Книга: Египетский манускрипт
Назад: Глава девятнадцатая
Дальше: Эпилог

Глава двадцатая

— В общем, дела наши пока невесёлые, — подытожил Геннадий. — Стрейкера мы прохлопали. Совсем.
— Да ни хрена мы не прохлопали! — взвился Дрон. — Это называется – подстава. Говорил я вам – на хрена нам в бригаде бабы? Вот они обе нас и…
— Ген, а правда – чего это Вероника решила сбежать? — осторожно спросил Виктор. — Ну, я еще понимаю – Ольга, любофф, все такое… да и на тебя обижена. Но этой дуре что не понравилось? Вроде, всегда с нами была, и работала чётко…
— Я и сам пока не особенно понимаю, — пожал плечами Геннадий, крутя в руках смартфон Олега. На нём беглянка оставила послание – минуту текста, наговоренного на диктофон.
— Как мне кажется, тут две причины. Одна – это ты, Дрон, с твоим коксом..
— Моим? — возмутился Дрон. — Да мы же вместе решили замутить этот расклад! Ты же сам…
— Ладно-ладно, не твой. Наш. В общем, девочке показалось некомильфо иметь дело с такой бякой. Вот она и решила сделать нам ручкой – и поискать другие источники дохода.
Дрон грязно выругался.
— Не хотела бы – ну и не надо, кто ее тащил? Что, заняться больше нечем? А сволочь эту бельгийскую зачем выпустила?
— В нем-то все и дело, — вздохнул Геннадий. — Наша дорогая Вероника, как я понял, решила заделаться новой Коко Шанель. Набила ноут фотками, эскизами платьев, белья, выкройками – и теперь надеется, что бельгиец ей поможет где-нибудь в Париже открыть дом мод. Расчет, в принципе, верный – ведь все успешные модели известны на 130 лет вперед, и если толково взяться за дело…
— Взяться? Да найти ее и… — по сравнению с тем, что Дрон выдал на этот раз, предыдущие речевые конструкции тянули разве что на легкий упрёк.
— Да не кипятись ты! — поморщился Геннадий. — Неприятно, конечно, вышло, — но списывать её со счетов я бы не стал. Да вот, сами послушайте… — и он нажал на кнопку.
— …а еще, Геночка, учти, — раздался из аппаратика голос Вероники, — я, в принципе, ничего против вас не имею. Время подойдет – свяжемся, обсудим, может, о чем полезном и договоримся. Взаимно полезном, — девушка сделала ударение на слове «взаимно». — Только усвой хорошенько – я вам ничем не обязана и командовать собой не позволю. Если усвоишь – приходи, буду рада. Нет – обойдусь. Адреса, извини, дать пока не могу, поэтому…
Геннадий торопливо выключил звук.
— А что дальше? — сунулся Олег.
— Так, ерунда, — отмахнулся Геннадий. Говорит, как с ней связаться, если что. Ничего особенного – письмо в Париж или Брюссель на определённый адрес.
— В Брюссель? — переспросил Виктор. — Выходит, рассчитывает на этого Стрейкера?
— А что ей, твари, остаётся? — не унимался Дрон. — Кому она, нахрен, тут нужна, со своими моделями? Тоже мне, швея-мотористка…
— Я так полагаю, у неё там не только картинки, — усмехнулся Виктор. То-то она в последнее время меня расспрашивала насчёт того, где раздобыть сканы старых европейских газет и экономические обзоры позапрошлого века. Точно вам говорю – не модами она там собирается заниматься. Ну, или – не только модами. Нынче все грамотные – а про то, как попаданец из будущего делает миллионы на бирже, сейчас кто только не пишет. Между прочим – толковая идея. Здесь, в России, из этого ничего не получится, а вот в Париже или Брюсселе, да еще со связями Стрейкера…
— Будем иметь в виду, — кивнул Геннадий. — Ладно, с этим пока всё. Олеж, что там с Валей?
— А ничего, — вздохнул Олег. — Тамара Валерьевна, — ну это мама его, — мне все время звонит. Они еще ждут… Я все боюсь, что придет к нам домой – они у нас в гостях как-то бывала, и мои ее знают… Ген, я ей не смогу в глаза врать, что Валька жив! Да я сразу…
— А ну заткнись! — прервал излияния Олега Геннадий. — Не хватало еще нюни разводить! Спалиться хочешь – и нас, заодно, спалить? Ты вообще, где – в Бригаде или в песочнице? Волю в кулак – и держаться! — и вожак обвёл бешеным взглядом подчинённых. — Ко всем относится!
