Глава 15
В порядке исключения, на этот раз ему ничего не снилось: ни мавки, требующие гребешок, ни оборотни с окровавленными мордами, ни даже Велена. Просто уснул — как в черную угольную яму провалился.
Невзор растолкал его, когда за окошком было еще темно.
— Мужики к парому пошли, — сказал он.
Как бы подтверждая его слова, за дверью послышались шаги, кто-то тихонько поскребся, и голос хозяина зашептал:
— Как просили, гости, вот сейчас петух зарю звать станет.
Середин крепко потер лицо, разгоняя сон, оделся, нацепил перевязь. Невзор протянул ему кувшин, Олег допил степлившийся квас.
В зале было пусто, пол подметен, объедки убраны; нищий спал за порогом в компании с лохматым кобелем. На дворе стояли серые предутренние сумерки, из темноты слышались голоса паромщика и его помощника, подтягивающих отпущенный на ночь канат.
Утренняя прохлада вмиг забралась под рубашку, и Олега передернуло.
— Может, перекусим на дорогу?
— Лучше с собой возьмем. Я уже хозяину наказал.
Они двинулись на голос паромщика, как вдруг от стены корчмы отделилась огромная тень. Середин опустил ладонь на рукоять сабли, Невзор скользнул чуть вбок, выхватывая нож.
Это был рыжий викинг. Рубашку он сменил, на виске багровел огромный синяк. Оружия при нем не было. Скривив лицо, он что-то сказал, ни на кого не глядя.
— Просит меня переводить, — пояснил Невзор.
— Пусть говорит, — согласился Олег.
Рыжий что-то долго бубнил, исподлобья посматривая то на Середина, то на Невзора, потом замолчал, ожидая, когда переведут его слова.
— Его зовут Ивар. Ты подарил ему жизнь, хоть и унизил перед воинами, но в этом виноват он сам. Теперь ему не раз придется доказывать свою силу и храбрость.
— Это на здоровье, — усмехнулся Середин. — Надеюсь, сейчас он этого делать не будет?
Рыжий протянул ладонью вверх руку, больше похожую на совковую лопату. В ладони лежал массивный серебряный перстень грубого литья с выгравированным руническим знаком.
— Это его родовой перстень, — пояснил Невзор, — он просит тебя принять его в знак почтения и дружбы. Его род очень древний и пользуется уважением. Если ты будешь в его краях, с этим перстнем тебя примут в любом доме. Советую взять, — добавил Невзор уже от себя. — Дар за дар: ты ему — жизнь, он тебе — уважение соплеменников. Откажешь — боюсь, снова биться придется.
Олег принял перстень, надел на средний палец левой руки. Крест на запястье не среагировал — значит, магии в перстне не было. Может, она проснется в землях викингов, но сейчас сила перстня, если она и была, спала, словно северные скалы под снегом. Середин прижал руку к груди, кивнул в знак благодарности. Рыжий так же коротко качнул головой в ответ и, буркнув что-то напоследок, затопал в корчму.
— Желает нам легкой дороги и славной битвы. Пойду, договорюсь с паромщиком.
— С битвой хорошо бы повременить. Чего тебе?
Хозяин, в стороне ждавший окончания разговора, протянул Середину торбу с едой. Олег забросил ее за спину, расплатился и зашагал к парому. Где-то рядом, в темноте, хрипло заорал петух, завозились куры на насесте. Небо было затянуто тучами, и ведун шел, ориентируясь на голос Невзора, спорящего с паромщиком.
— …сейчас в воду кинем тебя, а сами переплывем и корыто твое там бросим, — говорил Невзор, судя по всему, исчерпав аргументы.
— Никак мне в воду нельзя, — бубнил в ответ мужик, — я при пароме должон, вот наберется народ — поедем потихоньку. А в воду — никак не можно.
— Значит так, платим за всех, кто обычно с тобой плывет, понял? — положил конец спорам подошедший Середин.
— Это дело другое, — согласился мужик, — это мы с радостью.
Поплевав на ладони, они с помощником ухватились за канат.
— А ну, взяли!
