Глава пятая. Перед лицом Юмала
Не сотвори себе кумира…
После полуночи ветер поутих, а дождь практически перестал. Лишь редкие мелкие капли продолжали делать свое мокрое дело. Вместе с ветром перестал шуметь и лес. Ветви расщепленной сосны в последний раз натруженно скрипнули и притихли в ожидании. Порывы ветра спали, окончательно потеряв былую силу, и больше не беспокоили деревья и обитателей леса.
Юски долго наблюдал за пленным бродником. Кучма со связанными руками сидел рядом со старыми охотниками под сосной. Юски гадал, обманул их Селян Кучма или сказал правду. Хотя после угроз стариков мог со страху и наврать с три короба, но ведь мог и правду сказать. Вепсу хотелось верить, что бродник не солгал и Бокул Шибайло обязательно придет в означенное место. Должен же он был убедиться, как все прошло. «Должен прийти», – мысленно убеждал себя Юски. Ведь именно от этого зависела жизнь Баара.
Но полночь уже давно миновала, а предводителя бродников все не было. Юски стал заметно нервничать, ерзать. Окончательно потеряв терпение, он пододвинулся к Кучме. Тот спал или делал вид, что спит. Вепс толкнул его в плечо.
– Ну что, где твой Шибайло? – шепотом спросил он.
Бродник устало открыл глаза.
– А я почем знаю, – ответил он.
– Ууу, вражина, – протянул Юски, покачав кулаком перед носом бродника.
Юски позвал Куски и Пэллу.
– Кажется, Бокул не придет, – заявил им Юски, – уж не знаю, что там могло случиться, но, клянусь Юмалом, он не придет.
– М–да, – вздохнул Куски, – это плохо.
– Ну и ну, – поддакнул Пэлла.
– Да что тут вздыхать, – занервничал Юски, – надо что–то делать. Надо искать Баара.
Недолго думая, Юски собрал свой отряд и приказал немедленно выступать. Вперед были высланы два молодых зорких парня. Продвигались по лесу крайне осторожно, готовые в любую минуту встретить разбойников.
Шли довольно долго. Движение изрядно тормозил Кучма, который, по всей видимости, выбился из сил, стал часто спотыкаться и даже несколько раз чуть было не упал.
Дважды отряд вепсов замирал от близкого хруста в кустах. Воины мгновенно останавливались и натягивали луки. Но оба раза тревога оказалась ложной. Вначале они спугнули из кустов лисицу, а во второй раз молодой кабанчик, грозно хрюкнув, поспешил удалиться от людей.
– Тьфу ты, – сплюнул Пэлла и покачал головой, – кабы не дело…
– …мяска бы поели, – докончил за него Куски.
По законам великого Юмала, небесный огонь уже начал озарять верхушки деревьев. Светало неспешно. Обильно политая за ночь земля стала отдавать накопленную влагу. Легкий туман окутал лес.
– Юски, – негромко позвал кто–то из вепсов.
– Ну что?
– Дозорные вернулись…
Только сейчас Юски разглядел говорившего. Тот вынырнул из тумана, ловко перепрыгнув через небольшой камень.
– Дозорные вернулись, – повторил молодой вепс, – нашли стоянку бродников.
– Ну? – в нетерпении Юски схватил парня за рукав.
– Пусто. Ушли.
– Веди скорее…
Через несколько сотен шагов весь отряд вепсов, опасливо оглядываясь, вышел на совсем крохотную лесную прогалину.
– Стойте! – резко возвысив голос, скомандовал Юски.
Вепсы замерли.
– Стойте, ни шагу! – он обернулся. – Куски, Пэлла, посмотрите следы.
Старики передали конвоируемого ими бродника молодым воинам, а сами двинулись на поиски. Они шли рядом, на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Согнувшись почти до самой земли, опытные охотники долго изучали в изобилии оставленные следы. Тонкая ольха возвышалась на прогалине, именно у ее подножия старые охотники обнаружили обрывки веревки и сильно примятую траву.
– Юски, – позвал Пэлла, – поди–ка сюда.
Когда Юски подошел к ним, Пэлла указал ему на следы у ольхи.
– Здесь был пленник, – начал старый охотник, – и еще пятеро мужчин…
– Ну, это мы знаем от Кучмы, – перебил Юски.
– Ты чего старших не слушаешь, – озлился Куски.
– Да не тяните вы, дядьки, – взмолился Юски, – говорите дело…
– Тебе и говорят, – продолжил Пэлла, – пятеро татей и наш Баар. Потом из леса пришел еще один…
– Ну?
