Глава 7
Прости мя, Господи
Дверь глухо стукнула о косяк, и в полутемное помещение дружинной избы ввалился полусотник, на ходу снимая доспехи и сбрасывая их на первую попавшуюся лавку.
– Слышь, Трофим! Все забываю спросить… Зачем мы вообще решили эту проволоку на продажу выставить, а?
Вдохнув аромат, тянущийся от стоящих на обеденном столе плошек с едой, Иван поперхнулся и невольно сглотнул слюну. Заданный вопрос был тут же забыт, и он шагнул в сторону полных съестного тарелок, однако его не слишком довольный возглас уже облетел полупустую дружинную избу и достиг ушей воеводы. Тот прекратил созерцать поднесенные к лучине берестяные листки и, не отрывая пальца от завихрений знаков и цифр, которые в принципе должны складываться в слоги и фразы, с укором уставился на своего подчиненного, посмевшего бесцеремонно прервать сей важный процесс. Взор Трофима не сулил ничего доброго и явно говорил, что полусотнику стоит отойти подальше от накрытого яствами стола, что тот с изрядным сожалением и сделал, убрав в последний момент протянутую туда руку.
– Ты меня не накормишь в моем собственном доме? Мне что, святым духом питаться?! – вылетел возмущенный возглас у обиженного таким поворотом дела Ивана. – Ну хотя бы огурец можно стащить?
– Рот не разевай, не для тебя сготовлено! Еще муха туда залетит… Хотя, с другой стороны, хоть перекусишь ею.
– Хм… А для кого такое счастье?
– Для людишек из малого совета, коих ты, кстати, и позвал вечерять.
– А я кто?!
– А ты мой голос на просторах воеводства, который иногда такое завернет, что отмываться всем миром приходится… В общем, в совет сей ты не входишь, а потому не лапай прежде времени, подожди остальных!.. Огурцов, кстати, не так уж и много осталось: в Переяславле семена купили лишь забавы ради, да еще в первую весну их почти все морозом побило…
– Да не убудет никому от одного соленого огурчика!
– Вот-вот, с солью у нас тоже пока не ахти, чтобы ее на всякую редкость, которая даже сытости не дает, переводить!
– Да ладно, нашел редкость! Тоже мне заморский овощ!
– А что, не заморский? Не из Царьграда ли нам его завезли?
– Э-э-э… – Иван не нашелся, что ответить, поскольку никогда не интересовался судьбой обычной в прошлой жизни закуски, и решил зайти с другого конца. – Да у меня во рту маковой росинки с утра не было, все по твоим делам бегаю… – Вновь увидев непреклонное выражение на лице собеседника, он решил кардинально сменить тему разговора и озвучил свои претензии до конца: – Так что насчет проволоки? Мы же зимой хотели пустить ее на кольчуги!
– Нет у нас мастеров, которые умеют такие доспехи ваять. – Трофим поправил светец, досадливо поморщился и разъяснил мотивы своего решения: – Да и ведали бы они, как такую работу выполнить, так все равно почти все в разъездах. Ты сам должен смекать, что Николай даже при наличии помощников будет ставить мастерские в окрестностях острогов целое лето.
– Так из неволи же привели почти полусотню человек!
– Их еще откормить надо было да выучить… А если учесть, что рукастых из них едва пара десятков наберется, то можно было понять настроение твоего дружка, когда он Фросе сказал, что до первого снега с ней не увидится. У той чуть ли не слезы на глазах появились от таких слов, она тогда еще на сносях была…
Иван вновь бросил взгляд на накрытый стол, отмечая его самые привлекательные уголки, которыми стоило заняться в первую очередь, однако решил все-таки не перебивать аппетит и дождаться званных им гостей.
– И куда ты эту проволоку деть хочешь, Трофим? Зачем забирал с торга?
– Зачем забирал? Это все из-за тебя и Антипа твоего… Что так удивленно смотришь? Это же ты ему своими домыслами голову забил! Он весь конец зимы в лесу провел, за соболиным гоном наблюдая, а по весне приволок несколько десятков детенышей, так что ему нужны клетки для их содержания! Прутья же должны быть железные, а то дерево подросшим соболятам на один укус…
– Зверушек в неволе решил разводить? – недоуменно вскинул брови Иван. – Кажется мне, что не выгорит у него такой пушной промысел.
