Глава 17
Кровавый прибой
Вскипятив чайник на примусе, Роман вымылся горячей водой, намылил лицо и побрился, дважды порезавшись. Кровоточащие ранки он прижег одеколоном и залепил чистыми от типографской краски кусочками вчерашнего номера газеты «Новый край». Порезы раздражали, мешая сосредоточить мысли на главной задаче.
Японское командование целеустремленно готовило высадку на пустынный берег возле Бицзыво. Поток событий плавно катился согласно сценарию, который уже осуществлялся как минимум дважды. Сначала это случилось в родной реальности Романа, потом в другой, которая возникла после их чаепития у Крылова, но была переиначена прибытием хронокорректоров в Порт-Артур.
Ситуация полностью прояснилась вчера, 21 апреля, когда наместнику доставили телеграмму из Владивостока.
Перед рассветом 19 апреля, узнав, что весь японский флот собрался возле Порт-Артура, контр-адмирал Иессен без промедления вывел свои крейсера в море. К вечеру отряд в составе четырех броненосных и одного бронепалубного крейсеров и двух миноносцев преодолел около трехсот миль. Оказавшись напротив Сангарского пролива, разделявшего острова Хоккайдо и Хонсю, крейсера привычно занялись пиратством. Утром 20 апреля удалось перехватить два парохода, перевозивших уголь и провиант для вражеских войск. Призовые команды увели трофейные корабли во Владивосток, а крейсера погнались за двумя большими пароходами. «Кинсю-мару» и «Найпин-мару» попытались уклониться от нежелательной встречи, не обращая внимания даже на предупредительные выстрелы. В конце концов Иессен приказал стрелять на поражение, несколько шестидюймовых снарядов угодили в пароходы с дистанции в 15–20 кабельтовых.
Пароходы остановились, передавая по радио жалобы: дескать, русские варвары напали на мирные коммерческие суда. Паровые катера с досмотровыми группами были встречены с обоих пароходов винтовочным и пулеметным огнем, при этом был ранен мичман из команды «Богатыря» и убит матрос с «России». Пароходы, несомненно, были войсковыми транспортами, к тому же в любой момент могли появиться крейсера Камимуры, поэтому Иессен отдал приказ топить без досмотра. «Рюрик» и «Россия» выпустили по две торпеды, пароходы начали тонуть, для ускорения процесса крейсера применили артиллерию главного и среднего калибра.
Пароходы медленно ложились на борт, на палубах появилось множество японцев в военных мундирах, вопивших «банзай» и стрелявших из ружей. Когда пароходы скрылись под волнами, а водовороты утянули на дно изрядное число воинственного неприятеля, русские катера подобрали с полсотни японцев, которые оказались бойцами 4-й пехотной дивизии и 1-й артиллерийской бригады. Взятый в плен штурман «Найпин-мару» показал на допросе, что уже не первый день караваны пароходов перевозят войска в устье реки Тайдон на северо-западе Корейского полуострова. Посчитав эти сведения важными, Иессен отправил оба миноносца во Владивосток, дабы оповестить наместника.
Таким образом, противник собирал 2-ю армию в точке, откуда транспорты могли быстро пересечь Желтое море и достичь Бицзыво. С другой стороны, из этого порта можно было направить войска маршем на север, чтобы усилить японскую армию на реке Ялу. Наместник продолжал колебаться, но все-таки разрешил усилить оборону на опасном участке побережья. Вчера туда отправился полк 7-й дивизии, а сегодня ожидалось прибытие с севера нескольких батальонов Штакельберга. Кроме того, эскадра готовилась выйти в море и дать бой адмиралу Того…
Роман посмотрел на часы, которые показывали начало четвертого, выключил свет, надел мундир и шинель, затянул ремни и вышел из квартиры. На темной улице ждал экипаж, доставивший его в порт.
Встретивший его Георгий сел в пролетку и сказал извозчику:
– Поезжай на вокзал.
– Я думал проводить эскадру, – напомнил Роман.
– Опоздал. Корабли снялись с якоря.
– Обидно. А ты чем занимался?
