Глава 16
Лучина задрожала в руках крестьянина.
— Как же так… — Он сглотнул слюну. — Кто же это? Быть того не должно, курицу твою мать! Мы ж, как велит обычай, всех на жальник… мы ж тризну… без обиды упокойникам… Откель?
— Откель? — задумчиво переспросил Олег. — Думаю, что знаю. Пойдем-ка, мил человек, разговор есть. Пусть бабы продолжают. Людей, как положено, схоронить надо. А я уж пригляжу, чтобы спокойно лежали.
Кладбище, которое местные жители именовали жальником, отстояло от деревни примерно на полет стрелы. Располагалось оно под холмом, селение от него не просматривалось, и ведун, не опасаясь нежелательных глаз, стал внимательно обследовать погребения. Было заметно, что за ними приглядывали — сорную траву вырывали, у некоторых надгробий лежали остатки не расклеванной птицами пищи. Олег побродил среди обрамленных камнями могил. Земля везде казалась одинаково слежавшейся, местами сквозь нее проросли полевые цветы.
«Нет, так ничего не найдешь», — понял он. Остановившись, ведун прикрыл глаза, вызвал зрительный образ заговора на кошачий глаз, сконцентрировал его в ладонях и провел ими по лицу, словно умываясь.
Он увидел свежие могилы сразу, как только отнял руки от лица. Почва, сверху такая же, как и на других могилах, оказалась разрыхленной под слоем высохшей земли, словно была готова расступиться и пустить нечисть в мир живых. Середин запомнил расположение трех могил, огляделся. Темное пятно на склоне холма привлекло его внимание. Ведун поднялся к нему. Трава в этом месте была пожухлая, будто корни отделились от питающих подземных вод и трава постепенно умирала, высыхая под солнцем и ветром. Крест на руке запульсировал, забился пойманной птицей. Середин закусил губу. Казалось, из-под земли слышатся голоса давным-давно погребенных здесь чужестранцев. Шепот чудился в шелесте травы, в посвисте ветра. Он был угрожающий и молящий одновременно, словно лежавшие в древней могиле просили оставить их в покое, отпустить души, разрешить им покинуть опостылевшую землю и найти, наконец, потерянную дорогу к своим богам.
От деревни долетел низкий прерывистый гул — крестьянин колотил в деревянное било, собирая народ на сход. Олег снял заговор, спустился с холма и поспешил на площадь.
По пути он обогнал группу мужиков, бредущих с поля. Те шли неохотно: опять, мол, оторвали от работы. Невзор встретил Олега возле дома. Сам Крот, продолжая колотить в подвешенный на столбе обрубок дубового ствола с вырезанной сердцевиной, отмахивался от пристающих с вопросами баб.
— Ну, что? — спросил Невзор.
— Он должен быть здесь, — ответил Середин, — сейчас трогать не будем — забьют его мужики насмерть. Сначала сами поговорим — потом видно будет.
Крот отложил колотушку, взобрался на колоду, оглядел народ. Толпа молчала, ожидая его слов. Видно было, что разговоры уже всем надоели, и на сход пришли, скорее, по привычке: раз зовут — надо идти.
— Так что вот, мужики, — откашлявшись, начал староста, — не своей смертью померли наши соседи и родня…
Тишина упала на поселок, стало слышно, как поскрипывает под ветром колодезный журавель, мекнула дурным голосом коза и замолчала, будто тоже прислушиваясь к словам.
— Больше пока ничего говорить не стану, — продолжал Крот, — но вот человек, — он обернулся и указал на Середина, — ведун и знахарь. Опознал он беду, вошедшую в дома наши. Не мор то, и не другая болезнь, а злой умысел. Опознает ведун изверга, и заживем мы, как и раньше, покойно и мирно. А сегодня велит он, — крестьянин опять указал на Олега, — сидеть вечером и особливо ночью в домах, а двери и окна крепко запереть и носа даже на двор не казать. Слышали? А я, значит, ведуна угощать стану, потому как завтра ему тяжелый день, и сил набраться ему потребно. А ночевать он станет в доме Окоша, и мешать ему, сон перебивать, никому не велю!
Крот окинул толпу пытливым взглядом и спросил, обернувшись к Олегу:
— Ты чего сказать не хошь?
