Глава 17. Эльмунд
Ты же нынче
скорбящее сердце
скрепи надеждой…
«Беовульф»
Зима 455 г. Карфаген
Мальчишку звали Эльмунд, Эльмунд сын Ингульфа. С тех пор он жил у Саши… в качестве слуги – именно так было сказано Маргону.
О, как вспыхнули глаза парнишки, когда Александр вдруг закатал рукав туники, показав точно такую же татуировку – штурвал, ленточка с якорями, надпись… только это была правильная надпись – «Товарищ», а не «Тобариш», как у Эльмунда. «Тобариш» – Ингульф делал так, как помнил.
Они тогда сразу же пошли в таверну, в «Ногу повешенного», она как раз находилась недалеко, и первое, что спросил хевдинг – кто у парнишки отец?
– А тебя как зовут, уважаемый? – подросток хитро прищурился, наверное, все еще до конца не верил.
– Александр, – просто отозвался Саша. – Александр Рус. Твой отец, Ингульф, был моим другом и братом. Ты не хочешь говорить, что с ним?
– Я… я не знаю, – мальчишка растерянно захлопал ресницами. – Говорят, он был схвачен и казнен, как заговорщик. Мы жили в Гадрумете, скрывались… его узнал некий Алагис-хевдинг – случайно встретил на рынке. Или – не случайно, выдал кто-то из своих… Через пять лет после разгромленного мятежа. Выдал. Но… никто никогда не видел отца распятым! И потом лично Гуннерих приказал умертвить мою мать… и меня.
– А кто была твоя матушка?
Парнишка гордо вскинул голову:
– Эрмендрада, дочь Готбальда Старого! Внучатая племянница Гейзериха.
– Тсс!!! – Александр тревожно оглянулся и приложил палец к губам. – Не говори об этом так громко – здесь и у стен могут найтись уши. Значит, твоя матушка – родственница правителя… выходит – и ты…
– Выходит, и я, – пожал плечами мальчишка.
– А ты знаешь, парень, этим вовсе не стоит хвастаться! Наоборот, о твоем родстве стоит поскорее забыть – слишком уж оно опасно.
– Я знаю, – тихо промолвил Эльмунд. – Моей бабушкой была сестра Гуннериха, правителя асдингов и си…
– Тише! – Александр поспешно заткнул мальчишке рот. – Умоляю тебя, тише! Не стоит трепаться о своих родичах в таких местах, где твои слова может услышать кто попало.
– Но ты же не кто попало! Ты же – побратим отца… Он о тебе много рассказывал, мне тогда было лет пять, наверное. Но я запомнил! Отец говорил, что ты исчез, ушел в свою небесную страну, чтоб никогда уже не вернуться.
Молодой человек опустил глаза: да-а… именно это он и сказал тогда побратиму Ингульфу. Перед тем, как уйти… попрощался.
– А я вот почему-то знал, что когда-нибудь тебя встречу! – неожиданно улыбнулся подросток. И тут же нахмурился: – Только вот не думал, что так… Ты служишь Гуннериху?
– Нет, – Александр отозвался, не задумываясь. – Только себе. И тем, ради которых живу. Я здесь с важным делом, а друзья мои затерялись в военных походах. Каждый человек ценен и… если у тебя, Эльмунд, нет важных и неотложных дел, то я хотел бы попросить… не согласился бы ты кое в чем помочь мне?
– О, конечно же! – лицо мальчишки озарилось радостью.
Вообще, он был очень похож на отца, такой же светловолосый, худенький, с таким же вздернутым носом… вот только глаза – блестящие, густо-карие, наверное – в маму.
– Клянусь Святой Троицей, – Эльмунд даже привстал. – Я сделаю все, что ты попросишь, ибо ты – единственный друг моего отца… брат даже! Матушка говорила, как отец сокрушался, что тебя не было на их свадьбе.
– Ты клялся Троицей? – тихо спросил Саша.
– Да! Я кафолик.
Час от часу не легче! Мало того что – сын заговорщика и опасный королевский родич, так еще и это… быть кафоликом в царстве ариан это было чревато…
– Идем отсюда, – подождав, когда парнишка насытится – а ел тот жадно, – Александр расплатился с трактирщиком и, быстро поднявшись, вышел, дожидаясь Эльмунда у входа. Впрочем, того не пришлось долго ждать.
– Ты сказал, пять лет как ты без родителей… Где ж ты все это время жил, что делал?
Подросток опустил глаза.
– Можно, ты не будешь об этом спрашивать?
– Хорошо, не буду. Тогда идем – пока поживешь у меня. Если, конечно, не передумал.
– Нет-нет! Не передумал, что ты! – Эльмунд выкрикнул это поспешно, испуганно. Как будто боялся, что неожиданно обретенный родич (вот именно – родич) сейчас возьмет и сгинет.
– Сейчас нам налево… Вон за тем прекрасным храмом!
– Это – церковь еретиков!
Ишь ты… однако.
– Нам сейчас – полево, – забывшись, Александр произнес по-латыни.
– Надо говорить «влево», а лучше – «налево», – тут же поправил Эльмунд. – Матушка меня учила ромейской речи.
– Тебе придется немного изображать моего слугу.
– Как прикажешь!
Ну, хоть с этим, наверное, проблем не будет. Паренек был в чем-то очень наивен, вот просто так взял да пошел вместе с вовсе не знакомым, по сути, человеком. Ну и что, что – «Товарищ» на левом предплечье? А вдруг…
По пути Эльмунд постоянно скашивал глаза и радостно улыбался – ну, еще бы ему не радоваться: вдруг да обрел родственника! А до этого жил, потеряв все… Как именно жил? Да просто-напросто выживал, одиночка здесь никому не нужен, скорее всего, нищенствовал, либо… либо пристал к какой-нибудь шайке и промышлял разбоем, других вариантов нету. Потому и рассказывать ничего не хочет. Ладно, до конца весны время есть. А вдруг да повезет хоть что-нибудь узнать об Ингульфе? Только надо осторожно, под видом борьбы с остатками заговора. И не по своей воле, вестимо – подобная инициатива здесь вызывала самые обоснованные подозрения. Если порученец сам, без высочайшего указания, вдруг начинает где-то что-то копать – значит, это ему зачем-то нужно. А зачем привлекать к себе ненужные подозрения? Вот если только мягонько, эдак почти незаметно, натолкнуть начальство на нужный приказ… что Саша и сделал уже через пару недель с того момента, как сынишка Ингульфа поселился в его доме… в съемных апартаментах – так будет вернее.