– Все тем же. Радио настраивал и телеграфистам мозги вправлял.
Радиосвязь оказалась очередным больным местом эскадры. Устройства беспроволочного телеграфа были рассчитаны поддерживать связь на расстоянии до сотни километров, но безграмотные радисты сумели вывести машинки из строя, так что морзянка принималась не дальше десятка морских миль. Все последние дни Гога и Рома паяли простенькие схемы, причем Георгий даже собрал какие-то усилители, так что дальность связи выросла вдвое против паспортной гарантии. Адмиралы были в восторге.
– Кто повел эскадру? – осведомился Рома. – Сам Алексеев?
– Наместник отбывает в Мукден, в свою ставку. Отрядом броненосцев командует Ухтомский, крейсерами – Рейценштейн. Витгефт в качестве младшего флагмана держит флаг на «Победе».
– Ухтомский – темная лошадка. В Желтом море действовал без выдумки, но грамотно. И в трусости не замечен.
– Сегодня у него появится возможность проявить свои флотоводческие качества, – буркнул Георгий.
На вокзале стояли под парами сразу два состава: личный поезд наместника и воинский эшелон, в который садились вооруженные винтовками моряки. Рома знал, что несколько сотен офицеров и матросов с потопленных или разоруженных кораблей получили задачу охранять батареи морских пушек. Всего возле Бицзыво таких батарей было сформировано шесть, и на их вооружении состояло десять 120-мм орудий с крейсера «Боярин» и транспорта «Ангара», а также снятые с миноносцев и вспомогательных крейсеров малокалиберные пушки.
Гости из будущего направились к поезду наместника. Здесь их встретил Эбергард, простонавший с облегчением:
– Наконец-то я вас нашел!.. Его высокопревосходительство гневается, требует вас к себе.
– А что случилось-то? – забеспокоился Роман.
– Узнаете, – произнес флаг-капитан и добавил, поубавив надменности: – Куропаткин прислал донесение о боях на Ялу. Евгений Иванович прочитал и потребовал немедля разыскать обоих.
– Проиграли под Тюренченом, – догадался Гога. – Все-таки проиграли…
Вагон-салон Алексеева показался знакомым – примерно в таком же большевистские вожди ехали в Могилев через четырнадцать с половиной лет, или полгода назад по личному времени хронокорректоров. Наместник встал из-за стола и грозно осведомился:
– Ну-с, молодые люди, что еще вы натворили? – Затем, не дожидаясь их оправданий, продолжил: – Господин генерал от инфантерии Куропаткин сердиться изволят. Пишут, что по вашей вине командиры на реке Ялу не выполнили его приказ!
– Наверное, приказ был идиотский, – вырвалось у Романа.
Неожиданно для него наместник осклабился и произнес миролюбиво:
– Могу поверить. Как я понимаю, Засулич и остальные молодцы не соизволили выполнить приказания Куропаткина, предписавшего при малейшей опасности покинуть позицию. Вместо этого, наслушавшись ваших вольнодумственных поучений, устроили наступной бой и удержали северный берег.
– Браво! – пробормотал Гога.
Опуская куропаткинские кляузы, Алексеев коротко пересказал события последних дней на далекой корейско-маньчжурской границе. Когда японцы выдвигались к Ялу по нескольким горным ущельям, Ренненкампф, Самсонов и Мищенко внезапно атаковали правофланговую колонну. До семи тысяч казаков навалились на два пехотных полка, порубали много японцев, захватили обоз и пушки, а потом целый день – уже в пешем строю – отбивали натиски подходивших батальонов 12-й пехотной дивизии. С темнотой кавалерия оставила позиции, переправившись на северный берег с богатыми трофеями. В общей сложности японцы потеряли убитыми до двух тысяч против полутора тысяч казаков.