– Тот один пришел с нашей стороны…
– Так что, он впереди нас шел? – тревожно спросил Юски.
– Выходит, что так, – ответил Куски.
– Ну?
– Да что ты все нукаешь, чай, поди, не запряг, – цыкнул Пэлла, – охолони.
Юски нервно сглотнул, переступил с ноги на ногу.
– Так вот, – продолжил Пэлла, – похоже, тот, что пришел с нашей стороны, ушел на север, и не один…
– А остальные пятеро ушли на запад, – докончил Куски.
– Кто же из них увел Баара?
– Баара увел тот один…
– Точно?
– Точно, задери меня лесовик, – ответил Пэлла, – уж больно у него след тяжел на правую ногу.
– Ага, – поддакнул Куски, – прихрамывает он.
– А Баара точно он увел, – продолжил Пэлла. – У Баара обувка с ноги прохудилась, вот, глянь.
Пэлла нагнулся и тыкнул пальцем в след, где явственно были видны отпечатки пальцев ноги.
– Да–а–а, – протянул Юски, – с левой ноги сбилась, эх, плохо я закрепил.
– Ну, сейчас чего поминать, – вставил Куски, – сбилась обувка, то нам даже хорошо. След четкий. Сейчас проверим следы дальше, кажись, они не быстро пошли, догоним.
– Да–да, догоним, пошли, – скомандовал Юски, намереваясь двинуться в указанном охотниками направлении.
– А что же бродники? – почти разом спросили старики.
Юски зло махнул рукой.
– К лохматому их! Нам нужен Баар! Быстрее!
* * *
Куда они держали путь, глава Каргийоки не имел ни малейшего представления. Сделанная Юски обувь из шкуры лисицы сбилась, и теперь Павел пальцами ног ощущал мокрую землю и болезненные уколы острыми сучками.
Порки молча и остервенело тащил пленника на веревке. Уставший Павел часто спотыкался и падал. Его руки были по–прежнему связаны за спиной, и он не мог помочь себе при падении. Ушибленные колени и плечи ныли, а пуще того горело лицо от увесистого кулака Бокула. Правый глаз заплыл синяком, а встречные ветки так и норовили влепить именно в него. Хорошо еще хоть ветер утихомирился и прекратился дождь, однако скудная одежонка главы рода промокла насквозь и холодила тело. Уснувший до поры желудок вдруг стал настойчиво требовать еды или хотя бы воды. Но ни того, ни другого ему не предложат, и Павел это знал наверняка. Мысли путались, запинались и падали в пустоту. На самом дне этой пустоты колотилась искренняя надежда – Юски!
Порки торопил что было сил. После каждого падения он награждал Павла пинком под зад или тычком в спину. Наконец пленнику это чертовски надоело. После очередного падения он не стал подниматься.
– Все, хватит, – заявил он, – я дальше не пойду! Хочешь, можешь прикончить меня прямо здесь.
– Вставай! – взревел Порки. – вставай, жабий потрох!
– Мне и тут хорошо.
– Торопишься умереть? – зло спросил вепс. – не торопись, не здесь. Я все приготовил как надо…
Он склонился, чтобы силой поднять яшника. Павел мгновенно собрал весь запас слюны и смачно плюнул в лицо вепса.
– Да пошел ты…
В согнутом состоянии ему было трудно замахнуться как следует, и все же Порки ударил от души. Павла откинуло назад, и он почувствовал, что и левый глаз стал заплывать.
– Да пошел ты, – повторил Павел из последних сил.
Второй удар окончательно превратил глаза главы медвежьего рода в две узенькие полоски. Превозмогая боль, пленник попытался ударить обидчика ногами, но вепс уловил его движение и крепко саданул по коленной чашечке. Павел взвыл от боли.
– Заткни пасть! – рявкнул Порки и приложил пленника еще раз кулаком в ухо.
Туманное утро плотной пеленой накрыло сознание, наступила полная темнота. Павел больше ничего не видел и не слышал, он только чувствовал, что сердце его еще стучит, продолжая разгонять по венам жизнь.
Порки взвалил обмякшее тело пленника себе на плечи, выпрямился и продолжил намеченный путь.
* * *
Когда Баар пришел в себя, он сразу же попытался дернуться, но у него ничего не вышло. Он сидел с плотно опутанными ногами, а его руки были выкручены назад и связаны позади высокого пня. Собственной спиной он и ощущал этот пень. Сквозь болезненно узкие щелки глаз он увидел Порки, стоявшего на коленях перед кучей хвороста. Вепс пытался запалить костер. Не сразу, но все же ему удалось извлечь искру из отсыревшего кресала. Огонь, едва живой, начал неохотно пожирать бересту. Затем он набрал силу, перекинулся на хворост и вскоре в ярком свете костра Павел смог осмотреть место своего пребывания. И увиденное его никак не обрадовало.
