Глава 8
Пока мы живы!
– А мне дашь глотнуть из твоей бутылки? А, Ексей? Только не прикидывайся, что плохо понимаешь! Насколько я знаю, ты в школе был десятником, так что волей-неволей должен был выучить нашу речь…
Осознав, кто его окликает, черемисский подросток, до этого о чем-то негромко переговаривающийся с соседом, слегка зарделся и неловко одернул заляпанную пятнами разводов рубаху. И лишь после этого под негромкие хохотки ветлужских пацанов вскочил и, коротко поклонившись в сторону полусотника, потянул спрятанную за спиной глиняную емкость. Неказистая фляга сразу же пошла по рукам, сопровождаемая демонстративными попытками юных воинов ее открыть и понюхать содержимое, которое и без того грязными потеками расползлось по поверхности сосуда.
Однако через некоторое время столь заинтересовавший полусотника предмет все-таки дошел до места назначения. Не торопясь, Иван потянул грубую деревянную пробку, не слишком плотно сидевшую в узком горлышке, и осторожно принюхался к прянувшему из бутыли подозрительному запаху. Удивленно вскинув брови, он тут же решительно отхлебнул резко пахнущую жидкость.
– Хм… Евсей! Ой, Ексей! Да это же брага! По крайней мере, что-то близкое к ней!
– Ну… – замялся тот и смутился окончательно. – Может, и так, название мне неведомо.
– Ничего не хочешь мне сказать по этому поводу? – недоуменно уточнил полусотник.
– А… да! Замыслили мы умыкнуть зелье колдовское прямо из подклети дружинной избы, – еще раз поклонился Ексей и махнул рукой в сторону посмеивающихся мальчишек. – Как иной раз ваши хлопцы на игрищах делают…
– Колдовское, говоришь?
– Наши старейшины с ног валились от него, после того как воевода обнес их братиной! Ух, ядреное! А говорят, что недужных оно, наоборот, с того света поднимает! Правда, его самого мы не нашли, но зато эту… бражку, из которой оно варится, все-таки умыкнули!
– И как же вы это умудрились сделать? – поперхнулся Иван, недоуменно оглядывая довольные лица собравшихся.
– Так лекарь через Микулку погнал нас в дом Любима за травами и кореньями разными! Он на выселках Алтыша лечил, а мы… Вот мы по пути и сподобились…
– Уж не пить ли вы это собирались?
– Не, лишь удаль свою тешили, а Микулка и вовсе собирался тем зельем ногу растирать!
– Ногу, говоришь… Что-то мне кажется, будто его потуги полечиться шиты белыми нитками! Ладно, устрою я этому умнику внеплановое купание, а то и обломаю пару розг об ягодицы при случае. Ты мне лучше вот что скажи… Смысл во всем этом какой? Раньше ребята хоть на команды делились и по пути друг другу противостояли. А вы чего этим добились?
– Дык… дозорному глаза отвели.
– Невелика победа! В веси в основном больные и убогие остались, да и те больше за тын таращились! Неужто вы свои старания прикладывали, чтобы до этой дряни добраться?
– Убогие? – обескураженно переспросил Ексей и тут же замотал головой, силясь ответить на второй вопрос. – Да нет, мы лишь языки ею смочили!
– Смочили? Для такой бурды это почти подвиг. А если бы еще и глотнули!..
Иван обвел взглядом лица мальчишек, пылающие вызовом или недоумением в зависимости от вовлеченности их обладателей в процесс добычи зелья, и задумался. По его понятиям все они были еще детьми, однако в этом времени на плечах многих из них уже держалось немалое домашнее хозяйство, а некоторые в скором будущем могли даже обзавестись семьями. Да и сам он чему их учит? Держать в руках оружие, которое предназначено для того, чтобы убивать других людей! Пусть врагов, но все-таки людей! И после этого он имеет какое-то право запрещать им «ковырять пальцем в носу»?
В этот раз для вечерних посиделок Иван выбрал довольно-таки большую поляну на берегу Люнды, где могли разместиться все четыре школьных десятка, пришедшие в Переяславку по зову воеводы. Собирал он ветлужских мальчишек и девчонок далеко не первый раз, и история такого времяпрепровождения тянулась еще с прошлого лета. Раз в неделю садились вокруг жаркого костра, заваривали травяной сбор и говорили обо всем на свете. Иногда травили байки, но в основном преобладающая мужская половина требовала с него рассказы о былых сражениях и древних героях. И приходилось соответствовать их ожиданиям.
Мешая правду и вымысел, Иван рассказывал о древних битвах и немногочисленных героях, оставшихся в его памяти, повествовал о храбрости защитников и дерзости тех, кто на них нападал. Морские походы викингов на захолустные города и провинции Европы сменялись поступью римских легионов и боевых слонов Карфагена. Несостоявшаяся еще битва при Фолкерке, где англичане впервые объединили лучников и тяжеловооруженных всадников, соседствовала с таким же несуществующим еще натиском монгольских орд, с помощью хитрости и свирепости покоряющих своих соседей и тут же бросающих их смертниками против новых противников.
Однако не доблесть воинов была путеводной нитью в его историях и даже не тактика и стратегия воюющих сторон. Иногда Иван путался в фактах и честно признавался, что не помнит точных имен и дат, иногда затруднялся или просто не хотел называть местоположения стран. Но одно всегда присутствовало в его рассказах: выводы о причинах и последствиях войны, размышления о тех, кто ее развязал, и тех, кто воспользовался итогами.
Причина войны, говорил он, чаще всего лежит на поверхности. Шайка грабителей нападает не только из-за того, чтобы поизмываться над своими жертвами и насладиться видом их крови. В первую очередь она желает захватить имущество побежденных. Карфаген и Рим враждовали отнюдь не из-за того, что их властители не нравились друг другу, и не оттого, что у какого-то полководца взыграла гордость. Просто две большие торговые империи не поделили подвластные территории, влияние, а в конечном счете людей и золото.