Тусклый рассвет застал их на середине реки. Мужики с натугой тянули паром: хватали канат на носу и, согнувшись, проходили с ним на корму, затем снова шли на нос, и так раз за разом. Невзор, уже некоторое время вглядывающийся в туманную дымку, поднял руку.
— Смотри, вон там.
Середин напряг зрение. С верховьев Днепра шло что-то большое, размытое и оттого казавшееся еще более огромным.
— Ладьи! — заорал паромщик. — Куда ж они прут?! Э-ей! На ладье, сворачивай!
На судне, видимо, услышали его крики. Весла с правого борта упали в воду, с левого ударили сильнее, разворачивая ладью к берегу. Сквозь туман были видны кольчуги на сбежавшихся к борту воинах.
— Похоже, вовремя мы, — сказал Невзор, — сдается мне, это варяги. Вряд ли ярлу понравится, что его сын проиграл схватку.
— Так давай поможем мужикам?
— Угу.
Они взялись за канат, паром сразу заметно прибавил скорости, за бортом зажурчала вода. Берег быстро приближался. Пройдя по ковру из листьев кувшинок, тупой нос парома въехал с разгона на прибрежный песок. Середин подхватил торбу, оглянулся. Ладьи уже пристали напротив постоялого двора, весла были убраны, прибывшие воины сходили на берег.
От перевоза уходила в сосновый бор наезженная дорога. Середин поманил паромщика.
— Куда по дороге выйдем?
— Это ежели прямо, то за поворотом весь в десяток дворов, дальше — к городищу Десново, за день дойдете, да от него, по берегу вверх — на Чернигов, почитай, три перехода, а вниз, до Киева — все пять.
— А к Чернигову напрямую как выйти? — спросил Невзор.
— А никак. Только ежели лесом. Но это здесь сосняк, а поглубже — болота да буреломы. Дорогой все одно быстрее. А может, кто и подберет вас на телегу.
Дорога тянулась, словно по дну ущелья, сжатая светло-коричневыми стволами. Высокие сосны, казалось, скребли низкие облака. Ноги увязали в сыпучем песке, и Олег с Невзором пошли рядом с дорогой, топча ногами желтую павшую хвою. За поворотом, как и говорил паромщик, открылся поселок, обнесенный крепким тыном. Ворота были распахнуты, по улице бродили гуси, на плетнях сушились горшки и кувшины. Возле колодца Середин сговорился с молодухой в застиранном платье. Она вынесла им крынку молока и краюху хлеба. За тын, на выпас, прогнали стадо коров, над соломенными крышами курился дымок. Неспешно перекусили, Олег набрал воды в корчагу — не забыл, как шел от Припяти целый день по солнцепеку. Невольно вспомнил загадку полудницы. Что она хотела ему сказать?
Хозяин, пожилой степенный мужик, долго чесал затылок, пока не вспомнил, что в сторону Десново нынче никто не поедет. Середин подтянул пояс, кивнул Невзору, на которого уже скалились две дворняги, и они продолжили путь. Песчаная почва вскоре сменилась суглинком, сосны отступили вглубь леса, уступив место березам и яворам, изредка встречались вязы, стоявшие обособленными группками. Несмотря на пасмурный день, жужжали пчелы, собирая последний нектар с белых зонтиков дудника и дягиля.
Невзор скрылся в лесу, вскоре догнал Олега, протянул горсть орехов. Плоды были еще зеленые, молочные, однако позволили скоротать путь. Проголодавшись, друзья присели на взгорке, перекусили, запили колодезной водой.
— До Чернигова пешком пойдем или ладью ждать будем? — спросил Середин.
— Не хотелось бы в Чернигов заходить, — задумчиво сказал Невзор, — меня там узнать могут, расспросов не оберешься.
— Тогда и на ладье знакомые могут встретиться.
— Вот то-то и оно. Я бы пешим пошел. Ты как?
— Пешком так пешком, хотя, честно сказать, надоело ноги бить. Но на лошадь, даже самую завалящую, денег уже не хватит.
— Может, телега попутная подвернется.
— Посмотрим.