Середин взобрался на колоду, оглядел насупленные лица селян. Кто в легких шапках, кто с непокрытой головой; бабы, в основном, в платках. Смотрели на него угрюмо — хорошего не ждали.
— Скотину тоже в хлевах прикройте покрепче, — сказал Середин, продолжая вглядываться в лица, — ежели кто стучать ночью станет — пусть хоть кем назовется: сват, брат, отец родной, — никого на порог не пускать, коли жить хотите. Лучины держите наготове…
Он продолжал говорить, лихорадочно обшаривая море голов, вглядываясь в настороженные глаза. Одинаковые лица; кто постарше, кто помоложе; все загорелые, волосы русые, выгоревшие. А Ингольф высок ростом, светловолос, глаза у него голубые, холодные. Нет таких… Неужели ошибся?
— …топоры под рукой держите. Обереги, у кого есть: нож костяной — воткнуть в сенях, у кого череп волчий или медвежий — положить перед дверью. Бузину на окнах развесьте.
Середин слез с колоды, встретил вопрошающий взгляд дружинника, пожал плечами.
— Крот, все здесь собрались?
— Все, как есть все.
— Ладно, распускай народ. Не нашел я его, Невзор. Будем ждать.
— Чего ждать-то?
— Придет он к нам. Не захочет разоблачения. Сам придет и постарается опередить.
— На живца, стало быть, брать будем, — задумчиво сказал Невзор, — ну, что ж, пусть приходит.
Солнце садилось, в избах топили печи, закрывали калитки, подпирали колами двери в хлева, загоняли ягнят и птицу в клети. Небо почти очистилось от облаков; последние, горящие розовым, уходили, растворялись на западе, провожая солнце. Два старших сына старосты загнали в хлев свиней с заднего двора и теперь забивали в землю колья, припирая дверь. Из дома слышались голоса — хозяйка и дочери собирали не стол. Малышню уложили за печью, завесили окна ветками бузины с налитыми красными гроздьями. В сенях крестьянин споткнулся о волчий череп.
— Тьфу ты, нечисть. Мать, ты чего тут разложила?
— Так ведун велел, сама слышала.
— Он здесь пока, вот уйдет — все и приготовишь.
— Пусть лежит, ногу тебе поднять лень?
— Эх, — вздохнул Крот, — бабу не переспоришь.
Олег предупредил мужика, чтобы все было, как на большом празднике: если кто зайдет — пусть видят, что ведун набирается сил, угощается от души и отказа ни в чем не встречает.
На столе дымился поросенок только из печи, румянились пироги, стоял квас в кувшинах, мед и брага — в корчагах; по мискам разложили соленые и жареные грибы, парил котелок каши с топленым маслом.
Крот крякнул, увидав такое изобилие, но, покосившись на Олега, промолчал.
— Ничего, хозяин, — успокоил его Середин, — все сторицей вернется. С мужиков соберешь, если что лишнее съедим.
— Да я не к тому, — Крот неловко махнул рукой, — чего уж там, может, в последний раз гуляю. Ежели что, сам на упыря с вилами пойду. Кому, как не мне? Меня ведь на такую нужду посадник Черниговский сюда и поставил. Не последний в его дружине был. А топором махать не разучился, и броня есть, поискать только, гдей-то за печью лежит.
За столом расселись по старшинству: во главе хозяин, гости, сыновья, а потом жена и девки. Девушки зыркали на Олега и Невзора быстрыми глазками, краснели, прыскали в ладони, пока Крот на них не прикрикнул.
Хозяин разлил мед. После первой чарки навалились на еду, только Невзор, по обыкновению, ел мало. Разговор не клеился, и староста налил по второй.
— Я ведь, слышь, ведун, на печенега и на хазарина не раз хаживал. Сам воевода Белобой меня привечал, да! — Крот после чарки раскраснелся и уже не столько ел, сколько старался разговорами о боевом прошлом подбодрить самого себя. — А ить его, печенега, в степи не словишь, нет. Кони легкие, неподкованы, как ветер летят. Их надо скрадом. Ага. И против сабли мечи надо полегче. А лучше — тоже сабельку вострую.
— Это точно, — кивнул Невзор, — пока мечом вдаришь — он тебя пять раз достанет.
