Его движения в неверном свете трескучего факела не уловил, не заметил никто. Никто, наверное, и не понял, отчего ухмылявшийся мгновение назад Бенедикт вдруг подался назад.

Веревки, как казалось до сих пор, туго и надежно стягивавшие запястья Джезмонда, словно по волшебству спали с пленника. Откуда–то из широкого рукава в ладонь брави скользнул миниатюрный кинжал с узким лезвием.

— Убить! Всех! — хрипло вскричал «святой отец».

Бенедикт уперся спиной в стену, сунул руку под рясу. «Ищет пистолет», — понял Бурцев.

Однако сразу вырвать оружие из путаных складок монашеского одеяния оказалось не просто. А Джезмонд уже прыгнул к жертве. Удар наемного убийцы был молниеносен. Удар был неотразим: снизу вверх, под левое подреберье. Этот одноглазый тип прекрасно владел приемами ножевого боя!

Однако и Бенедикт демонстрировал завидную реакцию. Первый выпад противника штандартенфюрер отбил ногой. Рука брави ушла в сторону, но клинка своего Джезмонд не выпустил, развернулся, рассек воздух обманчивым движением. И пырнул снова — коротко, сильно. И вновь острие кинжала не достигло цели. Отточенная сталь пропорола черную ткань, скрежетнула по металлу.

Ого! А святоша–то наш, оказывается, носит кольчужку под рясой! Да не простую, небось, а созданную в тайных лабораториях Третьего Рейха.

Джезмонд не растерялся, не потерял ни мгновения: нанес третий удар. И целил уже под капюшон — в незащищенное лицо монаха–эсэсовца. Уклониться — нельзя. Бенедикт попытался резким движением перехватить левой рукой руку убийцы. Чуть–чуть промахнулся: пальцы штандартенфюрера цапнули острую сталь. Сдавленный вскрик. С левой руки немца брызнула кровь. Но правая уже держала «вальтер».

Словно почуяв, откуда исходит опасность, одноглазый киллер не разворачиваясь, почти вслепую полоснул бритвенным лезвием по правому запястью псевдомонаха. Еще вскрик… Пистолет ударился о каменные плиты пола.

— Убить!

Да, сейчас Бенедикт мог только кричать. С порезанной левой ладонью и рассеченным правым запястьем не шибко–то подерешься.

— У–бить!

Вообще–то времени для исполнения приказа — выше крыши. Давно уж можно было скосить дерзкого брави очередью. А при достаточной расторопности — и достать мечом. Непонятно, почему стража медлит? Тормозная какая–то у Бенедикта охрана. Да и венецианцы эти тоже…

Бурцев глянул на дверь темницы. И сразу понял все. Точнее, окончательно запутался в происходящем.

Один эсэсовец с разрубленной грудью валялся у ног «эллина». Скрюченные мертвые пальцы вцепились в «шмайсер», но так и не сделали ни единого выстрела. А начальник венецианской стражи добивал второго фашиста. Выроненный «МП–40» лежал в стороне. Широкий палаш кондотьера поднимался и опускался над согбенным телом. Тело шаталось и истекало кровью. Потом тело упало.

Подручные «эллина» уже нанизали на копья обоих тевтонских рыцарей. Орденские братья — без кольчуг, так что копейные острия легко вошли в нагрудные кресты белых котт, вышли из спин и припечатали тевтонов к стене прежде, чем те успели пустить в ход мечи.

Погребенные за плотно прикрытой дверью крики штандартенфюрера СС вряд ли слышали снаружи. Предсмертные хрипы отца Бенедикта и его охраны — тоже.

— Стой, Джезмонд! — Бурцев попытался остановить неотвратимое — у него еще имелись вопросы к штандартенфюреру. — Стой!

Да кто бы его тут послушал!

Узкий клинок брави скользнул где–то под подбородком Бенедикта. Кровавый фонтан ударил в серую осклизлую стену, оставил на каменной кладке жирный след. Бульканье в рассеченном горле, недолгая судорога…

Все! Ниточка к Аделаиде была перерезана вместе с сонной артерией отца Бенедикта.

Да, венецианский брави Джезмонд Одноглазый не зря ел свой хлеб. Операция по ликвидации эсэсовца–монаха была проведена блестяще. Бурцев плюнул с досады. Более чем блестяще проведена! Правда, вряд ли теперь этим рыцарям плаща и кинжала удастся незаметно улизнуть из Бенедиктова логова…

Тело штандартенфюрера еще подрагивало, когда дверь в темницу отворилась. Прокол–с, синьор брави! На пороге возникла фигура великана в грязном, заляпанном темными разводами фартуке. Ага, прибыл палач, за которым посылал отец Бенедикт. И не один: бледное лицо знакомого уже Бурцеву кнехта–служки выглядывало из–за широкой спины вошедшего. С полсекунды длилась немая сцена. Потом…

— О майн Готт! — детина в фартуке с неожиданным для его габаритов проворством шагнул назад, отпихнув кнехта, схватился за дверь.

Захлопнуть ее, задвинуть снаружи засов — и наемный убийца со своими подручными окажется в ловушке. Ближе всех к выходу стоял «эллин» — кондотьер. Он–то и бросился в атаку.

Не успел.

Дверь захлопнулась.

И тут же распахнулась вновь. Грузное тело заплечных дел мастера ввалилось в темницу, упало на трупы эсэсовцев. В широкой спине палача торчал короткий меч кнехта. Сам же он — по–прежнему бледный и нервно улыбающийся — снова стоял на пороге. Махал руками, шептал:

— Шнель! Шнель!

Бурцев хмыкнул. Ну, дела! Тут, блин, оказывается, заговорщик на заговорщике сидит и заговорщиком же погоняет.

— Откуда взялся этот громила в фартуке? — зашипел «эллин» на тевтонского служку. — Ты, что ли, привел?!

Кнехт испуганно замотал головой:

— Хэр хэнкер пришел с отцом Бенедиктом. Ждал за дверью. Услышал крик. Захотел посмотреть. Я просил не беспокоить отца Бенедикта. Он не слушал. Сказал, чтоб я бежал за подмогой, а сам открыл дверь…

— Хватит болтать, — оборвал Джезмонд сбивчивый лепет немца. — Вон теми лучше займись.

Брави указывал кнехту на колодников.

Так, значит, да? Бурцев невесело усмехнулся. Все правильно: профи не должны оставлять случайных свидетелей. На то они и профи.

Кнехт вырвал меч из спины убитого. И, не пряча окровавленной стали, торопливо засеменил к пленникам. Первым на его пути был Бурцев.

Клинок, царапая колодку, коснулся шеи. Мазанул чем–то липким по коже. Кровь. Пока чужая…

Бурцев сжал зубы, зажмурил глаза.

Что ж, так тоже можно освобождать из колодок — снимая голову с плеч.