К вечеру дорога вывела их на опушку. Впереди, за скошенными полями и темневшими на них копнами сена, стояло городище, окруженное насыпным валом с врытыми поверху кольями. За бревенчатыми стенами виднелись двухэтажные дома. В городище с полей тянулись телеги, шли пешие: бабы, мужики, ребятишки гнали коз, коров.
— На воротах могут остановить, — предупредил Невзор.
— Еды бы купить, а там можно и обойти.
— Ну, мясо я и в лесу добуду.
— И вправду. Я и забыл.
Они пошагали вдоль вала, поглядывая вверх, на стены, из-за которых кое-где торчали шлемы дружинников. Пару раз их окликнули, но Невзор, отмахнувшись, показал рукой вперед — мол, туда идем. Обогнув городище, вышли на дорогу к Чернигову. Тракт был пуст: вечер уже близился, а на ночь глядя какой же купец выедет из охраняемого городища в темный лес.
Свернув с дороги, путники разложили в лесу костер. Поели, что осталось от захваченной на постоялом дворе еды. Середин пожалел, что не остались на ночь в каком-нибудь стогу — из леса тянуло сыростью. Он подложил под голову торбу, обхватил себя руками и попытался заснуть. С одного бока пригревал костер, ветер шумел в верхушках деревьев, пахло болотом и грибами.
«Надо бы набрать грибов по пути. Разнообразить, так сказать, меню», — сквозь дрему подумал Олег.
За ночь пришлось несколько раз вставать, подбрасывать сучья. Под утро Невзор исчез в лесу и вскоре притащил на спине молодую косулю с разорванным горлом. Решили прежде, чем продолжать путь, заготовить мясо. Середин разделывал тушу, Невзор, облизывая окровавленные пальцы, обжаривал куски на костре. Мясо завернули в листья лопухов, сложили в торбу. Оставив позади прогорелое кострище и голову косули с черными, подернутыми смертной пеленой, глазами, двинулись дальше. Невзор, казалось, не знал усталости — рыскал по лесу, появляясь то справа, то слева. Середин с надеждой прислушивался: не скрипнет ли колесо догоняющей телеги?
«Если так дело пойдет, тоже скоро впору волком обратиться, — тоскливо подумал он. — Сплю в лесу, ем одно мясо. Пока еще жареное, но если приспичит, смогу, наверное, и сырое. Эх, судьба — злодейка. Что тут до Чернигова: три-четыре часа на мотоцикле, а вот — три дня пилить, если не больше. Где ты, мой родимый „Иж-планета“?»
Раз он услышал топот за спиной, отошел на обочину. Верховой — парень в лихо заломленной шапке — пролетел галопом, даже не удостоив его взглядом.
— Гонец, не иначе, — прокомментировал невесть откуда взявшийся Невзор, — княжья служба. Ишь, как припустил. Ему везде дорога, везде приют. Если, конечно, на людей разбойных не нарвется.
— И здесь пошаливают? — равнодушно спросил Середин, чтобы поддержать разговор.
— А где без них? Покуда одни будут с товаром ездить, другие их тормошить беспременно станут. Хочешь — делись, а не хочешь, так и без головы останешься. Ты как, ноги не сбил?
— Есть немного, — поморщился Олег.
— Хочешь, по Десне пойдем. Может, и впрямь ладья попутная подберет. Только берега вдоль реки топкие, болотистые. Видать, лето здесь дождливое выдалось — даже лес подтопило. Я уж проверил.
— Нет уж, давай по дороге.
Под вечер набрели на скошенное поле. Видно, недалеко стоял поселок, откуда мужики приходили запасать сено скотине на зиму. Возле леса обнаружилась забытая копешка сена. Олег наскоро перекусил и забрался в самую середину стожка. За шиворот сыпалась труха, шуршали то ли мыши, то ли змеи — но Середин решил плюнуть на все и просто выспаться в почти человеческих условиях.
На третий день, уже к заходу солнца, вышли к Чернигову. Город стоял, нависая с холмов на Десну защитным валом и огромными, в три обхвата, бревнами стен. Деревянные сторожевые башни казались издали замершими часовыми в островерхих шлемах.
