Глава 25
И СНОВА В БОЙ

Как победить депрессию? Во-первых, надо перестать себя жалеть. Когда вы жалуетесь на жизнь, плачетесь своим друзьям и соратникам, они, конечно, проявляют внимание и сочувствие. К сожалению, именно понимание и сочувствие близких поощряет выделение гормона окситоцина (он дает кратковременное удовольствие, но не лечит), а значит, депрессивное поведение продолжается и усугубляется. Во-вторых, физическая активность. Прогулки, тренировки, даже игры в снежки — пускайте в ход все, что можно. Наконец, как ни странно, вкус и запах цитрусовых. Если по первому пункту у меня было все отлично (самураи не плачут), по второму я худо-бедно вернулся к занятиям джиу-джитсу с одним из инструкторов синоби, то третий пункт стал настоящим открытием. Японские мандарины и апельсины оказались жестковаты, кисловаты, но я на них реально подсел. Ел тоннами, раскладывая кожуру в форме лепестков, цветков и еще с десяток различных конфигураций.

Оказывается, апельсиновую кожуру можно использовать как формочки для чего угодно — хоть салата из морепродуктов, хоть сладкого десерта. Все, что для этого требуется, — это вынуть из кожуры мякоть, вырезать ножом фигурные отверстия по бокам, и можно наполнять. Прямо хоть Хеллоуин устраивай. Вот такое необычное хобби а-ля оригами.

Но окончательно хандра прошла только после смены обстановки. В середине ноября ударили первые морозы, и сразу стало ясно: финал истории с Симадзу не за горами. Обычно зима приходит на острова только в декабре, но в этот раз как будто сама природа подталкивала нас всех вперед, к развязке. Либо он, либо я. Дороги стали вполне проходимыми, князь Такахиса перестал маневрировать, соединился с окинавскими вако и устремился вперед. Пришлось срочно выезжать в войска и мне.

Перешеек между озерами Бива и Ёго — самый короткий путь к столице. Слева от Ёго начинались предгорья скалистого массива Фубанаки. Быстро обойти Бива справа тоже не представлялось возможным — это крупнейший пресноводный водоем Японии. Так что если Такахиса хочет до того, как снег завалит дороги, войти на зимние квартиры в Киото, ему придется пробиваться на этой полоске суши между озерами.

А полоска эта изобиловала пересеченной местностью — оврагами, кипарисовыми рощами. Японцы называют кипарис солнечным деревом из-за его стремления вытянуться как можно выше вверх, к солнцу. Я оценить этого стремления не мог, так как в нашем случае рощи закрывали собой обзор десятикилометрового квадрата, где уже неделю шли стычки между авангардом Симадзу и передовыми отрядами Сатоми.

Две большие деревни — Джиха и Такоэ — почти каждый день переходили из рук в руки. К моему приезду первое сельцо принадлежало императорским войскам, второе — южанам. Все дома Джихи были заняты самураями в фиолетовых доспехах. Пешие мечники, конница, пушки и ящики с порохом, палатки виднелись со всех сторон. Наши силы вместе с союзниками составляли сто сорок тысяч человек. У Такахисы, по донесениям разведки, было двести тридцать тысяч солдат. Большая часть из них — насильно мобилизованные крестьяне, но мне от этого не легче. Намечается натуральная битва народов, самое масштабное сражение за все Средневековье. Насколько я помнил, предыдущий рекорд принадлежал Тимуру с Тотхамышем — от двухсот до трехсот тысяч человек. Мы же этот рекорд собирались побить.

Сразу по приезде прошелся по деревне. В центре Джихи обнаружил закрытое специальной крышей засохшее и обугленное дерево. Как мне тут же рассказали, этому дереву пятьсот лет, в свое время в него попала молния. Дерево погибло, зато поселок не загорелся и уцелел. Потому жители считают, что в дереве обитает ками, охраняющее Джихи. Ками соответствующим образом почитается, вокруг дерева натянута веревка с бумажными лентами сидэ, рядом стоит алтарь для приношений.

Мне выделили самый лучший дом — старосты. Он был построен из дерева, соломы и местной грязи, по ошибке названной глиной. У дома не было фундамента — крестьяне просто положили несколько камней в основание, после чего соорудили дом на ножках, как табуретку. Тонкие стены сделаны из соломы и обмазаны все той же грязью. Все отличие жилища старосты от соседей — что глины не один слой, а несколько. Пол из рисовой соломы, крыша из нее же. Любопытно, в Киото есть целая гильдия специальных парикмахеров, которые ползают по крышам с ножницами и делают дому модную прическу. В каждой провинции Японии своя мода на домовые прически. В самых стильных зданиях садовник высаживал прямо на крыше цветы. Солома быстро гниет, от дождей образуется компост, и цветы хорошо растут. Только надо не забывать пропалывать.