Холмик, незначительно возвышавшийся среди леса, имел около десяти метров в диаметре, а костер горел как раз посередине. Никакой растительности на холмике Павел не разглядел. Сразу за костром он узрел камень небольшого размера, а рядом с ним деревянного истукана. Пламя уже достаточно разгорелось, и глава рода смог хорошо разглядеть этого идола. Это был грозный Юмал, и в этом не было никаких сомнений. В Хидене он видел похожего, только сделанного более аккуратно и заботливо. У мастера, что вырезал этого Юмала, было слишком мало умения или ему не хватило времени и инструментов. В общем и целом идол казался незаконченным и от того выглядел как–то неказисто. Впрочем, Павлу было все равно. А вот то, что Порки стоял перед Юмалом на коленях и явно возносил хвалебные речи, вот это Павла насторожило. Порки говорил шепотом, и все же Павел сумел уловить часто повторяющиеся слова – прими жертву… прими жертву…
Глава медвежьего рода еще раз посмотрел на камень. Теперь он сумел увидеть, что на камне лежал предмет, похожий на нож. Вот только отблески пламени не отражались от него.
«Это что же, он меня решил тут и прирезать?» – с обреченной горестью подумал Павел. Между тем Порки закончил свои молитвы, встал и подошел к камню. Он что–то еще прошептал, а затем быстро взял с камня нож. Через пламя огня Порки посмотрел на пленника, ухмыльнулся и двинулся к Павлу вокруг костра.
– Юмал не принимает человеческих жертв, – смело изрек приемный сын Конди, когда Порки приблизился к нему.
– Заткни свою пасть, выродок! Твои уста не достойны произносить имя великого Юмала, – грозно рыкнул Порки. – Ты не человек! Ты не бепся! Ты враг, а наши прадеды убивали своих врагов перед лицом Юмала.
Он сделал шаг вперед, и Павел увидел занесенный над собой кремневый нож.
«Ой, мамочки», – сердце пленника екнуло и опустилось так, что желудок болезненно свело.
– Вот этим ножом наши предки лишали своих врагов жизни перед лицом великого Юмала!
Баар взглянул на нож. «Ритуальный ножичек, эх, пиши пропало…» – мелькнула темная обреченная мысль в светлой голове главы медвежьего рода.
– Тебе некому молиться, сын гадюки, да и незачем, поэтому я и не дам тебе больше времени, – с этими словами Порки вплотную приблизился к Павлу.
Он наклонился, отвел руку для замаха и ударил, целясь прямо в грудь пленнику. Тот испуганно зажмурил глаза. Он почти ощущал, как плохо отточенный кремневый нож входит в тело, рвет живые ткани, погружаясь все глубже в плоть. От этого безумного чувства он вздрогнул. Сердце бешено заколотилось, норовя взорваться раньше, чем ритуальный нож пронзит его бренное тело.
И тут, как в сказке, пропела спасительная стрела. Но, видимо, стрелок поторопился. Стрела лишь коснулась руки Порки, оставив неглубокую царапину. Вепс моментально обернулся и, увидев незваных гостей, резко рванул в сторону, тем самым избежав еще одной стрелы. Порки перепрыгнул через костер и оказался у идола. Он с яростно горящими глазами огляделся по сторонам, оценил обстановку и спиной прижался к Юмалу. Вепсы больше не стреляли, опасаясь попасть в бога. Порки согнулся в боевой стойке, ощетинился, выставив вперед руку с ножом.
– Ну, кто первый? Подходите! – злобно выплюнул Порки.
Его не сразу, но все же узнали.
– Порки? – искренне удивился Пэлла.
– Живой? – не менее удивленно вопросил Куски.
Двое молодых вепсов, один с коротким копьем, другой с ножом, приблизились к Порки с двух сторон.
– Давайте, жабьи огрызки, кто хочет взглянуть в глаза Юмалу?
Первым бросился воин с копьем, следом пошел в атаку и второй вепс. Порки мгновенно отклонился в сторону, и наконечник копья впился в идола. Порки чуть присел и ударил воина ножом в низ живота. Затем он провернул нож в ране и резко рванул его в сторону, вскрывая брюшную полость. Воин взвыл, подставив руки под вываливающиеся внутренности. Порки тут же выпрямился и принял второго нападающего. Молодой вепс очень далеко выкинул руку с оружием, и Порки воспользовался его оплошностью. Он свободной рукой ударил, перехватил кисть нападающего и рванул на себя. Парень потерял равновесие, качнулся вперед, а Порки подставил свой нож…
* * *
Павел не сразу поверил в это чудо. Ножа в сердце он так, к счастью, и не дождался. Спасение пришло, когда надежды у него уже не осталось. Такого не бывает!
