Глава 7
Нежданная родня
С утра Норманн собрался на торг, хотел зарисовать кремль со стороны реки. Он бывал в Новгороде двадцать первого века, но никогда не интересовался историей города. Сейчас, оказавшись здесь поневоле, поразился серьезности городских укреплений. Привычный кремль у реки, это последняя линия обороны, далее шло второе кольцо мощных стен и башен, а передовой рубеж проходил по рекам Гзень и Тарасовец. Ох, не просто пройти через три линии каменных стен и взять этот город, а с учетом окружающих город монастырей и мощного флота, захватить Новгород практически нереально. Однако военная сторона Норманна не интересовала, он собирался запечатлеть красивый вид на кремль. Кроме того, планировал сделать несколько этюдов и зарисовок местных жителей. Колоритный вид обывателей так и притягивал, просился на холст. Шубы носили мехом вовнутрь, а внешнюю сторону обшивали шелком или сукном. Причем ткань была необычайно ярких красок, главным образом алая или небесно-голубая. Послышался осторожный стук в дверь, затем в приоткрывшейся щелочке показалась голова молодого монаха.
– Князь Андрей, владыко приказал тебе никуда не уходить. Ты должен принарядиться и ждать.
– Чего ждать?
– Не знаю, больше мне ничего не сказали.
Вероятнее всего в монастырь приехал кто-то из важных персон, возможно, даже один из «золотых поясов». Городом правила дума из трех дюжин бояр, отличительным знаком народных избранников служил золотой пояс, а не цепь на шее, как в Любеке. Собственно, какая разница кто, при любом раскладе рано или поздно Норманну предстоит познакомиться с местной знатью. С этой точки зрения встреча при посредничестве архиепископа значительно повышала статус самозваного князя. После некоторого раздумья достал одежду европейского стиля, а на шею повесил широкую золотую цепь с крупными ромбовидными стекляшками василькового цвета. Затем долго вертелся у окна, стараясь аккуратно собрать на затылке «конский хвост» и скрепить волосы яркой заколкой в тон золотой цепи. Завершило убранство ожерелье перстней с крупными зелеными стекляшками. Зеркала нет, но представляя себя со стороны, Норманн шипел лютым змеем. Еще тот видок! На этот раз в дверь постучали решительно, на пороге появился какой-то церковный начальник.
– Князь, прошу пожаловать к владыке, у него гости важные и званые.
Норманн хотел было уточнить, что значит «званые», это которых пригласили или какой-то общественный статус? Но не успел сформулировать вопрос, провожатый с поклоном открыл широкую двустворчатую дверь.
– Входи, князь, я здесь постою.
Первое, что сразу бросилось в глаза, это обилие красного цвета и позолоты, шелк и бархат, резная мебель и широкие диваны византийского стиля. Впрочем, чему удивляться, в монастыре находится резиденция архиепископа, а данный зал служит для официальных встреч и церемоний. Маленький столик у окна и три мягких кресла. Архиепископ Василий и пятидесятилетний мужчина доброжелательно смотрят на вошедшего Норманна. Вдоль стен на диванах в несколько напряженных позах еще человек двадцать, из них четыре женщины. «Князь Наримант с официальным визитом к архиепископу? – с удивлением подумал Норманн. – А я здесь при чем?»
– Садись, князь Андрей. – Архиепископ указал на кресло справа от себя.
«Наверное, на лебяжьем пуху, – усаживаясь, подумал Норманн, – надо будет подарить кресло на пружинах. Дедок совсем не вредный, для дальнейшей жизни теплые взаимоотношения будут только на пользу».
– Расскажи нам все, что ты знаешь о своих родителях, – продолжил архиепископ.
– Мать умерла при родах, отец был воином, но я его никогда не видел, – пожав плечами, ответил Норманн.
– А что люди говорили?
– Да ничего. Им-то какое дело до меня, у каждого своя жизнь и свои заботы.
– Ты знаешь, из каких мест привезли твою мать?
– Она жила недалеко от Онежского озера.
Норманн начал злиться. К чему эти расспросы? Им что, почтовый индекс деревни сказать? Или номер телефона председателя сельсовета?
– У тебя что-либо осталось от матери кроме гривны?
– Нет.
– Имя своего отца знаешь?
– Нет.
– Мурманы тебе рассказывали о набеге на твой отчий дом?
– Жаловались и пили горькую, – вспомнив деревенских мужиков, усмехнулся Норманн.
– Ровдив, что скажешь о гривне? – спросил архиепископ.
Из уголка встал крепенький мужичок, перекрестился, поклонился и ответил:
– Моя работа! Я узор правлю на дубовой плахе, бой затачиваю особо, чекан держу с наклоном. Ни с кем не спутать.
– Уверен?
– А то! Лучшие люди только у меня заказывают, и Федор Данилович стороной не обходит.
– И эту гривну делал для него?