— Мало нас, — сказал Дрон после недолгого молчания. — Вероника, конечно, стерва, но – конкретный боец. Если продолжаем мутить насчёт кокса – надо еще людей искать.
— Ищи, — согласился лидер. — Только ничего конкретного им не пока не говори. Прощупай, сведи со мной – а там вместе будем решать.
— Лады, — кивнул Дрон. — И вот еще… я тут подумал – как найдем людей, надо сразу их на ту сторону – и в дело с головой, чтобы некогда было задуматься. В деле и посмотрим. А если что… сам понимаешь. Тут ментов нет, и мамочка никто не спросит… — и он нехорошо посмотрел на Олега. Тот невольно поёжился.
— Логично. Действуй. Вить, теперь – по твоей части. Что там с камер на Гороховской.
Виктор развернул к собеседникам ноутбук и щелкнул тачпадом:
— Вот, смотрите. Наши клиенты – те самые, о которых рассказывал мальчишка и лейтенант.
На экране рывками двигалось изображение: к дому подъехала пролётка, за ней следовала телега, гружёная какими-то чемоданами и тюками. С пролётки сошли четверо – мужчина лет сорока пяти и трое подростков. Двоих присутствующие сразу же узнали.
— Яша… Николка, — прокомментировал Витя. А это, видимо, и есть тот самый Олег Иванович?
— Да, — кивнул Геннадий. — С сыном, Иваном – вот он…
— А малый понтуется, — проворчал Дрон – Вон, разгруз не снял и берцы… чего это он?
— Пока не ясно. Так что сейчас тебе задача, Витя – обложить их так, чтобы каждый шаг… и не забывай про Яшу. Шустрый оказался мальчик, кто бы мог подумать…
Виктор поморщился. Он никак не мог простить себе прокола с игрушечным шпионским набором. Вот уж в самом деле, кто бы мог подумать…
— Да завалить его! — предложил Дрон. — Не хватало ещё, чтобы этот жидёнок нас снова засветил! Давайте я сам сбегаю…
— Остынь, Дрон. — Твёрдо сказал Геннадий. — Не время. Да и не справишься ты, сам же понимаешь – города толком не знаешь, связей нет, а этот сопляк там каждый угол…
— Плевать! — не сдавался Дрон. — Зато бабок теперь до хрена! Заодно стволы купим – они там на халяву продаются, без всяких бумажек! Здесь переточим малость, чтобы глушаки налезали – и будем в шоколаде.
— Насчет глушителей – это дело, — милостиво согласился предводитель. — Займись. Но о еврейчике – пока и думать забудь. Главная задача сейчас эти двое, — и Геннадий кивнул на Олега Ивановича и Ваню, застывших на экране ноутбука. — Нам надо знать о них все. Причём – и по ту сторону портала, и по эту.
Виктор кивнул:
— Поиск по сетке я запустил. Как что-нибудь наберётся – дам знать.
— Вот славно, — Геннадий выпрямился. — В общем так, друзья. Дело наше движется – несмотря на мелкие и, я уверен, волне преодолимые препятствия. На данный момент в нашем распоряжении два ключа от портала и более чем солидная сумма царских денег – около 37 тысяч рублей, плюс 300 британских фунтов. Это, если кто не понимает – огромная сумма. Так что, дорогой Дрон – налёт на аптечный склад отменяется. Будем приобретать кокаин, как и полагается законопослушным подданным Российской империи. Следующая задача – документы. Это снова на тебе, Витя…
Тот кивнул, и Геннадий закончил:
— Итак, у нашей группы есть деньги, база, есть толковые наработки. И надёжный – пока надёжный! – способ проникновения на ту сторону. Так что, друзья мои – революция продолжается!
* * *
«Дубовый зал» фехтовального клуба Модеста Петровича Корфа сегодня выглядел не так, как обычно. Толстые маты отволокли в углы, сдвинули к стенам деревянные манекены и «глаголи» с висящими на них кожаными чучелами. Стойки с оружием, правда, никуда не делись; ряды рапир, шпаг и эспадронов все так же отливали полированной сталью, и отблески пламени камина отражались в зеркальном металле алебард.
