— Не слышали? Нашли этого, что ночью дверь взломал. — окликнула его Вика, когда он, вернувшись из Бежицы, входил в зал работы с клиентами через переднюю дверь.

— Поймали?

— Нашли тело.

— В смысле? Его убили, что ли?

— Написали сейчас на ресурсе, где хроника МВД, что обнаружили в овраге, в Судке, в районе улицы Вали Сафоновой, то-есть в нашем районе. Признаки смерти от передозировки наркотиков. Время смерти между пятью и шестью утра. При нем обнаружены инструменты для взлома. Ну, обращаются к населению, просят заявить, кто что видел. Во как бывает.

— Странно.

— Почему странно? — удивилась Вика.

— Если у него была доза, зачем он сюда лез? Или он за час еще кого грабанул, купил у кого-то дозу, ширнулся и отдал концы под кустом?

— Откуда вы знаете, что под кустом? Тоже читали?

— Я не знаю, я овраг знаю, там везде кусты.

— Ну и что? Может, он в бытовку сунулся уже под этим делом, когда ничего не соображал. А потом еще накатил.

— Может. Кто их разберет, этих нариков.

— А вам звонили в отдел. Женщина, — многозначительно добавила Вика.

— Неужели? В наше время женщина, которая звонит, а не связывается по сети — редкость.

— Не всегда. Например, если не по работе и из автомата. АОН определил автомат у общаги строительного техникума. Где кольцо "тройки".

— Интересно. Может, из родственников кто паспорт подвез?

— Не знаю. Ничего не просила передать, сказала, еще позвонит.

— …Ему позвонили где-то сразу после обеда. Он узнал голос Инги.

— Здравствуй. Что, у тебя там из-за отсутствия какие-то неприятности?

— Никаких неприятностей. Обычное дело, торчок сигнализацию нарушил.

— Какой торчок?

— Ну обколотый или обкуренный… Я-то откуда знаю?

— Ты так спокойно говоришь? Наркоманы уже свободно по городу по ночам шастают, они же что угодно могут сделать?

— Этот уже ничего не сделает, он коньки отбросил.

— Что? Тебя плохо слышно, говори яснее!

— Ну помер он, уже на сайте… на ресурсе МВД появилось.

— Что?.. — неожиданно резко воскликнула она. — Ладно, хорошо хоть у тебя спокойно. Кстати, ты в курсе, что сегодня в Художественном последний день выставки Дятьковского хрусталя?

— Обожаю хрусталь. Сходим после работы, перед закрытием?

— Да, сегодня я свободна. Жду в шесть у входа. Пока!

Так, с кольцом "тройки" все ясно, рассудил Виктор. Как раз рядом вход в Художественный. Инга не воспользовалась мобилой. Почему? Возможно, операторы еще дорогие, дороже таксофонов.

Вторая половина дня принесла с собой тревогу. Вернулся из командировки некто Росинов — он ездил в Киев по поводу рамочного соглашения со "Светочем". Дело шло к слиянию фирм, что обещало выход на крупные заказы союзных агенств и расширению "Коннекта". Все было бы хорошо, но помимо этого Росинов принес весть, что в поездах начали ни с того, ни с сего проверять паспорта; ничего внятного по этому поводу, кроме туманных намеков на обострение международной обстановки, не объясняли. Чтобы не дергаться и не выдавать себя, Виктор полностью ушел в работу.

В отличие от хакеров, о постановщиках не пишут романов, тем более фантастических, хотя работа постановщика не в пример интереснее и увлекательнее. Если отвлечься от киношных мифов, хакер просто сидит за компом и азартно занимается очень нудной работой; возможно, только непонятность этой работы окружающим создает вокруг хакеров загадочный ореол. Постановщик же работает с людьми и погружается в глубину их отношений, как сценарист сериала и агент разведки в одном лице. То-есть, ему вначале, надо, как агенту, погрузиться в глубину моря житейского в лице отдельно взятой бизнес-структуры и понять действующие в ней явные и тайные пружины, а затем, подобно сценаристу, превратить их в некий сюжет для создания программного кода.