– Помилуй, владыко! Там же лебедушки! Я вывел Ждане такой знак для подвенечного наряда!
– Вот и свела судьба отца с сыном! – Архиепископ встал. – Обнимитесь, родственные души!
Боярин, что сидел напротив, неловко вскочил, чуть не опрокинув стол, и со слезами на глазах обнял Норманна. Остальные обступили тесным кругом, Что-то говорили и плакали от избытка чувств. Неожиданный поворот событий поставил Норманна в ступор. Да какая это родня! Чушь! Дурь! И вообще ему здесь никто не нужен! Он сам по себе! Он привык жить один, полагаться только на себя, делать только то, что хочет сам. Неудачная женитьба на Юле только утвердила его в стремлении опираться на собственные силы. Нет, он категорически против!
Дождавшись окончания объятий, поцелуев и поздравлений, Норманн сел и беспомощно посмотрел на архиепископа. Надо как-то сформулировать слова, убедить в ошибке и не огорчить этих людей. Он не собирался входить чужеродной занозой в их жизнь. Но, встретившись с пристальным взглядом владыки, Норманн все понял, а легонький удар ноготком по столешнице показался грозным предупреждением. Подстава! Ему просто-напросто по случаю подыскали подходящих «родственников»! Это хорошо или плохо? Придется ставить свои условия, из замка он никуда не переедет, чужое наследство ему не надо. Хотя сейчас вроде бы другие законы, имущество считается достоянием рода и не передается от отца к сыну. К сожалению, Норманн не вник в детали, когда случайно услышал рассказ о законах Древней Руси. Ему запомнились права наследования вдовы, с которых и начался рассказ одного из любителей русской старины. Нет, чужого он не возьмет, но и своего не отдаст.
– Поздравляю тебя, Федор Данилович, с обретением сына! – доброжелательно произнес владыко. – Теперь по праву получишь свидетельство о смерти Нежданы.
– Я могу назначить дату венчания? – радостно воскликнул «папаша».
– Можешь, у меня нет сомнений в словах князя Андрея.
Вот она самая главная заковырка! Норманн глянул на «родню» и сразу определил будущую «мачеху», дородную девицу, густо покрасневшую при словах о венчании. Ну и ладушки, у них своя свадьба, а у него своя. Пусть живут и радуются. Осталось договориться о «невмешательстве» в дела друг друга, и можно спокойно жить дальше. На таких условиях он согласен перейти в статус «сыночка». Тем временем владыко позвонил в серебряный колокольчик, в зал торжественно вошел какой-то церковный начальник и положил перед архиепископом два рулончика бумаги. Вот она долгожданная бумага! Федор Данилович упал на колени и получил свидетельство о кончине своей бывшей супруги.
– Держи, князь Андрей! – Владыко протянул второй рулончик. – Теперь ты Андрей, сын столбового боярина Федора Вянгинского!
Последовал второй раунд слез, объятий и поцелуев с пожеланием не уронить честь древнего рода. А Норманн пытался вспомнить, в какой связи он слышал эту фамилию.
– Пошли, сын, в сани! – еще раз расцеловав, потребовал нежданный «папаша». – Я сейчас вестника отправлю, заодно слуг пришлет твои вещи собрать.
– Холодно, мне надо шубу взять да своим людям сказать о новом жилище. – Норманну совсем не понравился приказной тон обретенного родителя.
– Кречет! Принеси моему сыну шубу! – не глядя, приказал Федор Данилович. Статный сорокалетний мужчина побежал исполнять приказание, а «папаша» продолжил: – За своих дружинников не волнуйся, они днюют у монастырских ворот.
Норманна передернуло, он не привык к подобному обращению. Одно дело, когда общаешься с друзьями, а здесь ему тыкает и приказывает совершенно посторонний человек. Ладно, назвался груздем – полезай в кузов. Денек придется перетерпеть да убираться восвояси, здесь ему больше нечего делать.
– Держи, князь! – На плечи легла невесомая белая шуба.
– Не запахивай полы! Не замерзнешь! – последовал новый приказ. – Люди должны видеть, каков мой сын!
Да что это такое! Норманн еле сдерживался, чтобы не дать этому дядьке в лоб. Раскомандовался тут! Пусть у себя дома наводит порядок, слуг шугает, будущую жену воспитывает… Нет, надо будет поговорить по душам да объяснить, кто есть кто. У порога архиепископского дома поджидала вереница саней, да каких! Лошади в серебряной сбруе, на спинах алые попоны из плотного шелка, возки украшены тонкой резьбой, а полозья подбиты медной полосой. Не беден, однако, обретенный папаня, да ладно, достатком меряются только дурни. Кавалькада тронулась под мелодичный звон серебряных бубенцов. У монастырских ворот к ним присоединился маленький отряд городской стражи и новики верхом на лошадях. «Зачем они лошадей купили? Зря деньги потратили. В море они не нужны, по лесам скакать – только себе шею свернуть», – с раздражением подумал Норманн.