— Во, — обрадовался староста, обнаружив знающего человека, — а я что говорю. Помню, раз мы…
— Ты ешь лучше, — вмешалась жена, — каждый раз одно и то же вспоминает.
— А ты молчи! Видишь — мужики разговаривают. — Крот на мгновение потерял нить разговора, но тут же продолжил как ни в чем не бывало. — Ко мне ведь бабы-то так и ластились. Дочь купца, помню… Эх, хороша девка была. А взял ее, — указал он на жену. — И чем приворожила?
— Да кто кого взял, еще вспомнить надо! Ты телок был сопливый, кто поманит — туда и бредешь.
— Я телок? — Крот аж подскочил. — Да я с Белобоем…
— Это в поле ты соколом летал, а девки-то из тебя веревки вили.
— Да ты што ж это, а? Курицу твою мать! Перед гостями меня…
Середин обнял мужика за плечи, усадил за стол, предупреждая семейную ссору.
— Все, все, хозяева. Нашли вы время разбираться. Ты, Крот, наливай себе, а нам уже хватит. Голова ясная должна быть.
— А я выпью, — согласился Крот, — мне хоть ведро налей, а я все как огурчик! Надо же, говорит — веревки из меня! А я ведь ей за всю жизнь ни разу слова худого не сказал, так, вожжами пройдешься по-вдоль хребта для острастки. И-и, глаза-то мои открылися… Вот погоди, упыря кончим…
Сыновья с девками, сдерживая смех, принялись за пироги с ягодами. Середин выглянул в окно. На улице почти стемнело. Еще совсем немного, и ночь накроет деревеньку с затаившимися по домам жителями.
— Ты хотел броню поглядеть, — напомнил он, — может, пригодится.
— Ага, ну-ка, баба, сходи-ка в избу. Там, за печью, в рогожке. Неси сюда.
— Я схожу, — сказал старший сын, крепкий паренек лет семнадцати.
Он притащил в горницу рогожку, раскатал ее на полу. Крот выбрался из-за стола, присел на корточках, перебирая снаряжение.
— Вот, кольчуга. Малость, того, ржа поела, но все одно хороша. Топор мой, меч верный…
При свете лучин Олег разглядел, что хозяин и впрямь давно не брался за оружие: ржавчина переела кольца кольчуги почти насквозь, проступила на клинке неопрятными разводами.
— А где шелом? Ась? — Крот оглядел домашних, — вот тута был.
— Малые с ним игрались, да в колодец обронили, — ответила жена.
— Ага, помню. Завтра доставать станем. Сам полезу.
— Ты кольчугу и меч приготовь, а топор ни к чему, — сказал Середин.
— Ага, ну-ка, давай, — Крот поманил сына, — почисть малость, да смажь. А мы пока закусим.
Хозяйка, глядя, как он нетвердой рукой наливает себе мед, укоризненно взглянула на Середина.
— Ничего, ничего, — одними губами сказал тот, — мы за ним присмотрим. А скажи-ка, хозяин: собаки, говоришь, сбегли, а те, что сдохли, — их где закопали?
— А вон, — махнул рукой староста, чуть не опрокинув кувшин с квасом, — за тыном, слева от южных ворот, как к жальнику идти. Там, в бурьяне, да и закопали.
— И что, сами подохли?
— А кто ж его знает.
Невзор поднялся из-за стола.
— Пройдусь, посмотрю: все ли попрятались.
— И я пройдусь, — заявил Крот, — пусть все видят и знают: я здеся, я всех оберегаю, сон сторожу спокойный…
Хозяйка всплеснула руками, Середин кивнул Невзору и снова обнял крестьянина:
— Так чего там с печенегом?
— А-а, с печенегом? Вот и вышли мы, стал быть, с Чернигова, а Белобой и грит: что, браты…
Луна еще не взошла, звезды усеяли небо голубыми бусинами. От реки наползал туман, но до ворот поселка ему было еще далеко, и Невзор решил, что успеет вернуться до того, как мгла накроет деревню. Люди не спали — окна светились трепетным пламенем лучин.