Войны идут за ресурсы, какими бы святыми целями те, кто их развязывает, ни прикрывались. И так будет всегда. Можно ли остаться в стороне от них? Вряд ли. Даже если ты будешь непорочен, словно Агнец Божий, все равно найдется волк, желающий распять тебя на кресте и позабавиться беззащитным видом. А уж жаждущих отобрать нажитое тобой добро всегда будет более чем достаточно… Можно ли избежать нападения этих зубастых тварей?
Можно, объяснял Иван. Для этого необходимо иметь сильную дружину. Однако любая долгая война требует не столько звонких монет, сколько вышеупомянутые ресурсы, за которые и идет драка. Сундук золота не поможет победить врага, если от его полчищ будет нечем защищаться… Или некому! Даже подкупить его не получится, потому что противнику будет проще прийти к тебе в дом и забрать не только сундук, но и все остальное! Так что речь идет не только о золоте, кирпиче или железе, но и о подготовленных воинах, мастеровитых ремесленниках, работящих земледельцах… просто людях, которым есть что защищать и которые будут это делать. Именно они самое главное богатство в любой стране, хотя зачастую правители этого не понимают. Они сами и их мысли, их устремления! За это в конечном счете идет война!
Кстати, именно поэтому и обучают вас, говорил Иван, и трудиться и воевать. Вам самим решать, будете ли вы держать в руках оружие, возьмете в них кузнечный молот или будете таскать смыку меж древесных корней, возделывая землю. Но в любом случае вам необходимо научиться уважать любой труд, будь он ратный или какой-либо иной. Уважать работящего соседа, чем бы он ни занимался! Тогда, держа в руках оружие, вы не будете надуваться спесью, завидев перед собой обычного пахаря с сохой. И не будете бездумно бросать в бой неподготовленных мужей, ссылаясь на то, что бабы детей еще нарожают. А будучи земледельцем или ремесленником, вы не будете экономить на воинах, потому что от этого будет зависеть ваша защита… Когда же придет сильный враг – встанете все вместе на защиту родного дома, а не сбежите в леса, оставив соседей на растерзание!
Да, иногда умнее отступить в какую-нибудь глушь и переждать там военные невзгоды. Не надо забывать, что войны зачастую задумываются правителями, а отдуваться приходится простому народу, которому они совершенно не нужны. Оборонять чуждое им люди не будут, в таком случае им легче покориться новому завоевателю, если тот, конечно, не ведет войну на полное уничтожение. По-разному бывает… Но в любом случае бросать соседа нельзя. Невзгоды приходят и уходят, а жить вам вместе. Кроме того, в конечном счете победит тот, кто лучше сохранит свои силы, а потом ими грамотно распорядится. Войны одним сражением не заканчиваются!
Во всех таких разговорах было важно то, что при всем своем авторитете среди ветлужцев Иван никогда не пытался говорить с ребятами с позиции старшего. Это было очень необычно для воспитанников школы. Что они видели до этого? Что взрослым мужам «невместно» сидеть за одним столом с такими малолетками, как они, что до поры до времени многим недорослям заказан путь в мужскую половину дома. Такое практиковалось в основном в отяцких семьях, но и в переяславских патриархат повсюду диктовал свои условия.
Было ли это плохо? Вряд ли, просто дань старым традициям родового строя…
Однако беседа на равных со зрелым воином со стороны была для подростков заказана по одной веской причине: это было просто невозможно! А уж задушевный разговор с человеком, к которому с пиететом относились все взрослые родичи, был для них поначалу шоком.
Однако к хорошему быстро привыкаешь, так что если на первых порах на редкие вечерние посиделки приходили одни переяславские мальчишки, то уже в начале весны с молчаливого согласия родителей туда стало подтягиваться молодое отяцкое поколение и даже некоторые девчата. Чучело Масленицы сожгли, катание с горок на ветлужский лед ушло в прошлое вместе с подтаявшим и превратившимся в густой кисель снегом, а до веснянок было еще далеко. Молодежь же разлучаться не собиралась и всеми правдами и неправдами выкраивала время у домашних дел, чтобы собраться гурьбой у костра. Иногда в круг приходило до тридцати человек, но именно сегодня в первый раз на такое собрание попали черемисские ребята. Видимо, поэтому они решили расстараться и даже не побоялись выставить на всеобщее обозрение взятый «с боя» бражный напиток.
– Выходит, что вы без позволения старших залезли в подклеть, чтобы брагу нацедить? – Иван решил сместить акценты, найдя слабое звено в откровениях своего юного собеседника.
Порыв ветра, взметнувший вверх тонкие веточки берез, услышали все, поскольку на поляне после слов полусотника установилась неловкая звенящая тишина. Занятые лишь спорами да своей удалью, об этой стороне дела молодые авантюристы до сих пор как-то не задумывались. А если и задумывались, то старательно отгоняли мысли на эту тему в самые дальние уголки своего сознания.
Десятки молодых глаз, до этого неотрывно смотревшие на полусотника, сразу же нашли себе другое занятие и стали разглядывать не замечаемые ими до этого золотистые языки костра или кроны берез, сияющие в отблесках света сочной молодой листвой и остатками сережек. Иван никогда не использовал против мальчишек информацию, полученную во время таких посиделок, и они это знали, однако теперь… это был крупный «залет».
– За весь год я ни разу не слышал, чтобы в округе кто-то позарился на чужое добро… Мне что, начинать свои портянки под полати прятать?
– Сглупили мы, Иван Михалыч! Прости нас, неразумных! – нарушил тягостное ответное молчание Мстиша.
Тон его при этом вовсе не был заискивающим. Он как будто уже все решил для себя и теперь винился, поднявшись и склонив свою голову. Полусотник махнул рукой и усадил подростка обратно, вернув его к прерванному занятию: наконечник сломанного копья, по неосмотрительности оставленного булгарцами на прибрежном песке, никак не поддавался усилиям Мстиши. Наконец стружие отделилось, и глава ветлужских мальчишек с облегчением продолжил:
– Все вернем в целости и лекарю в ноги поклонимся, дабы тот за свое снадобье обиды на нас не держал. После того как намедни булгарцев прогнали, в нас словно черт вселился. Даже меж собой собачиться начали, а уж черемисы нам такого наговорили, что чуть опять не передрались! Так что не уследил я за ними!