Встречные люди снимали шапки и низко кланялись, даже стражники у ворот согнули спины. А «почетный караул» чуть ли не ежесекундно выкрикивал:
– Радость в доме Федора Даниловича! Он сына своего нашел Андрея Федоровича, который ныне княжит на землях карелов!
И так без конца, даже новики подключились к этой забаве. Тьфу ты! Народ конечно же таращился на Норманна как на королеву карнавала в Рио-де-Жанейро. Еще бы! На нем золота и блескучего стекла как на новогодней елке. В город въехали через Загородские ворота, пересекли речку Гзень и проехали Неревские ворота. Норманн начал всматриваться в дома, стараясь предугадать, где живет столбовой боярин Федор Данилович Вянгинский. Но кавалькада продолжала приближаться к кремлю, а стражники и новики теперь выкрикивали новость, перебивая друг друга. Вот и Софийские ворота улица забита плотной толпой, люди улыбаются и что-то кричат, копыта выбили дробь по откидному мосту, и сани свернули влево.
– Вот ты и дома, сын!
Федор Данилович заплакал, обнял Норманна и повел к крыльцу, где столпилась плачущая челядь. А с Софийской площади доносились крики:
– Радость в доме Федора Даниловича! Он сына своего Андрея Федоровича нашел, который ныне княжит на землях карелов!
– Иди на порог! – Боярин легонько подтолкнул в спину.
Норманн пожал плечами – если его пропускают первым, пусть будет так. Однако войти в дом не удалось, на пороге подхватили сильные руки и со смехом понесли вокруг трехэтажного каменного терема. От неожиданности он попытался вырваться, чем вызвал бурю восторгов, одна из женщин громко прокомментировала:
– Силен и своенравен у тебя сыночек, боярин! Ишь как к славе стремится!
Слова утонули в радостном крике, людям понравилось подобное истолкование поведения наследника. Но вот закончился обряд «знакомства с жилищем», «новорожденного» внесли в дом и уложили на мягкий диван. Почувствовав под собой что-то твердое, Норманн сунул руку за спину. Рука нащупала меч, и он машинально поднял его над собой. На этот раз раздался уже настоящий восторженный рев и многоголосое повторение одного слова:
– Воин! Это воин!!!
Клоунада, да и только, Норманн вскочил с дивана.
– Нил! Где мой меч? Неси сюда!
Тут же из-за спин выскользнул широко улыбающийся оруженосец и протянул Норманну парадный меч. Родичи и челядь дружно ахнули. Еще бы! Блеск стекла и пластмассовые накладки из бижутерии под золото способны поразить любого человека четырнадцатого века. Хромованадиевый клинок беззвучно выскользнул из ножен. Норманн развел в стороны руки, намереваясь перерубить дурацкий меч, на который его так бесцеремонно положили. Ехидно посмотрел на зрителей, и тут взгляд зацепился за лежащие на столе парадные ножны. М-да, сразу видна тонкая ювелирная работа, по красной коже шла золотая сеточка с массивными накладками с обоих концов. Причем девственный блеск лакового покрытия скажет даже неспециалисту, что ножны никогда не пристегивали к поясу. Он скосил глаза на лезвие и поразился изящной работе чеканщика. Он знал этот способ украшения холодного оружия, когда сначала выбивают канавку, а затем вставляют золотую нить и аккуратно сводят края. Что делать? Взгляд метнулся по лицам людей, и… вот он, выход.
– Нил, ну-ка брось мне кочергу, что у печи.
Оруженосец сразу сообразил о предстоящем спектакле, не раз видел, как Ахилл мордовал Норманна, заставляя его на уровне инстинкта наносить быстрый и точный удар. Чем выше скорость клинка, тем больше шансов пробить самую толстую броню. Нил театрально взял кованую кочергу, показал ее недоумевающему народу и сильно метнул в своего господина. Никто не успел даже ахнуть, как молнией сверкнула сталь и три обрубка звякнули об пол. Теперь уже Норманн театрально вложил мечи в ножны, и только после этого раздался дружный вопль восхищения и удивления:
– Любо! Славься наш Андрей Федорович!
– Погоди, сынок! – Федор Данилович обнял Норманна за плечи. – У тебя еще будет время покрасоваться, а сейчас садись.
«А ведь «папаня» одинакового со мной роста», – с удивлением заметил Норманн. Он послушно сел в центре зала у небольшого столика, который по привычке определил как журнальный.
– Прошу тебя, Владимир Данилович, стать вторым отцом для моего сына! – произнес нежданный родитель и поклонился в пояс мужчине лет сорока.
Тот подошел к Норманну и торжественно произнес:
– С гуся вода, а с Андрея хвороба! – и ловко срезал прядь волос.
