Параплан! ПАРАшют ПЛАНирующий. Точнее – его часть. Вот так штука! Выходит, тот пропавший парашютист… Ну да – выходит, он тоже где-то здесь, в этой эпохе!

– А скажи-ка, друже, у кого ты купил этот плащ?

– У купцов из Остии, – Гислольд пожал плечами и улыбнулся. – Что, действительно, славный плащ, хевдинг?

– Да уж… недешевый! А откуда ты знаешь, что те торговцы из Остии?

– Так они сами сказали.

– А… они еще там?

– Нет, конечно, ушли. Сказали – им завтра поутру в путь.

Ага…

Саша задумался: значит, корабль этих торговцев тоже сейчас стоит где-то в гавани… Только попробуй его найди. Разве что заглянуть в портовые книги… Или…

Рассеянный взгляд хевдинга скользнул по бродившим по причалу матросам, торговцам, носильщикам. Двое мальчишек сидели совсем рядом, свесив в воду босые ноги, и что-то громко обсуждали, то и дело смеясь.

– Эй, парни! – свесившись с фальшборта, молодой человек щелкнул пальцами. – Хотите денарий?

Мальчишки заинтересованно переглянулись:

– Хотим два!

– Ловите пока один… Оп!

Маленький серебряный кружочек, описав крутую дугу, скрылся в ладони одного из парнишек.

– А второй? – тут же поинтересовался другой.

– А в рот тебе не плюнуть жеваной морковкой? – засмеялся хевдинг. – Второй еще заработать надо.

– А что делать-то?

– Знаете, где стоит судно из Остии?

– Ха! Из Остии! – один из мальчишек ловко сплюнул через выбитый зуб. – Да тут таких много.

– То судно, что собирается утром отчалить… Гислольд, повернись-ка… Видите плащ?

– Ага… Красивый, со львами.

– Найдите, кто его продал – они из Остии, спросите – нет ли у них еще таких же, и откуда они вообще его взяли. Очень уж необычный плащ… мне очень понравился, хочу такой же купить… Ну, что встали? Бегите! Или не хотите заработать денарий?

– Хотим! Остия. Красный, с золотыми львами, плащ. Найдем! Спросим! Узнаем!

Парни весело засмеялись и сверкнули пятками – только этих сорванцов и видели!

– О, мой вождь! – торжественно произнес Гислольд…

– Только не говори, что хочешь мне подарить плащ, – Александр со смехом замахал руками. – Спасибо, конечно, но… Не в плаще тут дело, друг мой!

– Не в плаще? – юноша похлопал ресницами. – А в чем же?

Саше очень хотелось сказать: «будешь много знать, скоро состаришься», но сдержался, сделал над собой усилие, дабы не обижать почем зря верного своего человека.

– Носи спокойно свой плащ, дружище!

Мальчишки вернулись где-то через час и, судя по их довольным рожицам, что-то узнали. Вахтенный – Фредегар – позвал на палубу хевдинга.

– Эй, уважаемый! Давай наш денарий.

Саша лишь хохотнул – ну, гляньте-ка, люди добрые, на ходу подметки режут! Ишь, денарий им подавай, неизвестно еще – за что.

– А как за что? Мы же узнали. У купцов один такой плащ и был, с рисунком, ну, со львами то есть. А вот без львов еще парочка плащей остались – из той же ткани, красненьких, блестящих, крепких… Так что если ты, господин, пожелаешь…

– А откуда у них эти плащи, сказали?

– Говорят, купили на Римском форуме ткань, разрезали, прошили… Случайно такую ткань взяли, какой-то потерянный незнакомец продавал, они б еще сторговали, да больше этого продавца так и не видели.

– Как-как ты сказал? – быстро уточнил Александр. – Как они продавца называли? Потерянный?

– Именно так, господин! Говорят, ходил – косматый, оборванный, тощий и взгляд, как у сумасшедшего. Словно бы потерялся.