Как обычно, по вечерам они сидели втроем в «Черепе» или «Вишне» – Александр и его коллеги-соперники – Эвдальд-Корабельщик и Манций-Зерно, лениво потягивали вино, посмеивались, обсуждали последние сплетни, в общем, как старые друзья-приятели, но при всем при том каждый из троицы имел всякие основания подозревать других в наушничестве… и наушничал сам. В том числе и Саша – а как же иначе он мог отвечать на прямые вопросы Гуннериха об этих двоих? Правда, по-крупному он их не закладывал, так, докладывал о всякой мелочевке – о девочках, о пьянстве и всем таком прочем, который кто бы другой и грехом-то не считал, но вот Гуннерих… Этот тип мотал на ус все! Что же докладывали о нем самом, Александр мог только догадываться… впрочем, ничего особо страшного наверняка в тех доносах не было, потому что, если б было, так наследник-то на расправу скор!
Сначала обсуждали каких-то пьяниц, не столько с осуждением, сколько с веселым сочувствием, потом перешли на недавнюю драку, случившуюся то ли в «Ноге», то ли в «Черепе», потом, как-то само собой – при умелом направлении Саши – беседа перекинулась на давний заговор, искры которого, как всем почему-то казалось, еще тлели.
– Да-да! – распаляясь, бил себя в грудь Эвдальд. – Не все, не все еще погасло, еще тлеет костер и теплится пламя – ведь у казненных остались братья, дети, племянники и прочие другие родичи, а ведь все знают, что дурную траву надобно вырывать с корнем!
– Все правильно! – охотно поддакнул хевдинг. – Нам всем нужно не слишком-то расслабляться.
На следующий день Гуннерих их вызвал всех! И поручил – каждому, наряд со всеми прочими делами, заняться, по мере возможности, прежними заговорщиками, точнее сказать – новыми, прежние-то были давно казнены.
– Но их дети и прочие родичи могут захотеть отомстить! – наследник четко выразил вчерашние мысли всех троих своих подчиненных. – Вот, взять хотя бы тот недавний случай, когда вы, ротозеи, совсем никого не нашли.
– Мы еще и не закончили искать, господин, – негромко напомнил Манций.
Эвдальд ухмыльнулся:
– У нас же есть улика – лук!
– Хм, лук… и что с этого? – Темные глаза Гуннериха наливались гневом.
– У тебя были хорошие доспехи, господин, – осторожно произнес Корабельщик. – Но все же их можно было пробить из такого лука…
Наследник вскинул голову:
– Что вы хотите сказать?
– Это боевой лук, – пояснил Манций. – Кто-то просто не смог натянуть тетиву в полную силу.
– Значит, стреляла женщина! – Гуннерих вовсе не был глуп. – Или ребенок. О, это все семена… старые семена заговора. Не до конца выкорчевали ростки… из которых может снова вырасти лес.
– Значит, эти ростки нужно поскорее вырубить, господин. Выжечь!
– Да! Но сначала – найти. Чем вы, я смотрю, не особо и занимаетесь.
– Но, господин…
– Быстрее надо искать. Быстрее! – Гуннерих нехорошо прищурился. – Найдите того, кто в меня стрелял, подвергните пыткам, узнаете, с кем связан… Мне вас учить? Тогда – за работу. И помните – всех прежних – и новых – дел с вас никто не снимал.
Это называлось – получить от начальства «втык». Причем в данном случае – очень даже за дело, точнее, за его отсутствие – не состоявшегося убийцу-то так и не нашли.
– А ведь наследник прав, говоря о женщине или ребенке, – вполголоса рассуждал по пути Манций. – Мы ведь искали мужчину, воина. Значит, надо снова послать людей по тавернам… искать женщину! Ребенок… хм… вряд ли.
– Да! – кивнул Александр. – Мне тоже почему-то кажется, что это женщина. И это составит немало трудностей в поисках – ведь всем известно, что женщины чрезвычайно хитры и коварны. Знаете, с кем следует поговорить в первую очередь? С куртизанками! С веселыми девками из лупанариев и харчевен – уж эти-то знают все!
– Поистине, лучше не скажешь! – Манций-Зерно даже не скрыл своего восхищения. – Именно так и поступим – надо обойти все лупанарии и харчевни… людей у нас не хватает, придется самим.
– Только прежде распределим все места, чтоб не мешать друг другу.
– Да-да, прямо сейчас и распределим, вот придем только…
Они так и шли туда, куда обычно ходили – в «Ногу», где их ждало недурное вино, вкусная закуска и приятное общество падших женщин. Ну, а как же иначе было пережить только полученный выговор?
Нельзя сказать, что Маргон и Эльмунд подружились, парнишка все же держался замкнуто, и с ушлым помощничком хевдинга в разговоры не лез. Может быть, не хотел, а, скорее, просто не считал того себе ровней, брезговал. Ну, с чего бы благородному воину точить лясы с простолюдином? Это понятие «благородство» зарождалось в королевстве вандалов быстрее, нежели в других «варварских» государствах, наверное, потому, что здесь, в Северной Африке, завоеватели очень четко старались отделять себя от покоренных римлян. Не всегда это, конечно, еще получалось, но все же было хорошо заметным, да и вообще, первое, что сделал Гейзерих, завоевав власть, это резко повысил налоги на местную знать, а вот варвары почти ничего не платили. «Благородный воин» – это уже и в те времена кое-что значило! Так что Эльмунд вел себя правильно и разговаривал по душам только лишь с одним хевдингом. Маргон же поначалу пытался жаловаться.
– Этот наш новый слуга, господин… Может, стоит его наказать? слишком уж он неуживчивый, злобный. Вчера попросил его сбегать в лавку, так он та-ак огрызнулся! Пришлось самому бежать. Хотел дать подзатыльник, так этот чертов парень чуть было меня не зарезал! Господин Александр, надо обязательно отобрать у него нож.
– Ничего, Маргон, – смеясь, отмахнулся Саша. – Этот парень нам еще пригодится.
– Пригодится? Не думаю.
– К тому же он не раб… и вовсе не требует жалованья, служит лишь за миску похлебки – чем плохо?