В предместье напросились на ночлег к доживающему свой век деду. Изба, крытая соломой, была, как видно, одного с хозяином возраста. Вдвоем с дружинником накололи старику дров, чтобы хватило хоть на первое время, разожгли печь, такую же старую, как и хозяин дома. Камни сверху разошлись, через щели пробивался дымок. Невзор выложил на колченогий стол остатки косули. Старик долго благодарил — наверное, как выглядит мясо, он уже успел позабыть, — и так же долго шамкал деснами, перетирая кусок в беззубом рту. Лавок в доме было всего две, но Невзор бросил на пол охапку сена, заготовленного стариком для единственной живности — тощей козы — и заснул раньше всех. Середин долго ворочался на жестких досках. Храпел с присвистом дед на соседней лавке, коптила печь, но было тепло, с крыши не капало, и, в конце концов, Олег забылся беспокойным сном.
Весь следующий день шел мелкий противный дождь. К полудню путники едва оставили за спиной Чернигов. Ноги разъезжались в разбитой, раскисшей колее, на сапогах налипли комья грязи. Середин уже давно перестал злиться на себя за то, что согласился идти пешком, и теперь последними словами проклинал Ингольфа, за которым приходилось гоняться чуть ли не по всей Руси. До вечера друзья одолели едва треть намеченного на день пути.
* * *
Смеркалось, Середин, остановился, смахнул с лица капли дождя. Дорога впереди терялась в серой пелене, лес по сторонам стоял мокрый, неприветливый. Березы и осины поникли, ели и те выглядели жалко: по обвислым веткам стекала вода, кора намокла и казалась черной от впитавшейся влаги.
— Дальше не пойду, хоть убей, — громко сказал ведун.
Голос его потонул в мерном шуме нудного дождя. Олег подождал немного.
— Вот прямо здесь сяду посреди дороги, и все! — пообещал он.
Из березового подлеска слева показался Невзор.
— Чего шумишь? Пойдем, я шалаш поставил.
Проваливаясь по щиколотку в намокший дерн, Середин побрел за ним.
На взгорке под раскидистым дубом Невзор соорудил шалаш: составил пирамидой длинные слеги, обложил их сверху донизу еловыми ветками. В шалаше, в небольшом углублении, он уже развел костер, пристроил на рогульках ободранную тушку зайца. Середин вдохнул аромат зайчатины и блаженно улыбнулся:
— Вот так бы каждый день.
В шалаше было тепло, дым уходил в дыру в потолке. Олег разделся, пристроил вокруг костра мокрую одежду. Невзор разделал ножом зайца, придвинул мясо Середину, сам взялся обгладывать ребра.
— Ты ешь, не смотри на меня.
— Завидую, — пробормотал Олег с полным ртом, — тебе и шалаш не нужен, и костер ни к чему.
— Нашел чему завидовать, — угрюмо бросил Невзор. — Завтра нам на другую сторону переправляться, так что набирайся сил. Десна отсюда в полете стрелы, за осинником, — кивнул он в сторону дороги. — Тот берег, вроде, повыше. Может, его не так заливает. А здесь лес пойменный, мокрый.
Хвойная подстилка колола бока, но от усталости Середин заснул, как только растянулся на пахнувших смолой ветках.
Утром, продравшись через чащу, вышли к Десне. Низкий берег, поросший осокой, заливала мутная вода. Моросил дождь, и просвета в низких тучах не ожидалось. Срубив несколько молодых осин, они перевязали их гибкими ветками лозняка. Получился немного корявый, но довольно устойчивый плот. Человека он, конечно, не выдержал бы, но этого и не требовалось. На плот сложили одежду, оружие. Невзор спокойно зашел в воду. Вдоль позвоночника темная полоса шерсти подмокла и свалялась, на голове немного отросла и топорщилась ежиком.
— Ну, что, взяли?
Зубы выстукивали дробь, тело покрыла гусиная кожа. Олег поежился, не испытывая никакого желания лезть в реку, однако, делать было нечего. Он осторожно шагнул с берега, поскользнулся на глине и с маху сел, взметнув каскад мутной воды.