Когда он открыл глаза, его ночной кошмар с ножом в руках уже стоял, прислонившись спиной к изваянию Юмала, и готовился отбиваться от врагов. Павел вновь зажмурился, открыл глаза, мотнул головой: так и есть – это не сон. Двое вепсов, обступив Порки, ринулись в атаку. Павлу хотелось крикнуть: «Вперед, ребята, ату его, ату». Но что–то душило его, в горле пересохло, и он смог выдавить из себя жалкое «агу ого»…
Юски первым оказался возле Павла, мгновенно перерезал веревки, и тут он услышал вопль раненого вепса. Юски обернулся и заметил, как парень шатающейся походкой отошел от идола Юмала, придерживая низ живота. Вот парень сделал еще несколько шагов, застыл и рухнул на колени. Еще секунда – и его руки разжались, выпуская на мокрую траву свои внутренности. Вепс упал.
– Живой? – тревожно спросил Юски, положив руку на плечо пленника.
– Кажется, да, – ответил Павел, – нормально… иди, помоги там…
Юски вскочил в тот миг, когда Порки пронзил второго воина. Нож точно пробил ему сердце, и он, подогнув колени, словно тряпичная кукла, сложился и упал почти без звука.
Пэлла и Куски одновременно вскинули луки и выстрелили. Одна стрела пробила Порки левое плечо, а вторая, скользнув, разодрала ему правую щеку. Порки издал отчаянный рык и вновь прислонился к Юмалу.
– Будьте вы прокляты! – харкнув кровью, крикнул он навстречу еще двум летящим к цели стрелам…
Когда Юски перепрыгнул через костер, совсем рядом с ним мелькнули две стрелы и погрузились в плоть обреченного врага. На этот раз старики оказались куда более точны. Куски послал свою стрелу прямо в горло Порки, а Пэлла в грудь. Юски с разбегу подскочил к Порки, тот был еще жив. Его глаза шумно хлопали, словно крылья совы, изо рта пошла кровь. Порки хотел послать на головы вепсов очередное проклятие, но в его пробитом горле что–то зарокотало, и кровяной пузырь надулся на его губах.
– На сей раз ты умрешь навсегда, – с этими словами Юски глубоко погрузил свой нож под ребра бывшему старосте Кангаша.
Порки харкнул кровью и, обмякнув, стал оседать. Юски вовремя подхватил падающего и отпихнул от идола. Безжизненное тело Порки кубарем покатилось по склону холма.
– Такие жертвы великому Юмалу не нужны, – произнес Юски, когда тело вломилось в кусты у подножия холма и там затихло.
Никто из вепсов не заметил, как пламя костра перекинулось на великого Юмала. Когда огонь охватил идола снизу доверху, всех присутствующих обуяли страх и оцепенение. А бог горел все жарче. Не прошло и минуты, когда ствол, на котором был вырезан верховный покровитель вепсов, вдруг накренился и рухнул. Охваченный пламенем кумир понесся вниз с холма, вслед за только что упавшим Порки. Вепсы, в том числе и Баар, наблюдали, как сухие кусты у подножия, став отменной пищей для бушующего пламени, превратились в огненный вихрь. Кусты горели быстро и с азартом, а еще через минуту вепсы зажали носы – снизу потянуло паленым мясом.
– Фу, – фыркнул Баар, когда и до него дошел тошнотворный запах, – не сотвори себе кумира…
Он плотно зажал нос и отвернулся.
Внезапно до всех донеслась громкая брань стариков.
– Слепой глухарь, – ругался Куски, – куда ты смотрел?
– А ты чего не устерег? – огрызался Пэлла.
Баар обернулся на шум.
– Что там еще? – спросил он у подошедшего Юски.
– Дядьки лаются, – ответил вепс, – бродника упустили в этой кутерьме – убег!
Юски наклонился, помог главе рода подняться.
– Да лешак с ним, – махнул рукой Баар, – вот амулет мой у Шибайлы остался, это действительно жаль.
Юски замер.