Вчера на рассвете Куроки попытался переправиться через Ялу напротив Тюренчена и одновременно провел обходной маневр. Однако русские полки держались выше всяких похвал, все неприятельские наскоки были отражены с большим уроном для врага. Лишь японская гвардейская дивизия, не считаясь с потерями, сумела захватить плацдарм возле Тюренчена, и Куропаткин, узнав об этой неудаче, приказал отступить. В очередной раз не выполнив его приказ, генерал Засулич послал против плацдарма последний резерв: два батальона пехоты, пулеметную роту, казачью батарею и шесть казачьих сотен из отряда Самсонова. Русские трижды ходили в штыки, и уже в сумерках японцы бежали, бросив позиции.
– Общий итог трехдневного сражения – до пяти тысяч убитых у нас, и противник потерял не меньше, – сказал наместник. – И еще важное донесение сегодня доставлено. Иессен, продолжая крейсерство, встретил караван пароходов под охраной канонерской лодки. Лодку и три корыта наши потопили, причем одно судно под обстрелом взорвалось, как пороховой склад. Надо понимать, боеприпасы для артиллерии на том пароходе везли. Пленные выболтали, что две японские дивизии уже переправлены на острова Эллиот, теперь второй эшелон в путь отправился. О планах японцы молчат, но при тяжелораненом офицере нашли карту, из которой следует, что высадка десанта произойдет нынешним утром.
– Иессен вернулся без потерь? – полюбопытствовал Роман.
– Отряд лег на обратный курс, израсходовав уголь. Крейсера Камимуры показались на горизонте, но догнать не смогли… – Загудел паровоз, и Алексеев скороговоркой закончил: – Вы двое мне будете нужны в ставке. Поэтому возвращайтесь на квартиру, соберите багаж и следующим поездом отправляйтесь в Мукден.
– Через два часа пойдет эшелон, – немедленно доложил Эбергард. – Отвезет батальон из Артура к Бицзыво. Солдаты вылезут, а поезд пойдет дальше на север. Прошу, господа, наш состав тронется через минуту-другую.
Подворачивался удобный случай покинуть крепость, но хронокорректоры замялись, переглядываясь. Наконец Гога, как старший по званию, попросил Алексеева:
– Дозвольте, ваше высокопревосходительство, задержаться на день-другой. Мы с подпоручиком хотели бы присутствовать при отражении десанта.
Наместник пребывал в отличном настроении, к тому же эмпатизатор продолжал работать на последних крохах энергии мультифункционала. Благодушно махнув, Алексеев дал дозволение.
Паровоз посвистел, эшелон дернулся и отправился на север. Все полтора часа до ближайшего к Бицзыво полустанка Роман и Георгий внушали наместнику держать Куропаткина за глотку и не позволять нерешительному главнокомандующему вписывать в приказы пункт об отступлении.
Незадолго до шести они спрыгнули с вагонной подножки на темной станции Пуандян. Кроме нескольких сонных железнодорожников здесь имелся десяток столь же заспанных забайкальских казаков-бурятов. По-русски с грехом пополам разговаривал только немолодой урядник. На вопрос, где тут Бицзыво, казак без слов показал рукой на едва начавший светлеть восток.
– Как туда добраться поскорее? – нетерпеливо спросил Рома.
– Подождать надо, ваше благородие. – Урядник зевнул. – Может, будет оказия. У меня лишних лошадей нет, однако. Двадцать верст по сопкам вы ночью не прошагаете.
– Вот это попали, – взвыл Гога.
Делать было нечего. Полчаса они слонялись в окрестностях станции, матерясь и ежась от холода. Небо над сопками в восточном направлении непреклонно светлело. Вскоре, когда совсем рассветет, японские транспорты приблизятся к берегу и начнут высаживать десант, а они, как два придурка, застряли в дикой степи. Озвучив все известные богохульства и придумав много неслыханных прежде непристойностей, хронокорректоры решили отправиться в путь пешком, едва лишь станет возможно разглядеть дорогу.
– Хорошо хоть позавтракали с наместником, – сказал Роман. – А то бы еще с голоду подохли, не дождавшись японской пули.
– Скорее, снарядом нас положат, – оптимистично уточнил Георгий. – Смотри, к нам солдат идет.
– Солдат без винтовки, к тому же идет из степи. Наверное, нужду справлял.