– Про этакую добычу мягкой рухляди речи пока нет… Это же ты ему рассказал, что у латинян люди почти не моются, так?
– Да, так и есть. В отличие от прежних ромейцев Европа теперь смердит подобно дикому зверю, а дальше будет только хуже. И я говорю не о том, что нечистоты выливают прямо на улицы городов, а то и на головы прохожих – в конце концов, можно переселиться в деревню, где с этим легче. Я имею в виду именно тот факт, что люди не моются, и часть вины лежит, что самое интересное, на церкви. Как же, смыть святую воду, к которой прикоснулся при крещении! Да еще и бани все закрыли, придя к власти! А уж сколько дровишки стоят для простого люда, чтобы воду подогреть… Земли же все поделены, и почти каждый лес кому-нибудь да принадлежит!
– Как же они живут?
– Очень просто! Теперь у них считается, будто все болезни от чистоты, а один их король даже помер через эту веру, то ли от блох, то ли от гнойников на теле… А уж бабы! Бабы их вместо того, чтобы в баню сходить, всякой дрянью для отбития запаха прыскаются и носят с собой эти… блохоловки! Мажут какую-нибудь коробчонку изнутри медом, чтобы всякие мелкие твари с их тел в нее перебирались и прилипали, а потом с гордостью носят ее на себе. Кладбища насекомых, а не женщины! И учти, я тебе ничуть не приукрашиваю! Могу еще рассказать слухи, что волосы они осветляют собачьей мочой, а чесноком мажут волосы, чтобы не заводились вши.
– Хватит, пожалуй, и этого достаточно!.. Так вот, Антип говорит, что соболь легко приручается. Также люди болтают, что с человека эти самые мелкие твари сразу на него перескакивают, а уж на себе блох сия проныра мастер ловить!
– Подтвердить не могу, но очень похоже на правду!
– В любом случае, я не раз в Переяславле слышал, что у латинян бабы любят разных пушных зверьков с собой таскать. А народу у них прорва, так что всякую живность они у себя почти всю повывели. Леса еще есть, а вот зверья почти не осталось, разве что блохи, кха… Смекаешь, к чему речь веду?
– Еще бы, золотое дно он нашел, наверное, даже с добычей пушнины не сравнить!
– Это ты загнул… Но цену за ручного соболя дают, как за полный доспех!
– Ну, Антип, голова два уха, молодец! Если еще начнет самостоятельно разводить этих зверушек, отбирая из них самых ласковых и спокойных, то такой товар с руками отрывать будут… Он, кстати, сам это дело вести намерен или с общиной поделится?
– С общиной, без нас ему этот товар нужным людишкам не продать.
– Слушай, а соболя мы в округе не изведем, отнимая у него детенышей? И так это редкий зверь в наших лесах, он тайгу любит на Востоке!
– Если первый помет изъять, то соболиха сразу второй заводит.
– Угу, все равно жалко, красивый зверек! Может быть, ограничим его добычу, а? А то тоже останемся с блохами…
– На Руси не останемся!
– Ты уверен? Ах да… – усмехнулся Иван. – Если уничтожить всю живность в округе, то можно вновь куда-нибудь переселиться, так все обычно и делают! Что нам стоит начать все заново?
– Кха… – Воевода крякнул, прикинув, во что выльется переход на новое место, и пошел на уступки: – Добывать только для своих нужд? Ныне уже можно на такое пойти, тем более в этих местах зверь и не водился особо. Однако сразу запретить не обещаю, охотнички обидятся, а им даже мелкая монета в хозяйстве пока ой как нужна!
– Если объяснить придумку Антипа, а выгода будет в несколько раз больше, то и недовольных будет немного. У кого-то даже может получиться на шкурки зверьков выращивать. А проволоку для клеток можно им совсем по дешевке выделять… – обрадовался полусотник и спохватился, неожиданно вспомнив про того, кто был зачинателем непростого волочильного дела. – Кстати, как дела у Николая продвигаются?