А зимой не стоит забывать очищать кровлю от снега — иначе она рискует провалиться. В доме старосты в крыше было специальное окно — оно работало зимним выходом, когда вся оставшаяся часть жилища уже завалена снегом. Это окно стало отличным наблюдательным пунктом, откуда открывался хороший вид на перешеек, рощи и берега обоих озер.

После экскурсии по деревне я собрал генералов. Стоя на чердаке, я взял в руки карту местности и начал изучать ориентиры, связывая в одно целое то, что я видел на бумаге, и то, что я видел в окне. Все дефиле Хиро с военачальниками решили перекрыть пятью насыпными редутами по одному на каждые два километра. Между редутами саперные сотни начали рыть укрепленные деревом переходы. В итоге получался эдакий вытянутый гуляй-город. Третий раз мы играем «от обороны», и сейчас я вовсе не уверен в благоприятном исходе. Ведь численность неприятеля превышает нашу в два раза!

— На каждый редут мы ставим по десять орудий, — тем временем пояснял мне Симодзумо. — Во втором и четвертом бастионах дополнительно стоят по «Вулкану» с пулеметными командами. Пороховые погреба сделаны возле третьего и пятого бастионов.

— Когда будут завершены все работы? — поинтересовался я.

— Завтра к вечеру.

— Если враг даст нам отсрочку, пусть саперы потрудятся заминировать подходы к нашим позициям.

Тут же пришлось проводить инструктаж по основам минирования для рёсуев саперов. Показал чертеж простейшего фугаса со щебенкой и доской с гвоздем. Вражеский солдат наступает на качающуюся доску, вбитый гвоздь упирается в кресало, огниво дает искру, бочонок с порохом взрывается. Поражающие элементы — каменные осколки — убивают и калечат всех вокруг.

Саперы все внимательно выслушали, записали и отправились работать. Сколько живу на островах — до сих пор поражаюсь японской послушности и исполнительности. Партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть!». Сказали воевать с американцами во Вторую мировую — будем воевать. Император подписал капитуляцию? Штык в землю, возвращаемся к мирной жизни. Казалось бы, твою страну оккупировал враг, иди в партизаны, воюй. Ан нет. Микадо не велел. И эта нация дала миру пилотов-камикадзе! Парадокс.

Перед сном успокаивал себя каллиграфией. Рисовал число «четыре» — в иероглифической записи оно считается несчастливым, потому что в общепринятых китайских правилах чтения звучит как «си» — «смерть». Вот такое развлечение. Ночь прошла спокойно, а утром я отправился на инспекцию.

Первым делом осмотрел полевые кухни. Заодно позавтракал рисовой кашей. Скромно, но питательно. После кухонь обошел три госпиталя на две тысячи мест. Раскланялся с Акитори и его врачами. Осмотрел новое изобретение — тампоны для остановки кровотечения при пулевых ранениях. Не успел дойти до редутов, как услышал громкое жужжание и пушечный залп. Вся свита во главе со мной сорвалась на бег и мигом оказалась на бруствере первого, самого левого редута. Вокруг него валялось несколько необычных стрел с наконечником в виде луковицы. Именно они издавали то ужасное жужжание, которое я слышал перед началом канонады.

— Пугают, — ко мне подошел младший Абэ. — Подскачут в утреннем тумане, выпустят несколько стрел — и обратно.

Туман внезапно окрасился в красный цвет — это встало солнце — и стал рассеиваться. Впереди, километрах в пяти от нашего импровизированного «гуляй-поля», была видна зеленая, изломанная линия войск Такахисы. Холмики и впадины перешейка сияли всеми цветами радуги — разноцветные флаги, бесчисленное количество шлемов, наконечников копий заполняли их. Ряды армии Симадзу выстроились в неровную цепь — от одного берега озера до другого. Куда ни кинь взгляд — везде массы людей, лошадей… Свист сигнальных рожков, рев труб, бряцание доспехов. Впрочем, последнее относилось большей частью к нашим полкам.

Аркебузиры Сатоми уже выстраивались перед джутовыми мешками с песком, снимали мешки с порохом и припасами, готовясь к бою. За ними стояли лучники и мечники, готовые заткнуть собой любой прорыв. А позади пехоты ровными рядами были построены полки конницы.

— Сегодня битвы не будет, — к нам незаметно присоединился Хиро.

— Это почему же? — поинтересовался я.

— Синоби сообщают, что сацумцы еще не успели доставить на поле боя свои пушки.

— А что у них за орудия?

— Пятифунтовки, если брать за основу гайдзинский стандарт.

А наши чугунные десятифунтовки помощнее будут. Пустячок, а приятно.

