Дом Инги — серый стандартный пятиэтажник из силикатного кирпича с гастрономом-стекляшкой внизу — стоял напротив аптечного склада по Луначарского. Здесь это было одно из тех мест Брянска, где достаточно было лишь одного шага, чтобы, словно из одной реальности в другую, перескочить из большого города в тихий провинциальный поселок. За углом оставалась шумная Красноармейская с ее потоком машин из Володарки и Фокинки, в который вплетались гул и искры троллейбусов, шлепанье и чавканье грузовиков, что неподалеку от этих мест заворачивали на Карачиж, и, наконец, шелест шин вымытых в пригородном автосервисе столичных легковушек, завернувших в наш город с Киевского шоссе. По Луначарского не было почти никакого движения, а чуть подалее по дремлющему асфальту, покрывшемуся трещинками, днем безмятежно бродили куры из частных домов. В этой реальности на улице еще сохранились старые, квадратного сечения бетонные опоры фонарей, на которых, на острых стрелках из стального листа, были редко развешены ртутные лампы; их череда медленно опускалась в подернутую вечерним туманом глубь оврага.

Гастроном работал с восьми до восьми и уже закрывался.

"Хорошо, в дежурный заскочили" — думал Виктор, отягощенный пакетом с массандровским белым мускатом (интересно, на сколько он в нашей реальности потянет, если здесь за семнадцать тридцать? на две с половиной или три с половиной?) и киевским тортом.

— Ну вот, мы и дома. Я тут одна живу, в однокомнатной. Район тихий, хорошо, когда дома работаешь.

— А где ты работаешь?

— Торгово-экономическим экспертом и аналитиком. Статистика, оценки, прогнозы… Приходится иногда посидеть вечерами.

Домашний интерьер показался Виктору достаточно стандартным. Светлая прихожка. Стенка орехового цвета в общей комнате, что протянулась вдоль стены, противоположным дверям и включала в себя все, от шифоньера до ниш под "Горизонт" с трубкой двадцать один дюйм, видак "Электроника", CD-проигрыватель "Союз", с плазменными индикаторами эквалайзера и микшера (что на самом деле очень удобно, но инофирмы не понимают), и кассетную деку "Маяк" с лентотягой на двух моторах, стационарную и неубиваемую. По остальным стенам были распределены диванчик на двоих, кресло-кровать и стол-книжка, под ногами мягко глушил шаги синтетический палас. На окне за тюлевой занавеской Виктор ожидал увидеть цветы, но их почему-то не было, даже кактусов. В углу за батареей виднелась свернутая витая пара "Домолинии-2".

— А терминал в ремонте? — поинтересовался Виктор.

— У меня нотбук, служебный. По работе приходится часто ездить. Давай книжку расставим.

Она произнесла "нотбук", без привычного "у", скорее с длинным "о". Странно, подумал Виктор, изменилась реальность, и в разговорной речи заимствованные слова складываются по другому. Не "мобИла", а "мОбил" или "мОбел", мужского рода, как и "телефон". Не "ноутбук", а "нотбук"… впрочем, в его реальности эту фигню некоторые вначале называли "нотебуком". А вообще речь здесь намного чище, чем в наших девяностых и позже…

— Наш?

— Импортный. Для совместимости с техникой инофирм. Маленький такой от Ай-Би-Эм.

— С экспортерами приходится работать?

— Иногда на международных выставках, деловых встречах, презентациях. Вот скатерть.

На полу, на месте, с которого Виктор отодвинул стол-книжку, валялась настоящая книжка, для чтения — белая, с бумажной глянцевой обложкой, на которой большими темно-синими буквами было отпечатано "Правда о ГУЛАГе".

— Забыла спрятать?

— Чтобы ты не подумал, что я синий чулок и читаю политпрос?

— Это — политпрос?

— Ну не пособие ж по вязанию. Ой, ладно, хватит о политике, займемся праздничным столом. Все готово, только подогреть в микроволновке.

Блюдо закаленного стекла под прозрачной пластиковой крышкой наполнило комнату слюноточивыми запахами.

