Глава 16
… И все же неприятный червячок недоразвеянного смятения ворошился в душе.
Шагая по пустым коридорам замка вслед за волохом, Всеволод размышлял – спрашивать, не спрашивать. Боялся спросить. Боялся услышать ответ. Не тот ответ, на который рассчитывал – другой.
Все же, решился. Выпалил одним духом:
– Бранко, кто такая лидерка?
Волох остановился – резко, будто напоровшись на копье, быстро обернулся, пытливо взглянул на спутника.
– Почему ты спрашиваешь об этом, русич?
– А ты можешь просто ответить, не задавая вопросов? – обозлился Всеволод.
Бранко пожал плечами:
– Лидерка – темная тварь, в чем-то подобная стригою-кровопийце. Но опаснее, гораздо опаснее. И много коварнее. Может пить кровь, а может вытягивать жизнь иначе.
Как иначе, Всеволод уточнять не стал. Это ему уже объяснили. Популярно. Во всех подробностях. Сейчас его интересовало другое:
– Лидерка способна являться днем?
А то ведь… «Солнышко покамест не село, ночь не наступила, нечисть не выползла».
– Я же сказал – она подобно стригоям, – настороженно ответил волох. – А стригои не живут под солнцем.
Фу-у-ух! Прямо от сердца отлегло. Полегчало неописуемо. Сразу. Вот теперь последние сомнения отлетели, растаяли как дым. Что и следовало доказать! Эржебетт не прячется от солнца, а тевтонский старец-воевода путал и пугал его без всяких на то оснований. Бернгард, видимо, попросту вбил себе в голову, что в замке рыцарей-монахов нечего делать юной деве, и любой ценой – в том числе и ценой лжи – пытается избавиться от Эржебетт. Что ж, теперь ему это не удастся..
– А в чем дело, Всеволод? – серьезно спросил Бранко.
– Ни в чем, – улыбнулся он. – Идем. Ужин стынет.
День выдался не постный, однако потчевали хозяева скудно. Стол оказался по-монашески скромным и едва-едва позволял без особой радости набить брюхо нехитрой пищей. Пустая похлебка, каша, хлеб, вода, немного сыра, совсем немного мяса… В общем-то, достаточно, чтобы поддержать силы, но, конечно, не сравнить с тем изобилием, которым встречала русичей перевальная застава Золтана. То ли орденские братья, чуждые греху чревоугодия, всегда так питались, то ли уже начинали экономить припасы из оскудевших замковых кладовых.
Долгая молитва, скорая трапеза…
В просторном помещении с длинными, составленными «воротцами» столами и лавками было тихо. Как на поминках. За едой никто не разговаривал. Тевтоны жевали молча и быстро. Без удовольствия глотали неаппетитную стряпню. Думали о невеселом – о приближающейся ночи. О предстоящей битве думали. Безмолвными тенями скользили кнехты и оруженосцы, прислуживавшие за столом.
Вместе с воинами Всеволода, Сагаадая и Золтана ужинали и рыцари Бернгарда, вернувшиеся из дневной вылазки. Сам магистр сидел во главе унылого пиршества. Видимо, уже попрощался с павшими. Бернгард был явно не в духе.
Ел тевтонский старец-воевода мало и часто посматривал исподлобья в сторону русского воеводы. Так зыркал – кусок в горло не лез. Всеволод испытующие взгляды Бернгарда игнорировал, а под конец трапезы попросил у хозяина замка позволенья отнести немного пищи к себе в комнату.
Для оруженосца… Который не смог выйти… Потому что готовит снаряжение господина… К бою… Ну, и прочая чушь, высказанная во всеуслышание. Разумеется, отказать Бернгард не мог. Магистр кивнул, поджав тонкие губы.
Тевтонского кнехта с парой деревянных мисок Всеволод сопроводил сам. До двери, за которой ждала Эржебетт.
Велел помощнику поставить чашки на пол и уходить. Выждав, пока кнехт удалиться, постучал условленным стуком, позвал…
Дверь распахнулась сию же секунду. Будто с той стороны давно ждали, положив руку на засов. А ведь, пожалуй, что так оно и было. Эржебетт, привалившись спиной к дверному косяку, вперилась взглядом в собственное ложе. Лица ее Всеволод в полутьме не разглядел, но по напряженной позе понял: девчонку что-то не на шутку встревожило.
Что на этот раз?
– В чем дело? – тихо-тихо, одними губами спросил Всеволод.
А руки уже тянулись к мечам. Сами, непроизвольно.