— Виктор Сергеевич! Опять тут тот же клиент вас хочет… Который с белой сборкой. Мозинцев.

Иван Анатольевич нервно перерывал коробку с дискетами.

— Жалоба, что ли?

— Нет, говорит, еще что-то обнаружил, хочет, чтобы посмотрели. Вообще как он, как клиент? Скандальный?

— Нет… не похоже. Вообще он произвел впечатление человека, которому приятно иногда сорить деньгами.

— Может быть. Я тут по бордам пошарился. Любит ходить в рестораны, покупать и продавать антиквариат, живопись, машину имеет, но почти не ездит почему-то, заводит деловые знакомства, вообще человек с большими связями, и, хотя сам ничем не руководит, может помочь. Сейчас, конечно, дефицита нет, но иногда надо чего-нибудь такое…

— Ясно. Посредник по услугам, "ты-мне, я-тебе". Он никому тут никакую комбинацию не предлагал? Может, он хочет что-то провернуть по кооперативу и ищет гастролера?

— Только сейчас нарисовался. Хотя… ну, в общем, смотрите там. Бухгалтеру я уже сказал насчет дневной. Так что до завтра, завтра у нас зал работы с клиентами работает, я тоже буду в течении дня. Паспорт еще не прислали?

— Ну вот я надеюсь, на следующей неделе…

— Хорошо… А, ну вот же драйвер к вильнюсской "Сонар". Успеха!

Вечернее небо было уже затянула серым шатром облаков; наиболее нахальные из них, мохнатые и лиловые, проползали между небом и антеннами, грозя споткнуться и пролить струи дождя. Тем не менее, было тепло. На бульваре Гагарина все так же весело лопались каштановые ежики; Виктор уже стал привыкать к архитектурным различиям между реальностями, и на углу Дома Политпроса ему уже стало казаться, что он никуда и не перемещался.

У Мозинцева уже горела люстра; казалось, хозяин квартиры не хочет смотреть на это унылое небо и специально пораньше закрыл занавески.

— А-а, проходите, проходите. На улице там дождь не идет?

— Нет, тепло. Так что там опять с вашим?

— Знаете, не загружается. Пищит.

Виктор снял с системного блока монитор и, приподняв крышку, осмотрел монтаж: память была вставлена не до конца.

— Скажите, — спросил он Мозинцева, поправляя планку, — вы внутри там ничего не делали? Или кто-то еще?

— Пылесосил. Пыли там много.

— Понимаете, там надо аккуратно, может, даже лучше кисточкой мягкой смахнуть…

Он водрузил все на место и включил: на мониторе пошло привычное тестирование памяти.

— Вот! А я уж испугался. Слушайте, вы для меня все время так много делаете…

— Да ничего, эта наша работа.

— Я понял, как вас отблагодарить. Знаете, я вам сделаю паспорт.

— Какой паспорт?

— Какой-какой? Обыкновенный, советский, какой еще. С заграничным как-нибудь сами, если надо.

— Простите, не понял, — Виктор вытер внезапно вспотевший лоб, — а зачем мне два паспорта?

— А я вам не предлагаю два. Я предлагаю один. Советский.

Такого глупого положения Виктор откровенно не ожидал.

"Знает, что у меня нет паспорта? А зачем предлагает? Хочет, чтобы на него работал? Мутный он какой-то. И от кого тогда Инга? Подпоила, посмотрела, что нет паспорта? Ну да, я же скорее его не оставлю в подсобке, мало ли, а возьму с собой, а если его нет? И что делать? Бежать в милицию? С чем? С тем, что заснул у малознакомой подруги? Мозинцев в отказ пойдет. То-есть надо этот паспорт на руках иметь, как улику. И что они от меня хотят? Чтобы я обокрал кооператив? Помог обанкротить конкурента? Сдавал инсайдерскую информацию? Откуда-то у этого друга есть на шмутки и картины. А планку он сам вытащил, сто пудов, чтобы вызвать."

