лесу, в конце концов, то почему они до сих пор не схватили и не повязали его по рукам и ногам?

– Слышал ли ты, царь Шишман, о таком купце – Некомате Сурожанине? – спросил Сашка.

– А как же… Лет пять назад я на его счет указ от великого князя Владимирского получил. Арестовать, буде обнаружу его в моих владениях, заковать в железа и под надежной охраной препроводить его в Кострому. Но в моих владениях не было ни самого Некомата, ни людей его, ни имущества.

– Было это только не пять лет назад, а чуть поболе трех, – поправил царя Сашка.

– Может быть, – охотно согласился тот. – За мою немалую жизнь произошло столько событий, что они, меняясь местами друг с другом, порой путаются в моей памяти.

– Так вот… Этот Некомат – очень богатый человек. Он настолько богат, что может, наверное, скупить целые страны на корню. Но, как каждому очень богатому человеку, ему не хватает власти. Ему хочется не только управлять деньгами, но и целыми странами. А у нас, на Руси, после смерти моего батюшки какая-то непонятица образовалась. Дмитрий чего-то ждал и царский трон не занимал. И брат мой Мамай ждал, поскольку считал, что, по справедливости, царский трон должен был Дмитрию достаться. И так продолжалось целый год. Вдруг Дмитрий лишил наш род наследственного сана, а брат мой в ответ поехал в Орду и провозгласил себя царем. Как я потом выяснил, Некомат подбивал на противоборство и одного, и другого. И даже базилевса ромейского сподвиг выйти из подчинения Дмитрию и провозгласить себя великим князем Владимирским. Из-за чего и война нынешняя произошла. Чего же хотел Некомат Сурожании? Ни много ни мало, как Орду извести под корень.

– Эк хватил… – удивленно крякнул царь Шишман.

– Да, – продолжал Сашка. – Уж больно кому-то не нравится, что Русь правит миром. А я им все планы поломал. Великому князю Некоматово предательство доказал и хитрость всю его раскрыл. Вот тогда-то Дмитрий тот указ и разослал, о котором ты поминал. Жаль только, не сумел я Мамая с Дмитрием помирить. Но Некомат жив остался, прячется где-то. Не смогли мы его поймать. Вот он и злобится, и старается отомстить мне. Убить они меня пытались – не получилось. Вот и решили действовать наверняка. Выкрали мою возлюбленную из ее поместья, а мне прислали письмо с требованием явиться в Несебр не позже 1 августа. Знают они, что мне она дороже жизни. Вот я и иду к ним.

– Вот негодяи, вот мерзавцы! – возмутился царь. – Я-то думал, что здесь дела любовные, а оказывается… Все гораздо подлее! – Он ненадолго задумался. – Я готов тебе помочь. Располагай мною и моими людьми.

– Но как? – воскликнул Сашка. – Как действовать, чтобы они ничего не заподозрили? Ведь они велели мне приехать одному и поселиться на постоялом дворе у некоего Трайчо. Я уверен, что они будут за мной следить, за каждым моим шагом, как только я подойду к городским воротам. При малейшей опасности для них они просто убьют мою Ольгу. А этого я не могу допустить.

– Хм… – Задумавшись, царь Шишман принялся оглаживать свою холеную бороду. – Ты когда-нибудь бывал в Несебре?

– Нет, – ответил Сашка.

– Несебр – город не самый большой, хотя и богатый, и очень важный. Обычно, посещая его, я оставляю большую часть своей свиты за его пределами. Город тесноват, надо признать. А все дело в том, что расположен он на узком мысу. Место для порта очень удобное. А город при порте. Вот так и получилось, что расти городу-то и некуда. Это я тебе рассказываю, чтобы ты лучше представил себе место действия. Так вот… В городе ждут меня, знают, что к ним царь едет. Но если я явлюсь туда со всей своей свитой, то моим людям просто негде будет переночевать, ибо во всем городе ты не найдешь свободного места даже для десятка шатров. А куда девать лошадей? А обоз? Он у нас, хоть и невелик, но все же… Можно, конечно, определить моих людей на постой к горожанам. И тогда в каждом доме придется селить не менее двух человек, с учетом того, что и все общественные и портовые здания и службы тоже будут заняты моими людьми.

Раньше я так никогда не поступал, жалея горожан. Но почему бы мне не поступить так теперь? Мои люди заполонят весь город. Не будет ни одного дома, ни одного угла в доме, куда бы они ни заглянули. Все будет под моим присмотром. А потом явишься ты и поселишься, где тебе велели. Хотя… Нет, не поселишься. Места и там будут все заняты. Но для тебя это и лучше. Это уже ломает план похитителей. А? Как тебе мое предложение?