Длившаяся до самого сентября июльская жара покинула, наконец, Москву; с северо-запада наползли низкие, свинцовые тучи – и повисли, цепляясь за кресты церквей и за бронзовые орлы кремлёвских башен. По этому случаю барон и велел зажечь камин; впрочем, скорее всего, он сделал бы это в любом случае – обстановка требовала.
Перед камином широким полукругом были выстроены разносортные кресла; Корф почти физически страдал, что в клубе не нашлось шести одинаковых кресел – это противоречило его весьма капризному чувству гармонии. Впрочем, бог с ними, с креслами; куда больше барона волновало то, что предстояло сегодня сказать. Потому он так старательно создавал обстановку будущего Совета – так он и называл его про себя, – «Совет» с большой буквы – потому и пытался напитать обстановку торжественностью, так хорошо сочетающейся и с готическими сводами помещения, его высоким витражам, и с холодным оружием и щитами на стенах, обшитых панелями чёрного дуба.
Гости съезжались недолго – собственно, Ромка торчал в клубе с самого утра и помогал барону с подготовкой; Яша приехал часа за два до назначенного срока, покрутился по клубу, восхищенно рассматривая непривычные интерьеры. Олег Иванович и Колесников прибыли точь-в-точь в назначенное время; звон часов еще наполнял залы клуба, когда дверной молоточек у входной двери оповестил об их появлении.
Барон, исчезнувший куда-то примерно за полчаса до назначенного времени, появился в последний момент. Он вышел к гостям в безукоризненно-чёрной фрачной паре; под фраком белела сорочка с туго накрахмаленной манишкой, Загнутые уголки стоячего воротника украшали скромные запонки, на шее барона был повязан белый пикейный галстук-бабочка.
Увидев это великолепие, Олег Иванович и доктор переглянулись: Семёнов – иронически-непонимающе, а Колесников – торжественно-серьёзно. Он уже знал о задумке барона и полностью её поддерживал. Ромка с удивлением рассматривал Корфа, а Яша, утонув в глубоком кресле, старался сделаться как можно незаметнее – обстановка выбивала его из колеи.
Гости в полном молчании распределились по креслам; Олег Иванович и доктор с удивлением отметил карточки с именами гостей, стоящие на маленьких столиках. Столики эти, украшенные парой бокалов, пока пустых, стояли перед каждым из кресел, и Каретников нахмурился, увидев, что перед крайне правым нет ни столика ни таблички. Он понял, для кого предназначалось это кресло, и ему это не понравилось – Никонов, хоть и тяжело раненый, был все-таки жив, а пустое кресло слишком уж напоминало принятый совсем в другом времени стакан, накрытый ломтиком чёрного хлеба.
Последним в своём кресле устроился сам барон; неслышно ступая, за его спиной возник Порфирьич. Денщик поставил на столик перед бароном небольшой медный гонг с изящным молоточком на длинной костяной ручке – и исчез, растворившись полумраке.
Выдержав приличествующую случаю паузу барон легонько стукнул молоточком по бронзовому диску – зал наполнил бархатный, гулкий звон. Услышав его, Каретников вдруг обнаружил, что они как-то и не заметили, как подкрался вечер: ни свечей, ни газовых рожков никто зажечь не озаботился, и теперь зал освещался только пламенем камина.
— Итак, друзья мои, — голос барона казалось, был столь же бархатным и значительным, как только что растаявший звук гонга, — не сочтите меня слишком дерзким за то, что я взял на себя смелость собрать вас здесь. Все мы – серьезные, уверенные в себе мужчины (Яша криво улыбнулся, утопая в своем кресле, но не посмел даже шевельнуться), и все мы, в силу разного рода обстоятельств оказались причастны к некоей тайне. А посему – полагаю уместным каким-то образом определить наши с вами отношения и обговорить, что мы собираемся делать дальше. Поскольку, согласитесь, причастность к такого рода тайне накладывает на каждого из нас немалую ответственность…
Слушая барона, Олег Иванович изо всех сил пытался сохранить в себе остатки той иронии, с которой он поначалу воспринял весь этот «масонский» антураж – и отрешённо понимал, что эта попытка безнадёжно проваливается.
