Солнце мягкими золотистыми лучами пробивалось в спальную комнату сквозь полупрозрачные занавеси на высоких окнах. Легкий ветер чуть приподнимал лиловый шелк штор, впуская теплый июньский воздух, наполненный ароматами цветущего сада. День приближался к полудню…

А Марта любовалась своим мужчиной.

Он проводил княжну Уну в ее комнаты, а сам поспешил сюда. Чтобы после целого месяца отсутствия с жаром обнимать, целовать, любить, и только ее одну. Чтоб она быстрее забыла о долгом ожидании и о неприятных минутах в саду. И Марта признавалась сама себе в который раз, что рядом с ним, в его объятиях, она забывала обо всем, и ничто не волновало и не тревожило. Весь мир в эти мгновения замыкался в кольцо вокруг них двоих. И еще – она надеялась, что то же самое происходит и с ним. Хотя временами замечала, как всплескивает в его глазах, в их самой глубине, серая печальная волна… И Марта понимала, что никогда не станет для него той, единственной. Да, он любил ее, но совсем другой любовью. Когда приходили эти мысли, девушка вдруг ловила себя на том, что завидует мертвой…

Ее мужчина расслабленно спал посреди смятых, растревоженных, душистых простыней.

А ей не хотелось спать – хотелось сидеть вот так рядом на широкой постели, укутавшись в мягкое необъятное одеяло, и смотреть на него.

Фредерик спал крепко и спокойно, на спине, закинув одну руку за голову. Его сомкнутые губы иногда подрагивали в чуть заметной улыбке, и Марте нравилось это видеть: значит, снилось что-то хорошее.

Красив. И лицом, и телом. Она осторожно коснулась его коротких, темных с серебристыми прядями волос, погладила чуть колючую щеку – она не знала бритвы дня три. Это ее мужчина. И Марта улыбнулась, чуть прикрыв глаза: ей вспомнились недавние объятия сильных рук и жар груди, к которой она прижималась, тая от наслаждения. Несколько лет она мечтала лишь об этом. Мечтала с того момента, как впервые увидала его серые глаза над собой, когда он вынес ее, измученную голодом, холодом и отчаянием, из сырого подвала на свет, обещая тем самым новую жизнь и новые надежды. Мечтала каждый день и даже тогда, когда женой он назвал другую…

Марта легла и свернулась в клубочек рядом с Фредериком. Тут он открыл глаза, улыбнулся и, обхватив ее, притянул к себе. Девушке сразу стало жарко, сбилось дыхание.

– Хорошо? – спросил он.

– С тобой мне всегда хорошо. – Она улыбнулась в ответ, прижалась лицом к его груди. – Ты для меня всегда был мечтой.

– Я сбылся?

Она не ответила, улыбаясь…

Этой зимой Гарет снова болел. Болел серьезно. Сильный жар изматывал его так, что малыш уже не плакал – просто жалобно кряхтел, иногда постанывал. Сон его был короток и тревожен. Так продолжалось три долгих дня, мучительных для всех. Особенно для короля.

Фредерик не отходил от сына, не оставлял ни на минуту. Чтобы ребенок спал, он почти всю ночь носил и баюкал его на руках. Наверное, боялся, что если отпустит, малыш не справится с болезнью, и тогда случится страшное. В самом деле, на руках отца Гарет вел себя тише, крепче спал и спокойнее принимал лекарства, что готовил доктор Линар. Последний был в отчаянии и не знал, чем же вылечить ребенка: его снадобья приносили лишь недолгое облегчение, после которого хворь возвращалась, чтоб с новой силой мучить ребенка. За дверями спальни Фредерик, несмотря на усталость и недосып, рычал на лекаря, а глаза короля метали молнии.

– Хватит того, что Коре вы не помогли! – Громогласные, жестокие упреки сыпались на голову поникшего Линара. – Если Гарет не выживет, следующим после него в гроб ляжете вы, а уж после – я!

В такие моменты являлась Марта и, положив руку на плечо бушевавшего Короля, почти моментально успокаивала нешуточную грозу тихими словами «вы нужны сыну». И Фредерик молча срывался с места, чтоб вновь стоять на часах у колыбели Гарета.