– Это худо, Баар, очень худо…
– Да сам знаю, – перебил его Павел. – А что делать? Конди говорил, что беречь его надо… а я, видишь как…
– У нас в роду про амулет легенда ходит, хоть его мало кто и видел. Старики сказывают, что нойды запрещают главам родов показывать амулет людям…
– А что за легенда? – заинтересованно спросил Баар. – мне про то никто не говорил… Правда, Коди что–то такое упоминала…
– Пойдем давай, – предложил Юски, – это ты потом у нойды спросишь, он больше моего знает.
– Д–а–а–а, – огорченно протянул глава рода.
– Пойдем–пойдем, – поторопил вепс, – если будет на то воля богов, то сыщем твой амулет, обязательно сыщем.
Глава шестая. Долгожданный покой
В погоне за мечтою мы часто забываем о любви…
После трудного возвращения в Каргийоки наследник Конди, намытый в бане и обильно смазанный барсучьим жиром, проспал остаток дня и всю ночь. Проснувшись, Баар почувствовал себя отдохнувшим, боль от синяков и ссадин на теле поутихла. В общем, было чертовски радостно, хотелось жить и срочно чего–нибудь съесть. Он открыл глаза, сладко потянулся…
– Доброе утро, – приветствовал его женский голос.
Баар резко обернулся и стыдливо потянул одеяло на себя.
– Ах, Улла, это ты…
И тут глава рода окончательно проснулся. Он никак не ожидал увидеть ее у своей постели.
– Что ты тут делаешь?
– Я принесла тебе поесть, – ответила она, расставляя завтрак на столе.
– Хорошо, это очень кстати…
– Вставай, я отвернусь.
– Да ладно, – вдруг расхрабрился Баар, – ты же моя невеста… почти жена.
Он размашисто откинул одеяло, сел на кровати. Верхняя рубаха и порты лежали рядом на низенькой скамейке. Он дотянулся до вещей и быстро оделся.
– Ну, что там у нас?
– Помазуха и квас, – ответила Улла.
– Помазуха? – Баар склонился над столом, рассматривая угощение.
– Это пирог.
– Ага, ясно.
Он переступил с ноги на ногу.
– Извини, я сейчас… мне надо…
Баар быстро пересек комнату и вышел за дверь. Вернулся он через несколько минут, на ходу утирая рушником лицо и шею.
– Вот теперь я готов к приему пищи, – широко улыбнулся глава медвежьего рода и тут же поморщился от боли.
Глаза его все еще представляли собой две узенькие заплывшие щелочки. Он осторожно потрогал лицо. Гематома натянула кожу до тонкости китай–ского шелка.
Баар придвинул скамейку к столу, сел. Улла заботливо налила ему в кружку квасу, нарезала помазуху.
– Кушай, – сдержанно улыбнувшись, предложила она, усаживаясь за стол напротив Баара.
Тот взял кусок пирога, откусил.
– Мммм, с рыбой, – он жевал не спеша, ворочать челюстями было больновато. – Сама пекла?
– Да.
– Очень вкусно, – продолжая жевать, похвалил Баар.
Он взял глиняную кружку, запил пирог квасом.
– Брусничный?
– Да.
– Сладкий квас, – не удержался от дальнейших похвал глава рода.
– С медом.
– Мммм, хорошо, тоже сама? – почти ехидно спросил глава рода.
– Да, – ответила девушка, глядя прямо в глаза Баару, – сама ставила.
Павел едва заметно улыбнулся уголками губ. Улла улыбнулась ему в ответ, прищурила глаза, разглядывая синяки на его лице.
– Что? – с набитым ртом спросил Баар.
– Надо бы еще смазать барсучьим жиром.
– Не–не, – вдруг запротестовал глава рода, качая головой, – не надо, уже почти все прошло.
– Как же, прошло. Что я, не вижу? Надо смазать, – твердо повторила Улла, словно наставляя капризного ребенка, – надо.
– Нет, не надо, больно уж вонючий этот твой барсучий жир.
И все же она настояла на своем. Баар еще недолго поупрямствовал, скорее ради проформы, и наконец сдался.
– Ладно уж, мажь.
Улла терпеливо дождалась, пока глава рода наелся, и сразу после завтрака убрала со стола, а затем подсела вплотную к нему.
– Запрокинь голову, – попросила она.
Баар закрыл глаза и покорился. Он почувствовал, как Улла, легонько касаясь его синяков, нанесла мазь. Потом кончиками пальцев стала осторожно втирать ее в кожу, обильно смазывая его синяки и царапины.
– Теперь давай руку, – попросила она, закончив с его лицом.
– Ага, – кивнул Баар и вытянул правую руку из рукава рубахи.
Рука была значительно повреждена, а на предплечье находилась повязка, сквозь белую ткань которой проступили следы мази и немного крови.