Снова разноголосый гомон, тихие причитания и тайные наговоры. На столик поставили маленькую шкатулочку из карельской березы, куда положили отрезанный локон и как-то незаметно унесли. Пустяшная серьезность обряда развеселила Норманна, и он еле сдерживал смех.
– Сын! Отныне ты обязан почитать Владимира Даниловича как меня, твоего родного отца! – назидательно произнес Федор Данилович.
– Ты всегда можешь положиться на меня, я разделю твои беды и удвою твою радость! – С этими словами Владимир Данилович крепко поцеловал Норманна в губы.
– Родственники дорогие, прошу любить и жаловать продолжателя рода нашего! – С этими словами хозяин дома низко поклонился собравшимся гостям.
Последовавшее действо озадачило Норманна своей несуразностью. Многочисленные дяди и тети, в прямом смысле этих слов, подходили к нему семейными группами, ставили на стол резную шкатулку, в которой находилось три совсем крошечных коробочки. Затем на полном серьезе ему показывали содержимое: в одной находилась щепотка соли, в другой немного корицы или имбиря, а в третьей несколько зернышек риса. Завершив показ, все аккуратно закрывали, добавляли маленькую золотую монетку, после чего по очереди расцеловывали виновника торжества. Выполнившие непонятный обряд проходили в трапезную, откуда уже доносился разноголосый гомон и поздравления «родителя». Норманн успокоился, с любопытством вглядывался в лица людей, впрочем, имен не запоминал. Незачем, он по-прежнему чувствовал себя здесь чужим и не собирался из сложившейся ситуации искать личной выгоды. Пасьянс разложен архиепископом, важно не оказаться послушной пешкой в непонятной пока интриге. Нет, своевольничать он не будет, но и тупо лезть в петлю не собирается.
День получился какой-то шебутной, не успели родственники закончить свои ритуальные подношения, как наступил черед званых гостей. Из всех пришедших Норманн узнал только двоих. Это Ахмыл, который на самом деле оказался боярином Ивана Калиты, а по жизни удельным князем Трубчевского княжества. Его имя вызвало невольное удивление, так как официально он именовался князь Иван Трубецкой. Другим знакомым визитером был начальник всех мытарей, который летом позволил поставить флот в затон и взял малую мзду. Им оказался посадский боярин Давид Борисович Батецкий. Но вот поток посетителей иссяк. Норманна покормили отдельно от общего застолья, затем повели показывать подарки. Первым делом подвели к трем великолепным скакунам в изящной серебряной сбруе. Шитые серебром голубые шелковые попоны и изукрашенные серебряными заклепками седла не могли не вызвать восхищения.
– Кто же мне подарил такое великолепие? – любуясь мастерской работой, спросил Норманн.
– Вороного подарили родственники, гнедой куплен в складчину посадскими боярами, а белая кобылка подарена всем миром от купечества.
– А почему на всех рысаках одинаковые попоны?
– Как одинаковые? – искренне удивился ключник, он же отдаленный родственник. – Ты внимательней посмотри на шитье!
– С шитьем понятно, здесь всякие гуси-лебеди, там голубки и цветочки, а кобылку накрыли попоной с мечами и стрелами.
– Сам разницу видишь, а спрашиваешь.
– Я о цвете попон говорю.
– Э, боярин, тебе до красной попоны еще расти и расти.
– Могли бы зеленой покрыть или еще какой цвет подобрать, – не сдавался Норманн.
– Ты что? Окстись! Людей не смеши! Тебе положен голубой цвет, и не вздумай накрыть своих коней другими попонами.
– Даже на своих владениях?
– Там ты сам себе хозяин, вон люди сказывают, что приехал в город на крестьянских дровнях.
– Что в этом плохого?
– Никакого воспитания! Эх ты, безотцовщина! По тебе обо всем роде судят!
– По-твоему, я всегда должен ходить в шелках и золоте?
– А как же иначе? Вон летом приехал, дорогим оружием похвастал, по торгу в шелках ходил. Каждому видно, что человек с достатком.
– Ну да! А чего ко мне драться полезли?
– Вспомни, как был одет! Кожаные штаны, исподняя рубаха да колет заморский. Срамота! Ты князь! И одеваться должен как князь!
– Я неправильный князь, ремесла знаю. По-твоему, мне и кузнечным молотом в шелках махать?
– Сразу видно, что ты в диких землях вырос. На подворье можешь ходить хоть в исподнем, здесь все свои. А за ворота ни-ни, отца твоего засмеют!
– Да какое это подворье! – Норманн критически осмотрел жилой квартал с просторным двором.
– Самое что ни есть настоящее. Мы, Вянгинские, с основания Новгорода здесь живем!
– В тех домах тоже? – Норманн указал на обычные трехэтажные кирпичные здания.
– А как же! Все здесь! За ворота выводим только замужних матерей.
На языке так и вертелся вопрос о численности семейства, но Норманн сдержался, опасаясь получасового объяснения, кто есть кто и степень родства.