Кинув пацанам денежку, хевдинг в задумчивости закусил губу: а ведь точно – потерялся. Вернее сказать – затерялся. В бескрайних глубинах хроноса!

Что ж, вполне можно понять бедолагу. Саша вспомнил себя, Катю, профессора… Что может ощущать современный человек, вдруг оказавшись здесь, в этой жуткой эпохе? Не сразу, а через какое-то время – для каждого разное – когда первый шок пройдет, когда вера в невероятность происходящего сменится, наконец, осознанием всего безмерного ужаса правды. Именно такое ощущение и будет – потерянность. Саша и сам-то первое время ходил, словно пыльным мешком ударенный… правда, удар смягчила необходимость что-то предпринимать, чтобы хотя бы просто выжить. Он, Александр Иванович Петров, выжил. Выжила Катя, профессор, Луи с Нгоно. И похоже, все! Из многих десятков нелегальных иммигрантов, вытолкнутых в сию эпоху злой прихотью военных. Любой современный человек, будь он хоть самый раскрутой боец: боксер или десантник – неизбежно найдет в прошлом лишь свою скорую гибель. И лишь необыкновенное везение может ее ненадолго отсрочить… Или – чрезвычайно сильная воля. Как вот у Кати… Господи… милая…

Можно себе представить, что происходило в голове этого несчастного парапланериста, вдруг осознавшего – или до конца еще не осознавшего? – куда именно он угодил! Чужой, абсолютно чужой мир, чужие люди – не просто чужие – чуждые, как инопланетяне! Иначе выглядящие, ведущие совершенно иной образ жизни и, самое главное – иначе мыслящие, воспринимающие и объясняющие мир совершенно иначе. Для человека двадцать первого века здесь все непонятное, все чужое! Нет привычного – абсолютно ничего! А это страшно, когда исчезает привычное – привычный комфорт, привычный режим, привычные маршруты. Страшно – даже когда все это исчезает временно, и когда точно знаешь – что вскоре все опять вернется. И то… Почему молодые люди боятся служить в армии? Не только из-за дедовщины и прочего… Боятся, что – пускай, не надолго – исчезнет их привычный мир. Кстати, жители небольших городков и сел, успевшие пожить сами по себе, привыкают к таким изменениям куда легче, нежели избалованные мегаполисные барчуки, чей привычный мир со школы – с детского сада даже – по мере взросления практически не менялся. Просто раньше чадушко водили в детсад, потом – в школу, потом – в институт, на работу, – а в главном-то ничего не менялось! Та же насквозь привычная жизнь, насквозь привычное окружение, лишь изредка какие-то не особенно и значительные, перемены.

А тут вдруг – такое! И что значит для человека осознать, что его привычный мир рухнул, исчез во мраке времен, словно морок. Исчез, чтобы никогда больше не появиться! Да уж, тут станешь потерянным. Запросто можно с катушек сдвинуться. И уж тем более человек двадцать первого века для раннего средневековья не очень-то и подходит. Да что там для средневековья, даже и для предыдущего-то века – не очень. Ну, вот сравнить, две тысячи десятый год и тысяча девятьсот восьмидесятый. Казалось бы – и времени-то всего ничего прошло, а все уже иное! Привычки, мода, менталитет… образ жизни – все стремительно изменилось. Современный человек – по крайней мере, в центрах европеизированной цивилизации – привык, что власти и общество с ним носятся, как дурень с писаной торбой или курва с котелком, заботятся о нем, всячески оберегают: права человека, свободы и прочий там гуманизм. А в раннем-то средневековье ничего подобного нет! Вот ничегошеньки. И жизнь человечья – полушка, и права – только у сильного, а в одиночку или без покровительства не то что ничего не добиться, но и просто не выжить. В современном-то мире правило «вор должен сидеть в тюрьме» – и то оспаривается, а вот тут… тут все совсем иначе. И это – привычная для всех жизнь. Привычная грязь, отсутствие даже подобия гигиены и комфорта. И мысли, мысли… совершенно другие, совершенно не похожие на те, к каким привык человек века двадцатого. Здесь, в этом мире, невозможно стать своим! Вот хоть взять Сашу… Вроде бы – вождь, а все же… Все ж не такой как все, все же – странный. Не так себя ведет, не так, как положено хевдингу – не пьянствует дни напролет, никого не унижает, не бьет, не убивает – просто так, для порядку, чтоб место свое знали. Чувствовал, чувствовал Александр, как все с большим недоверием смотрят на него «верные дружинники», как все чаще шепчутся, обсуждают…