– Надо бы повязку сменить, – констатировала Улла, оглядев руку Баара.
Главе рода не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пока она неторопливо снимала старую повязку, он смотрел на нее и удивлялся. Она выглядела как–то по–другому, словно помолодела.
Нельзя сказать, что раньше он видел ее часто. Он никогда специально не искал с ней встреч, хотя и знал, что она, по воле Конди, уготована ему в жены. Нет, скорее он избегал встречаться с ней. Люди порой недобро шептались за его спиной, но он делал вид, что не замечает этого, ведь он же не отказывался жениться. Да и потом неспокойная обстановка в округе не давала времени даже свободно вздохнуть, не то что жениться. Да куда там. Сначала внезапное нападение викингов, потом гибель приемного отца и его похороны, затем коварный план Порки и его заточение в кангашском свинарнике, потом его избрание главой медвежьего рода и наконец этот несчастный во всех смыслах поход, в котором он потерял единственного друга, да и сам еле спасся. И это не говоря уже про его пленение бродниками, чтобы им пусто было во веки веков, аминь… ну в смысле хвала великому Юмалу. (А теперь надлежит говорить именно так – хвала великому Юмалу. ах да! Великому с большой буквы.)
Нет, положительно, все это не давало ни на секунду расслабиться. И выпало же все это беспокойство на голову парню из миролюбивого двадцать первого века, где в его жизни самым страшным кошмаром были компьютерные игры с монстрами в подземельях и новостные сюжеты с милицейскими хрониками.
А еще следует добавить к сложившейся обстановке милый его сердцу, оставленный далеко за пеленой времени образ Настеньки. Эх, Настенька… И хотя в последнее время этот светлый образ несколько потускнел и затянулся все той же пеленой времени, Павел все еще продолжал тосковать и до последнего момента не терял надежды. Но, похоже, последнюю надежду на возможность вернуться домой он потерял вместе с Вадимом. Может быть, именно друг смог бы найти выход, смог бы обнаружить хоть ничтожный шанс на возвращение. И что же теперь? Ни того, ни другого. Ни друга, ни шанса…
Так рассуждал Павел, разглядывая изменившееся Уллино личико. А оно действительно изменилось. Исчезла болезненная бледность и худоба, она немного поправилась и оттого похорошела. Как говорили мужики: «есть на что приятно посмотреть». Ее до того прозрачные голубовато–водянистые глаза преобразились, наполнились нежно–синим цветом, а взгляд приобрел живость и даже некоторую игривость. И главное – она сняла траурный наряд. Ее густые светлые волосы больше не скрывал печальный платок, теперь они были заплетены в одну тугую и длинную косу. Его взгляд самопроизвольно спустился ниже. Синее платье с вышивкой удивительно шло ей и категорически гармонировало с глазами.
– Ну вот, все, – произнесла Улла, закончив с повязкой.
Баар опомнился и оторвал взгляд от ее груди.
– Что?
– Все, готово.
– Ага, – он бегло осмотрел повязку, – хорошо.
Она хотела встать, но Баар удержал ее, взяв за руку.
– Подожди, – почти смущенно попросил глава рода, – я хотел спросить…
– Что?
– Как там маленький Пекки?
Она с интересом посмотрела на него, улыбнулась.
– Хорошо, уже стал держать головку.
– Действительно хорошо, – поддакнул Баар.
– Я пойду…
– Нет, не уходи, – попросил он, – посиди со мной.
Улла покорно опустилась на скамью.
– Я хотел узнать – где твои родители? Я вообще хоть что–то хочу знать о тебе. Мы скоро станем мужем и женой, а я совсем ничего не знаю о твоей семье.
Улыбка сошла с ее лица, и она печально посмотрела прямо ему в глаза.
– Пекки – это вся моя семья…
Баар понимающе качнул головой, – мол, понял, извини, сморозил глупость; ее муж Митта был убит на его глазах, а тесть Конди пал в битве с викингами почти два месяца тому назад.
– А твои мать и отец? – осторожно спросил Баар.
– Они и еще сестра… они погибли за день до вашего прихода…
«Сгоревшая на берегу деревня», – догадался Баар. Улла приложила ладонь ко лбу, закрыв рукой глаза, и разрыдалась. Баар наклонился к ней, приобнял и привлек к себе. Девушка продолжала рыдать, уткнувшись в его плечо.