— Вот это правильно, — серьезно одобрил Невзор, — если чего-то не хочется, то лучше это делать сразу и быстро.
Середин промолчал. Взявшись за плот с двух сторон, они вытолкали его на быстрину. Сверху вода, снизу вода… Отплевываясь, Олег пытался разглядеть противоположный берег. Плот, казалось, стоял на месте, вернее, не стоял, а плыл вниз по течению, независимо от их усилий. Наконец ноги коснулись придонной травы, затем нащупали песок. Друзья выволокли плот, подхватили одежду и бегом поднялись по склону под сосны. Середина била дрожь, даже в штаны он попал ногами не с первого раза. Кое-как подтянул перевязь.
— Ну, что, может, погреемся? — предложил Невзор.
— Это как?
— Бегом, а?
— Давай попробуем, — с сомнением согласился ведун.
Невзор припустил вперед, подхватив торбу, Середин подтянул перевязь и бросился за ним.
* * *
— Кажись, пришли, — выдохнул Невзор.
С холма, поросшего соснами, они увидели деревню, зажатую между двумя курганами. Избы, окруженные огородами и яблонями, сгрудились во впадинке, некоторые карабкались вверх по пологим склонам. Крепкий частокол окружал селение, пересекая дорогу, идущую от реки, пробегал по курганам, вплотную примыкая к избам, стоявшим на склонах. Поля вокруг были убраны, возле реки паслось стадо коров. Ветер гнал редкие облака, клонил молодые березки и сосенки на редколесье за окраиной села.
— Сход, что ли, какой?
В центре поселка, на продолговатой утоптанной площади, толпился народ — в основном мужики. Один размахивал руками, показывая куда-то за курганы, остальные слушали.
— Вот сейчас и узнаем. — Середин, придерживаясь руками за молодые деревца, стал спускаться с холма.
Бревна тына, заостренные сверху, были, в основном, старые, потемневшие, но местами виднелись и вкопанные совсем недавно, еще со следами топора и свежей землей вокруг. Путники прошли в распахнутые настежь ворота, уже издали заслышав гул голосов. Возле изб группками собрались бабы с ребятишками, вполголоса переговаривались, на пришельцев смотрели с плохо скрытой неприязнью.
Толпа мужиков на майдане гудела, как потревоженный улей. Низкий с хрипотцой голос, перекрывая гул, разносился по улице.
— А я грю: куда пойдем? Урожай собран, а зерно не помололи, того и гляди с Чернигова за податью наедут — и что? А жить-то вы где будете? А скотину держать? Через три луны морозы вдарят, а у вас ни крыши над головой, ни клетей под скотину.
— Что ж теперь, всем тут помирать? — возразил чей-то смурной голос.
— Ты скажи, чтобы всем ясно стало: че делать? Тут оставаться — и вправду все помрем, уходить — опять не жизнь. Ты мужик или кто?
Середин тронул за рукав крайнего крестьянина.
— О чем спор?
— А-а, — мужик не глядя вырвал руку, — погоди, не до тебя.
— Я грю: оставаться надоть, — снова возник хрипловатый голос, — вместе перебедуем. Не могет быть, чтобы мор у нас приключился. Пришлых с весны не было, сами никуда не ходили, даже в Чернигов. Неоткуда мору взяться, курицу вашу мать!
— А жальник, а кости чужие в холмах?
— На жальнике наши старики лежат, а кости в холмах спокон века там были, и никто еще на них не жаловался. Они высохли, как хворост, на них даже псы не смотрят.
— То-то и не смотрят, что убегли, кто не передох.
— Да, почему собаки сбегли, а?
— К зиме вернутся. Как жрать в лесу нечего станет, так и вернутся.
Невзор толкнул локтем Середина.
— Это неплохо, что собак нет, а? Хоть в этом повезло.
— Если бы еще знать, почему?
Мужики, вяло переругиваясь, потянулись с площади. Крестьянин — пожилой, кряжистый мужчина с коротко стриженной бородой, загорелым лицом и тронутыми сединой волосами, — исподлобья смотрел им вслед.