Эржебетт приложила палец к губам…
«Просит не шуметь…» – понял Всеволод.
… потом – к уху…
«… И послушать»
…а после тем же пальцем указала на… На сундук у стены? На стену за сундуком?
Он замер. Прислушался. Услышал… Тихонькое такое поскрябывание. Где-то там – то ли за сундуком, то ли под сундуком.
Улыбнулся. Выдохнул с облегчением. Эх, Эржебетт, Эржебетт… Пуганая ворона куста убоявшаяся. Видать, Бернгард тебя, бедняжку, настолько настращал, что теперь даже вездесущее мышиное племя жить спокойно не дает.
Всеволод вложил вытянутые уже наполовину мечи обратно в ножны. Подошел к ее ложу. Молодецки гаркнул:
– Ух!
Громыхнул об пол тяжелым сапогом.
Ну, вот и все. Вот и тишина.
– Не бойся, Эржебетт. Мыши…
Девчонка растерянно хлопала глазами. «Ну, дуреха!» – ласково подумал Всеволод.
– Мыши, понимаешь, мы-ши, – с широкой улыбкой попытался втолковать он. – Пи-пи-пи, понимаешь?
Она тоже натуженно улыбнулась в ответ. Может, просто серых хвостатых грызунов боится? Что ж, бывает…
– Поешь, – сказал Всеволод. – Я тут урвал тебе кое-что с тевтонского стола. Не самые изысканные явства у монахов нынче в ходу, конечно, но все-таки. Эвон, даже мышки еду почуяли, сбежались…
Поужинать они в тот вечер успели. Отдохнуть – нет. Насладиться друг другом – и подавно. А ведь славно все складывалось. Эржебетт, насытившись, потупила взор. Чуть покраснев (Ишь, стыдливая какая… до поры до времени.) сбросила одежды и первой потянулась к Всеволоду, вновь ища у него защиты, успокоения и нечто большего, но…
Но… но… но…
Повториться безумству их первой страстной ночи сегодня было не суждено. Та ночь в монастыре прошла спокойно, а вот эта…
Закатное багровое зарево погасло быстро, окончательно и бесповоротно. Бесследно сгинули в ночном мраке последние отблески закатившегося светила. И почти сразу же наблюдатели на сторожевой площадке донжона подняли тревогу.
Протяжный рев сигнального рога огласил сгустившиеся сумерки.
И замок, давно уж замерший в тягостном ожидании, ожил.
Эржебетт – обнаженная и такая манящая – вздрогнула.
Всеволод не без усилий отстранился от девушки. Пробормотал:
– Извини, не до того сейчас.
Не хотелось, ох, жутко не хотелось уходить, но хорош же будет воевода, милующийся с зазнобой, покуда дружина бьется против нечисти.
Всеволод подскочил к узкому окошку-бойнице, глянул вниз.
Внизу – суета. Топот. Крики. Бряцанье оружия. Яркие огни факелов. Мечущиеся тени. Тевтоны – уже облаченные в серебрёную броню и похватавшие оружие с серебряной насечкой – спешили на стены, где каждый знал свое место.
Эржебетт порывисто встала, подхватила одежду, готовая следовать за ним. Только сейчас это совсем ни к чему. Тем более – в этаком-то виде. «Хорошо хоть сам раздеться не успел!» – промелькнуло в голове.
– Запрись и жди, – бросил Всеволод встревоженной девушке.
Чтоб понятней было – указал на дверь, на засов.
– Не бойся, Бернгард сюда не явится.
Не до Эржебетт ему сейчас будет. Место тевтонского старца-воеводы сейчас – тоже на стенах. Их всех место сейчас на стенах.
Подхватив мечи, Всеволод в два прыжка выскочил из комнаты в коридор. Уже на бегу услышал, как за спиной сухо стукнул засов. Хорошо… Заперлась. И будет ждать.
Русичи, татары и шекелисы, не получавшие пока никаких приказов, выстроились во внутреннем дворе замка. Встали в середке, в широких проходах так, чтобы не мешать суетившимся у стен орденским рыцарям и кнехтам. Они, как и Эржебетт, ждали. Но – с оружием в руках. Своей очереди ждали. Команды, распоряжения. Хоть какой-то, хоть какого-то. Осматривали и проверяли оружие, натягивали тетивы на луки, пересчитывали стрелы в колчанах.