Он дал ей выреветься, затем медленно, за плечи отодвинул от себя и заглянул в ее нежно–синие глаза. «Так, внимание, – мысленно сказал себе Баар, – целую!» Он склонился к ней и осторожно, почти пугливо, коснулся ее губ…
* * *
Баар решил лично присутствовать на похоронах двоих вепсов, что погибли при его освобождении. Отдать им последнюю дань уважения – это все, что он на первых порах мог сделать. Баар уже четко поставил себе задачу, что при случае обязательно наградит семьи погибших, вот только еще не решил, как. Он пока вообще не знал, как это делается у вепсов. «Надо спросить нойду Капса, может, что подскажет», – твердо решил Баар.
Он вышел из дома как раз в тот момент, когда тела погибших проносили мимо. Похоронную процессию возглавлял сам нойда Капс. Он шел гордо, со своим неизменным посохом, который венчала фигурка вздыбленного медведя. Нойда шел с таким видом, будто это и не похороны вовсе, а проводы гостей. Рядом с ним следовал пожилой мужчина, который нес на рушнике каравай хлеба. Чуть позади приплясывал мужик в звериной шкуре с бубном. Этот с бубном уже неоднократно попадался Баару на глаза, еще с их первого появления в Каргийоки, но он так и не сумел установить его положение в роду. «Наверное, помощник нойды, штатный музыкант», – подумал глава рода.
Тело каждого из погибших, завернутое в серый плащ, несли четверо мужчин. Процессия двигалась неспешно, и Баар без труда нагнал ее и занял место рядом с Капсом. Нойда коротко глянул на главу рода и одобрительно кивнул головой, – мол, молодец, что пришел.
До самых ворот им на пути никто не повстречался. Люди стояли в стороне, у своих домов. Лишь у самых ворот Баар заметил Юски. Вепс помогал двум сторожам открывать створки. Когда процессия подошла ближе, мужик, что нес хлеб, вышел вперед и с легким поклоном протянул каравай Юски. Тот принял подношение вместе с рушником, поклонился. Он так и занял место рядом с Бааром, держа в руках каравай.
– А зачем хлеб? – спросил на ухо Юски глава рода.
– Такой обычай, – тихо ответил вепс, – каравай подносят первому встречному. Если мужчина умер, то хлеб несут на рушнике, если женщина, то на платке.
– А–а, понятно…
Похоронное шествие, выйдя за пределы Каргий–оки, направилось в Хиден, где, как уже знал Баар, находилось местное кладбище. Именно там почти месяц назад они схоронили Конди, его приемного отца. Баар монотонно шагал и думал о своем. Кажется, только вчера они попали в этот мир, а уже сколько всего произошло. Вот ведь жизнь. Ни тебе пепси, ни чипсов, даже туалетной бумаги и той нет. Ни одного порядочного магазина. Вот только чего тут хватает, так это смерти. Так и ходит костлявая по кругу, так и вертит задом да все высматривает – кого еще прихватить сегодня. Этого? А может, вон того, чернявого?
Тяжело было Павлу Николаевичу Соколову смириться с этаким порядком вещей. Тяжело, а видишь, все же смирился, и даже на свое новое имя откликается без проблем. Да нет – можно жить. Пусть даже здесь, в этом хаосе. Да, порядку маловато, но ведь можно и исправить. Нет, ну хоть попытаться, хоть что–то поправить, скорректировать, так сказать.
Погибших при освобождении главы медвежьего рода опустили в заранее приготовленные могилы. Нойда Капс сказал короткую речь и вновь забил бубен, заиграла свирель.
– Это еще что? – спросил Баар, кивком головы указав на музыкантов.
– Играют, – обыденно ответил Юски, – так заведено. Если было завещано умершими провожать их весело, то на похоронах у нас принято играть на том, на чем при жизни играли умершие.
– Одна–ако, – протянул Баар, – веселые похороны…
Поверх могил вепсы положили широкие тесаные доски.
– Вот тебе и надгробие, – едва слышно произнес Баар.
Поминальный пир разложили тут же, недалеко от кладбища. Прямо на земле мужчины расстелили плащи и шкуры, а немногие бывшие с процессией женщины принялись выставлять угощение. По знаку нойды Баара усадили, как говорится, во главе стола. Ему одному, в виде особой привилегии, подложили скрученную толстую шкуру.
На импровизированном столе в изобилии были вареные яйца, какая–то каша и кисель. Но не обошлось и без спиртного. Поминальная чаша с пивом первому досталась Баару. Он принял братину и долго сидел молча, не находя нужных слов. Вепсы притихли и терпеливо ждали его речи.
– Мне трудно говорить, – честно признался глава рода, – я совсем не знал этих ребят, а они отдали свои жизни за меня…
Он тяжело вздохнул, поднял глаза, обвел взглядом всех присутствующих.