Волкодлак вышел к южной окраине. В окнах Трошкиной избы светилась лучина — Крот наказал двум мужикам пересидеть ночь с подготовленными к погребению телами. Невзор скинул бревно, замыкавшее ворота, отворил тихо скрипнувшую створку. Пахнул свежий ветер с поля, ночь обострила и без того чуткое обоняние бывшего дружинника. Он прошел вдоль тына по склону холма и, уловив чуть слышный в ароматах разнотравья запах тлена, свернул направо. Поломанные и затоптанные стебли бурьяна указали дорогу. Впереди земля была перекопана, вывернутый дерн лежал комками.
Невзор опустился на колени. Сквозь запах земли пробивался смертный смрад. Невзор прикрыл глаза, замер. Да, именно здесь закопали передохших собак, но не только их… Он вынул нож и принялся раскапывать могилу.
* * *
Крот уже совсем раскис, и Середин дал знак хозяйке, что мед пора бы убрать. Женщина ловко попрятала корчаги, поставив вместо них кувшины с квасом и морсом.
— …и-и, эта, схоронилися мы в камыше, значит…
— И правильно сделали, — одобрил Олег, с трудом поднимая мужика с лавки, — а сейчас надо в засаду сесть. Вороги, не ровен час, нагрянут.
— Голуба ты моя, — припал Крот головой к его груди, — да я с тобой… Где моя бронь? — рявкнул он неожиданно, поворачиваясь и оглядывая мутным взглядом домашних.
— Все готово, отец. — Старший сын поднес на вытянутых руках кольчугу.
— Ага…
Крот сложил руки над головой, Середин кивнул парню.
— Давай.
Крестьянин подался вперед, ныряя в кольчугу, как в омут. Сын расправил ее. Кольчуга обтянула раздобревшее тело. Жена широким ремнем опоясала старосту, Середин прицепил к поясу меч и повел хозяина к дверям.
— Меду прихвати, — зашептал ему Крот, оглядываясь на жену.
— Обязательно, — согласился ведун и прихватил со стола кувшин кваса.
— Ты уж там пригляди за ним… — Голос хозяйки дрогнул, на глаза навернулись слезы.
— Все будет хорошо, — постарался успокоить ее Середин.
Он услышал, как изнутри грохнул засов, чем-то подперли дверь. Староста качнулся — Олег поддержал его под руку и повел к калитке. Крот бормотал, что ночь темна, но это хорошо — именно такую ночь и любит печенег, «али еще какой живоглот». Длинный меч чертил за ним в песке извивающуюся борозду. Странно выглядела деревня с мерцающими огоньками лучин, будто в окнах отражались звезды, почему-то принявшие красноватый оттенок. Мужик шагал широко, останавливаясь иногда, чтобы припасть к кувшину с квасом, который Середин отдал ему.
— Слабоват медок, — бормотал Крот, шумно отдуваясь, — не настоялся. А где поджидать будем ворога?
— У Окоши.
— Ага, правильно. Хоромина пуста, а они и не знают. — Крестьянин захихикал, но оборвал себя, прижав палец к губам: — Тсс, тихо. Тишину блюсти надо…
Олег услышал быстрые шаги, прислонил мужика к плетню и кинул руку за спину, на эфес сабли.
— Ведун, ты? — тихо спросил Невзор.
— Я. Что случилось?
Невзор зашептал ему на ухо об увиденном. Середин обернулся к старосте:
— Крот, есть в вашей деревне беспалый мужик? На правой руке трех пальцев не хватает.
— Есть, — кивнул тот, — кузнец наш. Эх, кузнец-молодец! Как коня подувать… подкнуть… подкует, так конь и сам рад-радешенек! Скачет, прыгает от радости. А подковы! О-о…
— Что с кузнецом? — спросил Середин.
— Лежит в яме, где псы зарыты. Сгнил совсем, — ответил Невзор.
— Крот, когда у кузнеца жена померла?
— Дык, одна из первых, значит. В начале лета, а то и весной еще. А уж баба была, я те скажу! Бывало, идет мимо…
— Невзор, веди его в дом Окоша. Сидите там, пока я не подойду. Крот, — он передал мужика с рук на руки Невзору, — вот, друг мой с тобой пойдет, а я в дозор.
— И я с тобой.
— Никак нельзя. А друг мой на печенега хаживал, он тебе такое расскажет!
— А я и сам расскажу. Вот ты, друг, когда на пику его берешь, ворога, значит…
Середин быстро пошел по улице, поглядывая на светлеющие вершины леса за холмами. «Скоро луна выйдет, надо поторопиться», — подумал он.