– Ну, если именно так рассуждать… – Маргон замялся – он-то как раз и намеревался попросить прибавки… да вот выбрал не очень-то удачный момент.
– А насчет наказания – ты, верно, прав, друг мой. Давай-ка пришли этого строптивца сюда!
– Слушаюсь, господин Александр! – парень, явно обрадованный, вышел, не прикрыв за собой дверь.
Саша посмотрел ему вслед и ухмыльнулся: вообще-то, Маргону грех было жаловаться на жизнь! Да, конечно, как от помощника в делах от него было довольно много толку, но ведь служил-то этот парень вовсе не бесплатно, получая вполне приличное жалованье, да и жил, так сказать, на полных господских харчах. А работой по дому Александр его не обременял.
– Звал, хевдинг?
Эльмунд заглянул в дверь, однако не поклонился, он вообще не любил гнуть спину, да и вот, называл Александра не господином, а исключительно хевдингом – вождем, ведь вождю служить не зазорно. Хотя… вообще-то мог бы называть и дядюшкой, а что – Саша с Ингульфом были побратимами. Как вот с Оффой… Где-то они все теперь? Умнющий, но слегка косящий под дурачка, верзила Оффа Лошадиная Челюсть, простоватый, но прямой и четный, Фредегар, несколько замкнутый в себе скромняга Рутбальд, Гислольд – восторженный романтик разбоя… Верная дружина… Александр стиснул зубы – жаль, если ребята погибли, жаль…
– Что с тобой, вождь? У тебя сейчас было такое лицо…
– Садись, Эльмунд… ты чего такой грязный?
– Да вот, чистил твой меч, – улыбнулся мальчишка. – Кстати, он у тебя, честно сказать, не очень… Неподходящий для хевдинга, о чьих славных подвигах рассказывал мне в раннем детстве отец.
– Ты прав, прав, о юный друг мой, – негромко рассмеялся Саша. – Хродберг, славный меч, подаренный мне твоим отцом, увы, остался дома. Я просто не успел его прихватить, когда… Когда злобные оборотни похитили мою жену! Пришлось срочно пускаться в погоню!
Вот так вот – ни больше, ни меньше. А почему, собственно, Александр должен сейчас все время врать, выдавая себя за кого-то другого, что, кстати, весьма нелегко? Слава господу, сейчас отыскалась хоть одна родная душа.
Глаза Эльмунда округлились в затаенном восторге:
– Ты… ты догнал оборотней?! И убил?!
– Увы… – молодой человек с горечью развел руками. – Сам дьявол благоволил злодеям… но я уже почти настиг их черный корабль. Он где-то здесь, рядом, у побережья. Ты ведь жил в Гадрумете, так?
– Да, мой вождь.
– И знаешь гадруметскую дорогу?
– Знаю все побережье, и очень даже хорошо. Хевдинг! Мы вызволим твою супругу и убьем всех оборотней – в этом деле ты смело можешь рассчитывать на меня!
– Что я сейчас и делаю, – молодой человек снова рассмеялся. – Собирайся, завтра мы выезжаем с утра. Вернее, я выезжаю, а вы идете пешком. Там где-нибудь можно нанять лодку?
– На побережье есть много рыбацких селений, только… вряд ли рыбаки дадут нам лодку зимой, когда почти постоянно штормит. А – парнишка вдруг приосанился. – Не дадут – так возьмем силой!
Штормит… А ведь точно – штормит. Значит, «Тремелус» должен отстаиваться в какой-то надежной бухте, скорее всего – небольшой, не очень заметной с моря и берега. Ну, с моря сейчас вряд ли кто пожалует – не сезон, а вот с берега… Охотники, паломники, крестьяне… Гунна говорила – там дубовая роща.
– Дубовая роща? – Эльмунд ненадолго задумался. – Да там их много. И не только дубовых. И сосны растут, и пальмы, и вереск…
– Мы будем искать небольшую удобную бухту… может быть, там когда-то было селение, впоследствии сожженное во время какого-нибудь лихого набега.
– Мы отправимся вдвоем, вождь?
– Нет, Маргона тоже прихватим – этот парень нам будет полезен.
– А я бы его не брал, слишком уж он хитер.
– Так разве ж это плохо, коли на пользу нам?
Мальчишка усмехнулся:
– Если на пользу нам – да. А если – только лишь на пользу ему самому?
Вот так вот. Да-а, что и говорить, не сошлись парни характерами, хорошо еще драк меж собой не устраивают, не хватало только их разнимать.
– В общем, собирайтесь оба. Да! Ты уже ходил к портному? Забрал плащ?
– О, да, мой вождь! Благодарю… но я не могу принять твой подарок, он слишком уж дорог. Плащ на меху!!!
– Ну да. Я вовсе не хочу, чтоб ты простудился и кашлял, доставляя мне лишние хлопоты. Так что уж прошу, о юный друг мой, прими этот дар без всяких вопросов и колебаний, – чуть привстав в креслице, молодой человек шутливо поклонился… тут же вызвав ответный поклон, причем – на полном серьезе.
– И эту засаленную тунику переодень, – подумав, приказал хевдинг. – Ведь есть же у тебя новая. Руки и лицо тоже не забудь вымыть… все, иди, потом покажешься. Да скажи Маргону – пусть тоже собирается.
Слегка кивнув головой, Эльмунд удалился, Саша же встал и, потягиваясь, прошелся по комнате, удивляясь самому себе – все ж таки удалось выкроить время для этой поездки, чрезвычайно важной в его непростом деле. Гунна говорила – ехать полдня. Туда полдня, обратно, да еще там… К завтрашнему вечеру должны бы управиться – правда, смотря как повезет. Да ведь должен, должен помочь Господь, ведь уже известно даже примерное место, осталось только лично взглянуть, убедиться – и потом уже думать, что предпринять. Конечно, хорошо было бы пробраться на борт судна, увидеться с Катей, вытащить ее… Эх, была бы дружина! Ладно, пока хотя бы присмотреться… и даже, если повезет, подать какой-то знак… записку! Чтоб Катя с профессором точно знали – на произвол судьбы их не бросили, что есть – и будет, обязательно будет! – поддержка… А такая уверенность для узников означала бы очень многое. Одно дело, догадываться и верить, и совсем другое – точно и наверняка знать.