– Перенервничали, значит, на пристани… Из-за чего хоть ругались?
– На Тимку многие ополчились, да так, что он до сих пор свою обиду тешит. Даже сюда не пришел!
– И в чем он провинился?
– Так сразу и не скажешь. По мне, даже в поломанных самострелах он не повинен, а то, что прыгать заставил как козлов… – Командир ветлужских мальчишек помедлил и перевел взгляд на Ексея. – Кольчуги им наши покоя не дают! Пусть сами об этом говорят, а то потом скажут, что я напраслину возводил!
– Давай, парень, говори обо всем невозбранно, – кивнул черемису Иван и пояснил: – Все, что на душе накопилось, и даже когда тебя не спрашивают. У нас тут полная свобода на посиделках, так что мне можно перечить и даже жаловаться на тяжкий школьный труд. Простодушие, как говорится, не порок…
Чернявый четырнадцатилетний мальчишка, вновь завладев вниманием взрослого воина, на этот раз начал свою речь еще более осторожно. С брагой он уже вляпался, и это могло привести к печальным последствиям, что бы там ни говорили переяславские и отяцкие пацаны. Да и за слова, что он вознамерился сейчас сказать в лицо одному из ближников ветлужского воеводы, вполне можно было схлопотать затрещину. И это в самом лучшем случае: стоило кому-нибудь из присутствующих пожаловаться его отцу на столь вольное поведение, порка розгами тоже не исключалась! Однако через некоторое время накопившиеся за два дня обиды все-таки вырвались наружу.
– До их кольчуг нам дела нет. Слухи разные ходят, как они им достались, однако раз эти доспехи им выдал воевода, то так тому и быть. А вот то, что они нас при этом считают ни на что не годными и выставляют перед другими этакими… Как это у вас… О! Скоморохами нас сей отрок показал перед булгарцами. Вот! – Ексей непроизвольно коснулся пальцами щеки и вспыхнул от нахлынувших воспоминаний. – Те нас на обрыв не только пощечинами или тычками в спину провожали! Нам смешки вслед летели! Мы не для того здесь воинскому делу обучаемся, чтобы такое терпеть! Могли бы и дома оную премудрость постигать! Пусть не так, как здесь, но могли!
– И как, по-твоему, поступить следовало? Только учти, что не одни лишь черемисские ребята такое терпели…
– Как? – недоуменно переспросил подросток и еще больше ощерился. – Сразу надо было самострелы к бою изготавливать, а не доводить дело до того, что многие их поломали, слетев с обрыва! Стрелять надо было по этим татям шатучим! Нечего им на этой земле делать! Спасу от них нет!
– Понятно, – кивнул в ответ Иван, не обращая внимания ни на тон Ексея, ни на злобные взгляды, которыми награждали черемисского подростка ветлужские мальчишки. – А подскажи мне, друг любезный, что сделали бы угры, если бы увидели, как ты у них на глазах накладываешь тетиву на самострел?
– Ничего! Мы бы щитами закрылись, что и сделали позже! – вновь с вызовом произнес тот и бросил настороженный взгляд на безмятежного Мстишу, меланхолично ковыряющего сломанным древком копья костер. – Надо было лишь команду вовремя отдать!
– И что, булгарцы на это смотрели бы сквозь пальцы?
– А что, смотрели же потом!
– Угу… – вновь кивнул полусотник. – И подошедшие со мной воины тут вовсе ни при чем, так? А давай спросим твоего командира, что он думает по этому поводу. Мстиша, что скажешь?
– А что тут говорить, Иван Михалыч… Постреляли бы нас, как птах бескрылых, а то и копьями закидали бы! Стояли же впритык к ним! Отойти – приказа не было от Дмитра, а защиту возводить и самострелы целить – никто живым не ушел бы… Не стали бы булгарцы ждать, когда мы тетивы взденем за щитами. В одиночку мы для них вроде мухи навозной были – проще прихлопнуть, нежели ждать, когда она на плошку с едой усядется…
– Да ты просто струсил! – сжимая кулаки, взвился Ексей и в считаные мгновения преодолел разделяющее его и Мстишу расстояние. Видя, что тот не обращает на него никакого внимания, он поддел носком поршня старую, поблекшую хвою и запустил ее в лицо своему противнику. – В круг! На ножах! Или на кулачках, если кишка тонка!
Древко копья в руках Мстиши описало полукруг, разбрызгивая во все стороны ярко-оранжевые искры, и с размаха подсекло Ексея под коленки. Завалившись на спину, тот попытался приподняться, но яркие угли на острие стружия, поднесенные вплотную к глазам, заставили его запрокинуть голову и распластаться на земле. Это его, однако, не успокоило, и через мгновение нога мальчишки уже начала сгибаться, чтобы выбить палку из рук Мстиши.
– Ша! Всем замереть! – на выдохе рявкнул Иван, останавливая его движение на корню. – Всем, я сказал!!! А теперь расселись по местам!
Последние слова были адресованы ветлужским подросткам, которые уже начали разбирать малочисленные черемисские цели, сгрудившиеся с дальней стороны костра. Нехотя драчуны стали успокаиваться и вновь опускаться на проложенные около огня березовые бревна, не сводя тем не менее глаз с потенциального противника. Видя, что Ексей не двигается, Мстиша тоже медленно отступил на свое место, по пути стряхивая с волос и рубахи прошлогодние иголки. Иван кивком головы одобрил его осторожность и повернулся к поверженному подростку, судорожно сжимающему пальцами клочки молодой травы, выдернутой с корнем из рыхлой лесной почвы.
– Не стоит тебе пока с Мстишей связываться. Отец его сызмальства учил, а он воин не из последних будет. Да и разрешение на круг Мстиша сам себе дать не может… Тем более на ножах! А теперь… Теперь рассказывай, отчего у тебя вырос такой зуб на булгарцев? Самого обидели или родичей твоих? Не просто же так ты на окружающих людей кидаешься, будто зверь лютый?