— Поутру Трошку хоронить. Все придут? Чай, не чужой мужик, да и баба с дитем не пришлая, — крикнул он.
— Придем, придем. Каждую седьмицу новая могила. Жальник больше деревни стал, — ворчали, расходясь, мужики. — Ты давай, Крот, думай. Чегой-то не так у нас деется.
Середин приблизился к крестьянину, который, похоже, был здесь кем-то вроде старосты. Тот мельком глянул на пришельца, в сердцах сплюнул и повернулся, собираясь уходить.
— Здрав будь, мил человек.
— Кто такие? — Крот нехотя обернулся, окинул взглядом Невзора, задержался цепкими глазами на сабле за спиной Олега.
— Путники. В Киев добираемся. Переночевать бы нам, мы люди смирные.
— Я уж вижу. В дружину или как? — кивнул он на саблю.
— Может, и в дружину, может, к купцу наймемся.
— Не вовремя вы, путники, к нам забрели. Мор у нас. Ступайте-ка вы подобру-поздорову. — Крестьянин повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
Середин с Невзором переглянулись.
— Ты ж только что мужикам говорил, что не может быть мора.
— Мало ль чего я мужикам говорил. А сорвутся они с места, а сгинут с семьями?
Олег подошел поближе, понизил голос:
— Ты расскажи толком, что за беда. Ежели мор — может, я помочь смогу. Ведун я, травы знаю. Коли порчу напустил кто — укажу.
— Не врешь? — Мужик остановился, шаря глазами по лицу Середина, словно пытаясь отыскать доказательства его слов. — Молод ты больно для ведуна.
— А что ты теряешь? — вмешался Невзор. — Ну, не получится у него от напасти вас избавить — так плату вперед мы не берем. Так, переночуем, а за еду и за постой заплатим.
Мужик крепко задумался, переводя глаза с одного на другого.
— Ладно, чего там. Звать меня Крот, я тут старшой. Только спать негде — мужики сейчас никого в дом не пустят, а у меня своих девять ртов.
— Дома пустые есть?
— Как не быть. Только захотите ли вы там ночь коротать. Седьмицу, как схоронили хозяев вон той избы. Мужик, баба, девка на выданье да трое пострелят. Все в одну ночь отошли. — Староста прищурился: — Как, пойдет такая хоромина?
— Пойдет, — кивнул Середин, — покажешь?
— Пошли.
Крот повернулся и, не оглядываясь, двинулся через утоптанную прощадку в центре села. Середин и Невзор последовали за ним. Из-за плетней на них смотрели жители, испуганно отводя взгляд, если Середин встречался с кем-то глазами. Крестьянин привел путников на окраину, показал рукой довольно большую избу, крытую соломой. Калитка в плетне была распахнута настежь, словно здесь ждали гостей. Ветер скрипел дверью пустого овина. На дворе было пусто, словно с хозяевами вымерла и вся живность. Под низким окном над раздерганной шкурой вились мухи.
— Разобрали скотину, — словно прочитав мысли, пояснил мужик, — чтоб не пропала, значит. Псина тоже сдохла, — добавил он, кивнув в сторону останков. — Видать, колом кто-то пригладил, чтоб не выла.
Дом был совершенно пуст, будто его еще не заселили, и только закопченный потолок над печью, да почти выветрившийся запах, присущий обжитому помещению, свидетельствовал, что здесь еще недавно обитали люди.
— Эх, народ, — воскликнул мужик, — все подобрали. А ну, как и впрямь мор? Ведь вся весь вымрет.
Крест на руке Середина предостерегающе пульсировал теплом. Он уже знал, что так крест реагирует на остаточный след нечисти.
— Нет, мил человек, это, похоже не мор, — сказал Олег, внимательно осматриваясь. — Скажи, а пришлых людей у вас нет?
— Давно нет. Дорога от нас далековато. А что?
— Так, проверить кое-что надо будет. Колдун или ведунья, может, знахарка в деревне есть?
— Нет, давно уж никого из таких-то. Были у нас тут двое пришлых: парень и девка, но давно.