Перемахнув плетень возле Трошкиной избы, он осторожно подошел к дверям. В окнах светились лучины, Олег облегченно вздохнул, постучал в дверь, и она подалась под его пальцами, хотя мужики должны были запереться изнутри. Середин потянул из ножен саблю, толкнул дверь ногой. Дверь, чуть приоткрывшись, уперлась во что-то, лежавшее в сенях. Олегу почудилось тяжелое дыхание, всхлипы, неясные бормотание. Навалившись на дверь плечом, он с усилием открыл ее и глянул вниз. Мужики, оставленные старостой, храпели на полу в обнимку с топорами. Середин перескочил их и бросился в избу. Тела Трошки, жены и сына лежали на лавках вокруг печи, одетые для погребения. У женщины и ребенка лица были укрыты тонкими льняными платками. Лицо мужчины было открыто. Середин сорвал со стены лучину, внимательно осмотрел тело и, бросившись в сени, стал будить мужиков. Пришлось надавать им крепких пощечин, прежде чем те пришли в себя.
— Тихо, это я, ведун. Кто здесь был? — спросил Олег.
— Дык, никого… Поскребся ктой-то в двери, мы подошли, а там и никого.
— Так… — Олег поднял их на ноги за шиворот, как нашкодивших щенков. — Быстро по домам, бегом, ну!
Мужики похватали топоры и затопали по улице.
Олег побежал к дому Окоша. Из избы слышались голоса — Невзор уговаривал крестьянина прилечь отдохнуть.
— Так, — сказал Середин, входя, — Крот, ты спишь, мы сторожим, потом сменишь. — Он постарался добавить в голос командирские нотки.
— Понял, — пробубнил староста, — все понял. Ложусь. — Он плюхнулся на лавку и почти сразу захрапел.
— В чем дело? — спросил Невзор, выходя за Олегом во двор.
— Ингольф украл смертный платок.
— Зачем?
— Зеркало в нем понесет, чтобы нечисть поднять. Это он наводит упыря. — Середин оглянулся на лес. Край луны уже показался над верхушками, — беги в дом кузнеца. Ингольфа там уже нет, ищи пояс. Ты узнаешь его сразу: на поясе по всей длине навязаны узелки. Найдешь — сохрани любой ценой. Без этого пояса ты Малушу обратить не сумеешь.
— А ты?
— Я на кладбище. Как вернешься — ложись на лавку, укроешься с головой и старосту прикрой. Услышишь мой крик — беги на двор. Все, давай.
Невзор беззвучно исчез в ночи. Ведун перемахнул плетень и побежал к южным воротам. Створки были приоткрыты, он проскользнул между ними, не сбавляя темпа, почти бегом взобрался по скату холма, перед гребнем упал на землю и пополз.
Кладбище открылось в свете луны, как на ладони, до него было не более четверти полета стрелы. Между могилами двигалась темная фигура в свободном балахоне. Остановившись возле свежих погребений, человек откинул капюшон. Он был невысок, коренаст, темные волосы схвачены кожаным ремешком.
Олег провел по лицу руками. Ночь расцветилась в голубовато-зеленые тона. Он снова посмотрел вниз — и поразился произошедшей перемене. Там, где между могилами стоял кузнец, теперь возвышалась стройная фигура со светлыми, спадающими на плечи, волосами. Даже не видя лица, Середин понял, что не ошибся — перед ним был брат Велены. Ингольф достал из-за пазухи сверток и принялся осторожно разворачивать материю. Олег узнал смертный платок, похищенный из дома Трошки. Колдун убрал ткань, и в руках его что-то блеснуло. Середин напряг зрение. Тотчас стали видны мельчайшие детали, каждый волосок на белесой голове Ингольфа, его нахмуренные брови, крепко сжатый рот. В руках колдун держал круглое металлическое зеркало, ловя в него призрачный свет луны.