– Они кровью заплатят за свои злодеяния! Нельзя безнаказанно людей умыкать! Мой отец не посмотрит, что кугуз ветлужский ссориться с ними не хочет!.. – Ексей вскочил на ноги и сорвался на крик, перейдя на свой язык и совершенно не обращая внимания, что большинство из присутствующих его не понимают: – Тиде ынде тыглай шолыштмаш огыл, а кечывал кечын агымаш лиеш!
Ветлужские мальчишки уже не со злобой, а лишь с недоумением смотрели на бьющегося в истерике черемисского подростка, к которому со всех ног бросились друзья, пытаясь его оттащить подальше от полусотника. Ексей вырывался из их объятий, размахивал руками и пытался что-то доказать, но сила была не на его стороне.
Однако объяснить, о чем кричал их десятник по школе, черемисские пацаны не смогли. В основном из-за того, что многие из них не поняли начала его речи либо просто не успели уловить суть сказанного. И все-таки через несколько минут Ексей вновь стоял перед Иваном, относительно спокойный и сосредоточенный. В глазах его еще плескалось бешенство, однако речь казалась уже вполне связанной.
А поведал он о том самом умыкании девок, про которое Иван уже слышал в свое время от Кокши, который приходился Ексею старшим братом. Около трех лет назад довольно большая деревня недалеко от устья Ветлуги была разграблена невесть откуда пришедшими лихими людьми. Точнее, не сама деревня…
Почти все взрослое население в ней в этот момент отсутствовало, пытаясь возделать под пашню заливной луг, с некоторых пор переставший пугать жителей пятнами болотной жижи, разливающейся на нем до самой середины лета. Мужская половина корчевала кусты и чахлые деревья, заполонившие окраину пойменной луговины. Бабы покрепче впряглись в сохи, не допуская скотину ломать ноги на свежих болотных рытвинах. А остальные, включая подростков, либо правили обжами, либо расширяли сточную канаву в сторону небольшого ручейка, едва текущего по направлению к Ветлуге.
«Да… Все абсолютно так же, как и у других народов, живущих своим трудом на земле. – Иван покачал головой, продолжая внимательно слушать сбивчивый рассказ черемисского паренька. – Отличается лишь язык, вера, детали одежды, да и то в мелочах. Иной раз и не разберешь, что за люди трудятся на пашне. Да и сами они не всегда про себя все знают… Тот же Кокша рассказывал, что иногда торговая нужда заносила его в такие глухие селения на Ветлуге, где никто не мог до конца понять местных жителей. Вроде все как у черемисов: одежда, традиции, боги… А вот язык исковеркан так, что воспринимался с трудом. И только потом выяснялось, что в предках у них ходит то ли чудь, то ли пермь, каким-то неведомым образом перемешавшаяся с черемисским населением или ассимилированная им же… А парень ничего, надо им заняться. Пусть горячий без меры, но зато упертый, как многие из нас! Да черемисы почти все такие, уж больно смесь гремучая получилась, когда на финскую кровушку наложилась чья-то южная…»
– И нет бы само селение пограбили, где почти одни старики были! – продолжал между тем Ексей, слегка запинаясь от переполнявших его эмоций. – Так нет же! Не видно оно с реки! А тут мы все сами выставились! Привыкли, что у нас давно никто не разбойничает, потому что те же булгарцы на речных дорогах шалить никому не дают, вот и не скрывались от лихих людей. А те и рады стараться! И хотя мало их с лодьи на берег высыпало, да зато все оружные! Наши мужи похватали, конечно, топоры да вилы, но пара выстрелов с судна самых резвых из них сразу охолонила. Лишь немногие, кто лук при себе имел, сумели чуток пострелять по злодеям, да без успеха! А те прилюдно часть скотины, что мы сюда же вывели откормиться по сочной траве, заарканили да утащили к себе на лодью! Кони даже не стреножены были…
Иван участливо вздохнул, ясно представив перед своими глазами нарисованную пареньком картину, и стал слушать дальше.
– После этого и целиться перестали! Не дать бы им, лиходеям, так свободно нашим добром распоряжаться, да разве кто в сторону своей или соседской буренки стрелу направит? А многие из них в доспехах были, так что… И только потом мы обнаружили отсутствие девок, что на речку за водой пошли. Тайра, сестренка моя, тоже пропала. Погодки мы с ней были… – Мальчишка подавил в себе пытавшийся вырваться всхлип и через силу продолжил: – Лица у всех были чужие, не местные… Хоть и такие же чернявые, как мы, но глаза у многих слишком уж раскосые. Не одо… то есть не удмурты или сербийцы, точно! Скорее булгарцы, поскольку указания на их языке отдавались. Видимо, надоело им порядок на реке держать, мзду за это с нас собирая, решили татьбой заняться! Многие из мужей, кто торговлей себе прибыток наживает, об этом судачили. Говор они в точности не опознали, но все же… И угры эти почти так же нагло себя вели!
– Мало ли татей, говорящих на слышанном тобой языке, по реке шляется, – засомневался Иван. – Вряд ли булгарцы, собирающие дань с этих земель, таким промыслом занялись бы! А уж на угров ты и вовсе напраслину возводишь!
– Вот и кугуз ветлужский нам не поверил! Не может такого быть, говорил он нашим старейшинам! С булгарцами мы в мире, мол, живем, данью сей мир оплачивая! А они своих людей в кулаке держат! Наши посланники на такие речи даже пригрозили отложиться от его кугузства, но тот пообещал воев прислать на кормление, и они поутихли малость… Однако ратников тех мы по сию пору не дождались, да многие из наших и не настаивали, честно говоря. Ведь защитят те от новой напасти или нет, неизвестно, а пропитание на них тратить всяко придется!
«Вот почему кугуз разрешил переяславцам в низовьях осесть… – почти вслух пробурчал полусотник. – Бросовых земель не жалко, а привлечь потом чужеземных воинов к порубежной защите как два пальца кхм… показать. Надо лишь дать им время укорениться на земле, а потом вопрос можно и ребром поставить!.. Или стравить с кем-нибудь!»