Солдат подошел поближе и негромко прошипел:
– Вы кто – люди или дураки? Немедленно ко мне!
– Ты как со старшими по званию разговариваешь, скотина?! – рявкнул рассвирепевший князь Гога. – Представься как положено! Ох, не может быть…
Рома тоже узнал нежданного знакомца и радостно воскликнул:
– Карло!
– Вы все-таки дураки, а не люди, – раздраженно сказал звездолетчик. – Конечно, это не я. Даже вы могли бы понять, что я сам остался в катере, а на поверхность выпустил трансформера с моим обликом. Куда вас занесло, что вы тут натворили? Почему ваши мультифункционалы разряжены до нуля? Мы даже не смогли с вами связаться, пришлось импровизировать, экспедицию за вами посылать!
Катер стоял буквально в двух шагах. По дороге хронокорректоры сбивчиво, придумывая на ходу объяснения, оправдывались. В их изложении получалось, что, оставшись одни, без контакта с «Мечтателем», они решили дополнить хронокоррекцию новыми изменениями реальности.
– Теперь ситуация безусловно должна выправиться к лучшему, – уверял Гога.
– Россия не проиграет войну, и к моменту вашей катастрофы будет гораздо сильнее, – вторил ему Рома.
Зонд активной разведки провел их через поле невидимости. Рагнара сухо приветствовала залезавших в катер варваров из далекого, в ее представлении, прошлого. Сидевший у другого пульта Карло, сняв с головы шлем-интерфейс, пригрозил: дескать, на звездолете с вами разберутся. К его изумлению, оба исполнителя хронокоррекции взмолились не увозить их на «Мечтатель», потому что необходимо закончить сложное воздействие на историю.
Печально посмотрев на далеких предков, Карло изрек:
– Вы даже не дураки. Вы – имбецилы.
Тем не менее, он связался со звездолетом. Лантаниум отказал в просьбе, даже не выслушав доводов. Однако, узнав о встрече с исполнителем Заходовским из конкурирующей команды, неожиданно легко согласился. Командир «Мечтателя» даже разрешил экипажу катера подзарядить мультифункционалы исполнителей, но предупредил:
– В батареях будет ограниченный запас энергии. Хватит от силы на три недели работы эмпатизатора и для видеосвязи. Как только вернется катер, мы переместим звездолет на десять дней в будущее.
– Этого вполне достаточно, – обрадовался Георгий. – Спасибо, командир. Передай привет Альтаире.
– Кориандре тоже привет, – вставил Рома. – И пусть катер подбросит нас поближе к берегу.
С высоты в полкилометра локаторы катера показали два десятка японских кораблей на расстоянии от пяти до десяти километров от берега. Другая флотилия стояла дальше в море, и хронокорректоры уговорили людей будущего сделать круг над тем сектором.
С близкого расстояния было видно, как «Варяг», «Диана», «Паллада» и «Новик» перестреливаются с тремя крейсерами японцев, а десяток миноносцев бросились на пароходы-транспорты. Два судна уже тонули, и прямо на глазах наблюдателей катера торпеда угодила в третий пароход.
Командный пункт с окопами, зрительными трубами и телефонами был развернут на макушке сопки верстах в трех от береговой черты. Охрана не обратила внимания на двух появившихся из тыла офицеров, и хронокорректоры беспрепятственно поднялись по склону. В траншее на вершине они обнаружили прибывших из Порт-Артура генерала Кондратенко, старенького полковника Розена, а также несколько незнакомых офицеров во главе с генерал-лейтенантом. К нему-то и обратился Георгий:
– Ваше превосходительство, штабс-капитан князь Лобханидзе-Шадури и подпоручик Кагебеев прибыли по поручению наместника Алексеева для наблюдения за боем и оказания посильной помощи.
Покосившись на них, генерал проворчал, обращаясь к Кондратенко:
– Не те ли это, Роман Исидорович, фавориты Евгения Ивановича, о которых столько легенд рассказывают?