Середин увидел, как от зеркала к ближайшей могиле протянулся едва различимый луч — и тотчас комья земли зашевелились, будто кто-то толкал их снизу. Над землей появились черные пальцы, вздувшаяся кожа свисала с них лохмотьями. Показалась рука, изъеденная тлением, с кое-где отвалившимися кожными покровами. Постепенно из могилы выбралось существо, уже мало напоминающее человека: с вылезшими волосами на голове, с полусгнившими, почти не прикрывавшими зубы, губами. По остаткам одежды Середин определил, что прежде это была женщина. Глаза мертвеца, странно блестевшие в лунном свете, обратились к зеркалу; труп сделал шаг вперед, покачнувшись на полусогнутых ногах. Ингольф быстро перевел луч луны на другую могилу. Снова зашевелилась земля…
Одного за другим Ингольф поднял из могил четырех мертвецов. Все они, как заговоренные, устремились к зеркалу в его руке, чтобы заглянуть туда. Колдун медленно стал отступать по направлению к воротам, держа зеркало перед собой, словно выманивая ожившие трупы.
Середин огляделся. Когда они подойдут к воротам, он будет как на ладони. Можно было отползти за гребень холма, но далеко от себя отпускать жуткую процессию не хотелось. Олег скатился вниз. Недалеко от ворот он приметил заросли дрока. Оборванные по краям кусты — видно, селяне собирали дрок для покраски одежды, — в центре были густыми, несмотря на то, что уже отцвели. Середин заполз в заросли и лег на спину, сжимая в руке саблю. Он отцепил кистень от пояса и продел руку в петлю, чтобы в случае, если Ингольф его обнаружит, не терять времени.
До захода луны было еще далеко, но висела она низко, освещая лишь верхушки кустов. Время тянулось невыносимо медленно, Олег вспомнил неспешные движения упырей и подавил в себе желание выглянуть, чтобы оценить ситуацию. От него до ворот было совсем недалеко, и пропустить Ингольфа с его ходячими трупами он никак не мог.
* * *
Дом кузнеца почти примыкал к тыну, обходившему селение по склону холма. Сбоку от избы имелся небольшой хлев, метрах в ста за ним — кузня. Дверь в кузню была открыта, и Невзор разглядел в глубине небольшой горн, кучу угля. Дружинник осторожно подобрался к избе и заглянул в окно. Внутри было пусто, на стенах потрескивали две лучины. Он постоял немного, прислушиваясь, затем скользнул в дверь. Обстановка была довольно скудная, но это и понятно: кузнец, обслуживающий все селение, мог позволить себе не вести обычное хозяйство, а жить с того, чем платили за работу деревенские.
Горница была пуста, если не считать стола на перекрещенных ножках. Возле печи, Невзор обнаружил сундучок, окованный по углам медным листом, по крышке шла затейливая резьба. В сундуке стояли бутыли темного стекла, лежали мешочки с травами и чем-то сыпучим. На самом дне он обнаружил то, что искал — тонкий поясок, расшитый разноцветным узором; по всему поясу, через равные промежутки, были завязаны тугие узелки. Невзор сунул вещицу за пазуху, огляделся. Больше здесь делать было нечего. Он поднял сундучок, подивившись его тяжести, и вышел из дома.
В кузне, возле холодного горна, валялись молот и молоток поменьше, клещи — обычный кузнечный инструмент. Волкодлак потянул носом. Его насторожил странный запах: масляный и едкий одновременно. Невзор поставил сундучок на пол, прошелся вдоль стен. В углу он обнаружил небольшой бочонок с заткнутым широкой деревянной пробкой отверстием в крышке. Невзор ухватил пробку пальцами и в два рывка вытянул ее. Едкий запах ударил в нос так, что дружинник отшатнулся. Всадив на место пробку, он взял бочонок под мышку, поднял с пола сундук и вышел из кузни.
* * *
Наконец Олег услышал их шаркающие шаги: упыри, подволакивая ноги, шли за своим отражением, словно связанные с ним невидимой нитью. Крест забился на руке, и Середин чуть приподнял голову. Держа зеркало в вытянутой руке, Ингольф ступал осторожно, оглядываясь на каждом шагу: стоит ему поскользнуться или упасть, и нечисть бросится по могилам, но по ночам будет преследовать его до конца жизни. Подойдя к воротам, Ингольф пошире развел створки, открывая дорогу своим страшным попутчикам.
Дождавшись, пока они скроются за воротами, ведун выбрался из зарослей и последовал за ними, стараясь держаться в тени.