– Пока тяжко! Мыслимое ли дело, за лето надо поставить три пилорамы, пять мастерских по обжигу плинфы да возвести пару домниц! И это только у черемисов! Я пока не касаюсь плотин и разных задумок в Вольном и у мерян. Наобещали с три короба, а исполнять приходится нашим мастеровым!
– Тю! А местные на что? – Иван развел руками, пытаясь таким жестом показать, что проблема не стоит выеденного яйца. – Договаривались же, что мы лишь следим за ходом работ, а наемная сила за ними!
– Можно подумать, что им есть дело до наших с кугузом договоренностей! – посетовал Трофим, исподлобья посмотрев на своего полусотника. – Это же не низовья, где у Лаймыра родич на родиче сидит и где только и ждут, когда мы начнем свои промыслы ставить. Рядом с острогами на каждый свой чих десяток доводов привести надо! Иной раз заходят наши вои в такую весь о десяти дворах и не знают, с чего начать! Кажется, что местным людишкам просто плевать на свою жизнь: живут, как им прадеды завещали, и не стремятся что-то изменить! Даже наши ножи и посуда из железа погоды не делают: начинают чуть шевелиться и тут же бросают это пагубное дело, как только мы уходим восвояси. А посещаем эти селения не мы, заметь, а их же соплеменники, которые им все толково объясняют.
– Вараш?
– Он самый. В итоге решили мы ставить большую часть мастерских рядом с острогами и в Вольном, благо разных речушек не счесть. А вот что делать с местными людишками…
– Да, тяжелая ситуация, – невесело подтвердил Иван выводы своего собеседника. – Люди спокойствия хотят, а мы воду мутим. От нашей утвари они не откажутся, но предпочтут за нее платить мягкой рухлядью, а не тем трудом, что нам требуется. Новое всегда пугает, а уж наши огнедышащие домны лесной народ точно примет за врата на тот свет.
– И что ты предлагаешь? Не торговать с ними вовсе?
– Ну почему же? Торговать можно, только вот нанимать надо молодых и наиболее ценные товары продавать им за трудодни. Отработал в мастерских определенное количество времени – изволь получить стальной нож или другой товар в лавке. А уж тем, кто знает наш язык или обучается в школе воинскому делу и грамоте, можно цену на железные изделия вдвое скостить, пусть наживаются! В таком деле выгода любой жизненный уклад порушит, только успевай поворачиваться… Кстати, местные детишки в школы при острогах с желанием идут?
– Куда там… – отмахнулся воевода. – Почти никто не хочет с нами дела иметь, да и школ как таковых еще нет – только-только обживаться начинают. А черемисских ребятишек с окрестностей острогов всего с десяток набралось, да и тех в Вольное отправили. Вот там Вараш организовал все как у нас. Даже трех ребятишек у Мстиши вырвал зубами, чтобы обучать своих недорослей нашему языку и грамоте, а уж воинское дело он в школе на пару с Гондыром ставит.
– Так почему бы не организовать все наши производства там?
– Почему-почему… Потому что кирпичную глину нашли прямо рядом со вторым острогом, а железная руда в большом количестве залегает выше по течению Ветлуги, всего-то в паре часов пути от него. Правда, на другой стороне реки, но зато сплавлять вниз удобно.
– Здорово, а что-нибудь около первого острога нашли? Вообще-то он выход Усты закрывает, и этого достаточно, но…
– Вокруг него много известковых… э-э-э… глин, особенно ниже по течению, прямо на ветлужском берегу. Называются они, если мне память не изменяет, мер… мер…
– Мергели? – радостно перебил собеседника Иван. – Будет все-таки у нас цемент?