— Ну что же вы молчите?

— Да я не понял… Это вы мне предлагаете фальшивый паспорт, что ли?

— Виктор Сергеевич! — Мозинцев обиженно вскинул брови. — Я что, похож на человека, который может предложить что-нибудь фальшивое? Я похож на человека, который держит дома что-нибудь фальшивое?

— Вы уж простите, пожалуйста. Я или не расслышал, или не понял. Вы сказали мне, что хотите предложить купить у вас паспорт?

— Вам часто предлагали купить паспорт?

"Ага. По Интернету. Паспорта, дипломы, трудовые книжки, удостоверения депутатов Госдумы… Чего только теперь не предложат."

— Простите, я, наверное, опять не совсем понимаю.

— Я не предлагаю вам ничего купить. Я вам просто его сделаю. Для вас. Ни копейки вам не будет стоить.

— Подождите, но это что же… Вы хотите сказать, что я могу тут остаться без своего паспорта?

— Я хочу сказать, — Мозинцев приподнялся над столом, опершись на него кулаками, — что между моментом, когда вам очень, очень понадобится паспорт, и моментом, когда он у вас будет на руках, у вас могут возникнуть крупные неприятности. Причем довольно скоро, может, даже уже на следующей неделе. Слышали, что уже поезда шмонают? А вы приехали тут, думали, вот сейчас, где-нибудь, подшабашить!

— В смысле подшабашить?

— Да, в том самом. В каком и поляки ездят. Только поляки на картошку и легально. А некоторые в свое время бились на выезд, за бугор, думали, все устроились престижно, а тут — эть! Переходный период, безработица, возрастной ценз, нацисты в парламентах. Ну, наши-то и там быстро смекают, что к чему: туристская виза, и — только узнает ли Р-родина-мать одного из пропавших… А?

— Ну, теперь понятно, а то я уже невесть что подумал. То-есть, вы принимаете меня за трудового мигранта-нелегала, бывшего гражданина СССР? Но почему тогда вы не обратитесь в соответствующие органы, чтобы меня по закону выпроводили?

— Виктор Сергеевич, — улыбнулся Мозинцев, — ну зачем мне это делать, если вы мне компьютер чините? А вы думаете в вашем кооперативе за кого вас принимают? Кого вы им больше напоминаете: обыкновенного толкового вестарбайтера или вебмастера Папуасии, вернувшегося с чувством исполненного интернационального долга? Все всё понимают и закрывают глаза, люди-то нужны. У нас прогресс, раньше мирились с запоями, теперь с несоветским гражданством. Что-то у меня из головы вылетело… Давайте я вам чаю заварю.

— Спасибо, — выдавил несколько растерянный Виктор.

"Азиатские лейблы, "Стамбул-город контрастов"… Ну точно, мигранта вычислили. Пункты реабилитации, проверка документов в поездах; похоже, начали охоту на нелегалов, видать, много развелось, черт, а ведь выхода-то особо, кроме левой ксивы, и нет. Черт бы побрал эту разрядку и свободу перемещений! Визы не обнаружат, въезд в страну не подтвердят, значит, автоматически подозрение на казачка засланного или террориста, про международный терроризм тут уже знают. Вещи из будущего? Такую же мобилу можно наверняка в опытном образце сделать, программы написать… Как там это называется — обреченный шпион? Деза о будущем? Другая реальность — значит, кто-то из наших побывал, а если кто-то побывал, значит, можно заслать и дезинформатора, верно? Обреченный прогрессор… Хреново."

— Вы понимаете, — продолжил Виктор, — ну, скажем, предположим, будто бы все так и было — предположим! Но зачем вам оказывать такую огромную услугу, я же вам не родственник, и это, наверное, и расходы большие, и сложно… Никак в голове не укладывается.