— Знаешь, рыбу надо готовить там, где ее выловили, — комментировала Инга, звеня бокалами, вынимаемыми из стенки. Это брасовская форель, из прудов помещика Апраксина.

— Неужели помещика?

— Шучу. Там этот… рыбопитомник. А все это называется — рыба по-мельничьи. А еще у нас наши балтийские шпроты и рыбный салат.

— Настоящий балтийский стол с черноморским вином.

— Подожди, мы кое-что забыли.

Инга поставила на стол массивный стеклянный подсвечник на две круглые приземистые свечи и зажгла их; затем сняла "Союз" с паузы, чтобы из колонок — массивных, из настоящей деревоплиты, обеспечивающей сочность звука — неспешно потекли мягкие, как зыбь на пляже Евпатории, волны хита Хампердинка "Любовью мы живем".

— За что мы поднимем первый бокал?

— В этот день полагается за память. Знаешь, у меня незадолго до этого дня дед погиб как раз в боях за Брянск. Немного севернее, когда Десну форсировали.

— А у меня — тоже в Брянской области, чуть позже. Он был танкистом. За их светлую память!

— За их память. И чтобы никогда не повторилось.

"А, кстати, рыба по-мельничьи — одно из любимых блюд фюрера. Но это не удивительно — Рига древний торговый порт, там сильно влияние немцев в культуре и традициях. Не будем расстраивать Ингу. Мельник не виноват, он слишком вкусно готовил…"

За разговорами бутылка опустела быстро. Вела в разговоре Инга; вклиниться с бытовой темой не то что не получалось, но повода не было; это разрушило бы созданную Ингой идиллическую картину со свечами и Хампердинком. Они обсудили озоновую дыру, подпольно распространяемые на дискетах "Хроники заводной птицы" (которые Виктор понял больше как поваренную книгу), перспективы легализации в СССР симфоник-металла силами группы "Ария"… в общем, у Виктора стали складываться подозрения, что он выступает в качестве чего-то вроде интеллектуального развлечения, хотя и обоюдного.

— А что все-таки "Комаров" обнаружил? — спросил он, когда они перешли на чай с киевским тортом. Торт оказался по-старорежимному сладким, так что сахар в чай сыпать даже не стали.

— Знаешь, все сходятся на том, что распубликовали везде. Из песка торчит каменная пирамидка размером чуть больше чернильницы, поверхность твердая, сходен по составу с грунтом. Интересно, что "Комаров" нашел это на пути к "Соджёнеру", чтобы выяснить причину потери с ним связи в прошлом году.

— Это излучает? Дает какие-то сигналы?

— Ну, я понимаю твою иронию. Все эти теории про внеземной репер основаны только на правильности форм. Да, это похоже на кристалл, торчащий из грунта — точнее, был когда-то кристалл, потом его вымыло, осталась полость, заполнилась породами, их уплотнило, и прочее, и вышел такой монолит. Я читала. Сейчас под этот монолит притягивают за уши все земные аномалии, даже в "Тайных досье" будут снимать, в продолжении.

— "Тайных досье"?

— Ну, "X-files", там Малдер и Скалли. Он же шел в Союзе.

"Блин, а в нашей реальности перевели как "Секретные материалы". Совсем по-другому звучит. Где великий и могучий? "Истина где-то рядом". А может — "Это еще не вся правда", так лучше сказать по-русски?"

— А-а, ну я смотрел еще левый перевод на кассете, так и запомнил — "X-files".

— Еще куча статеек во всяких лежавших около науки изданиях про сдвиги времени, про якобы изменения частоты кварцев на "Комарове", задержки сигналов… Главкосмос все опровергает. А вообще я как вспомню этот наш случай в овраге… Наверное, мы рано отказались от мистики. Кстати, вторая мировая была последней войной магов…

"Ну все. Сейчас дойдет до Аненербе. Как задолбали этим Аненербе."

— Оставим магию для Хогвардса — улыбнулся Виктор.

— Как!? Ты уже читал этот сенсационный роман Ровлинг? В подлиннике?

Виктор вдруг понял, что он все больше начинает запутываться. Слова Инги означали, что "Гарри Поттера" тут либо еще не успели перевести, либо по рукам ходит что-то скороспелое, вроде перестроечных переводов видеокассет.