Хотя все эти парни по-своему были очень хорошие люди, и хевдинг, что тут таить, сильно к ним ко всем привязался.

Взять хоть Оффу. Верзила, с виду – валенок валенком, однако далеко не глуп и сам себе на уме – на кривой козе не объедешь. Однако при всем при этом есть в нем некое понятие благородства. Гислольд – белокурый красавчик, модник большой – ишь, первым делом плащик себе прикупил, однако, вместе с тем – очень преданный и в чем-то наивный парень. Фредегар – застенчив, даже очень застенчив, и эту свою застенчивость пытается прятать под напускной грубостью. Рутбальд… скромник, не любит выделяться, вообще быть на виду. Он – как все. Все сейчас у Александра-хевдинга – и он. Уйдет кто-нибудь – тут и Рутбальд заколеблется.

Верная дружина… Эх, побыстрее надо делать с ними дела, побыстрей!

Размышляя, Саша следил за разгрузкой, глядя, как бегали по сходням и причалу носильщики, перетаскивая привезенное зерно на возы. Много было возов, и много кораблей, доставивших контрабанду, а света, наоборот, было мало – лишь тусклая луна, звезды да нервные сполохи факелов.

Управились, как и заверял Клавдий, засветло. Небо на востоке как раз начинало алеть, когда Александр приказал команде отдать швартовы. Подняв зарифленный парус, «Голубой дельфин», осторожно лавируя, выбрался из гавани и взял курс на запад.

Оранжево-алая полоса восхода быстро догоняла стремительный силуэт корабля, черные волны постепенно становились палевыми, розовато-сиреневыми, голубыми… Отправив дружину спать, Александр стоял у румпеля, с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух. Дул попутный ветер, хороший и в меру сильный, и керкур, выгнув парус, летел по разноцветной радуге волн, словно на крыльях. Летел…

Вот только – куда? В Карфаген? А нужно ли туда было?

Да нет, наверное, все-таки нужно…

Саша пытался размышлять на эту тему, но все мысли его тем не менее сходились сейчас к одному – к потерянному парашютисту. Вот уж действительно – потерялся. Судьба… Что еще тут скажешь? Жаль, жаль бедолагу – поди, нет уже его и в живых. Да если бы и был – Саша вовсе не собирался искать его в Риме – иголку в стоге сена. Ну, не повезло парню – бывает. Проведя в обществе варваров чертову уйму времени, Александр уже начинал смотреть на многие вещи так же, как и они. Человеческая жизнь? А что это? На все воля богов… или – Господа. Человек – лишь игрушка в руках могущественных сил, и сам по себе вообще ничего не значит. И его жизнь – тоже ничто. Жизнь Оффы, Гислольда, Фредегара… всех местных. Только – не Кати! А парашютист… пусть. Чужой человек. Какое до него дело?

– О чем задумался, хевдинг? – прокричал от форштевня Гислольд. – У тебя сейчас было такое лицо… словно ты уже придумал план мести!

Хевдинг расхохотался:

– Все правильно, дружище! Только об этом я последнее время и думаю.

Только об этом… А ведь так оно и было!

Корабль летел по волнам быстрокрылой чайкой, пел ветер в снастях, и летели на палубу белые пенные брызги. А молодой человек все стоял и думал. Размышлял. Именно о том, о чем сейчас высказался Гислольд. Гляди-ка, какой умный!