— Слушайте, ну вам-то что до того, во что это обходится мне? Поверьте, мне это не составит никаких хлопот, кроме удовольствия… В общем, наверное, надо мне все рассказать. Понимаете, в отношении Инги, ее будущего, у меня есть определенные обязательства, от которых я отказаться не в состоянии. Я понятно говорю?

"Хм, тут какая-то вообще индийская история вырисовывается"

— Иными словами, вы хотите женить меня на Инге, что ли?

— Ну, это уж как вы сами решите… Но я обязан дать такую возможность.

— Почему я?

— Почему нет? С моей помощью и связями вы здесь можете неплохо продвинуться.

— То-есть, если я правильно понял, это комбинация. Вы меня вытаскиваете из грязи в князи, чтобы я смог оказать вам, или через Ингу, какие-то услуги.

— В добро вы, значит, не верите, верите в расчет… Да, я совсем забыл про чайник.

Мозинцев вышел и оставил Виктора сидящим перед монитором. Виктор ткнул курсовом в "Пуск" и "Завершение работы".

"Что он там предложит? Выдвинет на директора "Коннекта"? То-есть на зицпредседателя? А всем будет рулить Инга, она же экономист? Или это не "Коннект", а что-то покрупнее? Компутерные фирмы сейчас наверняка ОБХСС усиленно пасет, но за ними будущее, а контроль рано или поздно ослабнет… Черт, ввязался невесть во что. И без паспорта нельзя. Так. Под каким-нибудь предлогом взять у него паспорт, а потом — добровольная явка. Для шпиона такое поведение слишком глупо, так что есть шанс. Паспортный стол у них по субботам работает?"

Мозинцев молча вернулся с подносом и поставил на стол две чашки чая и вазочку с пирожными.

— Знаете, — нарушил тишину Виктор, — вы так связно и интересно все рассказали, просто роман какой-то. Не поверите, но мне просто вдруг стало жутко любопытно, как это вдруг можно, ну, скажем, за неделю, и сделать практически настоящий советский паспорт.

— Завтра, — заговорил Мозинцев, прожевывая безе с кремом, — завтра, и не практически, а просто настоящий. Завтра он будет. Можете брать, можете не брать — дело ваше. У меня появилось желание желать широкие жесты.

— Фантастика. Если бы мне утром кто-то сказал, я бы не поверил.

— Ничего особенного. В Союзе надо всегда ладить с людьми, умеющими жить. И будет счастье.

— Спасибо. — сказал Виктор после некоторой паузы. — Вы извините, что надо бежать — мы с Ингой сегодня решили сходить на выствку хрусталя.

— Вот и прекрасно! — вскинул брови Мозинцев. — Смотрите на все проще. Что от вас сейчас надо: ФИО, год-место рождения, в общем, все для заполнения. На карточку сниматься не надо, у меня тут электронный фотоаппарат, "Канон". В Киеве, кстати, теперь тоже электронные начали делать, и довольно недурные…

…Непросохшая от ночного дождя лужа на асфальте отражала холодную сталь облачного неба, через которое рыжей каравеллой плыл свернувшийся осиновый лист. Воздух был слегка сыроват, и в нем разливалось то самое затаенное беспокойство, что обычно охватывает человека, природным чутьем ощутившего будущее наступление зимы; инстинкты далеких предков подсказывали, что надо искать теплое жилище и запасать пропитание. Этот период, когда родовая память требует энергичных действий, кончается с первым снегом: сухой холод и садящиеся на рукав белые мухи говорят, что до весны уже нечего искать, и тогда душу посещают какая-то особенная легкость и ощущение праздника.

Виктор мерил шагами пространство перед стеклянным квадратом ворот в Художественный. "Не на месте его построили, при базаре", думал он. "Хоть тут и меньше народу, тем более, рынок сейчас уже не работает — все равно. Тут бы магазин, а художественный — у площади Партизан."

Инга шла легкой походкой со стороны Красноармейской, по стороне красных домов, в светло-сером брючном костюме и легкой куртке, встряхивая на ходу волосами, которые шаловливый ветер задувал ей на лоб.

— Ты не замерз?