На безоблачном небе, уже почти касаясь верхушек сосен, висела луна. От противоположных ворот по деревне полз туман, наступал белой, клубящейся стеной, скрывая плетни, окутывая избы и сараи.
Ингольф свернул к дому Окоша, где должен был ночевать утомившийся после гулянки со старостой ведун, отворил калитку. Упыри, толкаясь плечами, полезли во двор. Ни вздоха, ни звука не доносилось от них, только шарканье изъеденных могильными червями ног нарушало тишину.
Середин прополз вдоль плетня, сквозь ивовые прутья посмотрел во двор. Ингольф наклонился, заглядывая в низкое окно. «Только бы Невзор был уже там», — забеспокоился Олег.
Колдун отступил перед приближающимися трупами, зеркало отбросило свет месяца в гниющие глазницы. Лунный зайчик скакнул по стене, уводя взгляды упырей за собой внутрь дома. Мертвецы столпились, заглядывая в оконце.
«Все, пора», — решил ведун. Подхватившись с земли, он одним махом перелетел плетень.
— Ингольф!
Колдун отпрянул, на мгновение растерявшись, потом, зловеще ухмыляясь, направил зеркало на Середина.
— Умный мальчик, — прошипел он, — даже имя мое знаешь. Посмотрим, спасет ли это тебя.
Ведун опустил глаза: на груди у него плясал кружок лунного света. Упыри, как по команде, повернулись от окна. Теперь, когда они видели цель, их движения обрели осмысленность и быстроту. То, что когда-то было женщиной, прыгнуло вперед, вытягивая по направлению к Олегу скрюченные пальцы. Сквозь истлевшую рубаху проглядывало сизое сгнившее тело. Сбоку забегал еще один, низенький, с оскаленным безгубым ртом.
Середин закружился, прошел между нападавшими, ударил с разворота назад. Отсеченная по плечо рука упырицы упала на землю, из тела выбился фонтан черной крови. Нечисть взвыла, отступила назад — но тут же на ее месте вырос еще один упырь. Пригнувшись к земле, он выбирал момент для прыжка. Наконец низенький упырь бросился вперед, норовя вцепиться в бедро. Олег взвился в воздух, поджимая ноги, взмахнул левой рукой, вгоняя кистень в покрытый облезающий гнилой кожей череп.
Сзади ведуна ухватили за куртку, и, рванувшись, он упал на колени. Напавший со спины упырь по инерции перелетел через него. Середин отскочил к стене дома, выставив перед собой клинок. Один из нападавших ничком лежал неопрятной кучей тряпья, из-под разбитой головы натекла темная лужа. Ингольф, стоя сбоку, возле кустов сирени, с усмешкой наблюдал за схваткой. Середин выпустил кистень, повел рукой, бросая наведенную тень слева от себя. Упыри, обступавшие его с трех сторон, среагировали, развернувшись на приманку, но колдун, коротко хохотнув, щелкнул пальцами. Тень рассыпалась, оседая на землю серым пеплом. Олег широким движением клинка заставил упырей на мгновение отступить, понимая, что, стоит одному прорвать его защиту, и — все… Кто-нибудь достанет зубами или когтем, гнилье войдет в кровь…
Дверь избы с треском слетела с кожаных петель, порхнув по двору, как сорванный с дерева лист. Серая тень с ревом обрушилась на упырей, подминая их под себя. Что-то хрустнуло. Взлетела в воздух, блестя в лунном свете выпученными глазами, голова упырицы. Из свившихся в схватке тел под ноги Середину выпал упырь, и Олег рубанул с плеча, разваливая гнилое тело от ключиц, через грудную клетку, до живота.
— Невзор, Ингольфа держи! — крикнул он, добивая нечисть кистенем.
Волкодлак отбросил от себя истерзанное, но еще шевелящееся тело упыря и, припадая к земле, пошел на колдуна. Отросшая на голове шерсть встала дыбом, глаза горели угольями, из оскаленного рта капала слюна.
— Верша! — взревел Невзор, поднимаясь в воздух в могучем прыжке.
Лицо Ингольфа исказилось ненавистью. Середин увидел, как в последний момент колдун провел рукой перед собой, словно ставил невидимый барьер, и, бледнея на глазах, растворился в лунном свете. Невзор, рыча, вломился в кусты сирени. Олег подскочил к последнему упырю. Кистень с гулом рассек воздух, врезался в висок, сминая голову, дробя лицевые кости, разрушая серебряными гранями мертвый мозг.