Минут через пять Эльмунд явился, как и было приказано – показаться. Что ж, неплох, неплох – Александр с удовлетворением оглядел мальчишку: узкие, недавно пошитые штаны с обмотками, башмаки крепкой воловьей кожи, по сути – мягкие мокасины без каблуков, плотно охватывающие ногу, длинная, добротной шерстяной ткани, туника, темно-зеленая, с узким кожаным поясом, на котором болтались кошель, широкий – в красных замшевых ножнах – кинжал и костяной гребень. Гребень сей умывшийся до румянца парень явно использовал по назначению – наконец-то расчесав свои длинные космы, стянутые тоненьким ремешком – вместо шапки.
Да, конечно – и плащ, плащ – длинный, темно-синий, с меховым подбоем… нет, конечно, не соболь и не горностай, но все же не кошка и не заяц, – бобер. Да еще полоса по подолу, узорчатая вышивка в виде звериных фигур, да бронзовая застежка-фибула, тоже не простая – с рисунком. Недешевый плащик!
Сам хевдинг оделся примерно так же, разве что поверх узкой туники надел еще одну – широкую, с короткими рукавами, и вышивкой, а уж поверх нее накинул желтый, с красным подбоем, плащ. Круглую кожаную шапку Александр подарил Маргону – с детства не терпел головных уборов, даже зимой тяготился, и это – российской зимой, со снежком, с метелью, с морозцем – а уж про здешнюю-то дождливую зиму и говорить нечего.
Запасливый Маргон прихватил в дорогу припасов – навьючили на казенную лошадь аж две сумы, а что – запас карман не тянет, тем более не на своем горбу тащить. А что для лошади две сумы? Тьфу!
Вот они, привилегии казенной службы – как госслужащий (великого Гуннериха-наследника граф) Александр горделиво сидел в седле, вызывая зависть и преклонение окружающих – лошади (а уж боевые кони – особенно) были в те времена ну о-очень дороги, и далеко не каждому хевдингу по карману.
Саша ехал на пегом жеребце… «Лексусы» с «Ламборжини» отдыхали! А двое слуг – Маргон с Эльмундом – не менее гордо шагали рядом, налегке, без всякой поклажи.
– Эй, посторонись, посторонись! – в людных местах покрикивал Маргон. – Дорогу господину королевскому графу!
Сторонились. Побаивались. И завистливо посматривали на жеребца.
Когда путники миновали восточные ворота, с утра еще плотно затянутое серыми облаками небо прояснилось, появилась просинь, а вот и блеснуло солнышко, осветило дорогу, сжатые поля, оливковые рощицы.
Александр оглянулся на вершине одного из холмов – ах, до чего же был красив Карфаген! И это – несколько раз разрушаемый и полностью отстраиваемый вновь. Можно себе представить, что тут было при пунах, в давно ставшие легендарными времена Ганнибала.
Александр ехал неспешно – не бежать же его спутникам всю дорогу бегом, плюясь и ругая своего господина? Да и казенную лошадь сразу же загонять не следовало – мало ли, еще и пригодится? Как бывший каскадер, Саша вполне мог бы сейчас бросить ее в галоп – мелкой рыси пока еще изобретено не было – или даже взять с ходу во-он ту кучу камней, просто вот так, перепрыгнуть… А что? Жеребец вроде бы неплохой, так что – запросто. Только вот – зачем зря выпендриваться-то? Без всякой к тому нужды?
Маргон ушел вперед, а Эльмунд все шагал рядом, щурясь от солнца и довольно напевая какой-то мотив… весьма даже знакомый… Нет, определенно – знакомый!
Точно!
– Ла исла бо-ни-та…
Песня Мадонны, затем перепетая французской певицей Ализе. Любимая песенка Кати…
Хевдинг повернул голову:
– Что ты там такое поешь, дружище?
– А песню!
– Я понимаю. А что за песню-то?
– Мне матушка ее в детстве пела. А ее научил отец.
Понятно… Ну, Ингульф… надо же – запомнил даже слова, правда, только одну строчку, и ту – на припеве: ла исла бонита…
– Эльмунд, а про что эта песня-то? Ну, что слова значат?
– Не знаю, мой вождь. Какое-то древнее заклинание… или прибаутка.
Ближе к полудню, как раз у дубовой рощицы, вдруг, словно из-под земли, возникли вооруженные копьями стражи – двое молодых и третий, постарше, с большими вислыми усами – начальник:
– Кто такие? Куда?
– Я – торговый агент, еду в Гадрумет, – с широкой улыбкой Александр спешился и протянул вислоусому заранее приготовленную для подобных случаев денежку. – Вот свернули, набрать во фляжки воды. Там ведь родник где-то.
– Нельзя здесь сворачивать, – покачал головой страж. – Во-он там объезжайте. Где старый дуб, видите? За ним будет селенье – там и разживетесь водицей.
Кивнув, Саша поворотил коня…
– А у них там воинов – по всему лесу, – догнал чуть поотставший Маргон. – Почти что за каждым кустом! И чего стерегут?
– Хевдинг! – Эльмунд поднял голову. – Так я проберусь, посмотрю?
– Опасно!
– Ха! – Вот уж этим своим восклицанием Александр еще больше распалил мальчишку. – Это вам опасно, вы – здоровые мужики, каким нечего в лесу делать. А я – другое дело. Если попадусь, скажу – пошел за хворостом.
– Неплохая идея, господин! – ухмыльнулся Маргон. – И впрямь – пускай посмотрит? Чем он рискует-то? Ну, оборвут уши или дадут пару пинков… и то – если попадется.
– Хорошо, – Саша спрыгнул с коня. – Согласен.
– Ну, так я пошел, – обрадованный Эльмунд тут же сиганул с дороги.
– Эй, эй! Постой-ка! – чуть подумав, почти сразу же закричал хевдинг. – Стой, кому говорю?! Упрямый мальчишка… Маргон, догони-ка его, уж сделай милость.
– Сейчас, господин Александр.
Слава богу, подросток не успел далеко убежать, вернулся, удивленно хмыкнув:
– Что? Забыл чего сказать, вождь?
– Забыл?! – Александр хохотнул. – Нет, друг мой, это ты забыл. А ну-ка, посмотри на себя. Что у тебя за плащ, что за туника… не слишком ли шикарно для сбора хвороста?