— Ничуть. А как ты?

— Я тепло оделась. Не смотри, что я такая хрупкая. Как на работе?

— Нормально. Снова, кстати, чинил комп Егор Николаичу.

— Как его остеохондроз?

— При мне не жаловался…

Виктор отдал билеты на входе, и они прошли в залы, которые чередой уступов плавно подымались от начала осмотра. Их окружили невидимые души людей, которые когда-то вложили свои мысли, страдания, радость, любовь в мазки на холсте, в карандашные линии, в формы скульптур. То во взгляде с полотна, то в каком-то запечатленном порыве, движении, или, напротив, созерцательном покое, чувствовалась попытка создателя что-то сказать, словно человек стоял за оконным стеклом и шевелил губами; лишь настройкой чувств в унисон с этим неуловимым действием позволяла разобрать сказанное.

— А вот здесь раньше висели Ткачевы, а теперь их перенесли в музей в Бежице.

— Да. Я был там.

— Уже успели?

— Ну да, ездил в БИТМ, и — не удержался. Но так, бегло. Надо еще сходить.

— А в музее Козьмы Пруткова я тоже была, очень занятно.

Экспозиция хрусталя находилась в верхнем зале; Виктор с Ингой не спеша прошли туда мимо чуть колышущихся длинных занавесей, закрывавших окна.

— Знаешь, Инга, каждый раз я жду, будет ли в старинной части графин с яблоком.

— А что за графин?

— Просто стеклянный, а в нем яблоко, точно с ветки… А, вот же оно.

— Какая прелесть! Верно, оно как живое… как настоящее.

— Оказывается, чтобы быть магом и волшебником, не обязательно ехать в Хогвартс.

— Обрати внимание, новые спортивные кубки стали делать в классическом стиле. А вот в настольных приборах чувствуется авангард. Обрати внимание на эту синюю пепельницу — как оригинально в ней обыграны пузырьки в стекле… А письменный прибор, наоборот, торжество геометрии, тайных пропорций. По-моему, он создает владельцу уверенность в себе. Очень сущностно. Не удивительно, что завод даже в кризис нарастил экспорт.

— Какой кризис?

— Ну, в Евросоюзе после расширения. А вот, кстати, надо подсказать Егор Николаевичу насчет этого сувенира, "Рука и шар", он обязательно захочет такой заказать. Кстати, как он тебе?

— Сувенир?

— Егор Николаич.

— Занятный человек, но он иногда говорит не совсем понятные вещи.

— Он тебе, кстати, паспорт не предлагал?

— Предлагал.

— Не отказывайся. А то обидишь. А этого не надо делать.

— А что я с ним буду делать, с этим паспортом?

— Что хочешь. Спрячешь, выкинешь, уничтожишь, если боишься. Он назад не потребует. Главное, не отказывайся.

"Либо подставное лицо им нужно, что более вероятно, либо у меня какое-то нужное качество, о котором я пока не знаю. Вопрос, почему кто-то другой не подходит. Пока что у меня три явных качества. Первое — я здесь человек новый, меня плохо знают, второе, меня можно повязать паспортом, ну и третье, третье — я ведь могу иметь физический доступ к серверам разных организаций. Конечно, во время работ админы будут смотреть, но как отвлечь человека — это уже дело техники. Допустим… Теперь вопрос: как они могли выйти на меня? Да еще так быстро? Либо связи в кооперативе, либо… Либо журналисты. Но "Ди Эрсте" здесь не поймать, спутниковых не видно, наверное, не разрешают, Инет закрыт. По "Немецкой волне" или "Свободе" продублировали? Возможно."