– Помилосердствуйте, Георгий Карлович, какие же они фавориты. Прекрасные офицеры, немало пользы принесли в Порт-Артуре. – Доброжелательно улыбаясь, Кондратенко сказал хронокорректорам: – Господа офицеры, представляю вам генерала барона фон Штакельберга, командующего Первым Сибирским корпусом.
Роман и сам уже догадался, что генерал-лейтенант – это знаменитый Штакельберг, неплохо воевавший, несмотря на интриги Куропаткина, и вдобавок троюродный брат царя Александра III. Возраст его приближался к пятидесяти трем годам, генерал подорвал здоровье на многочисленных войнах, но держался бодро.
Вскоре подошли еще два генерал-майора: командир 1-й Восточно-Сибирской дивизии Гернгросс и начальник порт-артурской артиллерии Белый. Не обращая внимания на любимчиков наместника, обер-офицеры принялись обсуждать план действий, повергнув людей будущего в легкую панику.
Как это водилось в Русско-японскую войну, к месту боя стягивались разрозненные части разных соединений. На левом фланге стояли семь батальонов 1-й дивизии Гернгросса, на правом – пять батальонов 7-й дивизии Кондратенко. Формально старшим по званию был Штакельберг, но 7-я дивизия ему не подчинялась, и генерал-лейтенант мог лишь деликатно просить Кондратенко о содействии. Кроме того, Штакельберг брюзжал и препирался с Белым по поводу закрытых артиллерийских позиций и настоятельно советовал выкатить пушки на прямую наводку.
– Они сейчас навоюют. – Рома сокрушенно сжимал кулаки. – Надо действовать.
Свои планы на бой у них имелись, не одну неделю хронокорректоры думали, как бы получше отразить высадку 2-й японской армии. Между тем на фоне восходившего солнца были уже видны сопровождаемые канонерками суда Страны восходящего солнца. Показав на них рукой, Штакельберг осведомился вежливо:
– Господа, не пора ли открыть огонь по этим пароходам? – Он посмотрел на младших офицеров и насмешливо добавил: – Если, конечно, молодые люди не будут возражать.
Жизнь приучила Романа, что если уж приходится врать, то надлежит делать это нагло, уверенно и по-крупному. Набравшись духу, он затараторил:
– Приносим глубочайшие извинения вашим превосходительствам, однако вынуждены возразить. Его высокопревосходительство адмирал Алексеев передал для вас устные распоряжения. Во-первых, командиром над всеми войсками в данной баталии назначается генерал Штакельберг, а генералы Гернгросс, Кондратенко и Белый безусловно подчиняются ему, продолжая командовать своими подразделениями.
Искренне обрадованные столь простому и своевременному разрешению проблемы субординации генералы признали разумность адмиральского повеления. Дальнейших указаний ждали с нескрываемым интересом. Подхватив инициативу, Георгий вальяжно произнес:
– Нет никакого резона раньше времени начинать стрельбу, тем самым выдав расположение наших огневых позиций. Все войска укрыты за возвышенностями и со стороны моря не просматриваются. Таким образом, у противника создается ложное впечатление, будто берег совершенно не охраняется. Пусть японцы высадят небольшие подразделения, тогда мы откроем огонь, отгоним корабли неприятеля, а сами превосходными силами уничтожим десант.
После обдумывания Штакельберг слабым голосом, потирая бок, выразил сомнение:
– На словах звучит гладко, но враг имеет сильный флот и многочисленное войско на судах. Если даже мы отразим первый приступ, японцы приведут броненосцы, разгромят нашу оборону тяжелыми пушками, после чего повторят попытку.
– Все не так мрачно, ваше превосходительство, – заверил его Роман. – Порт-артурская эскадра вышла в море и свяжет боем броненосцы Того. Да и десант уже сильно потрепан. По нашим сведениям, крейсера Иессена и Рейценштейна потопили несколько пароходов с войсками, боезапасом и артиллерией. В случае неудачи первой волны десанта противник может вовсе отказаться от высадки.
– В любом случае мы нанесем врагу тяжелые потери, тем самым облегчив дальнейшие действия, – сказал легкомысленный князь Георгий.