«Вот что значит – кровь, — отрешенно думал он. — Сделай то же самое я, что Макар – это выглядело бы пафосной клоунадой, неумной театральшиной, и не более того. А вот у барона получается так же естественно, как дыхание. Наверное, необходимы все эти десятки поколений предков с их замками, рыцарскими гербами, — Корф ведь, кажется, из Курляндии? — чтобы то, что мы стыдливо именуем пафосом превращается в аристократизм, причем не показной, а вот такой, не вызывающий сомнений даже у таких прожженных насмешников, как мы с Каретниковым…»
«А Олегыч-то поплыл… — думал Каретников, слушая Корфа. — Смотрит, не отрываясь, на барона, ка студент на любимого профессора…
Это, пожалуй, плохо – вроде бы, взрослый, серьёзный мужик, порой даже жесткий – а поди ж ты! Значит, недостаточно жёсткий; да и поплыл он не сейчас, а много раньше – когда осознал, что «хруст французской булки» доступен теперь в любом количестве и, что немаловажно, без особых усилий. Требуется лишь войти в портал – и на тебе: все преимущества расслабленной, удобной (всего, в смысле «роскоши человеческого общения») жизнь конца XIX века. Но без сопутствующих неудобств вроде туберкулёза, и антисанитарии. А что? До ближайшей революции еще лет двадцать; с учётом его возраста – можно вообще и не брать в голову. Это ведь тоже не следует сбрасывать со счетов – двадцать лет заведомо мирной, увлекательной жизни, в которой ты чувствуешь себя эдаким то ли графом Монте-Кристо, то ли доктором Фаустом. И ведь жизнь-то – и как раз такой, о которой всё своё сознательное существование мечтал. Именно существование – потому что, чем еще можно назвать безобразия тех же 90-х после такого вот викторианского путешествия? Страшный сон, жуть, морок. А всего-то и надо – ничего не трогать, оставить все, как есть. Соблазн, что и говорить…»
Каретников так и не успел толком поговорить с другом – час назад ему позвонил взмыленный Яша и отрапортовал, что все в порядке, Семёновых они встретили; да, еще Корф затеял какое-то совещание и просить срочно прибыть. Каретников зашёл в ординаторскую, потом навестил Ольгу, вторые сутки не отходящую от Никонова, и направился вниз, на парковку возле главного корпуса больницы.
«Ведь Олегыч так и не стал заезжать домой – ну, то есть в наше с ним время, — подумалось доктору. — Тоже, между прочим, сигнальчик… и большой вопрос – где у него теперь дом. То-то он Корфа заслушался…
А барон-то, барон! Надо же, как подготовился! Вот так и закладываются традиции. Голову готов позакладывать, что барон видит в своём воображении эдакий «Клуб Шести» – и даже лелеет планы и нас с Олегычем, и даже Ромку с Яшей одеть во фраки… и чтобы собирались мы все вместе здесь, у камина – скажем, раз в неделю, чем плохо? – и неспешно обсуждали судьбы мира. А что? Мы ведь теперь вполне в состоянии обсуждать судьбы мира, разве не так? Ресурсы, так сказать, позволяют – портал, при правильной постановке вопроса, даёт нам возможность влиять на историю этого мира так, как нам будет угодно. Еще бы понять, что нам угодно… а пока единственный человек, который предпринял в этом отношении хоть что-то – это бедняга Никонов, который, между нами говоря, проваляется в постели никак не меньше двух месяцев. Кстати, о Никонове…»
— Вы закончили, барон? — Каретников поднял палец. — Пожалуй, ситуацию с Сергеем Александровичем я понимаю лучше других – так что позвольте мне высказаться на этот счет…
* * *
Владимир Алексеевич вышел на Моховую и пошёл в сторону Тверской, высматривая извозчика. Здание университета осталось за спиной.
С позапрошлого, 1884-го года, для медицинского факультета строили «клинический городок» – на Девичьем Поле, между Садовым кольцом и Новодевичьим монастырём. Однако ж пока медики – и клиническое, и хирургическое и акушерское отделения, — теснились в старом здании на Моховой. Недавно к ним прибавились еще и женские акушерские курсы, однако же помещались они в отдельном здании на Волхонке – университетский устав запрещал обучение женщин.
На углу Моховой торчал, против обыкновения, единственный экипаж: старик, в кафтане, подпоясанном обрывком протёртой вожжи. Пролётка старая; лак кое-где вытерся до светлого дерева. Пузатая, мохнатая лошадёнка в верёвочной сбруе меланхолично что-то жевала.