Домой он проводил Ингу до подъезда, потом заскочил в гастроном на первом этаже и обнаружил там тот же набор колбасы, сыров и полуфабрикатов без очереди. Что было интересно, водку уже по времени не давали, но еще можно было взять вино и коньяк. Виктора что-то толкнуло, и он, не думая о текущем балансе доходов и расходов, взял плоскую фляжку КВВК "Баку" со Знаком Качества, после чего, успокоившись, пополнил свои продуктовые запасы прямоугольным пакетом фруктового кефира, сметаной, творожным сырком, сухим картофельным пюре в фольговом пакете, колбасным сыром и булочкой. На выпивку его не тянуло, и опустошать эту бутылочку с медальками на наклейке он не собирался, просто бросилось в глаза, и вдруг какой-то старый, притаившийся где-то с советкого времени в лабиринтах души инстинкт подсказал: "Надо взять. Положено." Для чего положено, Виктор тоже себе ясно пока не представлял, во всяком случае, это не ассоциировалось у него с чем-то в кооперативе с тамошними строгими правилами; но раз интуиция пробудилась, возможно, есть смысл к ней прислушаться. Он положил бутылку во внутренний карман плаща; полная емкость приятно оттягивала синтетическую ткань своим весом, словно пистолет, и щекотала душу азартом какой-то неосознанной опасности.

На Брянск опускался синеватый вечер, и серо-лиловые кляксы облаков низко ползли над крышами по бледному небу, стыдливо розовеющему послезакатным румянцем за площадью Партизан. Прожектора подсветки еще не включили, и стелла памятника темной полосой перерезала гаснущий небосвод.

Неспешной походкой усталого после рабочего дня человека Виктор прошелся до остановки у кинотеатра, наблюдая, как закрываются шторами окна домов и за ними вспыхивают невидимые с улицы люстры. Лица встречных прохожих показались ему более беспечными и веселыми, чем в его реальности, жизнь выглядела более спокойной и даже напоминания об угрозе НАТО стали атрибутом привычной безмятежности. В конце концов, большинству из ныне живущих здесь этот военный блок, созданный специально против России и оставшийся в нашей реальности динозавром холодной войны, угрожал с самого рождения — как одна из природных стихий.

Он заглянул в кинотеатр, посмотрел на привычные небольшие очереди у двух касс справа от входа и прочел афишки. В зеленом зале шла эксцентрическая комедия "Админы" с Анкундиновым, Лосевым и Паршиным в главных ролях, в синем — фантастический ужастик "Полураспад", описывающий, как было указано в анонсе, "трагическую судьбу маленького человека после разделения СССР и крушения социализма".

"Это мы смотрели" — подумал Виктор и вышел на остановку.

— Извините, вы не курите?

Виктор обернулся на голос. Перед ним стояла высокая девушка в красной куртке, потертых джинсах и круглой легкой шапочке на кудряшках а-ля двадцатые годы.

— Нет, ничем не могу помочь.

— Что ж такое? Брянск превращается в город некурящих и непьющих мужчин. Думала, вы, как старшее поколение.

— А я никогда не курил.

— Да вот тоже хочу бросить — работа нервная, журналистика. Все чувства людей пропускаешь через себя, когда пишешь. Кстати, вы гуманитарий или инженер?

— Инженер, — ответил Виктор, ничуть не смущаясь бесцеремонностью расспросов; для репортеров это просто профессиональная привычка.

— Вы участвуюте в городской дискуссии "Нужен ли Брянску монорельс"?

— Еще не включился. И, по-моему, это слишком дорого. Я имею в виду монорельс.

— Ну, это зависит от конструкции, — зачастила она, словно вела репортаж. — Во всяком случае, уже пришли к выводу, что копировать сочинский не имеет никакого смысла из-за холодного климата. Да и в Сочи у него больше туристское назначение, как у фуникулеров и канаток. Навесная конструкция — это не для нас.

— Однозначно. Тем более, автомобилей на улицах еще мало.

— Личный автомобиль — это ошибка хрущевской эпохи, — безапелляционно отбарабанило юное создание, — попытка догнать Америку и тяжкий удар по экологии. Он оправдан в основном на селе. В городе должен быть развит общественный транспорт, не требующий много жизненного пространства. Поэтому основной концепцией города предусмотрены бесплатная автобусно-троллейбусная сеть на основных направлениях и моторы, то-есть маршрутные такси, которые является экономичной альтернативой личному автомобилю и частично такси.