Штакельберг пробурчал: дескать, план попахивает авантюрой, но всерьез возражать приказанию наместника не стал. Направив в сторону моря бинокли и подзорные трубы, все ждали следующих действий неприятеля.
Японские канонерки выпустили по берегу несколько снарядов и, не получив ответа, прекратили пальбу. С транспортов спустили множество шлюпок – согласно известным в будущем описаниям, началась высадка двух десантных батальонов, составленных из военных моряков. Этим подразделениям под командованием капитана 1-го ранга Номото предстояло занять плацдарм. Примерно в километре от берега шлюпки застряли на мелкой воде, японцы попрыгали за борт и побрели к берегу, проваливаясь по колено в склизкий ил. Первые подразделения выбрались на сушу около половины восьмого, заняли несколько высот и принялись копать укрытия.
Генералы на командном пункте занервничали, но пока крепились и приказов о преждевременном открытии огня не давали. Неожиданно возле Бицзыво появился отряд русских войск. Позже выяснилось, что сотня бурятских казаков просто заблудилась, но японские канонерки накрыли забайкальцев залпами. Оставив на берегу несколько убитых, казаки отступили. Инцидент не вызвал у противника паники – шлюпки вернулись к пароходам, приняли пехотинцев и снова направились к побережью.
К десяти часам на берегу находилось чуть больше тысячи моряков Номото, а вдвое большее число пехотинцев покинули шлюпки, чтобы прошагать по мелководью версту до берега. Перекрестившись, генерал Штакельберг воинственно провозгласил:
– Начнем, пожалуй.
Вопросительные взгляды генералов и полковников обратились на фаворитов наместника. Те молчали с отсутствующим видом – в конце концов, генералам виднее, когда начинать сражение. Георгий лишь развел руками: мол, поступайте как считаете нужным, а Роман отчеканил:
– Хотел бы обратить внимание, господа, что шагающая по воде пехота представляет собой великолепную мишень для шрапнели.
Генерал-артиллерист Белый поддержал его, сказав с чувством:
– Безусловно. Несколько залпов – и они на берег не выйдут, но будут вынесены волнами.
Кивнув, Штакельберг разрешил открыть огонь согласно составленному плану, а командирам обеих дивизий приказал готовить полки к атаке. В свою очередь Гернгросс и Кондратенко поставили задачи полковникам.
В 10.22 вдоль побережья загрохотали пушки и мортиры. Снаряды рвались на позициях, где моряки пытались отрыть окопы, в небе распухали комки белого дыма, из которых сыпались вниз шрапнельные шарики. Одновременно морские батареи калибра 120 и 75 мм послали снаряды в пароходы на рейде. Три канонерские лодки японцев попытались уничтожить своим огнем замаскированные батареи, но сами были поражены снарядами, при этом одна канонерка затонула, а две другие загорелись и были вынуждены выброситься на мелководье. Превратившись в неподвижные мишени, они оказались прекрасными целями для малокалиберных пушек и к половине двенадцатого вовсе прекратили стрелять.
Вражеские пехотинцы не имели выхода, поэтому продолжали стремиться к берегу. Они шли, увязая в илистом дне, а над их головами, убивая и калеча, рвалась шрапнель. До суши добралась едва ли половина.
Смерть разгулялась и вдали от линии побережья, где снаряды поразили несколько пароходов. К полудню Рома насчитал три потопленных судна, еще пять горели. Команды подбитых транспортов спустили на воду все спасательные плавсредства, которые сейчас направлялись к берегу и соседним пароходам, множество японцев просто прыгали в воду, стараясь отплыть подальше от обреченных кораблей. Часть катеров и шлюпок уже приблизилась к мелководью, и очередные сотни японцев двинулись на плацдарм.
– Атака! – приказал Штакельберг. – Сосредоточить всю полевую артиллерию на вражеские позиции. Пехоте начинать выдвижение.