Как выяснилось, канрэй ошибался. Из зеленых рядов Симадзу на правом фланге выскочил одинокий всадник. На нем были золотые доспехи и личный флаг-сисамоно. Поднятое забрало не скрывало молодого красивого лица. Копье всадника оставалось в чехле позади тела, оба меча покоились в ножнах. Слегка пришпоренный конь перешел сначала на рысь, а потом и на галоп. Выехав на середину разделявшего две армии пространства, он резко остановил лошадь, да так, что та поднялась на дыбы. Замерев на несколько секунд прямо перед первым редутом, самурай вытащил из чехла копье и поднял его высоко над головой.

— Слушайте меня, люди Сатоми! Я — младший сын князя Такахисы Симадзу, Ёсихиса Симадзу из Сацумы. Мой отец и братья — величайшие из когда-либо живших полководцев Ямато! Мои предки первыми встретили монголов и доказали, что они являются непобедимыми самураями. Теперь я пришел сюда на битву с тобой, Ёшихиро Сатоми, предатель бусидо и богов, узурпатор трона! Готовься к смерти. И вы готовьтесь к встрече с вечностью, буси!

Боевые барабаны взорвались грохотом за его спиной, и Ёсихиса, пришпорив коня, поскакал обратно к своим войскам.

— Смелый парень! — Хиро стащил с головы шлем и посмотрел вверх. Там уже вовсю палило солнце, превращая прохладное осеннее утро в жаркий полдень. — Смелый, но глупый.

Зеленые знамена качнулись и двинулись вперед. «Бумм» — рявкнула первая пушка бастиона, высунув свое жерло между валами редута. «Пуфф» — к ней присоединилась соседка. На батарее началась суета, забегали подносчики пороховых картузов и ядер.

К первому редуту присоединился второй. По всему перешейку поднялась стрельба, поле тут же заволокло белым дымом.

Я сел на лошадь и двинулся на свой наблюдательный пункт в доме старосты. Все самураи, мимо которых я проезжал, напряженно смотрели на поле боя. Их лица светились внутренней силой и кое у кого даже восторгом. На всем пути обратно в деревню я не встретил ни одной побелевшей от страха физиономии — солдаты всем своим видом демонстрировали желание драться до победного конца. Это значит, что боевой дух на высоте и мне нет смысла скакать перед войсками с рыцарскими призывами. Да и сколько человек меня сможет услышать при таком большом количестве полков и отрядов?

Проехав в дыму мимо второго и третьего редутов, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими залпами всех вокруг, я со свитой оказался в небольшой кипарисовой роще. В лесу было прохладно, тихо, сумрачно и пахло осенью. Тишину то и дело нарушали вестовые, которые догоняли нашу группу с отчетами полковников и тут же разворачивали лошадей обратно, увозя новые приказы. Уже на подъезде к Джихе стали попадаться носилки с ранеными. Ручеек увечных был невелик и тут же обрабатывался на стационарных медицинских пунктах. Все работало как часы, и мои указания никому не требовались.

Взобравшись на чердак наблюдательного пункта, я понял, что нам как воздух нужна большая штабная карта с флажочками, где можно было бы отмечать расположение войск.

Поле боя по-прежнему было скрыто пороховым дымом. Пальба пушек и ружей то усиливалась, то ослабевала, а общая картина боя никак не складывалась. Где-то, по донесениям адъютантов, врагу не удалось прорваться, и через час пальбы он отступил с большими потерями. У третьего редута мечникам симадзу почти удалось дойти до валов и вступить врукопашную. Об этом можно было судить по крикам «банзай!», с которыми самураи бросаются в атаку. Однако сразу вслед за дружным ревом раздался громкий взрыв, и тут же еще несколько — сработали мины. В небо поднялся столб пыли.

Недостаток информации начинал сильно нервировать. Пришлось сбрасывать стресс, нарезая круги сначала по чердаку, потом по двору дома. Заодно ознакомился с устройством кладовой для риса старосты деревни — удивительное строение на семиметровых сваях со скользкими железными оконцовками. По идее, на них должна поскальзываться и падать с высоты мышь. Никаких кошек не нужно. Крестьянское коварство в действии.

Ближе к вечеру стало понятно, что первая атака противника отражена, и отражена с большим уроном. Перед нашими позициями зеленеют многочисленные трупы сацумцев. Особенно густо лежат тела около редутов, где дошло дело до картечи и мин. Пулеметы «гатлинги» я приказал приберечь на черный день — как в той юморной миниатюре Винокура «Пусть сюрприз будет». Военачальники соревнуются в подсчетах трупов. Кто-то говорит о двух тысячах погибших, кто-то о трех. Наши потери — триста раненых и двести убитых. Вроде бы цифры в нашу пользу, но на душе почему-то тяжело.