— А не боитесь, что маршрутки… то-есть моторы… будут отбирать пассажиров у троллейбусов?

— У нас же не капитализм! — воскликнула журналистка. — При капитализме — да, еще в начале века в США стихийные моторы отбирали пассажиров у трамваев, потому что они ездили чаще, и кому некогда было ждать, садился. Поэтому с одна тысяча девятьсот пятнадцатого муниципалитеты их стали запрещать, и поэтому на Западе они так неразвиты. Но американский трамвай это не спасло, его победил личный автомобиль. У нас в Союзе моторы — конкурент личного авто, а не троллейбуса. Представляете, как были бы без них забиты улицы?

— Вполне, — ответил Виктор.

— Вы были за рубежом?

— Ну, по телевизору же, в кино показывают.

— Вот. Но скорость троллейбуса ограничена и поднять ее можно только если отделить линию от улицы. Технически в Брянске можно построить монорельс, "Брянский рабочий" летом публиковал проекты. Но будет ли это выгодно? Нам важно мнение каждого горожанина.

— А это мнение кто-то будет слушать? — спросил Виктор, пытаясь выбраться из вороха слов и вспомнив, как проходили разные общественные слушания в его реальности.

— А как же! Вот вы, к примеру, где сейчас работаете?

— В кооперативе "Коннект". Устраиваюсь.

— Вот так же, как у вас на работе все сотрудники каждый день улучшают производство, точно также все жители должны каждый день улучшать наше общество и государство. Качество нашей жизни, как и качество услуг, нельзя считать совершенным: завтра мы с вами обязаны сделать нашу жизнь, наш город, нашу страну лучше. Ой, извините, моя сто двенадцатая. Всего доброго! — и она упорхнула в подкатившую маршрутку.

"Неужели это все не сон? Неужели они в самом деле так думают, говорят… Неужели это так и есть?"

И тут Виктор внезапно понял, почему его в детстве не увлекали потрясающие картины светлого будущего, написанные великими фантастами. Не находилось в этих картинах механизмов, что делали это будущее светлым. Все вроде как-то решено в суровой борьбе предыдущих поколений, и после долгих лет этой борьбы и страданий вдруг ни с того ни с сего кто-то сказал: "Ша, мы его построили и теперь осталось только гоняться за элементарными частицами и заселять кольцо Сатурна". Неясно было и то, как это общество держит себя незамаранным. Виктор, как-то уже в зрелом возрасте, читал "Полдень, XXII век" Стругацких из профсоюзной библиотеки, и дошел до эпизода, где двум покупателям перепутали при доставке бытовые комбайны, да к тому же у этих машин будущего оказались дико непонятные интерфейсы и мануалы. Его просто поразило, что дальше глава кончилась, и почему-то никто никаких мер не принял. Неужели энное количество людей Полудня и дальше будут страдать от тех же глюков? Будущее, которое не фиксит своих ошибок, нежизненно, и его, как Солнечный Город, развалят первые три осла. Реальное светлое будущее — это огромный виртуальный муравейник, где каждый, как придирчивая домохозяйка, непрерывно суетится, пытаясь сделать общий дом еще более совершенным — и имеет возможности это делать. Никто никогда не будет до конца доволен реальным светлым будущим, на нем всегда будут находить пятнышки; но это будет не нынешний обывательский форумной депресняк, не упивание словами "мы не можем, мы не умеем" — это будет неудовлетворенность художника, желающего добавить к картине еще один мазок.

Виктор направил взор в сторону заводоупрвления; с Красноармейской, блестя фарами, выворачивал незнакомый ему "восемнадцатый".

— Простите, а до "Радиотоваров" идет? — крикнул он, когда перед ним, шипя, распахнулись створки дверей. Из салона ему закивали.

— Идет, идет, — подтвердила незнакомая женщина, когда он заскочил в салон, — он за Пединститутом на Студенческую заворачивает.