Войска ротными колоннами зашагали к берегу, постепенно разворачиваясь в предбоевые порядки. Артиллерия продолжала дубасить по вражеским окопам, но замолчала, когда батальоны приблизились к японцам на полтысячи шагов. С этого момента пушки стреляли только по морю, где загорелись еще два парохода и показались миноносцы или легкие крейсера, стрелявшие по русским батареям.
Роман озабоченно подсчитывал:
– Иессен потопил пять пароходов, из которых три с пехотой, сегодня «Варяг» и другие как минимум двоих на дно пустили, и береговая артиллерия троих…
– Уже четверых, – уточнил Гога. – В общем, считай, целая дивизия погибла, не добравшись до берега. По-любому неплохой результат.
– Ну да, и я про то же… – Рома напряженно смотрел, как сибирские стрелки разворачиваются цепями и бегут навстречу нестройному ружейному огню противника. – Как там дальше пойдет? Вроде бы численный перевес на нашей стороне, да и Гернгросс проявил себя решительным воякой. Не знаю, кто такой Розен, дряхленький больно.
В известных из истории сражениях при Вафангоу и Сандепу генерал Гернгросс водил солдат в штыковые атаки, был ранен, но воевал успешно. После революции остался в России, пережил Гражданскую войну и скончался в преклонном возрасте.
Штакельберг осуждающе заметил:
– Я, молодые люди, тоже дряхленький, но воевать намерен до последнего вздоха. Что же касается генерала Гернгросса, то Александр Алексеевич – отчаянный воин. Про вашего Розена, извините, не знаю, никогда с ним не служил.
– Звезд с неба не хватает, но служака бывалый, – сообщил Кондратенко. – Старику этим летом полагалось в отставку выходить. Надеюсь, перед уходом будет произведен в генеральское звание… Ну, началось!
Русские цепи, взобравшись по склону на прибрежные высоты, завязали штыковой бой. Все смешалось, подходившие подразделения присоединялись к мясорубке, линия боя мало-помалу сдвигалась в сторону береговой линии. К половине второго японцы были выбиты с высот и держались только на небольшом клочке суши в триста саженей по фронту и до сотни в глубину. Русские батальоны обложили их со всех сторон, кроме моря, и подтягивали легкие пушки на прямую наводку. Из моря выбирались последние полтысячи измученных, мокрых и покрытых илом японских солдат. Многие были безоружны, потеряв свои винтовки под визги шрапнельной погибели.
Генералы вознамерились отправиться поближе к бою. Поскольку скакать верхом вместе с ними хронокорректоры не могли, пришлось вызваться сопровождать колонну выдвигавшихся резервных батальонов. Пробежав две версты по неровной местности, они подоспели как раз к шапочному разбору. После первых пушечных залпов скопившиеся на плацдарме японцы, не дожидаясь штыковой атаки русских, подняли белые флаги.
Стоя на прибрежной высоте среди множества убитых – своих и врагов, генералы с удовлетворением смотрели, как стрелки и казаки сбивают в колонны и конвоируют в тыл пленных. Гернгросс возбужденно поделился:
– На глаз оцениваю, что пленных взято до тысячи, да еще тысячи полторы или две убито. Наши потери – сотен семь или восемь.
Штакельберг согласился с его подсчетами, после чего задумчиво добавил:
– И еще невесть сколько покойников море вынесет в следующие дни. – Он покачал головой. – Надо будет согнать китайцев из ближних деревень, чтобы выкопали ямы и схоронили убитых.
– Заплатить им надо за такую работу, – озабоченно заметил Кондратенко. – Из какого расчета деньги считать, ума не приложу.
Хмыкнув, Штакельберг подтвердил:
– Безусловно, надо будет заплатить. Мне батюшка покойный рассказывал, что на месте Бородинского сражения десятки тысяч мертвецов на поле остались. Французы их похоронить не удосужились, а наши вернулись осенью. Вот наняли мужиков окрест, а платили в день полтинник и выдавали по две чарки водки. Большие по тем временам деньги, три ведра водки можно было купить на полтинник или несколько фунтов отборного мяса.
С вершины сопки было видно, что в море плавают лишь обломки. Японские пароходы ушли на свои базы.