– Они самые, но ты раньше времени не прыгай от счастья! Николай передавал, что добрый скрепляющий раствор из них не выйдет, поэтому нужно дальше искать. Зато в стороне от этого острога охотники нашли серые… э-э-э… тугоплавкие глины. – На последних словах Трофим споткнулся, но в итоге выговорил трудное для него выражение правильно. – Он в своем послании так и написал: радуюсь как ребенок! И не лень было буквицы выводить на бересте! Право слово, все мастеровые как не от мира сего…
– Ты и сам ныне такими фразами бросаешься, что впору анафеме предавать за бесовские знания…
– Одна беда, – невозмутимо продолжил воевода, не обращая внимания на дружескую подначку. – Место это очень далеко в глубь лесов, в нескольких днях пути на заход солнца – не находишься. Пишет он, что под самый конец дорога ведет мимо небольшого круглого озера, весьма глубокого, вот только его название у меня из головы вылетело…
– Хм… неужели Светлояр?
– Точно!
– Святое для нас место. Говорят, что когда-то стоял там сказочный град Китеж, который ушел под воду при приближении неприятеля. И люди якобы до сих пор под этим озером живут! – Иван улыбнулся в ответ на внимательный взгляд воеводы и всем своим видом показал, что и на этот раз не станет раскрывать тайну неожиданных познаний. – Если все так, то проблема доставки решится: рядом с ним протекает Люнда, и эту глину можно сплавлять прямиком в Болотное. Так что отпиши, чтобы кто-нибудь из острога спустился по нашей речке вплоть до Сосновки, чтобы путь разведать: русло по всей длине, скорее всего, надо будет основательно чистить. А то и навстречу им отправь ребят посмышленее, если народ уже с головой закопался в тех местах…
– Нет уж, сам этим займись! В конце концов, это ты у меня десницей служишь, а не я у тебя! – Трофим вновь повернулся к столу и стал всматриваться в нечеткие буквы берестяного послания. – А я буду баклуши бить и буквицы ваши разглядывать… Ох уж этот Свара! Еще один грамотей выискался!
– Что с ним не так?
– Все так. Детишек сторожит, чтобы они в очередной раз бучу не учинили, да одну диковинку с местными мастерами пробует.
– Что именно?
– Ну… баловство всякое.
– А точнее?
– А точнее ты сам ведаешь, сам же голову ему задурил.
– Камнемет строит?
– По-нашему по́рок. Дело нехитрое, если все сладится, то возводить эти махины будем одну за другой. Меня больше радует, что если мы верхнюю отяцкую слободу к такому делу пристроим, то они будут получать полновесное серебро за свою работу… Глядишь, и перестанут жить наособицу.
– Хм… – Иван задумался, не обращая внимания на скептицизм воеводы. – А пристреливать эти по́роки Свара будет на речном фарватере… э-э-э… русле? Тогда имеет смысл построить там полноценную засеку, чтобы все суда проходили бы по тем местам, куда эти камнеметы нацелены.
– Этим он тоже собирается заниматься, однако такое пригодится лишь раз. Знающие люди высадятся заранее, порубят все по́роки, а потом беспрепятственно разберут всю твою засечную линию…
– Но время потеряют?
– Не так уж и много, а если придут зимой по льду, так и вовсе не заметят наших усилий! Так что я его заставил думу думать, как другие диковинки для обороны приспособить. Старых хитростей у него хватает – волчьи ямы, самострелы по тропам… Сие дело усугубляется тем, что надо каждому объяснить про то, что в некоторые места соваться не следует, иначе лишишься ноги или со стрелой в заднице домой вернешься. И это в лучшем случае!
– Угу, было бы забавно взглянуть, что он сумеет создать. Судя по всему, защитные укрепления осенью нам весьма пригодятся, раз Масгут обещал прийти с большой ратью.
– Может, не стоит нам бороться с булгарцами, Иван? В одном только Ошеле у них с тысячу ак-чирмышей наберется по первому свисту хозяина твоего Масгута. А эти ополченцы от нас почти не отличаются – во всех войнах и стычках участвуют!
– Сам придумал про количество?
– Не суть… Да ты мне зубы не заговаривай: давай еще раз переговорим с людьми наместника и заплатим, сколько они скажут!
– И оружие сложим? Ты видел, как Юсуф изменился в лице, когда нам предложили стать обычными крестьянами? Кара-чирмышами, верно? Наверняка подумал, что мы сразу же мечи из ножен потащим и Масгута покромсаем за такое оскорбление! Это дно, Трофим! Это такое болото, из которого не вылезти!