— Дедушка, в Лефортово!
— А куда, ваш степенство?
Московские возчики именовали седока по одёжке – кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь!» Тут важно было не ошибиться, польстить клиенту – чутьё у этих мастеров извозного промысла было удивительное.
— Так куды?
— На Гороховую.
— Десять копеек.
Гиляровский покачал головой – дорого.
— Восемь.
Репортёр обошёл безучастную кобылу и двинулся к углу Тверской. Старичок-возчик плёлся за ним:
— Последнее слово – семь копеек! Без почина стою!
Сошлись на пятачке.
Выезжая на Лубянскую площадь, возчик разговорился:
— Эту лошадь в завтрашний день в деревню отошлю. Вчера взял на Конной у Ильюшина киргизку за тридцать рублей – добрая! Четыре года, износу ей не будет. На той недели из-за Волги большой обоз пришёл – рыбу в Москву привезли – вот барышники у них лошадёнок и перекупили. Каждый раз так – сибиряки в Москву товар привезут, и половину лошадей распродадут. А с нас за них потом вдвое дерут – зато в долг. И-эх, жисть…
Огибая фонтан посреди лубянки, во всякое время окружённый извозчичьими лошадёнками, которых владельцы поили прямо из каменной чаши, услышали позади колокольчики. Между возчиками началась суматоха – ломовики, расположившиеся тут же, на бирже, принялись нахлёстывать лошадей, прижимаясь к тротуарам. Возница обернулся:
— Курьеры… Гляди!
Со стороны Тверской бешено неслись две прекрасные гнедые тройки в одинаковых коротких экипажах. Ямщики на обоих – весёлые, в шапках с павлиньими перьями – размахивают кнутами, свистят. В экипажах – одинаковые пассажиры: жандарм в серой шинели, а рядом с ним – молодой человек в партикулярном.
— В Сибирь везут, — возчик перекрестился. — Из Питера, на каторгу: это – которые супротив царя идут.
Жандармские тройки вернули Гиляровского к мыслям об убитых с Хитровки – и к необычному зубному протезу, преданному профессором Нейдингом. Дело представлялось интересным – Владимир Алексеевич ничуть не сомневался, что застреленный молодой человек как-то связан с недавней эскападой барона Корфа. В самом деле, первый убитый – тот, которого прирезал бебутом тот шустрый молодой человек… Роман, кажется? Он ещё называл какое-то имя…
Репортер нахмурился, вспоминая. Нет не он – тот, другой, ради которого и затевалась экспедиция, пленник, освобождённый из хитровского плена. Яков? Да, Яков. Он еще просил позволения зайти – интересуется криминальными делами. Вот и хорошо, пусть заходит…
Имя… он ведь точно называл какое то имя? И тоже профессор… нет, доцент! Доцент Евсеин! Вот за эту ниточку и надо потянуть. Наверняка в университете можно навести справки…
— Ну-ка, голубчик. — Гиляровский решительно тормознул своего возницу. — Поворачивай-ка назад, на Моховую. Передумал я, не поеду. Денег заплачу, как уговорено…
* * *
С момента, когда облачённый в парадное одеяние барон открыл «заседание», прошло уже около часа – по высоким, заключенным в дубовую башенку часам, стоящим в зале напротив камина, в простенке между двумя витражными окнами. От недавней торжественности не осталось и следа; Корф, скинув фрак, стоял перед камином; пикейная бабочка сползла набок, придавая облику барона что-то комическое. Яша уселся на подлокотнике и слушал, вульгарно болтая ногой. Ромка, также выбравшийся из кресла, стоял теперь позади него, опираясь подбородком на скрещенные руки, пристроенные на спинку. Сидеть остался один Семёнов, но от благоговейного, восторженного выражения лица, с которым он совсем недавно слушал барона, не осталось и следа.
— Я решительно вам удивляюсь, барон, — говорил Олег Иванович. «Совет Шести»… что за масонские игрища, право слово? Вы что, бульварных романов начитались? Так мы, позвольте напомнить, в реальной жизни…
— Ну, это еще как сказать, — усмехнулся Корф. — Что-то не припомню, чтобы в реальной жизни мне когда-нибудь доводилось скакать туда-сюда из прошлого в будущее, словно… я и не знаю, с чем сравнить! Так что, если это у нас с вами реальность, друг мой, то очень уж она нереалистичная!