– Потому и отдали нас старейшины в обучение, раз уж такая возможность нашему селению представилась! – вновь продолжил Ексей. – Чтобы воинским мастерством мы овладели, а заодно и на голодный год семьям что-нибудь накопили. Ведь вы серебром или железом платите, а за них почти всегда хлебушек купить можно, как бы голодно ни было! Конечно, если бы не заработок на промыслах болотных, то родители наши на это никогда не пошли бы. Рук в страду всегда не хватает! Что уж теперь они будут делать…
– Понятно… – прокашлялся Иван, начиная понимать, к чему могло привести решение воеводы отнять заработок у черемисских подростков. – Пусть не переживают твои родичи! Поговорю я с Трофимом Игнатьичем о том, чтобы вас заработанного не лишали. Он муж горячий, но отходчивый. Но смотрите, если опять драку чинить станете, то… – Неожиданно в голове полусотника словно что-то щелкнуло, и он недоуменно посмотрел на Ексея. – Это ведь три года назад случилось? Когда эти басурмане или как их там… когда они скотину арканами ловили? Да?
Получив от мальчишки подтверждение своих слов в виде частых кивков головой, он звонко ударил тыльной стороной ладони по другой руке и с досадой воскликнул:
– Как же все сходится! Вот незадача…
Иван на секунду запнулся и поднял взгляд, оценивая количество блестящих глаз, с восхищением и надеждой взирающих на него. Ему не хотелось впутывать ребятишек в эту историю, но, сказав «А», надо было говорить и следующую букву. Кроме того, не дети тут перед ним сидят… уже не дети. Чуть-чуть помявшись и уловив нетерпение со всех сторон, полусотник тяжело вздохнул и решился:
– Как раз три года назад булгарского наместника Балуса перевели в Казань… ну в Учель! А до этого он служил в Мардане, на границе с кипчаками! В той провинции народ издавна мешает свою кровь со степняками, вольно или невольно! А уж как они арканом владеют, не мне вам рассказывать, сами всю зиму с ясскими мальчишками провели!
– Так те вои, что напали на нас, могли быть людишками учельского наместника? И я был прав, что булгарцы тати? – бесцеремонно прервал полусотника Ексей, но, неожиданно смутившись от осознания этого нелицеприятного факта, поспешил слегка поправиться: – Можно ли, Иван Михалыч, мне об этом старейшинам рассказать?
– Не спеши! – крякнул Иван, который с самого начала был не рад тому, что вынес свои догадки на всеобщее рассмотрение детских десятков. – Доказательств у меня нет, а без видоков, уверенных в своей правоте, такими обвинениями прилюдно лучше не кидаться. Это мои умозрительные заключения… Я понятно изъясняюсь?
– А если до кугуза донести эти… злоключения? – растерянно добавил подросток, по привычке отбросивший в сторону незнакомые ему слова.
– Не сто́ит, он вполне мог понять, кто стоит за нападением на ваше село, – нехотя выдавил Иван, побоявшись, что Ексей без его объяснений может самостоятельно попытаться искать правду среди жителей пострадавшего черемисского селения. – Однако ссориться с новым наместником ему было явно не с руки, да и не вышло бы из этого ничего путного, так что он специально мог ограничиться лишь жалобами на сих лихих людишек. Мол, сами не поймали, как ни старались, но народ говорит, что шалят с вашей стороны! После этого Балус, если не совсем дурак, мог своих ратников придержать, а на грязные дела определить совсем других лиходеев, потому и… Что, Мстиша?
– Потому и полезли как грибы после дождя разные разбойные людишки окрест нас, – не выдержал тот, до этого без разрешения не вмешивающийся в рассуждения полусотника. – Муромские, новгородские! Так?
– Видимо, так. Может, и набег буртасов его рук дело… – махнул рукой Иван, уже не надеявшийся удержать ребят от определенных выводов, да и не желающий в принципе этого делать. – Ведь прежняя провинция Балуса была сильно богаче, чем нынешняя, а жить все еще хочется на широкую ногу… А с чего можно быстро получить серебро, как не с продажи молодых пленниц и грабежа проходящих мимо судов? Да и волнения на Оке и Волге посеять не мешает, чтобы русские князья и купцы там не слишком себя вольготно чувствовали! И государству на пользу, и в карман прибыток… Эх! Все выходит уж слишком просто! Раз – и решили головоломку, над которой думали целый год!
Полусотник прокашлялся и внимательно оглядел придвинувшихся к нему ближе ветлужских и черемисских ребятишек.
– Сами видите, я от вас даже своих размышлений не скрываю, хотя многие мужи могли бы мне за это попенять… Мол, свои домыслы продает молодому поколению за чистую монету! Возможно, они были бы не так уж и неправы, но!.. Я сам не до конца верю в то, что вам сейчас сказал, поэтому мне нужна ваша помощь! Любые сведения, которые могут пролить свет на это темное дело. Особенно это касается черемисских ребят! Слышишь, Ексей? Поспрашивайте своих родичей о любых, даже самых странных небылицах, гуляющих среди торгового люда, особенно исходящих от тех купцов, кто ходит вниз по Волге-матушке…
Выслушав нестройные возгласы согласия со всех сторон, Иван решил закрепить свой успех и окончательно превратить досужие рассуждения в некую тайну, хоть как-то скрепляющую вечно ссорящихся ребят.
– Мне и воеводе для принятия правильного решения нужна вся информация. Все слухи и домыслы, из которых можно вычленить зерно истины! Иначе любые претензии к булгарцам приведут лишь к тому, что они нас сотрут с лица земли либо превратят в бесправных рабов! Всех нас, находящихся здесь и сейчас. За ними стоят не сотни воинов, как у ветлужского кугуза, а многие тысячи!
– Иван Михалыч! – осторожно вклинился Мстиша. – Когда это жалобы на князей да на их наместников правде дорогу мостили?
– А это зависит от того, кому пожаловаться… Если Балус ныне не в почете, то и видимость закона можно соблюсти. Нам бы союзника среди булгарской знати приобрести… А еще нам нужна разведка в стане противника, иначе так и будем мыкаться в темноте, как слепые кутята!