Месть… Это им месть, а для него, Саши – важнейшее на свете дело! Молодой человек давно уже остро сожалел о том, что рванулся в прошлое вот так – импульсивно, поддавшись первому же эмоциональному порыву. Рассуждая здраво, нужно было бы чуть подождать, хоть как-нибудь подготовиться… Ну, и как бы он подготовился? Автомат бы прикупил? В чужой стране? Ну да, как же. Да и что толку во всех этих глупых стрелялках? Ну, один раз можно дать жару, другой, а потом, местные люди далеко не дураки, быстро смекнут, что к чему. И столь же быстро начнут действовать. Провались в прошлое самый современный танк – и у экипажа не будет никаких шансов не только на что-то там повлиять, а и просто выжить. В танке ведь жить не будешь, иногда надо и выбираться – продукты, вода и все такое прочее. А варвары – мастера на засады.

То же самое, кстати, касается и корабля. Почему «Тремелус» так стремился именно сюда, в Карфаген… или куда-то рядом? Да потому что никакое судно здесь тоже не сможет существовать в одиночку! Кто-то все равно что-то прознает, кого-то потянет на подвиги, да местные пираты рано или поздно попытаются уничтожить непонятный корабль, команда которого, конечно же, легко отобьет натиск. Один раз, другой… На третий-четвертый варвары станут хитрее. Нападут ночью, попытаются отравить воду в ближайших источниках, просто не дадут жить. Нет, нет никаких шансов… если злодеям из будущего не помогает кто-то из местных. И этот «кто-то» должен иметь немалую власть. Чтобы охранять, чтобы снабжать, чтобы способствовать… Кстати, злодеи здесь, в прошлом, уже были – иначе б откуда взялись подозрительно новые «артефакты» в лавке барыги Жано. И еще… те людишки, с которыми Жано был связан, замыслили какие-то скрытные дела… что-то прибрести, заключить – заключили уже! – контракты на крупные – очень крупные – суммы… которые обещали очень скоро внести. А профессор Арно, между прочим, утверждал, что злодеи лишились не только своего былого влияния, но и средств. Проще говоря – едва сводили концы с концами. И вдруг… какие-то призрачные надежды на несметные богатства… Откуда? Ха – откуда… Отсюда! Откуда ж еще-то? Слово «вандализм», возникшее в эпоху Великой французской революции, что значит? А то и значит – супер-суперграбеж! Вандалы Гейзериха в начале лета 455 года разграбят Рим! Да так, что само название этого народа надолго станет нарицательным. Огромные, непостижимые воображению ценности достанутся королю Гейзериху и его людям… и не только им? Злодеи из будущего! Они наверняка заключили союз с Гейзерихом! Продемонстрировали свои возможности, и… Уж как именно договорились, не столь уж и важно, одно ясно – договорились, факт! Вряд ли пятьдесят на пятьдесят, скорее, злодеи удовлетворились и четвертью добычи – что тоже немало.

Да, да – все так и и есть, и не может быть иначе. Не может столь приметное судно и его экипаж существовать независимо от внешней среды, если б у них не было местной поддержки… поддержки на самом верху!

Александр пригладил растрепанные ветром волосы, вспоминая, как год-два назад, после всех прошлых приключений, рыскал по Интернету в поисках информации, да наперегонки с супругой читал умные книжки – обоим любопытно было, куда же их тогда все-таки занесло? И про Карфаген прочел, и про Вандальскую Африку, про варваров, римлян, великое переселение народов, и много чего еще. И теперь вот, в духе новых своих размышлений, вдруг вспомнил – была ведь, была в государстве Гейзериха какая-то явная несуразность. Уж слишком оно становилось централизованным, крепким, можно даже сказать – модернизированным. А ведь до эпохи абсолютизма еще более тысячи лет! Тысяча двести, если точнее. Людовик Четырнадцатый – «король-солнце» еще о-очень нескоро родится.