– Все еще можно изменить! Если мы против наместника не выступим и откупимся, то он, без всякого сомнения, пойдет на уступки и в конце концов оставит нас тут старой чадью.
– Дань собирать? И забыть про все наши устремления?! Ты уж мне поверь, что тогда никто из кожи лезть не будет, дабы обогатить чужого дядю! Не всякая птица в неволе поет! Про стекло, бумагу и оружие ты можешь забыть сразу же, даже если мы останемся! А я лично этого не сделаю: соберу свои немногочисленные манатки и уйду куда-нибудь подальше в тайгу, да еще и любого желающего с собой прихвачу. Здесь не коренная булгарская территория – никто нас ловить и выдавать наместнику головой не будет! Нет в этих лесах его людей! Пока! Пока ты не станешь тут его правой рукой!
– Если и стану, то ничего менять не буду! Жить будем, как жили, по-своему покону!
– Опять же до времени! Не успеешь оглянуться, как будешь величаться беком, а наших землепашцев считать за быдло. Иначе на твоем месте будет другой человек! Масгут же наверняка захочет поставить тут своих людей, которые будут отслеживать каждый твой шаг! Думаешь, почему он с нас начал, а не с тех же ветлужских черемисов?
– Ну?
– Во-первых, нас мало, а кусок ему обломится жирный! Если того же кугуза до белого каления довести, то он такую рать выставит, что Масгута наместник Балус удавит за понесенные потери, хотя и сломает в итоге черемисское воинство с помощью других провинций.
– Пусть так, но…
– А во-вторых, – не дал ему возразить Иван, – некоторые подвластные булгарцам племена сохраняют видимость независимости лишь потому, что у многих из их верхушки родословная идет от царя Гороха или с самого Потопа! С ними вынужденно считаются! А нас можно растоптать мимоходом, и никто никого даже словом не попрекнет! Так что не обольщайся на свой счет!
– А я и не…
– Поэтому я уйду! А кто со мной пойдет из твоих людей, догадываешься?
– Делить начал общину? – набычился воевода, вновь исподлобья взглянув на своего полусотника. – На твоих и моих?
– А ты не решай за них судьбу, тогда и останемся одним целым! Человек должен оставаться свободным, а это подразумевает возможность выбора! И этот выбор должен быть не между плохим или очень плохим хозяином! Он должен иметь право распоряжаться своим добром и жизнью!
– Он еще и обязан много чего!
– Но не жить под тем, кого на дух не переносит! Хочешь начать переговоры с булгарцами, так не обессудь, если народ от тебя начнет уходить! И не голым и босым, а со всем скарбом и нажитым добром! Иначе ты не будешь отличаться от тех же князей или беков, которые дерут три шкуры со своих подданных! Сам же требовал написать, что «в мирные дни властитель прикладывает усилия, дабы его народ прирастал в числе и благоденствии, лишь по разумению своему и советников ближних. Однако в трудностях великих и на переломах судьбы люди решают все сами, дабы не пенять потом ни на кого другого!»
– «Лишь по разумению своему!» Нет еще тех трудностей, и их еще можно предотвратить, а потому мне пока все и вершить!
– Вот уж воистину каждый видит в Правде, что хочет! Когда враг встанет у ворот, поздно будет суетиться! Ты сейчас людей спроси, а уж потом верши судьбами тех, кто с тобой согласится! Хотите – ложитесь под булгарцев всем миром, хотите – дерьмом мажьтесь, чтобы они от смрада вашего сбежали!
– Тогда собираем копу, – неожиданно успокоился воевода. – Но ты подчинишься ее решению! Пойми, от тебя зависят жизни многих людей! Если мы не пойдем под булгар, то кончится все плачевно!
– Вполне может быть… Однако если подчинимся, то, что бы с нами ни случилось, ничего исправить будет уже нельзя. Точка бифуркации, как говорит Вячеслав, будет пройдена…
– Чего?!
– Стоит один раз признать над собой хозяина, и потом никто с тобой считаться не будет.