— Пробовал. Что-то вроде кэрроловской "Алисы" — рай для переводчиков. Лорд Володомор и прочая.

"А эту Ингу, случайно, не КГБ подставило? Как-то слишком быстро это знакомство через клиента развивается. Хотя с другой стороны: я же пришел. Почему пришел? А чего здесь еще делать? Родственных и дружеских связей здесь нет, компании тоже, да и жилья постоянного: выходит, расчет тупой, но верный."

— Володомор?.. Слушайте, а ты не работал раньше журналистом?

"Если она из органов — как-то все стандартно развивается. Попал — привели в хату — подсунули бабу. Уже в третьей реальности. Но, если подумать, это ведь не роман про Джеймса Бонда. В жизни сгенерят по шаблону, если видят, что непрофессионал."

— Нет, не доводилось. Нет.

— Ты так спешно ответил, как будто хотел сказать "да".

— У меня был соблазн зачесть в стаж стенгазету, но я его подавил.

"Судя по странному шмону мобил, тут явно кого-то ищут. Появился новый человек в кооперативе — наверняка стукнули куда надо, и те начали проверять. А если это паранойя? Тогда мне везет, слишком везет…"

— Еще чаю?

— Нет, спасибо.

— Тогда уберем все и будем смотреть телевизор.

"Допустим, не паранойя. Что делать? А ничего не делать. Вести себя естественно, пусть проверяют, видят отсутствие враждебных намерений."

Надо сказать, что Виктора ничуть не удивило предположение, что в этом царстве микроэлектроники и компьютерных сетей за ним могут установить наблюдение таким древним образом, а не какими-то супержучками или путем взлома компьютерных сетей. Уравновешенные женщины — прирожденные аналитики, да и к тому же, как айтишник, он знал, что самое незащищенное место любой компьютерной системы — это человек, и первое, с чего надо начинать взлом компьютера — это поднять клаву и посмотреть, не лежит ли под ней бумажка с паролями.

— Что бы ты хотел смотреть?

"А что, в СССР был большой выбор?"

— Тут по кабелю пятнадцать программ. Спорт, искусство, ретро, познавательный, приключения, юмор и сатира…

— Сказать честно?

— Да, мне бы было интересно знать твои предпочтения.

— Ты удивишься, но сейчас больше всего мне хотелось бы посмотреть программу "Время". Но это было бы слишком эгоистичным желанием, поэтому — на твой вкус.

— Потрясающе, — сказала Инга, присаживаясь рядом и небрежно встряхивая прической; диванчик чуть скрипнул матрацными пружинами. — Сейчас все настолько увлечены поголовным новаторством и борьбой за рационализацию рабочего места, системы управления и мира в отдельно взятой стране, что мало интересуются событиями в этом мире. Люди создают и релаксируют, релаксируют и создают. Совершенствуют машины, совершенствуют порядок, совершенствуют себя. Гондурас никого не беспокоит. Ладно, посмотрим, что по седьмому.

Повелительным жестом она вытянула руку с пультом и надавила резиновую кнопку. Экран "Горизонта" засветился, и на нем показалось аниме на тему гражданской войны.

— А когда-то у нас по дворам ездил автобус — детский кинотеатр, за пять копеек, — задумчиво вспомнил Виктор. — И фильмы, что там показывали, были в таком диснеевском стиле. Помнишь?

— Не помню. У нас не ездил. А сейчас японская волна. Только реалистичности больше. Я переключу?

На девятом шла веселая, абсолютно неизвестная Виктору комедия с Маковецким и Андриенко, пародия на американские ближневосточные боевики. Инга чуть придвинулась к Виктору.

— Слушай, — спросила она наклонившись к его уху, — а из стихов ты бы, наверное, декламировал "Стихи о советском паспорте"?

"Почему она сама спросила про паспорт?" — подумал Виктор, но вдруг почувствовал, что его веки перестали ему подчиняться и неудержимо опускаются вниз. Еще мгновение — и он провалился в какую-то клубящуюся темноту.