Мастер Линар благодарно кланялся девушке и уходил в свою фармацию, безвольно волоча ноги и ссутулив плечи. Там его ждали ставшие ненавистными пузырьки, колбы и горелки, порошки, микстуры и экстракты, с помощью которых он пытался создать нужное лекарство. А ненавистные потому, что все эти попытки кончались провалом…

– Допустите меня до королевича! – нагло и самоуверенно заявила юная знахарка Орнилла, вернувшись из северной деревни Корень, где она восстанавливала свой когда-то оставленный дом.

И Линар, уняв свою гордость, повел девушку, которая даже дорожного плаща не пожелала снять, в королевскую спальню. Там бледный, небритый, измотанный Фредерик, сам похожий на тяжелобольного, протянул ей горевшего в жару малыша, сказав:

– А потом проси все, что хочешь.

Орни осмотрела Гарета за пару минут и бодро объявила:

– Эту болезнь я знаю. Видала в Снежном графстве. И не только видала, но и лечила. – Она достала из своего кожаного мешка флягу. – Средство лишь одно, – громко откупорила, и по спальне разошелся сладковатый хлебный запах знаменитого огненного питья северян.

Фредерик чуть дернулся – он когда-то на себе опробовал сию водицу и знал, как она пропаливает нутро и хмелит голову.

– Этот ужас – ребенку?! – протестующее возопил Линар.

А Гарет от резкого звука испуганно и жалобно заплакал, спрятал лицо на груди отца, ручками уцепившись за его рубашку.

Фредерик метнул в доктора такой красноречивый взгляд, что тот спешно закрыл рот, опустил глаза и больше не возникал. Лишь поклонился и отошел в сторону.

– Болезнь и так затянулась, – тем временем по-деловому говорила Орни. – Если медлить дальше, уже и мое лекарство не поможет… Не волнуйтесь, государь. – И она посмотрела прямо в глаза Фредерику, которые были красны от бессонницы и отчаяния. – Всего-то – пару ложек. Это должно прочистить кровь – болезнь в ней засела. А потом – ждать… Должно помочь.

– Но ты не уверена? – дрогнув голосом, спросил король.

– Да. – Девушка-лекарь честно призналась, вздохнула и опустила глаза. – Есть еще Всевышний. Если он не пожелает помочь – тут я бессильна.

Подошла Марта, коснулась руки Фредерика:

– Мы должны попробовать. Доверьтесь Орни. А вам надо отдохнуть.

– Я не смогу спать, – отрицательно мотнул головой Фредерик.

– Просто пойдите, отдохните. – Девушка мягко улыбнулась, сильней сжав его руку. – Вы сами вот-вот заболеете.

– Хорошо же, хорошо, – пробормотал он и послушно передал тяжело дышащего и всхлипывающего Гарета в руки Орниллы.

Сам вышел в соседнюю комнату, где, в самом деле, почти рухнул в кресло у камина. У него все эти дни и ночи жутко болела голова, а теперь заболела спина и тягуче заныли, наконец-то получив отдых, ноги. Тело требовало расслабления. Но через секунду Фредерик, словно опомнившись, подхватился из кресла и опустился на колени. Перед чем? Для него не было никакого значения. Он помнил строки из Первой Книги – «молиться можно везде, где пожелает твое сердце, твоя душа…»

– Спаси и сохрани его, спаси и сохрани его, – бормотал король в каком-то полубреду: других слов сейчас у него просто не было.

Сколько прошло времени? Наверное, много. Тикали огромные напольные часы из мореного дуба в дальнем углу, за окнами занудно выла февральская вьюга, усыпая окно ледяной крупой, и полумрак просторной, но почему-то душной, комнаты плыл перед глазами, качался, растягивая контуры диванов, стола и кресел, а пересохшие, горящие губы короля шептали только это: «Спаси и сохрани»…

Вновь легкое прикосновение и тихий нежный шепот, показавшийся шепотом ангела:

– Ему лучше. Немного, правда. Но он спит. Спокойно спит. Он пропотел, и жар уходит.

– Он будет жить? – самый главный вопрос, на который три долгих дня никто не мог дать ответа, и душа попросила: «Только ДА, дайте мне это услышать!»

– Да. Все будет хорошо…

Фредерик поначалу не поверил ушам, обернулся, почему-то боясь вздохнуть. Глаза Марты мерцали рядом. Она стояла на коленях рядом с ним.

– Да, сэр, да. Это правда. – Она кивнула, видя непонимание в его глазах, взяла короля за руку. – Гарет поправится. И Орни так сказала. И все ей верят.