Олег Иванович издевательски похлопал в ладоши.
— Браво, барон, с каламбуром-с… А если серьезно – вы и правда полагаете, что без всех этих ваших клятв мы бросимся рассказывать на всех углах и про портал, и про прошлое с будущим?
— Ну, до сих пор вы не очень-то язык за зубами держали, — парировал Корф. — Я так понимаю, что за каких-то три месяца вы сумели расширить круг посвященных с трех человек до полутора десятков? Что и говорить, сохранили тайну…
— Кстати, тут я с бароном согласен, — вмешался Каретников. — И вообще – ты, Олег, до крайности несерьезно ко всему этому относишься. Право слово, создаётся впечатление, что ты здесь на экскурсии, и не более того.
Семёнов с упрёком поглядел на друга – мол, и ты, Брут! Тот сделал вид, что ничего не заметил и продолжал:
— Определись уже на будущее: или ты здесь своё любопытство тешишь, или… — Каретников запнулся. Что «или» – он и сам не знал. — Об ответственности за изменение истории говорить не буду, оставим это для фантастов.
— Да ладно, Макар, что ты завёлся? — начал примирительно Олег Иванович. — Не стоит так уж преувеличивать. Да, глупостей мы немало наделали – поначалу. Но, скажи на милость, а кто бы их не наделал? Это, знаешь ли, только в книжицах определенного пошиба, попада… гость из будущего немедленно выстраивает план на полвека вперед – а потом следует ему с прямолинейностью летящего лома. А я, знаешь ли, живой человек…
— Вот именно, живой! — подхватил Каретников. — Только постарайся понять, что те, кто вокруг тебя – тоже живые люди, а не набор пикселей. И наши действия могут принести им вполне ощутимый вред.
— Или, наоборот, пользу, — отозвался Семёнов.
— Или пользу, — согласился доктор. — Только для этого надо хотя бы иногда думать не о сиюминутных нуждах, а хотя бы о том, что будет послезавтра.
— А то я не думаю! — взорвался Олег Иванович. Видимо, ему наконец надоело, что старый приятель отчитывает его, как школьника. — Мы, между прочим, в Сирию не на экскурсию мотались. Вот, полюбуйся…
И он хлопнул на стол электронный планшет и небольшую, но ощутимо тяжёлую коробочку. Присутствующие выжидательно молчали.
— Прошу, — Семёнов картинным жестом указал на стол. Если вы все были не в курсе, зачем мы с сыном ездили в Сирию – то это не значит, что мы скатались в развлекательную прогулку. К вашему сведению, здесь – и он ткнул пальцем в планшет, — полные фотокопии того самого манускрипта, руководствуясь которым ваш, Яков, доцент, — кивок в сторону молодого человека, — и затеял эту бодягу с порталом. Надеюсь, никто не сомневается, что это его работа? — и Олег Иванович обвел собеседников взглядом, поочерёдно задержавшись на каждом.
Все были согласны.
— То-то же. А здесь, — палец уткнулся в коробку, — самое интересное. Я даже гадать боюсь, кто изготовил эти пластины, но одно знаю точно – людям такие фокусы не под силу. Всем людям, я имею в виду, где бы они не жили – хоть в Шумере, хоть в Силиконовой долине. И содержимое этой коробочки имеет самое прямое отношение к порталу – понять бы только, какое. И это, уж прости, Макар… — Семенов язвительно взглянул на Каретникова, — несколько более важно, чем ваши шпионские игры.
— Кстати, о Евсеине, — вмешался Корф. — Утром пришло письмо из Твери – как вы помните, доктор, я отправил доцента туда, к своему полковому товарищу, тоже врачу. Так вот, он пишет, — и барон зашуршал письмом: «У пациента наблюдается устойчивый прогресс в плане памяти». Иначе говоря – вспоминает Евсеин все, что с ним было – и просится с нами поговорить.
— Вот и прекрасно, — обрадовался Олег Иванович. — Поможет нам разобраться во всем этом. Когда вы сможете доставить его в Москву, барон?
— Не торопитесь, — ответил Корф. — Я вообще не уверен, что его стоит сюда везти. Свозили уже один раз, спасибо. О бельгийце, Стрейкере этом, не забыли? Еще одну бомбу в окно хотите получить?