Предложение Сашке понравилось. Приезд в Несебр царя с огромной свитой кардинальным образом меняет обстановку в городе. Уже одно это заставит «рыбасоидов» нервничать и спешно вносить коррективы в свой тщательно продуманный план. А где спешка, там и ошибки. А если люди царя будут действовать согласованно с ним, с Сашкой, то, возможно… это шанс. У него даже под ложечкой засосало от ощущения, что искомое решение где-то здесь, рядом.

– Но… – Тут Сашка подумал о самом, наверное, неблагополучном для себя исходе. – Если они увидят, что в городе начинается столпотворение, и поймут, что это им невыгодно, они сядут на первый же отплывающий из города корабль и увезут мою Ольгу.

– Исключено! – торжествуя, провозгласил царь. – Ибо люди мои первым делом проследуют в порт и мытню. И без моей проверки не уйдет ни один корабль. Имеет же царь право проверить, как работает его мытня? Имеет. И корабли мы все задержим до тех пор, пока не найдем даму твоего сердца.

– Но как мы будем ее искать? Ведь похитители, лишь заподозрив что-либо, могут ее убить!

– Д-да… – Царь Шишман вновь задумался.

Задумался и Сашка.

«Соглядатаи в каждом доме – это хорошо. Кстати, надо будет их проинструктировать, чтобы они первым делом, но эдак ненавязчиво, узнали – нет ли в доме приезжих. Стоп! Почему бы царю не проверить своих налогоплательщиков? Царю показалось, что Несебр мало платит налогов, и он решает сосчитать всех налогоплательщиков. Таким образом, это даст возможность взять под контроль всех мужчин и сразу выявить всех неместных, находящихся в городе. Для такого дела можно и городские ворота закрыть. Но ненадолго. Подозрений у «рыбасоидов» это вызвать не должно, но нервничать их заставит. О результатах пересчета мужчин тут же доложить царю. И сразу можно будет посылать штурмовые команды в те места, где проживают неместные. Ч-черт, а как они будут действовать, эти команды? Как, как… Сам прекрасно знаешь как. Нет, так рисковать я не могу. Надо придумать что-то другое. – Задумавшись, Сашка машинально взял с блюда, стоящего перед ним, кусок оленины и нехотя надкусил его. Почему-то перед его мысленным взором предстала картинка – Дмитрий, вручающий куски вареного мяса борцам-победителям. – Вот оно! Царь Шишман компенсирует всем обитателям Несебра те неприятные минуты, что им доставил своей переписью. Каждому – по грошу. Всех мужиков; что местных, что приезжих – вон из домов за городские стены, в чисто поле. Все в очередь. Царский шатер за городом. Чиновник вручает деньги, царь милостиво кивает, а я подсматриваю из шатра. Да! Я не вхожу в город. Ведь у меня будет еще день в запасе. Я сижу в царском шатре. А если кто-то будет отказываться получать этот грош? Пусть попробует! Царской милостью брезгуешь, сволочь?! В очередь! Что дальше? Послать по адресам группы захвата? А если «рыбасоиды» и баб на это дело отрядили? До сих пор они мне не попадались, но это ни о чем не говорит. Помнится, Безуглый рассказывал, что тушинские жители встречались с нечистью женского пола. Эх, Гаврила Иванович, как же мне с тобой связь установить, не входя в город? – Последний вопрос был чисто риторическим, потому что в качестве ответа на него не подходили даже такие экзотические способы, как голубиная почта. – Нет, нельзя никакие команды посылать. Надо и баб всех из города вытаскивать. А чего проще? Мы им объявим конкурс красоты! Царь, мол, хочет самую красивую женщину выбрать. И наградить ее! Сто золотых, к примеру. И в четырех возрастных категориях: отрочица, молодица, жена и лучшая бабушка. Всех, всех долой из города! И либо они ее выведут за ворота и поставят в общий бабский строй, тогда я ее увижу из своего укрытия, либо они выйдут за ворота сами, а ее спрячут в том доме, где они и жили. А вот тогда уж можно будет и команды по конкретным адресам отправлять!» – Сашке так понравилась эта идея, что он, держа в руке недоеденный кусок мяса и глядя куда-то вдаль, невольно улыбнулся.

– Ну, гляжу, придумал что-то. А, Тимофей Васильевич? – Царь легонько тронул Сашку за плечо.

– Точно, придумал, – согласился Сашка, тряхнув кудрями. – Значит… Действовать будем так, твое царское величество… – И он принялся описывать царю Шишману в мельчайших подробностях план действий, только что созревший в его голове.