Сразу стало тихо, лишь ворочался Невзор, выбираясь из зарослей сирени. Олег выдохнул, присел, вытер клинок и кистень об одежду упыря.
— Где он, куда делся? — Невзор тяжело дышал, в глазах еще вспыхивали зловещие искры, ноздри раздувались.
— Я думаю, он недалеко. Найдем, если сам не придет, — ответил Середин.
Под кустами он заметил оброненное колдуном зеркало.
— Это надо закопать на кладбище. И поглубже. Ты чего так долго? Я уж думал — конец мне.
— Крот услышал, как ты бьешься, схватил меч — решил, печенеги напали. Пришлось в морду дать. Лежит, отдыхает.
— Ты нашел пояс?
— Вот, — достал Невзор перевязанный узлами пояс, протянул Олегу. — Он?
— Он и есть. А что там, у кузнеца?
— Пусто. Сундук был, я принес, и еще кое-что. Погоди, сейчас покажу.
Невзор скрылся в доме. Середин осмотрелся. Туман уже подобрался к дому, перевалил плетень и полз по двору. Луна, в последний раз показавшись в просвете между деревьями, скрылась за лесом. Сразу стало темно, и ведун провел по лицу, вызывая «кошачий глаз». Тело упырицы еще шевелилось, подрагивая руками, словно ощупывая землю в поисках оторванной головы. Олег стиснул зубы и ударом кистеня проломил ей грудную клетку.
Из дома вышел Невзор, поставил на землю сундук и бочонок.
— Тут зелья всякие, травы. А вот здесь, — похлопал он по бочонку, — кажется, греческий огонь.
— Ну-ка, ну-ка… — Середин вытащил пробку, принюхался: — точно. Надо будет избу кузнеца спалить, и не только ее. Похоже, Ингольф не только упырей вызывал, он, по-моему, готовил кое-что похуже.
— Это что?
— Видел холмы за южными воротами? В одном, вроде бы, древняя могила. Староста не знает, кто там лежит. Думаю, это погребение воинов, оставшееся с незапамятных времен. Если Ингольф их поднимет… — Середин покачал головой. — Это будет пострашней чумы.
— И что делать?
— Днем сходим с мужиками. Надо раскопать могилы и сжечь все кости.
— Обиду нанесем: воины там лежат, — угрюмо возразил Невзор.
— Нет. Если колдун их поднимет, значит, души еще здесь. Справим тризну, через огонь отправим их к богам — иначе на много дней пути вокруг этого холма будет мертвая земля.
Олег заткнул бочонок и стал перебирать мешочки с травами, открывать эликсиры, порой недоуменно качая головой.
— В этом я не разберусь. Надо бы Велене отнести. Кстати, что там Крот? Ты его крепко приложил?
— От души.
— Ладно, пусть спит. — Середин закрыл крышку сундука, оглядел двор. — Этих сами закопаем. И тех, что в избе — ну, Трошку с семьей — тоже. Боюсь, народ своих не станет кольями дырявить и угли на могилы сыпать.
— Точно, не станет. — Невзор неловко кашлянул, пожевал губу. — Хотел я тебя попросить кое о чем. Не знаю, теперь надо ли.
— Говори, не томи душу, — подбодрил Олег.
— Ты сам говорил, что я не бессмертный, да? Так вот — если со мной что случится, как брата прошу: перед тем, как зароешь меня, вложи в рот монетку, какую не жалко. Не хочу после смерти таким вот стать, — кивнул он на трупы, лежащие у ног.
— Ну, это я тебе обещаю, — серьезно сказал Середин. — Только не рано ли ты собрался? Тебе еще к Малуше…
— Стой, — схватил его за руку Невзор. — Слышишь?
Ведун замер. Мерный шум, словно от несущегося горного потока, становясь все сильнее, разорвал тишину, будто прелое полотно. Олег закрыл глаза, глубоко вздохнул и потянул саблю из ножен.
— Опоздали мы, Невзор.
— Что случилось?
— Он поднял древних воинов, — обронил Середин и медленно направился к калитке.