Он не сдержал радостного вздоха, больше похожего на всхлип, и в совершенном изнеможении сел на ковер, опершись рукою о кресло.

– Мне больно видеть вас таким, – шептала девушка. – Я бы все отдала, чтобы Гарет никогда не болел, чтобы вы никогда не страдали, – потянулась к нему.

Фредерик не сопротивлялся и обнял ее. И теперь, как тогда, во время летней грозы, после неприятных разговоров с сэром Гитбором, Марта пришла, чтобы поддержать его, укрепить, утешить. Она всегда рядом, когда тяжело. Всегда. Она чувствовала его, словно они – одно целое…

– Бог мой, как же я люблю вас, – вдруг простонала девушка, затрепетав всем телом.

И поцелуи – шквалом, водопадом, вихрем – обволокли лицо Фредерика, а тонкие девичьи руки, от которых веяло неуловимым цветочным ароматом, оплели его, распуская шнуры куртки, потом – рубашки. Когда они мягкими теплыми ладошками коснулись груди, обхватили его плечи, дав понять, что он для нее – что-то драгоценное, до боли желаемое, прорвался целый огромный океан.

– Будьте со мной, я прошу вас, – шептала Марта, забыв себя и все на свете. – Люблю, люблю, люблю… и ничего вам с этим не поделать…

Фредерик сдался, возможно, первый раз в жизни. Он был измучен, он жаждал отдыха, покоя после всех переживаний и горестей, что щедро несли ему прошлое и настоящее. Даже смерть временами казалась спасением… А спасение, утешение, как оказалось, были рядом, в этой девушке, что так беззаветно любила, отдавала всю себя и готова была принять его таким, какой он есть. Он, отбросив все условности и здравый рассудок, обреченно утонул в этих объятиях и поцелуях, не имея сил выплыть. Утонул в любви и бездонной нежности…

Кора явилась чуть позже в горячечный сон, коснулась его покрытого каплями пота лба шелковыми, прохладными губами, улыбнулась и рассыпалась на тысячи слез. Слез утешительных, облегчающих и прощающих…

Очнувшись от сна, Фредерик снова увидел над собой темные бездонные глаза. В них катил, плескал волны целый океан любви и только для него одного. Разомкнув губы, он прошептал и не узнал своего голоса:

– Марта.

– Да, – улыбнулась, отозвалась, погладив ладошкой его щеку.

– Марта, – и больше ни слова не говоря, прижал к себе девушку, утопил лицо в душистых струях темных волос…

Так он сбылся для нее. Так она спасла его…

Дворецкий Цветущего замка дал первый гонг к началу праздничного ужина в честь эринской княжны. Главный зал спешно готовили к этому событию с самого утра, как только стало известно, что в поместье вернулся король.

Повара весь день хлопотали на кухне, не отходя от плит и печей. Они уже давно не имели возможности блеснуть своим искусством (сам Фредерик любил питание попроще, без особых изысков, поэтому и заказывал самые обычные запеченное мясо или рыбу, свежие или тушеные овощи, которые, по мнению главного повара Цветущего замка, не совсем годились для королевского стола). Так что теперь господа-кулинары решили воспользоваться таким событием, как праздничный приветственный ужин, и обещали удивить разнообразными и диковинными яствами его участников.

Пока же в зале установили длинные и широкие столы, покрытые белоснежными льняными скатертями. Садовники водрузили на них пышные букеты в изящных серебряных вазах. Сновала туда-сюда прислуга, расставляя тарелки и раскладывая приборы. Тонкие колоны зала украсили гирляндами из плюща, над столом натянули шнуры с яркими флагами и лентами, а в дальнем углу в специальной нише ярко и празднично одетые музыканты настраивали свои лютни, скрипки и флейты.

Вечер обещал пройти замечательно.

Фредерик стоял у зеркала, затягивая золотые шнуры воротника своей нарядной бархатной темно-вишневой туники. В длинных разрезах на ее рукавах белела нижняя рубашка из тончайшего льна. Узкие штаны были из того же материала, что и туника. А сапоги Короля годились и для торжеств, и для похода – из прекрасной телячьей кожи, точно шитые по ноге лучшим обувным мастером стольного Белого Города, прочные, удобные и легкие. Их украшением были тонкие золотые цепочки, крепившиеся вокруг щиколоток специальными застежками; будучи ненужными в походных условиях, они легко снимались.