Ждали…
Тевтонского магистра Всеволод отыскал в надвратной башне. Мастер Бернгард – при полном доспехе, в шлеме с поднятым пока забралом, с мечом на перевязи и с шестопером на правом запястье – стоял на широкой боевой площадке меж двумя разложенными шалашиками кострами. Рядом к заборалу прислонены несколько факелов, в сторонке – охапка толстых, обмотанных промасленной паклей зажигательных стрел. Там же – три громадных крепостных арбалета.
Над кострами уже поднимались первые струйки дыма. «Только-только разожгли», – догадался Всеволод.
Магистр что-то объяснял столпившимся вокруг немцам. Латная перчатка Бернгарда указывала на ров. Широкий провал с небольшой плотной насыпью по краю, чернеющий меж внешней замковой стеной и осиновым частоколом, едва просматривался в темноте. Однако и без помощи ночного зрения Всеволод разглядел топорщившиеся внизу бесформенные завалы: связки хвороста, сухие ветки и сучья, цельные лесины. От рва отчетливо тянуло чем-то резким, противным. Уложенный за день гигантский костер щедро, не скупясь полили горючей смесью. Немного огонька – и все это вспыхнет за милую душу!
– Как прикажу поджигать, палите одновременно там, там, и вон там еще, чтобы огонь пошел сразу, отовсюду, во все стороны, – расслышал Всеволод слова орденского старца-воеводы. – Брат Томас, за ров отвечаешь ты…
Кастелян (лицо Томаса полностью закрывал глухой шлем-горшок, но Всеволод узнал замкового управителя по отсутствующей левой руке), Конрад (бывший посол пока держал свой шелом в руках, не надевая) и еще четверо кнехтов в касках с широкими полями кивали, внимая распоряжениям магистра.
– Штурм? – Всеволод подступил ближе. – Уже?
Магистр мельком глянул на него:
– Пока еще нет, русич. Пока под водами Мертвого озера только открывается Проклятый проход. Видишь, во-о-он там…
Бернгард махнул в сторону горного плато. Отсюда озеро было видно не так хорошо, как с верхней площадки донжона, но все же… Все же – видно… И мрак ночи – не помеха, ибо озеро зловеще светилось в темноте. Да, все, как и говорил Томас – тусклый зеленоватый свет, будто от гигантской болотной гнилушки. Свечение, похоже, шло снизу и рассеивалось то ли в пелене густого тумана, то ли в клубах невесть откуда взявшегося дыма, что густо вился над мертвыми водами.
Вот, значит, как оно открывается… Озеро. Проклятый проход. Порушенная рудная граница.
– Сколько у нас времени? – поинтересовался Всеволод.
Бернгард пожал плечами:
– Столько, сколько потребуется нечисти, чтобы спуститься с плато и подойти к замку. Где-то к полуночи твари будут здесь. Впрочем, те нахтцереры, которые прошли границу прежде, а днем отсиживались по окрестностям, окажутся под стенами раньше. Так что, чем скорее мы изготовимся к битве, тем лучше.
Это верно. С этим Всеволод был полностью согласен.
– Что делать нам, мастер Бернгард? Где встать? Мои дружинники томятся в неведении. Да и татары тоже. И шекелисы Золтана.
Магистр ненадолго задумался и, приняв решение, кивнул:
– Скажи Сагаадаю, пусть ставит своих лучников на северную стену. Там не хватает хороших стрелков.
Бернгард повернулся к кастеляну:
– Брат Томас, пока есть время, распорядись выдать нашим союзникам огненную смесь и зажигательные насадки на стрелы. Наконечники с серебром – я видел – у них имеются. Но в колчанах у татар есть и обычные стрелы. Нужно, чтобы сегодня от них тоже был прок.
– Сделаю, мастер Бернгард, – однорукий рыцарь бегом бросился вниз по каменной лестнице.
– А остальные? – нахмурился Всеволод. – Что делать остальным?
– Ждите внизу, во дворе замка, – не оборачиваясь, ответил магистр.
– Вообще-то, мы ехали сюда не ждать…
– А сражаться, – перебил его тевтон. – Знаю. И это от вас не убежит, русич. Я пошлю твою дружину туда, где будет особенно туго. Но для этого вы должны быть под рукой. Свежими и злыми.
Похоже, пришлых союзников орденский старец-воевода решил во время первого боя подержать в резерве. Что ж, ладно. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут, а Бернгард как-никак собаку съел на защите этого замка. Ему, должно быть, виднее, но…
– Я все же останусь здесь, – твердо заявил Всеволод. – Хочу видеть. Все.
– Твое право, – магистр пожал плечами. – Я тоже занимаю позицию на воротах. Отсюда, в самом деле, видно многое. Отсюда удобно управлять обороной.