А Гейзерих уже использовал все то, что когда-то – через века! – появится в будущем. Чересчур уж был прозорлив? Или кто-то помог, научил, подсказал? В таком случае, следует признать – сотрудничество получалось взаимовыгодное, да иначе и быть не могло – что стоило Гейзериху уничтожить незваных пришельцев? Всего-то несколько сотен – пусть даже тысяч – жизней своих подданных. Тьфу!

Через несколько месяцев вандалы – и злодеи! – возьмут и разграбят Рим. С варварами – черт с ними, в эти времена кто только Рим не грабил… а вот пришельцы… Получив столь огромные средства, что они еще натворят? Быть может, решаться изменить историю. Решатся? Да они уже ее изменили – ведь мир начал сжиматься именно из-за них. Из-за экспериментов со временем и пространством, в русле общей теории поля, о гибельности которой предупреждал еще Эйнштейн. Эйнштейн был гений… и доктор Фредерик Арно – тоже из таких. Из таких, как Эйнштейн, даже скорей – как Никола Тесла – не только теоретик, но и успешный практик. Он нужен, очень нужен злодеям, без профессора они не стоят ничего, что-то там не так складывается, не получается, не выходит… сначала они попытались купить доктора, а затем просто похитили, украли. И Катю прихватили с собой, не убили, вероятно – оставили для шантажа. У профессора не было родственников, только друзья… да и тех – крайне мало. На этом, наверное, и решили сыграть – Катя просто попалась под руку. И доктор Арно теперь просто вынужден что-то делать, помогать похитившим его людям. Как друг, как истинный джентльмен, он просто не может позволить себе подставить под удар жизнь доверившейся ему молодой женщины. Потому ее до сих пор и не убили. Эх, Катя, Катя…

Молодой человек сжал виски – слишком уж невеселые нахлынули мысли. «Тремелус»… надо срочно искать «Тремелус». Только поручить поиски своим людям… лучше всего – Маргону, как самому ушлому. Самому же срочно заняться другим… Проникнуть на самый верх местного истеблишмента – именно там и отыщутся все нужные связи, по крайней мере, хотелось в это верить! Надо лишь внимательно слушать, собирать любые сплетни: о странном корабле, о не менее странных людях, – а они уж обязательно себя проявят, как проявили бы в наше время какие-нибудь зеленые человечки.

Искать нужно, искать… А уж потом… А вот на потом – в чем Саша с горечью признался себе – у него не было никакого конкретного плана. Да и не могло быть – уж тут нужно будет действовать по обстоятельствам, в конце концов, не так уж эти злодеи и хитры – Катя же смогла подать о себе весточку, причем сделала это элементарно, можно даже сказать – классически. И – никто ничего. Так, может, и ей как-то сообщить о себе? Как? Об этом тоже нужно подумать. Что же касается дальнейшего плана… пока без всякой конкретики, хевдинг, честно сказать, был в затруднении – ну не штурмовать же «Тремелус», охраняемый тремя десятками вооруженными до зубов головорезами? Не штурмовать… что-то другое надо придумать… что?

Нельзя сказать, что все эти мысли, терзающие сейчас Александра, не приходили в его голову раньше. Но вот систематизировать их, конкретно все обдумать получилось именно сейчас. Почему не раньше? А черт его… Тогда одна мысль в мозгу свербела – догнать! Догнать! И еще – не дать пуститься вразнос собственному экипажу – «верной дружине», варварам… с которыми уже нужно что-то делать, Саше вовсе не улыбалось набрать в Карфагене людей, отыскать нужного покровителя и отправиться в море за зипуном. Жечь, убивать, грабить. Этакий вандальский Стенька Разин – сарынь на кичку! Ухх!!!

– Вижу, тяжело тебе, хевдинг, – с бака неожиданно явился Гислольд, присел прямо на палубу рядом. – Не обижайся, но ты странный человек, правду сказать, я таких еще не видел! Вот, только что мы разбогатели, провернули опасное дельце – радоваться бы! А ты – грустишь, и чело твое опечалено, а голова полна мрачными мыслями. Разве не так?