– Больше подарков нет? – Он решил уйти от темы родственных отношений.
– Как же! Есть! Пошли в ружейную.
Норманн радостно встрепенулся, наконец-то он увидит древние ружья! Увы, это оказался обычный арсенал, где хранилось оружие и доспехи всего рода Вянгинских. Зато подарки порадовали, он получил два полных доспеха. Ахмыл преподнес от имени Ивана Калиты железный шлем с козырьком; бояре – «золотые пояса» большого вече, одарили настоящим панцирем; кузнечная слобода сложилась на поножи и наручи. И все это с набивкой узора медной нитью, получилось по-настоящему красиво. Зато второй доспех поразил своей необычностью.
– Ну-ка примерь вот это! – Ключник протянул с виду обычный зипун.
Норманн критически осмотрел некое подобие пальто, но послушно его надел. Тяжеловато, однако носить можно.
– Что-то не похож этот зипун на боярскую одежду.
– Какой зипун!!! Ополоумел!!! Это куяк!!!
– Да? Я вообще-то не разбираюсь, что и как называют.
– Корабельщики тебе в складчину подарили. Ты не смотри, что с виду неказист и без шитья. Первая одежка для морских походов.
– И в чем его достоинство?
– Ты раньше такого не видал? – искренне удивился ключник.
– Да откуда мне о нем знать? Я военные музеи не люблю!
– Не понял, при чем здесь песнопения дружинников? У греков моуазии очень хороши!
– Ты был в Греции?
– В академии прошел полный курс обучения имущественному учету.
– Во как! А я никак не осилю греческий язык.
– Не тяжела грамота, да и грек у тебя толковый, к зиме освоишь.
– Ладно. – Норманн решил уйти от неприятного разговора, не нравилось ему учиться. – Что в этом куяке особенного?
– Ты прощупай его и сразу поймешь.
– Это сукно, а не девка, чего его щупать!
– Не горячись. Под подкладкой вшиты железные кольца, никакой меч не возьмет. Первая одежда для корабельщика.
– Почему именно для корабельщика?
– Для купцов другие делают, а здесь заполненная морской травой вставка из лосины.
– Трава-то зачем?
– Совсем одичал в мурманских краях! Чтоб в воде не утонуть!
– Спасательный жилет, что ли?
– Трудно мне с тобой, то простых слов не понимаешь, то по-мудреному говоришь.
– Да не нервничай, я въехал в тему, и передай мой поклон дарителям.
– Сам передашь, здесь посредники не нужны.
В завершение ключник провел экскурсию по подворью рода Вянгинских. Это действительно оказался настоящий жилой квартал, где дома разделялись складскими и служебными помещениями. Трое ворот охранялись воинами личной дружины. Кроме казарм оказалось несколько двухэтажных домов для прислуги и рабочих. Больше всего Норманна заинтересовали мануфактуры и расположенная почти в центре двора кузница. Прядильно-ткацкое производство поразило примитивным ручным трудом, работники сами приводили в действие свои нехитрые устройства. Далее шли скорняки и сапожники, где Норманн с полчаса наблюдал за несуетливой работой. Более всего заинтересовал один молодой парень, который ловко прибивал подметки деревянными гвоздиками. Неожиданный вариант по жизни оказался очень прост – сначала шилом прокалывают дырочку, затем точный удар молотка вгоняет березовый колышек. На завершающем этапе на носок и каблук набивают подковки, но здесь уже применяли железные «гвоздочки». Интересно!
Завершив знакомство с подворьем, Норманн поспешил в терем. Почему жилой дом так именовали, он не знал, а выспрашивать не хотел во избежание новых упреков. На данный момент необходимо понять, куда он снова вляпался и что из себя представляет род Вянгинских. Надо выработать какую-то линию поведения от дружелюбного взаимодействия до полной отстраненности. В качестве «информатора» лучше всего подходил Ахмыл, который на самом деле оказался из достаточно известного впоследствии рода Трубецких. Он из московских людей и явно приближен к Ивану Калите, абы кого в Новгород воеводой и надсмотрщиком не пошлют. Как следствие, можно получить исчерпывающую информацию о новгородских и московских делах.
– Я могу сейчас пройти в трапезную и поговорить с гостями? – спросил Норманн у ключника.
– Какие гости?! Андрей Федорович! Все уже разошлись по домам! Завтра поговоришь, а сейчас пройди к отцу.
– Показывай дорогу, я здесь никогда не бывал.
– Вон слуга проведет, у меня совсем другие заботы, недосуг разгуливать по комнатам.
Однако слуга шустренько смылся, а через несколько минут в зал вошел серьезный седовласый мужчина.
– Я Михаил Симеонович Вянгинский, твой постельничий.
– Неужели я похож на инвалида?
– К чему вопрос?
– Свою кровать могу и сам приготовить.
– У тебя нет слуг?
– Почему нет, как раз есть. Все немцы, аккуратные и работящие.