— Да нет его в Москве, Модест Петрович! На этот раз – точно нет! Видели его на Нижегородском – садился в курьерский, до Одессы. С ним – какая-то барышня. Я, кстати, в то время тоже на вокзале был, но сам, увы, не сподобился наблюдать – Олега Ивановича встречал.
— Это точно? — подозрительно спросил Корф. — А то сия личность однажды нам уже нос натянула – мы тогда тоже решили, что он уехал.
— А вот и нет! — возразил Яков. — Я, если помните, сколько раз говорил, что он в Москве и прячется!
— Ну говорил, говорил, — примирительно проворчал барон. Сыщик, молодец. Что дальше-то делать думаешь?
— Искать надо, — вздохнул Яша. — Жаль вот только, почти все машинки, что мне дали, псу под хвост пошли – что чёртов Стрейкер уволок, что поломалось. А жаль, сейчас бы очень пригодилось.
Каретников усмехнулся:
— Это как раз не проблема. Дай срок – будет тебе техника, причём серьезная, не чета китайским игрушкам. И человека найдем, который научит тебя всем этим добром пользоваться, настоящего специалиста. Только для этого придётся тебе у нас несколько дней пожить. Ты ведь не против?
Яша обрадованно помотал головой. Ещё бы он был против!
— Ну что, Олегыч, попробуем устроить Якову курс молодого шпиона? Дело не дешёвое, но надо, сам понимаешь…
Семёнов кивнул.
— Надо так надо. Найдем фирму, которая ЧОПам спецтехнику продаёт, с делаем заказ – и обговорим, чтобы провели обучение нашего… специалиста. Справимся, короче.
— Спасибо, Олег Иваныч, господин доктор! — Яша буквально расцвел! — Я уж постараюсь, все что надо узнаю! И кто этому Стрейкеру в Москве помогал, и куда он уехал…
— Про Геннадия и его уродов только не забудь, — подал голос из глубины кресла Ромка. До этого момента он не сказал ни слова – присутствующие даже немного позабыли о нем. — Вот не верю я, что они оставят теперь нас в покое. Может, найти их на той стороне и поговорить по понятиям? А что, я друзей армейских могу найти…
— Не стоит, Ром, — покачал головой Каретников. — Не будем уподобляться… да и мало ли? Объясняйся потом с полицией! На той стороне они ведь никаких законов не нарушали, что им предъявишь?
— Они и на этой не нарушали, — упрямо заявил Ромка. — Подстава – это вроде как не преступление, только знаете что – за такое по всем понятиям ответить надо! Если бы все получилось, как этот гад задумал – мы бы господина лейтенанта уже похоронили. А уж Ольга… — он безнадёжно махнул рукой.
— Знаете что, — сказал Семёнов. — Я одного не понимаю – зачем он вообще учинил эту пакость? Ну ладно, лишнюю бусину заполучить – это я понять могу. Но зачем после этого Ольгу кидать? Ему что, трудно было отвести ее с Макаром на ту сторону? Ясно ведь, что она всё равно туда попадёт – Николка-то там остался, да и Ромка тоже. Что им мешало перебраться в будущее и отыскать её?
— Полагаю, тут не так всё просто, Олегыч, — покачал головой Каретников. — Во-первых, о том, что Ромка в прошлом, он мог и не знать. А значит – остаётся только Николка. Его они, если помнишь, один раз уже надули – с телефоном. Вот этот Геннадий и решил, что мальчик и во второй раз сам не сможет ничего сделать в будущем. Да, конечно, он знал, что рано или поздно вернётесь вы с Ванькой и разыщете девушку – но к тому времени Никонов уж точно умер бы, к гадалке не ходи…
— А зачем ему это? — поинтересовался Олег Иванович. — Неужели лейтенант им так мешал?
— Значит, мешал, — кивнул доктор. — А может, дело в другом. Знаешь, порой люди – особенно те, кто и без того озлоблен на окружающих, да еще и обладает мелкой натурой, — совершают нечто подобное просто чтобы нагадить своему ближнему.
— Но тут другое дело! — не сдавался собеседник. — Он же не мог не понимать, что после такой выходки мы наверняка не захотим иметь с ним дело? Вот скажи – зачем ему плодить себе врагов.