— А по весне никто к вам не прибился? — спросил Невзор.
— По весне… — протянул Крот задумчиво. — Нет, никого не было. Я бы знал.
Невзор и Середин переглянулись — у обоих мелькнула мысль, что Велена их обманула.
«Нет, не могла», — подумал Олег. Он сделал знак Невзору, чтобы тот помолчал.
— Разберемся, думаю, с вашей бедой, Крот. Вот перекусить бы чего не мешало.
— Пойдемте, угощу вас. — Мужик двинулся к выходу.
— Спокойно, Невзор, — тихо сказал Середин, — он здесь или недавно здесь побывал. В доме след нечисти. Свежий след.
Изба старосты стояла прямо возле майдана. Во дворе мучили кошку двое голопузых малышей-погодков. Хозяин, сразу делалось ясно, был зажиточный: по двору бродили куры, в хлеву блеяли овцы. Женщина в простом, обесцвеченном стирками, платье, рубила на чурбаке крапиву и мешала ее с отрубями. Наполнив две бадейки, она выпрямилась, смахнула с лица упавшую прядь волос.
— Слышь, мать, покорми гостей, — сказал староста.
— Ага, — кивнула женщина, — вот поросям отнесу только.
Она подхватила кадушки, понесла их на задний двор. Пацаны-погодки оставили кошку и вылупились на пришедших.
— Сыновья, — пояснил Крот, — еще две девки и два парня. В поле сейчас. Ну, проходите в дом. Сейчас я кваску холодненького принесу.
Он направился к погребу в углу двора, а Олег с Невзором вошли в избу. В сенях стояли разного размера кадки, висело коромысло, из подклети слышалось блеяние ягнят. В горнице присели за пустой стол. Невзор испытующе посмотрел на Олега.
— Думаешь, он здесь?
— Велена говорила, что их погнали отсюда — мол, брат учудил что-то, чуть не с кольями проводили. Ты, главное, молчи пока. Ингольф может разные обличья принимать.
— Но пришлых не было — сам хозяин сказал.
— Вот это меня и интересует.
В сенях скрипнула дверь. Староста внес кувшин с квасом, достал чашки. Следом заглянула его жена.
— Чего подать-то?
— Ну, это, хлеба дай, творога.
— Тогда квас чего принес? Сейчас молока дам. — Она подхватила со стола кувшин.
— Давно это началось? — спросил Середин.
— С начала лета, — подумав, ответил староста. — Сначала у кузнеца жена померла. Уж как он убивался — всю жизнь, почитай, вместе прожили. Потом мужик помер, не старый еще. Бобылем жил на отшибе. Его хоромина там, на холме, — махнул Крот рукой в сторону окна. — Ну, схоронили как положено. Рядном укрыли, тризну справили. Дальше больше: семьями уходить стали. Вот эта третья. Утром глядь — нету никого ни в репнице, ни возле избы. Ну, мы уже ученые — идем, смотрим. Лежат все на лавках, как живые, а не дышат.
— А что с собаками?
— А-а, — староста пренебрежительно отмахнулся, — мышкуют, поди, по лесу. Кто их летом кормить станет — вот и сбегли на прокорм.
— Но дворнягу-то у последней семьи прибили.
— Да. Она у них на веревке сидела. Прижимист Окоша был. Все боялся, что курей попрут или телку ночью уведут. А кому вести? Все друг друга знаем, почти все — родня.
Хозяйка внесла угощение, расставила на столе, собралась присесть, но староста цыкнул.
— Ты иди-ка, посмотри там. У нас тут разговор.
Женщина наградила его испепеляющим взглядом, но при чужих спорить не стала. Олег дождался, пока она выйдет из дома, накрошил в миску с творогом хлеба, добавил молока. Невзор подсел поближе.
— Ну, вы ешьте пока, — покивал крестьянин, — я на дворе буду. Ежли чего надо — скажите, — и подался вслед за хозяйкой. Похоже, тайный разговор у старосты намечался именно с ней, а не с гостями.