– Это хорошо. Но я не понял твоих слов про инвалида и кровать.
Стоп! Норманн наконец сообразил, что понятие «постельничий» в это время может иметь совсем иной смысл. Как в случае с «кормлением», что происходило от слова «кормчий» и подразумевало управление, а не наживу.
– Мне непонятны твои обязанности.
– Я всегда должен быть рядом с тобой, передавать стряпчим твои приказы и следить за их выполнением.
– Это все?
– Нет. Я отвечаю головой за твою безопасность.
– По сути, ты адъютант?
– Не совсем так, у немцев Adjutant только передает приказы своего господина.
– Я все понял, спасибо. Для начала покажи мою комнату, чтоб не тыкаться в двери слепым котенком.
– Тебе велено идти к отцу. Пошли, проведу.
– Веди. Кстати, ты сколько языков знаешь?
– Греческий, латынь, немецкий и датский.
– Латынь зачем выучил?
– Без нее никак. Все договора с иноземными торговцами пишут или по-гречески, или на латыни.
– Погоди, в Любеке пишут по-немецки.
– То Любек, и пишут готикой разве что для своих. Датские или фламандские дельцы сих знаков не понимают.
– А персы на каком языке пишут? – задал Норманн коварный вопрос.
– С ними толмачи – или греки или генуэзцы. Здесь, в Новгороде, есть Персидский двор.
– Неужели в городе много персов?
– Зачем много? Там уж семнадцать лет живет Шараф аль-Хаким Батини со своими людьми. Хорошо торгует, честно.
– Что за товар, если не может продать за семнадцать лет?
– Извини, Андрей Федорович! – захохотал Михаил Симеонович. – Не могу сдержаться. У него Персидский двор.
– Да нормально! Я не обижаюсь. Просто не знаю новгородской жизни.
– Это всем понятно, ты не отсюда, вырос и учился в Китае. Оботрешься, а я помогу.
– Как я понял, этот Шараф аль-Хаким Батини держит Персидский двор, где торгуют купцы из Персии.
– Верно. Караван приходит раз в год и через месяц возвращается обратно.
– Мне бы туда сходить, я по весне собираюсь в персидские земли.
– Это мы сделаем, невелика забота.
Что же, еще одна хорошая новость. Одно дело выискивать информацию в компьютере, поговорить с реальными персами – совсем иное.
Поднимаясь по лестнице, Норманн с интересом осматривался по сторонам. Разница с Любеком просто колоссальная. Если там голые стены крашены известью, то здесь прикрыты деревом, и не просто досками, а набран узор из плашек разных пород. Получилось некое подобие паркета из кусочков мореной березы различных оттенков, яблони, сосны и карельской березы. Второй этаж обшит липой, по которой мастерски вырезаны сюжеты из городской жизни. Прав был Максим, когда говорил о зачаточном состоянии абстрактного мышления. Резчик даже не пытался создать пространственную проекцию, фигурки людей и дома как бы налипают одна на другую. И с анатомией нелады, не соблюдены пропорции фигур, неестественные позы и полное отсутствие динамики.
– Заходи. – Михаил Симеонович без стука открыл дверь.
– Что-то ты, сын, загулял. Заждался тебя. Садись и ты, Михаил, устраивайся. На тебя опора, вишь Андрей наших порядков совсем не знает.
– Меня не учили новгородским традициям четырнадцатого века! – резко ответил Норманн. Но тут же спохватился и добавил: – Если счет годам вести от Рождества Христова.
– Летоисчисление ведут от основания мира! – назидательно поправил Федор Данилович.
– Но греки ведут календарь от Рождества, – не согласился Норманн.
– Нам греки с латинянами не указ. Мы живем на этой земле со дня сотворения мира, чтим законы отцов и счет годам ведем по их заветам.
– Непривычный для меня календарь, путаюсь.
– Потому и путаешься, что календарь неправильный. Вон магометане ведут правильный календарь.
– Никогда не слышал о таком.
– Их летоисчисление от хиджры, даты прихода Мухаммеда в Медину. А римский календарь никак не связан ни с Рождеством, ни с Пасхой.
– Зачем я тебе понадобился? – Норманн решил сменить тему.
– Одеть тебя надо, камзол да чулки хороши для Европы, а ты в Новгороде.
– Как скажешь. – Норманн решил не перечить по пустякам.
– Михаил, зови портного. А тебе, Андрей, следует бороду отрастить, негоже голым подбородком сверкать.
– Хорошо, – покладисто ответил Норманн. Все равно бриться нечем, а как сделать опасную бритву он не знал.
– Завтра с утра поедем к лучшим людям Новгорода. Ты наших обычаев не знаешь, сиди смирно, в разговоры не встревай.
– Кто такие «лучшие люди»?
– Ты забыл русский язык? Могу сказать по-немецки: Besten Menschen.
– Я хотел узнать, по какой причине они оказались в высшем разряде.