Закончив с хитроумным узлом на вороте, Фредерик в который раз потер горевшую после недавнего бритья левую щеку.

– Эта пощечина из-за меня, – молвила Марта, протягивая ему широкий, вышитый золотом пояс.

Фредерик покачал головой:

– Не из-за тебя. Просто я, в самом деле, заслужил оплеуху. Должен был дать Гитбору более серьезный отпор и не позволять решать все за себя… Да, я женюсь снова. Но только на тебе. – Он повернулся, проигнорировал пояс и обнял Марту. – И плевать мне на Гитбора…

– А на Королевство? – Девушка лукаво посмотрела на короля.

В ответ он улыбнулся и поцеловал ее:

– В первый раз, что ли, бросать его ради того, кто мне дорог? Дорожка-то пройденная.

– Мягко говоря, неосмотрительно так говорить, – погрозила ему пальцем Марта. – А тем более тому, у кого, как правило, слова с делом не расходятся.

– Умница ты моя! – расхохотался Фредерик. – Пойдешь со мной на ужин?

– Чтоб лишний раз заставлять княжну рвать свой пояс?

– Это была простая досада. Теперь, когда она в курсе…

– Не обманывайся. Это не простая досада.

На лице Фредерика вновь появилось то опасливое выражение, что возникло во время беседы с Уной у озера, а уши его забавно порозовели. Марта засмеялась:

– Ты удивлен? Ошеломлен? Сбит с толку? Удивительно. Ты всегда нравился женщинам. Неужели это для тебя открытие?

Король Южного Королевства покраснел уже целиком – от макушки до шеи – и неуверенно потер щеку:

– Может, не стоило бриться?

Тут Марта звонко расхохоталась.

– Вот уж видеть Судью Фреда, Короля Фреда смущенным мне еще не доводилось… Не все про тебя я, оказывается, знаю. – Потом положила руки ему на плечи, встала на цыпочки, чтоб достать губами его губы, поцеловала, шепнула ласково: – Поверь: даже небритый ты не спасешься. По крайней мере, от меня…

– Успокоила, называется. – Фредерик, улыбаясь, притянул Марту ближе. – И все-таки, на ужин ты пойдешь. Куча знати будет за столом. Все в курсе, кто ты для меня, и как же я явлюсь один?

– Как прикажете, государь. – Марта ступила на шаг назад и вежливо, церемонно поклонилась.

– Никогда мне так не говори. – Фредерик слегка нахмурился. – Ты мне не слуга и не наложница.

– Тогда позволь мне остаться с Гаретом, – хитро блеснув глазами, ответила Марта.

Фредерик широко улыбнулся:

– На это я согласен…

Тут же, безо всяких обиняков, он прошел вместе с девушкой в комнату сына, что сообщалась с его покоями.

Королевич сидел на полу, на мягком ковре из светлых овечьих шкур, и строил что-то башнеподобное из деревянных кубиков. Рядом в особом кресле, снабженном колесами, стучала спицами дама Ванда – всем известная королевская няня, ходившая еще за Фредериком. Она вязала что-то мелкое из синих и белых ниток, то и дело посматривая на малыша. Имея уже лет семьдесят от роду, Ванда совершенно поседела, сгорбилась и осунулась, она совсем мало ходила, но присматривать за королевичем считала своей непреходящей обязанностью. «Глаза мои, слава богу, еще в порядке», – говаривала она.

Фредерик весьма нежно поцеловал старушку в руку, потом в щеку и повернулся к радостно запрыгавшему сыну:

– Идешь со мной, лисенок.

– Ура! Ура! – прокричал Гарет (ему явно надоело возиться с кубиками) и бросился к отцу на руки.

– Куда это он идет? – удивилась Марта.

– На ужин, детка, – улыбаясь, отвечал Король, удобнее пристраивая малыша на локте. – Я ведь говорил – вся знать соберется, все поместье… Гарет не исключение. А ты – с ним.

– О! – вырвалось у нее. – Нечестно!

– Еще как честно, – мягко заговорил он, – и справедливо. Не тебе прятаться и пережидать. Ты идешь со мной и за столом сидишь рядом со мной и моим сыном… Пойми, это очень важно для меня.

Марта смирилась, а дама Ванда одобрительно закивала своему бывшему воспитаннику.