– Ах да, – согласно кивнул Эльмунд. – Про это-то я не подумал. Ну, да ничего… сейчас…
Усевшись прямо в пожухлую траву, он вмиг размотал обмотки и скинул обувь, затем снял и плащ, аккуратно повесив его на росший неподалеку куст.
– И все равно, – скептически ухмыльнулся Маргон. – Туника уж больно добротная. А не повалялся бы ты в грязи, парень? Ну, хотя бы во-он у той лужи…
Мальчик ощетинился:
– Я что, свинья? Сам валяйся!
– А ведь придется, – быстро вмешался в спор Александр. – Я думаю, Маргон совершенно прав – чем грязней туника, тем меньше риска. Уж таки придется тебе поваляться, дружище Эльмунд!
– Ну, если ты так сказал, мой вождь…
Махнув рукой, подросток живенько сбросил пояс и… чуть постояв у лужи, со вздохом бросился в грязь. Возился, словно поросенок, только что довольно не чавкал…
– Ну, хватит, хватит, вылезай, – смеялся Маргон. – Ишь, понравилось!
Извалявший в грязи Эльмунд еще побегал меж колючими кустами, так, чтоб висели клочья, потом оглянулся с усмешкою:
– Так? Теперь – хорошо?
– Вот теперь, поистине, славно! – одобрительно кивнув, хевдинг наконец дал добро на разведку, и парень – грязный, всклокоченный, со свежими царапинами на лбу и щеках – тут же исчез в кустарнике.
Оставив Маргона дожидаться разведчика у старого дуба, Александр прыгнул в седло и поехал вдоль по дороге, к видневшемуся за полями селению или, лучше сказать – вилле, хотя в России эту пару неказистых домишек под худосочными пальмами, скорее, назвали бы хутором.
Нет, он не стал заезжать – не хотелось вызывать подозрения, уж лучше было сначала дождаться возвращения Эльмунда, а потом уж решать – что дальше делать. Саша просто хотел осмотреться, проехаться по дальним холмам, прикинуть, что к чему. Усмехнувшись, прищурился, глядя на медленно, но верно заволакивающие небо тучи – как бы не пошел дождь, надо бы поспешить, пока еще видно. Да, действительно, с дальних холмов было хорошо видно море. Сине-стальное, с белыми барашками пены, оно казалось гигантским живым существом, соленое дыханье которого чувствовалось даже здесь, на значительном отдалении.
И никакого корабля хевдинг не заметил, как ни всматривался до боли в глазах в быстро заволакиваемую дождевым туманом даль. А ведь «Тремелус» должен быть где-то тут… судя по стражам, по рассказу Гунны. Там, за рощей – отвесно обрывающиеся в море скалы. Наверняка есть и бухточка… небольшая, едва траулеру пройти. А злодеи, вероятно, неплохие моряки, коль отважились туда сунуться. Впрочем, они пришли сюда еще ранней осенью, проскользнув в бухту в штиль. Ишь ты, как их охраняют от слишком назойливого любопытства! И как лелеют – даже девочек привезли. Что же, без их помощи Гейзерих не овладеет Римом? С этаким-то флотищем? Да на раз! Что же тогда решился сотрудничать черт знает с кем? Отвык рисковать? Или… или здесь что-то другое, и мысли короля вандалов вовсе не ограничиваются только лишь Римом… Что теперь Рим? Лишь жалкие осколки былого величия. Но есть еще и второй Рим – Константинополь! А Византию голыми руками не возьмешь. И даже всего вандальского флота, пожалуй, будет мало. У Византии – тоже флот, да еще какой! Грозные и быстрые дромоны, с тысячами воинов и гребцов. Интересно, появились уже огненосные? Знаменитый «греческий огонь»… А даже если и нет, все равно ромейский флот – грозная сила, и хотя сейчас Средиземное море зовут Вандальским, но тут еще посмотреть, кто выйдет победителем в грядущей схватке. Все раннее средневековье греческая империя ромеев, Византия, бесспорно – самое могучее государство. Сокрушить его – и открыта дорога к полному владению миром! Так, верно, именно этого и добивается Гейзерих… или это тщательно ему внушают. Рим – что? Так, лишь прицениться… хотя кое-кому лишнее богатство не помешает, очень даже не помешает.
Размышляя таким образом, молодой человек, несмотря на начавшийся моросящий дождь, объехал все окрестности, сколько уж смог до наступления темноты. А едва начало смеркаться, погнал коня к старому дубу…
…где хевдинга в одиночестве встретил Маргон.
– Сил моих нет, господин, дожидаться этого несмышленыша. Зря мы его взяли!
– Что, он так больше и не показывался?
– Нет, так и не приходил.
Черт! А вот это было плохо. Не такой уж тут и большой лес, чтобы бродить в нем уже без малого часа четыре. Значит, что-то случилось. Маскировка не удалась? Или кто-то из стражников решил, что слишком уж много увидел этот мальчишка? И что тогда? Голову с плеч долой? Нет, скорей – придушить, да – в море.
– Идем на поиски! – глядя на грозно темнеющей небо, решительно распорядился хевдинг. – Туда вот и поедем, прямо в лес, во-он по той дороге, где стражники. Скажем – сбежал наш слуга.
– Это ты поедешь, господин, – вдруг ухмыльнулся парень. – А я-то пойду. Так, может, во-он по той стежке срежу? Все лишнее шагами не мерить.
– Давай, – согласно кивнув, хевдинг взялся за поводья. – Жду тебя во-он у тех серых камней.
Ждать неожиданно пришлось долго. А дождь еще больше усилился, и вокруг становилось все темнее, вот уже скоро и совсем не будет видно ни зги. Александр спешился и влез на камни – ну, где там черти носят этого Маргона? А стражники? Их тоже не было видно, да тут ничего уже видно не было, лишь угадывалось над головой угрюмо сочащееся дождем черное ночное небо, небо без звезд, без луны… без надежды.
Ну, нет уж! Недаром сказано – надежда умирает последней!
Александр решился кричать – и черт с ними, со всеми стражниками, выручать надо своих.
– Эгей! Эй! Марго-он! Эльмунд! Эге-гей!!! Да где ж вы все запропастились-то, господи? Сначала один, потом другой…
– Господин, где ты?!
Чу! Саша покричал еще разок… еще… пока не затрещали кусты и на его голос вышел запыхавшийся слуга-приятель.