– А ныне надо их уничтожать, пока они ходят малым числом! – вновь встрял Ексей. – Если бы Тимка не…
– Опять двадцать пять! Эх, Ексеюшка, неугомонная ты душа… Необязательно уничтожать противника, чтобы его победить! Иногда гораздо проще привлечь его на свою сторону или просто не затевать с ним раздор! А насчет Тимки… Я понимаю, что мне тебя за один раз не переубедить, но поверь, что он сделал все, о чем я его просил! А просил я лишь одно – сохранить вам жизни, не встревать в свару! И Тимка проделал это виртуозно, потянув время до того момента, как мы с воеводой смогли подвести к пристани все наши силы! Сам на досуге раскинь мозгами, мог бы ты такое сотворить за столь малый промежуток времени? Если уж кто и был виновен в том, что пришлые вои себе лишнего дозволили и все у нас пошло наперекосяк, так это мы с Трофимом Игнатьичем! Что-то недосмотрели или недодумали… Маловато у нас опыта для таких дел.
– Иван Михалыч, – вновь подал голос Мстиша, – поведай нам, чем дело с булгарцами может закончиться? Все-таки сил с ними справиться у нас нет… Нешто придется под их руку идти? И еще ребята изводятся – что с верхними поселениями будет? Не пограбят их ак-чирмыши в отместку?
– Лодку в верховья Ветлуги мы сразу послали, эстафета пойдет до самой реки Вол. Попрячутся все, и дозорным накажут следить еще зорче, хотя куда уж больше… Но мне кажется, что пока они мстить не будут: два наших судна их до самых острогов провожают, да там и подождут чуток. А возвращаться от кугуза… это же сколько времени надо потерять? Кто за них дань будет собирать? А вот осенью…
– Они, скорее всего, пойдут дальше, вверх по Ветлуге, а потом через Юг переправятся в Молому и на Вятку… – рискнул добавить Ексей, заметив, что полусотник о чем-то задумался. – Под юмским кугузом у меня дальние родичи ходят, так с них тоже булгарцы дань берут.
– И я так думаю. – Иван заинтересованно взглянул на подростка, до этого показывавшего лишь свой горячий нрав, и продолжил: – Они, конечно, могут и другими волоками на Вятку уйти, но этот путь самый накатанный. Да и трудновато им будет на лодьях с такой осадкой в иных, более мелких речушках развернуться. Однако мы в любом случае будем настороже…
– Иван Михалыч, так ляжем мы под булгарцев или нет? – еще раз напомнил Мстиша свой вопрос. – Слухи разные ходили днесь среди мужей наших…
– Под булгарцев? – Иван поморщился, пытаясь как-то уйти от ответа, но все-таки решил сказать правду: – И захотели бы многие, да теперь не у всех получится. По крайней мере, меня и всех воеводских людей они, скорее всего, под нож пустят или повяжут и отправят на полудень… с половцами воевать. А остальных либо разоружат и запишут в холопы, либо завербуют в местное ополчение, предварительно вдоволь поизмывавшись и ограбив. Моих угроз в свою сторону они не простят. А как поступить… Это копа будет решать, но в данном случае каждый волен уйти, дабы не подвергать свои семьи риску. С булгарцами мы не справимся… одной лишь голой силой!
– Да они про нас и думать без смешков не будут! – не смог остановиться Ексей, бередя свои печальные воспоминания.
– Согласен, вспоминать рядовые вои будут не лодьи с нашими бойцами, а именно то, как Тимка выставил вас скоморохами… Но это нам только на руку! Пусть измышляют про нас всякие нелепицы и насмехаются над нашей неуклюжестью! Тогда они не будут относиться к нам серьезно! А мы тем временем сумеем подготовиться к схватке с весьма сильным противником, пусть даже им будет сам булгарский наместник!
Подростки загомонили, наперебой предлагая нанести поражение врагу не до конца застиранными вонючими портками, а также сломанными самострелами, однако не очень радостная бравада была сразу прервана поднятой рукой полусотника.
– А вы… Прекратите на время распри между собой и обучайтесь всему, что вам дают ваши учителя! Наверняка враг придет на нашу землю, и никто в стороне не останется! Да мы и не будем отсиживаться тут! Будут походы, и я думаю, что самые умелые пойдут вместе с взрослыми мужами!
– Как Микулка ходил?
– Чувствую, наговорил вам с три короба мой сын названый… – усмехнулся Иван в ответ на прозвучавший от кого-то вопрос. – Он, конечно, отличился, но вы… Ладно, расскажу поподробнее, хотя далеко не все! Статус у вас будет повыше, чем у него, пойдете с оружием, как новики. Уже пора, как бы мне этого ни хотелось избежать.
– И эти с нами? – Мстиша кивнул на завороженно притихших черемисских ребят, внимательно слушающих перевод Ексея.
– А без них вы не справитесь! Мы им пеняем по поводу незнания нашей речи, а сами? Кто из вас, например, может на их языке хоть одну фразу сказать? То-то же… А идти вам придется в места, где их родичи живут, да и сами они не лыком шиты, те еще хлопцы! Раньше мне говорили, конечно, что черемисы среди всех окрестных племен особым норовом выделяются. Мол, есть в их крови весомая доля южных специй, но такого… Прямо жгучий кавказский характер, как поглядишь на Ексея! Так что берите их под ваше отеческое крыло! Будьте им и папой, и мамой, и старшим братом! Если надо, то отвешивайте им затрещины, а придется, так и титькой кормите… – Иван переждал едкие ухмылки ребят и повернулся в сторону черемисов: – А вы, хлопцы, будете ерепениться или все-таки хотите на свои кольчуги заработать?
– Ну ежели нас будут грудью прикармливать…
Начавшего говорить Ексея неожиданно прервал худощавый паренек, отодвинув того в сторону и встав прямо перед полусотником. Коротко поклонившись, черемис под смешки остальных ребят выставил за своей спиной кулак, заставляя замолчать слишком говорливого соплеменника, и начал с усилием подбирать фразы для своей незамысловатой речи. Затруднения он испытывал, однако не столько из-за плохого знания языка, сколько из-за невозможности подобрать нужные в данную минуту слова.