Александр усмехнулся:

– Все-то ты заметишь, парень.

– А я ведь знаю, почему ты сейчас грустишь, вождь! – юноша поднялся на ноги и расправил плечи. – Месть! Ты ведь поклялся отомстить «дракону моря», злобному черному кораблю. Поклялся еще до встречи с нами, отомстить за гибель твоих людей… о которых ничего не рассказывал.

– Что толку говорить?

– Понимаю… И все же не надо забивать себе голову тем, чего пока достигнуть не можешь! Сейчас вернемся в гавань, наймем дружину, совершим немало славных подвигов. И, конечно же, не будем забывать о мести – когда-нибудь мы все же отыщем этот чертов корабль и развесим кишки его экипажа на мачтах! То-то повеселимся, хевдинг!

– Да уж, – рассеянно кивнул молодой человек. – Хорошее веселье будет.

Гислольд тряхнул головой:

– Что-то я не вижу радости в твоих глазах, вождь!

Вот приметливый черт! Да они здесь все такие… приметливые. Ничего не скроешь!

– А я ведь догадался, почему ты так грустен, – понизил голос молодой варвар. – Сказать?

– Скажи, коль уж начал.

– Там… на черном корабле, который мы ищем – твои родичи!

Вот тут Александр вздрогнул!

– Любимая жена… – тихо продолжал юноша. – И, может быть, даже дети. Прошу тебя, хевдинг, молчи! Я чувствую, что прав. И хочу, чтоб ты знал – мы сделаем все для того, чтоб выручить твоих! Да, мы давно об этом шептались… догадались уже, только тебе не говорили – Оффа сказал, что нехорошо это, показывать вождю его слабость. А я так считаю, любовь – это вовсе не слабость, а сила – ведь она несет за собой ярость и месть! У тебя там…

– Жена, – просто сказал Саша. И сразу же почувствовал облегчение, наверное от того, что хоть кто-то разделил сейчас его нелегкую ношу.

Подумал и уточнил:

– Любимая жена – в этом ты прав, парень. И еще где-то здесь, в Карфагене, пропал, сгинул мой старый друг и побратим. Его звали Ингульфом. Ингульф сын Гилдуина.

– Не слышал…

– Ты и не мог слышать, он из рода асдингов.

– Асдинги… те вандалы, которые…

– Да. Те, которые вынуждены были признать власть своих братьев-силингов. Гейзериха! Он их очень не любит. Впрочем, как и любой тиран, больше всего Гейзерих ненавидит своих.

– Да, – Гислольд кивнул. – В тавернах до сих пор говорят о том, что он сделал со своей знатью. Правда, говорят шепотом, с оглядкой. На всех дорогах стояли кресты с распятыми. Ужасная казнь, – парень передернул плечами. – Висеть вот так, медленно угасая, под палящим зноем. Хищные птицы выклюют глаза, а чернь будет отпускать злые шуточки и насмешки. Брр! Нет, уж я никогда не сдамся в плен. Лучше уж погибнуть от меча… сразу. Хевдинг!

Юноша порывисто встал, и, сняв со своих плеч плащ – тот самый, из парашютного шелка с нормандскими львами – протянул его своему вождю, опускаясь на правое колено:

– Прошу, прими мой дар!

Отказать – значило обидеть… Но что-то было нужно подарить в ответ. Меч? Так он вовсе не из тех, над которыми благоговеют. Плащ? Синий, с золотой вышивкой… а, пожалуй!

– Прими и ты от меня.

Гислольд поклонился, помолчал, примеряя подарок… потом тихо спросил:

– Как звали… зовут твою супругу, вождь?

– Ка… Арника, – Саша вдруг улыбнулся. – Именно под таким именем ее когда-то и знали здесь, в Карфагене.