– Ой, господин Александр, хорошо, что ты позвал… На твой крик и вышел, иначе б точно угодил в какую-нибудь расщелину или яму – тут их, по-моему, множество. Переломал бы руки-ноги…
– Ну, хватит уже, – Саша поморщился. – Что ты так долго-то? Заплутал, что ли?
– Сейчас-то как раз и заплутал – в лесу-то раньше темнеет. А до того…
Маргон вдруг закашлялся, но хевдингу почудилось в голосе его какое-то едва заметное удовлетворение, словно бы парень что-то такое увидел, нашел.
О! Вот, наконец, откашлялся.
– Ну? И что там было до того? Не туда свернул?
– Как раз туда! И едва не напоролся на нашего служку Эльмунда. Его тащили под руки какие-то двое верзил, по виду – рыбаки или крестьяне, а еще парочка шла рядом – с палками для ворошения сена. Ну, с такими, трехлапыми… типа вил. Да! Один еще тащил на плече хворост, небольшую такую вязаночку.
– И куда же они пошли? – напряженно осведомился хевдинг. – Ты проследить-то не догадался?
– Обижаешь! Конечно же, проследил – крался рядом до самой деревни.
– Молодец! Думаю, стоит прибавить тебе жалованье.
– Я давно собирался просить… Но не в этом дело. Деревню-то мы сейчас, в темноте, не найдем, а до утра еще долго. Где-то ночевать надо.
Александр усмехнулся:
– Так здесь же, в лесу, где же еще-то? Или у тебя есть предложение куда-то идти и переломать ноги?
– Понял тебя, господин Александр! Здесь, рядом, есть опушка… там, под сосной, можно и заночевать.
– Что ж, идем…
– Давай поводья, я поведу коня.
Опушка и впрямь оказалась рядом – лишь чуть спуститься с пологого холмика вниз. Раскидистая сосна, рядом – кустарник, оба путника враз наломали веток, настелили, развесили на ветках старый плащ Маргона, укрылись же плащом хевдинга – дорогим, теплым. Лошадь привязали здесь же, рядом, предварительно освободив ее от седла и всего прочего. Развязали котомки, вытащили припасы, фляжку с вином, хлебнули, покушали – и как-то вот сразу стало уютно. И лес больше не казался таким уж грозным, и небо – не таким уж сырым, да и вообще – похорошело. Не только от доброго вина, но и от кружка овечьего сыра, от изрядных кусков копченой говядины и зажаренной на вертеле рыбы, от краюшки еще не успевшего зачерстветь пшеничного каравая, от пирожков с капустой, с полбой, и яйцами с луком. Не надо и костерка – согрелись, да быстро уснули, поднявшись сразу же, как только начало светать. Раньше Саша без будильника в такую рань вряд ли бы встал, проспал бы точно, но вот здесь… здесь словно бы в каждом был свой будильник, безотказно поднимавший всех на ноги в самую что ни на есть рань. Что поделать, древние люди вставали с солнышком. Вон оно, пока еще только угадывалось за золотисто-алыми облаками…
Проснувшись, хевдинг посмотрел в небо
– Ах, Маргон… какие здесь зарницы чудесные! А клев, верно, прекрасный… Впрочем, не время мечтать, перекусим – да в путь. Где, ты говоришь, та деревня?
– Не так уж и далеко, как раз вовремя будем. И что мы скажем старосте? Что они схватили твоего слугу?
– Это и скажем, – Александр умело седлал коня. – А может – и что другое, там видно будет. Ну что, готов?
– Угу…
– Тогда пошли потихоньку
Желтая трава казалась усыпанной брильянтами – от росы или, скорее, от ночного дождика, они были и на деревьях, и на камнях – повсюду – золотились, сверкали на солнце яркими драгоценными искорками, так, что было больно глазам. Весь этот зачинавшийся погожий денек, со свежим ветерком и быстро очищавшимся от туч небом, настроил путников на весьма оптимистический лад, казалось, что ничего такого особо неприятного их впереди не ожидает – ну, подумаешь, Эльку схватили – эко дело, высвободим, ништо! Элька – именно так Саша именовал про себя парнишку… ну, в самом деле – Эльмунд – для двенадцатилетнего пацана – уж слишком.
В деревне, в небольшой сельской церквушке, тревожно звонил колокол. Крестьяне уже собрались на паперти, возле одинокого старого карагача, под которым стояла притащенная, по всей видимости, из божьего храма, скамья из толстых досок, отполированных от долгого сидения почти до зеркального блеска.
– Что это у них тут за сборище? – Маргон даже замедлил шаг. – Заутреня уж прошла давно, а они все галдят. Почему никто не работает?
– Потому что – воскресенье, друг мой, – с усмешкой пояснил Александр.
Спешившись, он взял коня под уздцы и подошел к небольшой группе людей – по всей видимости, не местных, – стоявших около запряженных волами возов. Широкие плащи, отороченные мехом шапки, кинжалы, а кое у кого и мечи – торговцы или сборщики податей. Подойдя, хевдинг вежливо поздоровался и, отдав поводья Маргону, удивленно взглянул на стоявший неподалеку от церквушки амбар, из которого двое дюжих молодцов, распахнув дощатую дверь, тащили под руки Эльмунда. Надо сказать, выглядел тот жалко: грязная изодранная туника, правый рукав которой уже был почти полностью оторван и держался лишь на честном слове, спутанные мокрые волосы, синяк под левым глазом, босые, блестящие от налипшей глины ноги. Лишь густо-карие, сверкающие солнцем глаза смотрели вокруг гордо и вызывающе.
– Вот это да! – тревожно прошептал Маргон. – А ведь, похоже, нашего слугу тут судить собрались.
Да, именно так оно и было: на скамейку уже уселись три седых старца – старейшины и судьи, тут же, рядом, толпились, по всей видимости, свидетели. Тащившие Эльмунда верзилы, поставив парнишку у дерева, важно поклонились.
– Начинаем, – встав, провозгласил один из старейшийн… впрочем, не такой уж и старый. Седой, но вполне еще крепкий, с уверенным и даже чуть хитроватым лицом, он напоминал римского патриция старых, еще принципата, времен. Еще бы плащ заменить на тогу, да украсить голову лавровым венком – и сходство было бы полным.