– Ялтаем меня люди зовут, госп…
– Зови Иваном Михалычем, как все. Не господин я тебе, да и не люблю я это слово.
– Так… Буесть Ексея не всем нам по нраву, но бегло общаться по-вашему может лишь он. Наши… хлопцы, они… мы обещаем, Иван Михалыч, что более ты о раздоре, исходящем от нас, не услышишь. И еще… Благодарствуем за то, что замолвишь перед воеводой слово доброе про нас и нашу работу…
– Добре, Алтай…
Иван по привычке исковеркал имя паренька на свой лад и стал задумчиво переваривать про себя его речь. Вроде бы, заявляя о прекращении разлада между разными группировками ребят, тот никаких условий не выставил, однако… Однако между его словами явно читалось, что если, мол, ты, господин полусотник, не приложишь свои усилия для того, чтобы вернуть нам тяжко заработанные денежки, то не обессудь… Уже не чужие ребята, но еще и не свои. А для общего сплочения нужно время, время и еще раз время! И кровь, пролитая в бою против общего врага, как бы цинично это ни звучало. Лишь бы противник попался по зубам, а еще лучше, если бы оным оказались обычные житейские трудности, а наиболее пострадавшими частями тела являлись ладони в кровавых мозолях. Вот только медлить с этим в нынешних условиях нельзя. Можно лишь попытаться оградить от чрезмерной опасности, взвалив основную тяжесть на себя и взрослых ратников.
– Добре, договорились! В свою очередь я могу пообещать, что любые ваши споры буду лично решать на таком вот собрании. А что касается тебя, Ексей… Мстиша и Тимка мне как сыновья, но не забывай, что с Кокшей мы кровные братья, а значит, и ты мне ближний родич, так что обиды свои не лелей, тебя окружают не чужие люди… Хорошо? Ну тогда все, теперь отпущу вас в поход со спокойным сердцем! Надеюсь, что послезавтра копа одобрит наши решения, так что готовьте выход через пару дней, времени в обрез!
Всеобщий вопль прорезал кроны деревьев и ушел в звездное небо, возвестив бескрайнему миру о чьей-то радости. Даже Ексей слегка оттаял и после несмелых кивков на слова полусотника начал сбивчиво переводить своим друзьям все, что касалось грядущего похода, отчего нестройная толпа черемисских ребят тоже стала напоминать бурлящий котел, распространяющий в разные стороны какое-то нездоровое веселье.
– Иван Михалыч, – смущенно встрепенулся Мстиша. – У меня настоящий выдержанный хмельной мед есть. Честно добытый… Уж если ты побрезгуешь, то, может быть, этим недорослям дать? Не заснут ведь они после всего, что случилось! А брагой травиться…
– Ох, дождетесь, ребятки, воевода вам всыплет, – шутливо возмутился Иван под затихающие взрывы радости и негромкие вздохи облегчения. Однако на этом он не остановился, и шевеление на лесной поляне начало затихать. – А теперь серьезно… Во-первых, насчет этого колдовского зелья, сиречь спирта, который наш лекарь гонит из этой бурды для своих лекарских целей. В больших дозах это яд, как и любой травяной отвар, а в малых… Никого этот напиток из могилы не поднимает, а служит лишь для дезинфекции… ну для того, чтобы тело внутри и снаружи от грязи и микробов очистить.
Полусотник наморщил лоб и начал усиленно вспоминать свои школьные уроки, выслушанные и сразу же забытые невесть сколько лет тому назад.
– Упоминали вам в школе про всякую мелкую живность, которую простым глазом и не разглядишь? Уже хорошо… У нас с вами вода чистая, в отличие от многих городков, в которых нечистоты валят прямо под окна, где они и тухнут. Потом вся эта гадость вымывается в реки, загрязняя по пути еще и питьевые источники. В больших городах воду иной раз невозможно даже глотнуть без того, чтобы животом не маяться. Вот и пьют там многие вино, чтобы спирт, в нем содержащийся, убивал эти микробы и давал спокойно жить, а не сидеть каждые пять минут под кустом!
Чье-то гоготанье вырвалось из ребячьих рядов, но было прервано хлесткой, весомой затрещиной и сердитыми взглядами окружающих.
– Так что не позволяйте, ребятки, дерьму вокруг вас разрастаться, и тогда ваши внуки тоже будут жить в добром здравии и пить чистую родниковую воду. Да и жить лучше компактно, небольшими поселениями, где все друг друга знают и за всякую дрянь под окнами могут накостылять по шее.
А теперь про мед… Это ваше дело, но мне кажется, что вполне можно без этого обойтись! Пробегитесь перед сном в полной выкладке, и всю бессонницу как рукой снимет! Или вы таким образом желаете встать вровень со взрослыми мужами? Они что, после избавления от любой опасности тоже пьют, по-вашему?
– А что?! – вразнобой послышались голоса со всех сторон. – Всяко быват! Вот и днесь отдохнут после трудов ратных… Ну после того, как окончательно проводят булгарцев…
– Хм… отдохнут! Все мои слова о вреде алкоголя, судя по всему, не задержались в ваших юных головушках! Тогда скажу по-другому… Лекарь ведь рассказывал вам про строение тела человеческого, дабы вы понимали, где жилы жизненные проходят?
– Весьма на пользу нам сие учение пошло, – отозвался Мстиша. – Теперь понятно, почему при том или ином ударе…
– Я не про это, – перебил его Иван и поднял руку, призывая окружающих ребят прислушаться. – Про рудные жилы слышали, где кровь течет? Про мозг в голове, которым человек думает?
– И про мозги, и про артерии с венами нам ведомо, – упрямо кивнул глава школьных подростков. – Даже про красные и белые кровяные шарики знаем, хоть и не понимаем в точности, что это. Не сомневайся, Иван Михайлович! Лекарь овцу разделывал и все части тела наглядно показывал, объясняя, где они у человека находятся. Да и мы не первый год на свете живем, нешто животину не потрошили!