Иван нехотя подошел к стене, где на неказистой деревянной вешалке сиротливо висел видавший виды вещмешок, и сдернул его на лавку. Неспешно развязав тесемки, он нарочито медленно достал оттуда высокий берестяной туесок, служащий для хранения карт и важных бумаг, и потянул наружу измятый белесый лист, исчерканный замысловатой вязью старославянских букв.
– А это тебе для размышления, Игнатьич. Посмотри, как под чужой рукой люди живут.
– Можно подумать, я не знаю…
– Мне, как новичку в ваших местах, тенденции заметнее… Куда все катится виднее, говорю! А ты вдобавок еще был десятником, а потом жил среди вольных людей. Короче… По пути к воронежцам я, как мы и договаривались с тобой, заскочил в Суздаль. В лавке запасы товара пополнил да побывал в гостях у Василия Григорьевича, дабы этого ушлого сотника еще больше к нашим делам привлечь…
– Не томи!
Иван улыбнулся нетерпению товарища и продолжил в том же тоне:
– Ушлый-то он ушлый, только вот застал я его в печали великой, да такой, что все слова благодарности за поблажки в торговле нашими товарами со скрипом из его уст выходили. Буквально перед моим приходом читал он письмецо своего тиуна о том, как его людишки выполняли княжью повинность и почему вернулись не все. Почитал-почитал да в итоге все скомкал и бросил на пол!
– А ты подобрал…
– Не без этого, да и расспросил его по свежим следам. Как ты, вероятно, знаешь, немалую прибыль ростовский князь получает с того, что сплавляет вниз по Волге лес, да не простой, а…
– А заколдованный! Замучил уже своими присказками!
– А знаешь ли ты…
– Все мне ведомо! И то, что хорезмийскому шаху осадные башни и тараны нужны! И то, что для этого приходится лютой зимой идти в самый чащобный лес, чтобы рубить там столетние великаны и тащить их до таяния снегов к ближайшей воде, дабы во время весеннего половодья спускать этакую тяжесть на плотах вниз по течению… Даже знаю, в отличие от тебя, что булгарцы все это по дешевке скупают, поскольку резона им нет суздальских торгашей на полудень пускать. Так что князь Юрий с этого имеет не так уж и много, да и эту малость тратит на оружие из Хорезма, уж не знаю только, какими путями оно к нему идет!
– Вот именно, Трофим… Именно на оружии и строится пока любое сильное государство. Ключевое слово тут «пока», но не суть… На чем основана мощь Киева и Новгорода? На железных рудниках Теребовля, Перемышля, месторождениях Старой Руссы и… И все! По сути дела на остальной территории Руси нормального железа нет, из болотной руды что-то путное выковать ни у кого не получается.
– Мы же смогли!
– Только из-за того, что примеси научились выжигать… А домницы и конвертер до нас еще никто не строил!
– Нам это только на руку, – нехотя согласился с приведенными доводами воевода, однако тут же подпустил в разговор ложку дегтя: – Но добрые клинки мы по сию пору не рискуем ковать!
– По крайней мере, пока не получим выксунское железо. Однако ростовский князь обо всем этом не знает, пользуясь лишь невнятными слухами о том, как мы в домницах из дерьма конфетку лепим!
– И что?
– А то, что вместо заготовки дерева решил он в эту зиму попробовать добывать железную руду, благо болот хватает, а наше серебро глаз режет…
– Только руду?
– Наверняка попытки построить домницы тоже не за горами. Хорошо еще, что все так вышло, а не воевать нас Юрий собрался, за ним не заржавело бы… Кстати, присматривать за рудными копачами князь поставил монастырскую братию, поскольку места добычи частью на церковных землях оказались. За это он епископу долю малую обещал со всего железа, помимо обычной десятины со своих доходов…
– Погоди со своей братией… Зимой добывали?