– Я, местный землевладелец Агн Манлий Фрелус, назначенный всехристианнейшим правителем Гейзерихом, да продлит Господь его дни, вашим судьей по публичным и частным делам, помолясь, приступаю ныне к своим обязанностям, коих у нас сегодня – три. Первым, по всеобщему согласию, мы разберем дело этого молодого вора… Так, господа?
– Так, так! – толпа одобрительно загудела, видать, местным крестьянам и рыбакам понравилось, что их обозвали господами.
– Что ж, предоставим словно свидетелям, – судья картинно вытянул руку.
Хевдинг усмехнулся – позер! позер! Для таких дел – да и для всех – можно было бы и вовсе не собирать толпу, решив дело быстро и келейно – лишь составом суда, как и было принято в позднюю римскую эпоху.
– Итак, первым вызывается Аристус, плетенщик сетей.
Из толпы выступил небольшого роста мужичок с курчавой бородкой, поклонился, выжидательно глядя на судью.
Манлий Фрелус поощрительно улыбнулся:
– Поклянись говорить правду!
– Клянусь! Клянусь истинным Богом и Святой Девой.
– Хорошо. А теперь скажи нам, Аристус, не этого ли типа ты застал вчера в общинном лесу?
– Именно его, господин судья. Он крался под покровом ночи с вязанкой хвороста на спине. Потом остановился… я видел, как он сломал ветку…
– Ветку общинного дерева, ты хотел сказать?
– Да-да, именно так.
– Хорошо, Аристус… Теперь ты, Авлий. Подтверждаешь ли ты слова своего друга?
– Подтверждаю, – истово закивал молодой краснорожий парень.
– А ты, Иппократ?
– Я тоже подтверждаю. Мы были вместе втроем, как раз возвращались с моря в деревню. Еще не совсем стемнело, как мы увидели этого вора, затаились… и, как только он вышел на тропу, тут же схватили его.
– Молодцы! Вот уж поистине, похвальное усердие, – судья снова поднялся со скамьи, приосанился, повернул голову к сидящим рядом. – Уважаемые, распорядитесь разжечь костер для пытки. Формальность, но уж надо ее соблюсти – вор же ничего не говорит, даже не соизволил назвать свое имя… Хотя тут – по всему – дело ясное. Тайная кража, как я могу квалифицировать сей деликт, сиречь – противоправное деяние, едва не переросла в открытую, и не переросла лишь при противодействии только что выступавших лиц, что усиливает опасность и дерзость совершенного. Если бы этот молодой человек совершил кражу на чьем-то участке – это был бы частный деликт, но он украл дрова и сломал дерево в лесу, принадлежащем сельской общине, таким образом, сие противоправное действие есть деликт общественный, что еще более усиливает его опасность.
– Хорошо говорит! – с усмешкой прошептал Саша.
Ему и в самом деле понравилось, как выступал судья… запутал дело так, что никакими законами не разберешь! И все вроде бы как вполне по праву. Вообще, интересный процесс, учитывая, что личность обвиняемого не установлена, что нужно было бы сделать в первую очередь.
О! Как королевский граф, Александр хорошо знал законы, приложив к их изучению немало ночей. Правда, вот практики по уголовным деликтам пока не было.
Судья между тем уже потирал руки:
– Я вижу, костер уже разожгли? Разденьте его и пытайте… Жгите огнем спину, пока не скажет, кто он такой.
Стоявшая рядом с Эльмундом верзилы немедленно сорвали с мальчишки тунику и потащили к костру.
– Стойте, стойте!!! – громко закричав, хевдинг быстро зашагал к судье. – Что-то я не пойму, что здесь вообще происходит? Вроде бы издалека похоже на суд. Только какой-то странный.
В толпе пролетел глухой ропот.
– Ты кто такой, уважаемый? – удивленно спросил Манлий Фрелус.
– Я – королевский граф Александр Рус, – выставив вперед правую ногу, важно произнес молодой человек и, вытащив из-за пазухи свернутую в трубочку грамоту, гордо протянул судья. – Тут есть и печать, посмотри…
Развернув грамоту, Манлий ее внимательно прочел, осмотрел печать и поклонился:
– О, да. Но что же господин королевский граф делает здесь, в наших краях?
– Я здесь случайно, чисто случайно, – Александр светски улыбнулся. – И хочу отметить, сразу же заметил четкую организацию судопроизводства. Дело ясное – мальчишка крал в общинном лесу хворост, за что его можно наказать – бить палками, сбросить со скалы в море, продать в рабство.
– Скорее всего, мы так и поступим, господин королевский граф.
Слово «королевский» здесь произносили как «рэксум».
– Что ж, – пожал плечами хевдинг. – Вы абсолютно правы, уважаемый судья… Но, прежде всего, я бы установил личность обвиняемого.
– А вот этим мы как раз сейчас и займемся! Эй, вы, там… Давайте же, делайте свое дело!
Один из верзил, обернув руку тряпицей, выхватил из костра пылающую головню…
– Подождите! – Саша поднял руку. – Может быть, стоит еще раз спросить обвиняемого?
– Думаю, бесполезно, – судья помотал головой. – Сколько раз мы у него уже спрашивали, а он все молчит… упрямый. Но дело-то ясное.
– И все же я бы хотел попробовать.
– Ну… изволь, любезнейший господин граф. Эй! Тащите вора сюда!
Ага! Эльмунд уже улыбался. Правда, быстро с собой справился, опустил глаза – не дурак, далеко не дурак, несмотря на юный возраст.
– Скажешь ли ты нам, о юноша, свое имя? – вкрадчиво вопросил Александр. – Ну, говори, говори же!
– Меня зовут Эльмунд. Эльмунд, сын Ингульфа.
– Эльмунд, сын Ингульфа? – Манлий обескураженно потер виски. – Так ты что же, вандал, парень?
– Да, именно так и есть.
– Что ж ты сразу-то не сказал?! Тогда б мы судили тебя по твоим законам…
– Такая возможность еще есть, – с улыбкой напомнил хевдинг. – Но…
– Я знаю законы вандалов! – уверенно заявил судья, подозрительно взглянув на королевского графа.
Да-а… похоже, здесь чужого вмешательства не потерпят. Места достаточно глухие, отдаленные… кто знает, что может случиться в здешних лесах и с графом, и с его слугой? Да все что угодно! Нет, на рожон явно лезть не следовало… и с наскоку этого судью не взять. Он ведь судит сейчас не местного – чужака. А значит, хоть какое-то наказание, да должно быть. Да и с Элькой ведь так и договорились – если что, он просто собирал хворост… в чужом лесу!