– Не первый!.. – согласно ухмыльнулся полусотник и продолжил: – Вот про красные шарики я и хочу рассказать. Они переносят по всему телу кислород… ну часть воздуха, которым вы дышите. Когда же хмельное попадает в кровь, то эти шарики слипаются друг с другом и закупоривают мелкие вены, которые питают ваш мозг. Что с ним происходит от такой голодухи, как считаете?
– Умирает? – несмело предположил кто-то из подростков и тут же возразил сам себе: – Так ведь веселиться хочется!
– Погибает не весь мозг, всего лишь его малая часть, которой не хватает кислорода. Однако поскольку в голове сосредоточена вся наша суть, то даже такая небольшая смерть воспринимается нашим телом очень неодобрительно. Оно сразу же впрыскивает в кровь обезболивающие вещества. Происходит то же самое, что и в бою, когда воина ранят, а он продолжает сражаться и совершенно не обращает внимания на ушибы и порезы, потому что не чувствует боли! И только когда горячка схватки его отпускает, он воспринимает все свои увечья в полной мере!
– И похмелье по утрам…
– Это вопль вашего мозга о том, что ему вчера было больно! Употребляя хмельное, вы впускаете в себя врага! Каждая чаша крепкого меда или другой такой отравы откусывает у вас кусочек разума, ваши мысли, надежды и чаяния, а вы этого можете даже не заметить!
Оглядев примолкнувших мальчишек, полусотник покачал головой и продолжил:
– Конечно, один глоток вас не погубит, но вот привычка получать от него веселье может плохо кончиться. Самое малое, поглупеете и допустите нелепую ошибку в каком-нибудь важном сражении, а будучи ремесленником, плеснете раскаленный металл себе за шиворот. Короче, это ваше дело, будете ли вы свои мозги пропивать! Однако о своих людях воевода позаботился… Что, не слышали? Вы, как я погляжу, из-за разборок промеж себя совсем не в курсе последних вестей? – Завладев вниманием слушателей, Иван хмыкнул в усы и возвысил голос: – Ну так внемлите! Намедни Трофим Игнатьич ввел запрет для своего ближнего окружения на хмельное. С занесением на скрижали нашей Ветлужской Правды! Причин было много, но вчера Алтыш и вовсе отравился из-за своих попыток подсластить вино! Про это хоть знаете?.. Чуете, куда ветер дует и как мы с этим будем бороться? То-то же… Простых воев такой запрет пока не коснулся, однако любое злоупотребление этим делом на службе будет караться беспощадно. Даже намек на запашок после вчерашнего, я уж не говорю про попытки согреться на посту! Сами должны понимать, как к своим бойцам будут относиться постоянно трезвые командиры…
А если серьезно, то после сегодняшних козлиных боданий на берегу и булгарских угроз прийти за податями осенью… Не советую даже при себе держать! Иначе попадете в черные списки, и никакая доблесть вас из них не вычеркнет! Все понятно? Тогда продолжайте отдыхать, а я вас покину, чтобы как следует подумать над новыми известиями и искупаться… на пару с одним очень молодым человеком.
– Последний вопрос, Иван Михалыч…
– Слушаю тебя, Мстиша.
– Зачем мы булгарцам понадобились? Как я слышал, на дань они почему-то не согласились…
– Подумай сам. Начни с того, почему они пока не захватывают тех же черемисов, чтобы насадить свои порядки и веру? Потому что те будут сопротивляться? Так и мы будем… Только ли в нашей малочисленности дело? Есть же и другие мелкие племена, почему именно нам уделили внимание в первую очередь? Что им нужно в наших весях? Что у нас есть такое особенное?
– Железо?
– Это вряд ли, его и у них немало…
– Знания?
– Ближе к истине, хотя Булгария ныне одна из самых сведущих в этом деле стран.
– Знание как железо по-хитрому выплавлять?
– Еще горячее! Их очень заинтересовало, что за шишка выросла на пустом месте! Почему вдруг в их владениях появилась не зависящая от них сила, да еще за такое короткое время! Раздавить нас они всегда смогут, но им было бы куда привлекательнее взять нас со всеми потрохами, выведать все секреты и использовать нашу силу в своих целях! Им нужны мы сами!
– Выходит, в нас самих что-то есть? Какая-то крепкая сердцевина?
– Выходит, так. И я сам не могу понять, что это такое. Но точно знаю, что наша суть каким-то образом замешана на дружбе и любви нескольких человек.
– Тех, кто с тобой пришел?
– Нет, этого было бы слишком мало! Да и делиться на наших и ваших мы давно уже перестали, сам знаешь… Да что я тебе говорю! Будто ты не входишь в число этих людей! И не делай такое удивленное лицо, тебе это не идет… Могу сказать только одно: в скрепляющем нас растворе никогда не пахло деньгами. Они проходят через нас, но оседают совсем в других карманах. А ведь мы находимся у власти! Это выглядит очень странно, но тем не менее позволяет этой самой сердцевине все время расти… Обрастать другими людьми, которые видят, что мы стараемся не для себя! Те же, кому по сердцу звон монет, остаются на обочине и вовсе не стремятся к нам! И лучше бы так и было, иначе они своими мелочными торгашескими повадками такого у нас натворят…
– Все одно будут лезть, как на сладкое!
– Это точно, однако им по рукам дать нетрудно, проблема заключается в другом. В нас самих! При всей своей крепости наша сердцевина вещь очень хрупкая, и ее легко разбить! Завистью, жадностью, мелочностью, даже любовью… Да-да, любовью к себе, дорогому и неповторимому! Так что лишь от вас зависит – сколь долго она в нас продержится. Именно от вас, молодых, которые идут нам на смену. Потому что лишь вы сможете передать эту силу своим детям и внукам!
Одно лишь знаю… Пока она есть, взять нас с потрохами и использовать ее в своих целях попросту невозможно! Если уж я сам не могу подобрать слова, чтобы описать эту суть, то любой завоеватель или обычный купец, желающий на нас заработать, просто не поймет, с чем имеет дело! Ее можно только уничтожить! Вместе с нами! А мы будем этому сопротивляться… Пока мы живы!