– Чудной ты, право. Даже путем спросить не можешь. Завтра навестим посадских бояр.
– Они сидят в особом здании?
– В Грановитую палату захотел? Нет, в палаты пойдем, мы по-свойски, без церемоний.
– Фуршет с городскими правителями? Круто! Все чиновники сидят в одном банкетном зале!
– В палатах своих сидят! Трудно мне говорить с тобой! В городе четыре посада, которыми управляют восемь бояр.
– Нам предстоит сделать восемь визитов?
Федор Данилович вцепился двумя руками в бороду и с минуту молча смотрел на своего сына, затем огорченно вздохнул и сказал:
– Андрюша, сынок, я, твой отец, боярин Людина посада. Мы поедем к моим друзьям, кои управляют Плотницким, Наревским и Словенским посадами.
– Новгородом управляют посадники?
– Городом управляет малое вече, для чего каждый конец выбирает двух бояр.
– Сколько всего в городе концов?
– Плотницкий, Словенский, Людин и Наревский. Я защищаю интересы Людина посада.
– Судя по названию, это жилой район.
– Верно мыслишь, купечество и торговый люд живут только там.
– А почему нет кузнечного посада?
– Ты о кузнецах? Есть еще Загородский конец, они за городской стеной, и своих посадников у них нет.
– Полное самоуправление, – усмехнулся Норманн.
– Хуже, самоуправство. Им никто не указ! Бронники и скобари сами себе хозяева, как и кожевенники с красильщиками.
– А что такое большое вече?
– То «золотые пояса», по восемь выборных бояр от каждого конца.
Начав объяснять устройство городского самоуправления, Федор Данилович быстро увлекся. Его менторский тон сменился на живую речь с описанием характеров бояр, их сильных и слабых сторон. В конечном итоге, рассказ о Новгороде перешел в обычную беседу, где перемывают косточки и пересказывают последние сплетни. С той лишь разницей, что Норманн выступал в роли заинтересованного слушателя. А как же иначе? Волей-неволей он привязан к Новгороду, его жизнь и благополучие напрямую зависят от благосклонности этих самых посадских бояр.
Когда Норманн проснулся, новая одежда уже находилась в спальне. Слуги развесили кафтаны на специальные стойки с плечиками, шаровары разложили на сундуках, у стены стройным рядом стояли короткие юфтевые сапоги.
– Доброе утро, Андрей Федорович! – В комнату бесшумно вошел мужчина лет тридцати. – Я Шугор, назначен тебе в услужение.
– И тебе, Шугор, здравствовать. Моемся, легкий завтрак и зови Нила на утреннюю тренировку.
– Сейчас Яхрома кликну, он тебе польет и поможет одеться. Завтрак в трапезной, затем с батюшкой едете в гости.
– Я каждое утро начинаю с воинских упражнений!
– Кто же знал? Лошади уже под седлом, по двору выгуливают для разогрева.
Яхром, парнишка лет шестнадцати, выполнял свои обязанности с самым серьезным видом.
– Ух! А вода-то ледяная! Прямо из колодца принес? – пошутил Норманн.
Однако парень на уловку не поддался, а ответ поразил своей неожиданностью:
– Вода в палаты подается по медным трубам, я наливал из водогрея, не боись, не ошпаришься.
– Откуда в Новгороде водопровод?
– Из детинца, водяную башню заполняют насосом.
И кто сказал, что на Руси щи лаптем хлебали? Никакого сравнения с Любеком, где нет не только водопровода, но и канализации. Норманн быстро оделся и уже направился к двери, но Яхром схватил его за руку.
– Ты куда собрался в исподнем?! Надевай рубаху! И чуни сбрось, вот тебе юфтевые башмаки!
Кто бы знал, как Норманн не любил «древнюю» одежду! Первое время многочисленные завязочки и тесемочки просто доводили его до бешенства. То ли дело прагматика двадцать первого века – джинсы, футболка и вперед. Правда, это время имело другой плюс: буквально все, от работного люда до бояр, одевались очень ярко, не в пример мрачно-серым тонам теперь уже очень далекого будущего.
– Вот, надевай! – Яхром протянул рубашку с витым разноцветным пояском.
– Погоди, погоди, дай-ка мне разглядеть вышивку!
Посмотреть было на что. От ворота по груди шло изящное шитье шелковой нитью, сверху вниз волнистыми линиями опускались васильки и незабудки.
– И какой дурень сказал, что на Руси не знали вышивки! – непроизвольно воскликнул Норманн.
– Быть такого не может! – не согласился Яхром. – У нас даже в захудалом доме не то что рубахи, полотенца вышивают.
– В Европе и полотенец нет, за всю жизнь ни разу не помоются.
– Федор Данилович иностранных купцов к себе в дом не пускает, вонь от них, пахнут пуще паршивого козла.