— Я не психолог, — покачал головой Каретников. — И могу только высказать подозрения, что дело всё именно в натуре этого Геннадия. Эдакий, знаешь ли, комплекс мелкого человечка: мания преследования пополам с манией величия. Плюс – презрение ко всем окружающим и лютая ненависть к тем, кто хоть в чём-то с ним не соглашается.
— Да в чем вы с ним не соглашались-то? — удивился Олег Иванович. — Я так понимаю, что вы с этими ребятами толком не общались.
— Верно. Только этот Гена, к сожалению не дурак, — усмехнулся доктор. И не может не понимать, что ему с нами, в итоге, не договориться – разно или поздно конфликт непременно возникнет. Вот и ненавидит – заранее. А что до остального… Помнишь, главный постулат «попаданческой» литературы?
— Да, — кивнул Семенов. — Предки не были идиотами.
— Вот именно! А мальчик, похоже, об этом забыл! Иначе – как ещё объяснить, что ему и в голову не пришло, что его контрагенты из прошлого – Николка, Яша, барон в конце концов, — сумеют сами решить несложную проблему с Ольгой. Но это ведь еще не все. Вы, Яков, кажется, говорили, что они зачастили в «Ад»?
— Верно, — подтвердил Яша. — Сам два раза их туда провожал. И сведения у меня имеются – они и сейчас там. Познакомились со студентом Технического Лопаткиным – ну, это тот, что бомбу нас кинул – и пасутся там уже который день…
— Мошенник, — проворчал Корф. — Всю комнату мне изгадил, до сих пор в порядок привести не могу…
— Так вот, о чем я? — продолжал Каретников. — Наши современники опрометчиво протоптали дорожку в «Ад» – а ведь вся Москва знает, что там нечаевский кружок обосновался. Верно, Яков?
— Верно, Андрей Макарыч! — весело подтвердил молодой человек. — Ослы они! Это надо было додуматься – в «Аду»! Да там жандармы давным-давно всех тараканов пересчитали! Вернее уж сразу идти, сдаваться на милость – нате, мол, забирайте, мы супостаты из будущего с бомбами… Повяжут голубчиков, в опрос времени, точно вам говорю…
— Вот именно, — доктор согласно кивнул. — А ведь этот Геннадий не мог не знать, что при Александре Миротворце Охранное отделение весьма успешно придавило народовольцев – да и вовсе их организацию разгромило. Нет – лезут в самое гнездо, где их непременно вычислят… а все дело – именно в неуважении к предкам. Вбили себе в голову, что если они из будущего – то им здесь море по колено. За что вскорости и поплатятся.
— А ведь это весьма скверно, господа, — заметил Корф. Он уже не стоял у камина а присел, подобно Яше, на подлокотник кресла и внимательно внимал дискусии. — Эдак голубые мундиры и до нас доберутся…
— Да, вы правы, барон. Не хотелось бы… — согласился с Корфом Олег Иванович. — А значит, друзья, наипервейшая наша задача – это разобраться всё-таки с сирийскими находками. Если мы хотим сохранить нашу уникальную находку – я имею в виду портал, — то нам надо как-то его перенести. Иначе – самое позднее, через пару месяцев мы лишимся возможности путешествовать между веками.
— Вот и договорились, — подвёл итог барон. — Вы уж простите, господа, но, раз я взял на себя обязанности председателя этого собрания… вы не против?
Олег Иванович покачал головой. Остальные, кто кивком, кто жестом, подтвердили согласие.
— Вы правы, барон, — произнёс Колесников. — Я имею в виду ту мысль, с которой вы начали наше сегодняшнее собрание. Как бы театрально это ни выглядело в глазах наших современников – но без некоей организации, «союз посвященных», если хотите, нам не обойтись. Если, конечно, мы и правда намерены заниматься чем-то… серьезным. Мы ведь намерены?
И Каретников обвел присутствующих взглядом. Все пятеро снова сидели в креслах; за витражными окнами окончательно стемнело, и теперь и зал и лица были освещены только оранжевыми отсветами камина. Пламя играло на полированном металле шпаг и кинжалов, развешанных по стенам; вырывало из темноты контуры манекенов у дальней стены и колонны, уходящие вверх, к сводчатому готическому потолку.
— Что ж, друзья, — медленно произнёс барон Корф. — Будем считать, что наше «братство посвященных» состоялось…
Назад: Глава девятнадцатая
Дальше: Эпилог