Хевдинг поклонился судье и старейшинам:
– Не сомневаюсь в ваших возможностях. Прошу разрешения присутствовать, обязуюсь не вмешиваться.
А вот такие слова явно угодили и Манлию, и старикам, да и вообще всем. Чужой – он везде чужой, и нечего тут лезть со своим уставом в чужой монастырь, никому это просто так с рук не сойдет, даже королевскому графу!
Еще раз поклонившись, Саша отошел к возам и, что-то быстро шепнув Маргону, передал ему кошель с деньгами.
– Итак, сколько тебе лет, Ингульф, сын Гилдуина? – первым делом осведомился судья.
– Сын Ингульфа.
– Сын Ингульфа. Так сколько же?
– Не знаю точно… но двенадцать есть.
– Славно! – Манлий обрадованно потер руки. – Значит, по всем законам ты как раз и подлежишь любому суду, и нет никакой надобности привлекать сюда твоих родичей. Ты уже достаточно взрослый, чтобы все понимать. Согласен со мной?
– Да.
– Надо добавлять – «уважаемый судья».
– Да, уважаемый судья.
– Тогда продолжим. Что ты делал в общинном лесу ночью, Эльмунд, сын Гил… сын Ингульфа?
– Я просто собирал хворост. Холодно было, замерз.
– Собирал хворост! – захохотали в толпе. – Нет, ну вы слышали? Замерз он.
– Хорошо хоть признался!
– И еще забыл сказать о сломанном дереве!
– О ветке.
– Да какая разница?
– Тихо, тихо, уважаемые! – Манлий Фрелус погрозил собравшимся пальцем и, дождавшись тишины, приосанился.
– Продолжаем суд, господа. То есть уже заканчиваем. На основании выслушанных ранее свидетелей и признания самого подозреваемого в краже лица, Эльмунд, сын Ингульфа, признается виновным в преступлениях, прямо указанных в «Правде вандалов», народа, к которому упомянутый Эльмунд принадлежит и законам которого обязан следовать. В соответствии в этими законами, а именно – раздела о разных покражах, где сказано…
Манлий чесал текст наизусть, чем вызвал немалое уважение Саши, вообще ценившего профессионализм в любом, даже самом маленьком, деле.
– В «Правде вандалов» сказано: если кто украдет из чужого леса чужие дрова, присуждается к уплате трех солидов. Разумеется – в пользу общины.
При этих словах старейшины довольно переглянулись, а толпа радостно зашумела. Стоявший у возов Александр тоже улыбнулся – он знал уже, что так или иначе, а придется платить, и ничего уж с этим не поделать. Конечно бы, если бы за спиной находился отряд воинов… даже самый небольшой, уж тогда можно было бы и придраться к чему-нибудь, а так… Приходилось действовать осторожно, в русле складывающейся ситуации, непростой, но вполне разрешимой – хватило бы только средств.
– Тише, тише, господа! Это еще не все. Эльмунд, сын Ингульфа, сломал в общинном лесу дерево, ветку… в «Правде вандалов» на этот счет сказано следующее: если кто срубит, попортит или подожжет в лесу чужой материал, присуждается к уплате пятнадцати солидов!!!
Саша чуть не поперхнулся слюной: ох, нехило! Это притом, что стельная корова стоила солида два-три…
– А еще… мне тут сказали – этот Эльмунд, сын Ингульфа, по пути сломал изгородь… Так, Эльмунд?
– Не ломал я никакой изгороди!
Черт!
Хевдинг похолодел: а вот это мальчишка сказал явно зря! Соглашался бы со всем, чего уж – все равно платить.
– В «Правде вандалов» сказано о покраже изгороди: если кто отрежет два или три прута, либо сломает… присуждается к уплате пятнадцати солидов! Итого вместе, по совокупности, получается тридцать три солида!
Все зашумели, радовались – еще бы: стрясти с чужака такие деньги… которых у этого грязного бродяги, естественно, не имелось – и тогда его можно было на законных основаниях продать в рабство или использовать как раба. Конечно, лучше бы деньги, но…
– Да не ломал я никаких изгородей!
– Уважаемые старейшины! – Манлий гордо поднял руку. – Раз преступник запирается, то, в соответствии с «Правдой», мы учиняем ему Божий суд!
Вот! Вот это было то, чего так боялся хевдинг. О, Эльмунд, Элька… Глупый, упрямый мальчишка! Наскреб теперь на свою задницу.
На костер быстро поставили котелок и, дожидаясь, пока закипит вода, судья счел необходимым напомнить:
– Отрицающий свою вину обвиняемый должен будет вытащить из кипящей воды кольцо. Если рука его покраснеет и покроется волдырями – он, несомненно, виновен, если же нет – что ж, нам придется его отпустить.
– Выкуп, – вдруг вспомнив, Александр радостно зашептал Маргону. – Скажешь, что ты знаешь его родичей… и согласен заплатить выкуп от котелка. Ну, иди же!
– Уважаемый судья! – выбежав вперед, Маргон поклонился. – Я, кажется, знаю родичей этого недостойного воришки. Они живут в Гадрумете.
– Ха! В Гадрумете? И что, ты предлагаешь нам их подождать?
– О нет. Я хотел бы заплатить вергельд. А уж потом сам разберусь с его родичами.
– А, вот как? – судья и старейшины переглянулись. – Что ж, это было бы вовсе неплохо. Как тебя зовут, уважаемый?
– Меня зовут… Павел. Павел из Гадрумета, – Маргон сунул руку в кошель. – И я готов тотчас же заплатить. Вот…
Он быстро отсчитал деньги – тридцать три золотых кругляшка, тридцать три солида.
– Уважаемый, ты забыл еще шесть солидов за выкуп руки от котелка.
– Ах да, да…
Вскоре все трое уже шагали по дороге обратно, в Карфаген. Впереди – Маргон, за ним – Александр верхом на коне, рядом, по левую руку – довольный и улыбающийся Эльмунд.
Саша повернул к нему голову и усмехнулся:
– Ну, давай, давай, наконец, рассказывай! Судя по твоему виду – есть что.
– Я видел этот чертов корабль, вождь! – шмыгнув носом, громко произнес подросток. – Господи, какой же он огромный!