Норманн решил не развивать тему европейских нравов, надел рубаху и замер. Пуговицы! Сшитые здесь в Новгороде по европейскому образцу, да и в Любеке, были на завязочках, а здесь не просто пуговицы, а настоящие ювелирные украшения, поэтому он их сразу не рассмотрел. Вырезаны из моржового уса с тонкой паутинкой фигурной резьбы, а в центре вставлены крупные жемчужины. Опоясался и вздохнул, красивая одежда, а зеркала нет!
– Поспешай, Андрей Федорович, все домашние уже за столом! – Яхром услужливо открыл дверь.
– Здравствуй, сын! Садись на свое законное место! – Федор Данилович указал на стул с высокой спинкой по правую руку.
За столом собралось шесть человек, которые запомнились как троюродные братья с их женами. Глава спокойно и обстоятельно прочитал молитву, после чего слуги выставили легкий завтрак, а в центре водрузили ведерный самовар. «Еду надо заработать», – эту поговорку Норманн помнил с детства. Легкий завтрак, умеренный обед и плотный ужин. День с косой на лугу полезнее любых диет и выгодней разрекламированных фитнес-клубов.
Выезд к «лучшим людям», как и ожидалось, оказался рутиной народных традиций. Их радостно встречали, усаживали на почетное место, затем начинали восхищаться статью и удалью наследника. Федора Даниловича поздравляли с обретением сына и намекали на скорую свадьбу с пожеланием увеличить потомство. На прощанье Норманну дарили или рубашку, или легкие сапожки, которые к его удивлению оказались с высокой шнуровкой. У посадника Остафия Лукича немного задержались. Представитель Словенского конца, где находился основной торг, начал жаловаться:
– Сегодня скобари с красильщиками снова на торгу бучу устроили. Никакого сладу с ними.
– Ты старост ихних видел?
– И видел и говорил. Уперлись рогом, льгот требуют. Ты у нас в этом году голова, позвал бы к себе, уладил спор.
– Чего улаживать. Каждый раз одна и та же песня, какой год ходим по одному и тому же кругу.
– Я могу узнать, в чем суть спора? – поинтересовался Норманн.
– Вот видишь, Остафий Лукич, весь город знает о недовольстве загородских обитателей, а моему сыну в новинку!
– Не печалься, Федор Данилович, он хваткий парень. Я прошлым летом сам видел, как он ловко продал свои щиты.
– Ему бы учиться у нас, в посадники готовиться, так нет, на Итиль собирается с персами торговать.
– Тут такая заковырка, Андрей Федорович, – словенский посадник повернулся к Норманну, – загородские не хотят платить мыто.
– А почему они должны платить? Горожане мыто за торг не платят.
– То горожане, а эти живут за городом.
– Кто с них собирает подати?
– Никто, они собственники своей земле.
– Ха! Нашли о чем спорить! Пусть выбирают посадников и платят в городскую казну подати.
– Федор Данилович! Прав твой сын! И Семена Климовича пристроим, а то на каждых выборах палки в колеса так и норовит вставить.
– Верно! И откуп с Загородского конца получится не в пример больше, чем собранное мыто.
– Вот что значит не замыленный глаз! Мы какой год спорим с бронниками, скобарями, кожевенниками да красильщиками, а простого решения не увидели.
Оба посадских боярина тут же сговорились о времени сбора малого веча, нацарапали записочки на бересте и раскланялись с братскими поцелуями. Норманна повезли дальше: дело делом, а традиции надо соблюдать.
– Отец, – Норманн с трудом выдавил из себя непривычное слово, – а зачем приехал Наримант?
– Знамо дело, денег хочет. Сулит нам выгоду и защиту твердую, только за его словами война прячется.
– Что Иван Калита? Согласился на льготы?
– Не жилец он, с осени не встает. Люди говорят, что суздальские посланцы отраву подсыпали.
– Что же они не поделили?
– Как что, деньги, конечно. Иван Данилович по родству ближе к хану Узбеку.
– Разве они родственники?
– А то! Уж сто лет как породнились с погаными, за ярлыки спорят да друг дружку бьют да грабят.
– Какую уступку требует Новгород?
– Знамо дело, мытников убрать с Волока на Ламе.
– Не боитесь, что Наримант обидится да пограбит Новгородские земли?
– Он слабак, а князь литовский войско не даст.
– Почему? Наримант должен быть с ним в сговоре.
– Здесь другая причина, Гедимин в родстве с Иваном Даниловичем.
– Как бы не ошибиться, а вдруг оба князя навалятся на Новгород.
– Им же будет хуже – и Ганза и Готланд давно нас к себе зовут. Большой войны никто не хочет.
После обеда Федор Данилович уехал в Грановитую палату на малое вече, а Норманн и постельничий Михаил Симеонович Вянгинский отправились на Персидский двор. Собираться в Персию и не получить максимально возможную информацию от Шарафа аль-Хаким Батини было бы глупо.