– Ну да, как и мы, вырубали болотные рудные линзы кирками да лопатами. Вот только мы пользуемся передвижным срубом, дабы при оттепелях болотная жижа копачей не завалила, а они по первому времени не догадались. Да и инструмент у них был аховый, я уж не говорю о продолжительности рабочего дня и о том, что ни о какой бане для работников с промокшими ногами речи не было. А уж лечение для хворых…
– А что князю было делать, своих лекарей туда отправить? Других нет! Русская земля всегда становилась на ноги трудом тяжким! Как же без этого? Иногда и пожертвовать кем-то надо…
– Какие красивые слова… – мечтательно произнес Иван и неожиданно сорвался на крик, до белизны сжав кулаки: – Только не трудом, Трофим, не трудом она становилась на ноги! А костями работных людишек, кои без числа и счета ложились в эту землю!
– Мыслишь, князь с воями кровь не проливают, защищая свою отчину? – вновь набычился воевода.
– Свою отчину, Трофим, и свое добро! Ты это сам сказал! И о людях они вспоминают лишь тогда, когда тем нужно повинности исполнять или уроки на погост сносить.
– Пустое молвишь!
– Верно, специально перегибаю палку! И даже прекрасно понимаю, что без жертв и принуждения иногда и нам не обойтись, поскольку делаем те же самые вещи и находимся в тех же самых условиях! Но и ты пойми, что справедливость, о которой мы все так много и прекрасно говорим в последнее время, в конечном счете заключается лишь в нормальном отношении власти предержащей к своему народу! А если такого отношения нет или подданные чужого рода-племени, какими мы будем, например, для булгар, то… Короче, прочитай эту бумажку, а потом мы с тобой поговорим!
Трофим одарил собеседника настороженным, обжигающим взглядом, поднес переданный ему лист к лучине и начал шевелить губами, пытаясь разобрать неровные строки старой азбуки.
– Боярину Василию Григорьевичу от раба божьего Кузьмы… – негромко зашелестел голос воеводы. – В год… э-э-э… шесть тысяч шестьсот двадцать шестой от Сотворения мира… так. Хм… Вышло шесть десятков смердов… ага, шесть возов репы, да рыбы, да проса… Так, тут про обустройство, да как придавило одного работничка деревом, когда избу ставили… вот, начали копать. И что?
– Читай, читай, – невесело ухмыльнулся Иван, перехватив очередной недовольный взор Трофима. – Самое интересное начинается…
– Ага, прошел день, загрузили три воза да сладили новые лопаты и колья, понеже… Это что, Иван, у них ни ломов, ни заступов? Да и лопаты, судя по всему, обычные, деревянные…
– А я тебе что про инструменты говорил? Думаешь, почему ни один идиот, кроме нас, зимой руду не копает?! И самим кончать бы надо с этим гибельным делом, но без запасов к весне ничего бы у нас не сладилось с нашими планами.
– Н-да… Вот про оттепель пишет, стали воду вычерпывать из ямы…
– Это их уже совсем приперло! Обычно болото до конца не промерзает и под ногами хлюпает постоянно!
– А то не знаю… – Воевода нахмурился и начал уже более внятно озвучивать написанное.
«Оползень накрыл трех копачей из твоего ближнего сельца, и двое из них там и остались, лишь воткнули на этом месте крест, да монастырский чернец произнес заупокойную…»
«А еще через седмицу лихоманка унесла троих людишек: Прохора, что на выселках живет, да хромого Петра, да…»
«А еще сломал ногу Кузьма…»
«А трое угорело насмерть, потому что тот Кузьма напился пьяным и…»
«А Фому задрал медведь, а того Фому, что косой на один глаз, зарезали, а кто и за что, не ведаем…»
«А еще трое пытались сбежать от тяжких трудов. Никуда бы они от работных дел не делись, но по велению чернеца их побили батогами. Не вели более никого наказывать, потому как один из них преставился из-за побоев, а остальные от той же лихоманки…»
«А ближе к весне от тех же трудов потеряли еще пять душ, а опосля еще троих, а остальные испытывали сильный глад и лишения…»
«Засим княжье повеление справлено…»
– А это что, Иван? Начеркано что-то…
– А это тиун приписал «Прости мя, Господи», но потом все зачеркнул от греха подальше…
– Кхм…
– Вот именно.