Молча похлебали молоко с творогом. Во дворе хозяйка распекала Крота: чего, мол, перед гостями позоришь? Хозяин бубнил что-то неразборчивое. Впрочем, Середин понял, что он не очень-то надеется на их помощь. Как пришли, так и дальше пойдут. Ведун вытер губы, встал.
— Надо бы на мертвых взглянуть.
— А мне что делать? — спросил Невзор.
— Хочешь — пройдись, поговори с мужиками. Только, думаю, не будут они с пришлым свои беды обсуждать. Посиди здесь пока.
— А с тобой?
Середин положил руку ему на плечо.
— Слушай, Невзор. Если Ингольф здесь, он не должен тебя видеть.
— Если здесь, то уже видел.
— Будем надеется, что нет. А меня он не знает.
Ведун вышел во двор. Староста ждал его у калитки.
— Покажи семью, что ночью померла, — попросил Олег.
— Чего глядеть? Мертвые, они и есть мертвые.
— Крот, как ты думаешь, сколько еще народу сгинет, прежде чем мужики с родных мест тронутся?
— В этот раз насилу уговорил.
— Ну, так веди.
Они опять прошли через всю деревню. Возле дома умерших топтались трое мужиков. Из низенького сруба, стоявшего чуть в стороне от избы, курился дымок. Один из мужиков подошел к старосте.
— Скотину забрать хотим.
— Забирайте, — кивнул Крот, — соберите в отдельный загон, после по дворам распределим. Пусть бабы курей выловят, ну, там, телок, ягнят отделят. Справу со двора пока не брать! А баньку кто топит?
— Дык, бабы Трошку к погребению готовят.
— Останови их, — тихо сказал Кроту Середин, — успеют еще.
Они прошли к баньке. В предбаннике женщина в одной рубашке раскладывала на лавке чистую одежду. Отдельно мужскую, отдельно женскую, отдельно — детскую рубашку и порты. Под лавкой стояли новые лапти. Староста шагнул в баню. Еще две женщины обмывали покойников. Молодой мужчина лежал на рогожке, чуть в стороне. Обнаженное тело было бледное, лицо спокойное, умиротворенное. На нижнем полке лежало тело женщины. Бабы макали в кадку куски холста, обмывали ее, одна что-то приговаривала, кивая в такт словам. Чуть повыше лежало тело ребенка. По стенам горели лучины, в помещении оказалось тепло, но не жарко, воду на каменку не плескали — пару не было совсем. Одна из женщин покосилась на вошедших.
— Чего надо? — неприветливо спросила она.
— Ты, того, — Крот смущенно кашлянул, — погодь пока. Вот человек знающий, — указал он на Олега, — пусть глянет на них, а после уж подготовите.
— Чего глядеть-то. Чай, не живые уже.
Бабы, ворча, вышли в предбанник. Середин прикрыл дверь, снял со стены лучину и приблизился к телу женщина на полке. Крест на запястье уколол жаром. Женщина была довольно молода, лицо, кисти рук и ноги до икр были загорелые, обветренные от постоянной работы на воздухе. Середин подозвал крестьянина, передал лучину, осмотрел тело, ища в подмышках и в паху распухшие лимфатические узлы — следы болезни. Ни пятен, ни нарывов на теле не было. Трупное окоченение уже отпустило тело. Середина поразила бледность умершей — обычно кровь стекала в конечности, придавая им характерный синюшный цвет.
— Ну-ка, давай свет поближе.
Мужик нахмурился, но опустил лучину пониже. Олег взял из кадки кусок холста, повернул женщине голову, отжал холстину и с силой потер шею над веной. На бледной коже проступили две точки размером с булавочную головку. Середин выругался и поманил крестьянина.
— Видишь? — указал он пальцем на точки.
Тот пригляделся.
— Чой-то? Язвы?
— Погоди-ка.
Они вдвоем переложили тело женщины на рогожку. Середин осмотрел ребенка, мальчика лет десяти.
— Видишь, то же самое.
— Ага, — кивнул Крот, — и чего?
Они подошли к мужчине. Олег и ему протер водой шею.
— Это не язвы, Крот. Это след упыря.