– Я буду помнить, что обязан им… и всем вам, что живу.
Он хотел сказать еще что–то, но сухой комок перекрыл горло. Баар поднес братину ко рту и сделал большой глоток. Дальше пиво, как заведено, пошло по кругу. Главе рода положили каши в отдельную глиняную тарелку, рядом поставили кружку густого киселя. Остальные же вепсы ели из общих мисок. Каша из ржаных зерен была обильно полита медом и оказалась очень недурна, равно как и овсяный кисель. Баар ел молча, лишь изредка прислушиваясь к тому, как друзья и родственники погибших произносили тосты в их честь.
В самый разгар пира к главе рода подошел нойда Капс и присел рядом.
– Твою свадьбу можно будет играть только через двадцать дней, – начал он, – когда пройдут послед–ние поминания погибших.
– Хорошо, – спокойно согласился Баар.
– Я скажу Улле, чтобы готовилась.
– Хорошо.
И тут Баар вспомнил.
– Послушай, нойда, я хотел тебя спросить…
– Спрашивай, Баар, не стесняйся.
– Я хотел бы чем–нибудь отблагодарить… ну чем–то наградить тех… хотя бы их семьи. Они же спасли меня… как бы мне…
– Я понимаю, Баар, – видя смущение главы рода, перебил его Капс, – понимаю. Это правильно. У тебя добрая душа…
– Да я не об этом, – в свою очередь перебил Баар, – чем мне их наградить?
– Это несложно. У Ранты есть старший брат, он давно хочет жениться, но все никак не скопит на вено…
– Понял, – кивнул Баар.
– У второго, у Истлы, есть сестра, она собирается замуж…
– Приданое, – догадался глава рода.
– Да. Вот видишь, как все просто.
– Спасибо тебе, нойда, а то я уж думал–думал…
* * *
Баар не стал откладывать задуманного в долгий ящик. Он лично спустился в кладовую и выбрал подарки для семей своих погибших спасителей. Набрал целый мешок разного добра и упросил Юски помочь ему. Тот быстро согласился да еще старшего сына своего прихватил в помощники. Тяжело было Баару выполнять эту миссию, тяжело, но надо.
В обоих домах матери встретили их с плохо скрываемыми слезами, отцы держались по–мужски. Баар с трудом смотрел в заплаканные глаза женщин и думал: «И все же они знают, где могилы их сыновей…»
В семьях подарки с поклоном приняли и сердечно поблагодарили главу рода. Затем Баар попросил Юски пойти с ним к нойде, в Хиден.
– Зачем тебе? – спросил вепс.
– Мммм… Как это называется? В общем, погадать хочу, – ответил Баар, – ведь Капс умеет гадать?
– Ну конечно умеет, вот только зачем тебе?
– Про Вадима хочу знать.
– Ты думаешь…
– Я устал думать, Юски, – твердо изрек глава рода, – я хочу знать, погиб он или нет, а для этого подойдет любой способ.
– Ясно, – ответил вепс, – тогда пойдем, чего уж… Только, может, все же после свадьбы?
Баар на секунду замер.
– Ах да, у нас же свадьба…
Глава седьмая. Свадьба Баара
По воле сильного Юмала
Все изменяется… и даже утка,
Ты не заметишь, как она
Вспорхнет… И улетит кукушкой…
Этот день настал. Солнечный, слегка морозный октябрьский день обещал быть незабываемым. Ему было все необычно. Всю прошлую неделю он ждал, готовился. Было какое–то новое чувство, не очень понятное. Не то чтобы любовь, но что–то вроде этого…
Он крепко застрял во времени, и что–либо изменить пока не представлялось возможным. А посему надо было жить и жениться, так требовал обычай его новой семьи. В процессе приготовления к обряду он почти забыл свои тревоги и свое желание отправиться к шаману искать истину. Или хотя бы отголоски этой истины, если она вообще существует. Гадание решено было оставить на потом, а сейчас главное быть на высоте – свадьба как–никак.
Павел мельком припомнил оставленную в два–дцать первом веке свою Настю и тихо выдавил:
– Э–хе–хе, прости уж ты меня, Настенька, когда еще свидимся, да и свидимся ли…
Он откинул одеяло и встал с постели, пора было одеваться. Для свадебного обряда ему приготовили новую шерстяную рубаху нежно–синего цвета, заботливо расшитую серебристыми переплетающимися змейками. Когда Павел впервые увидел этот рисунок, то немало был удивлен. Но его природное опасение ползущих гадов развеял Юски. Вепс доходчиво объяснил главе медвежьего рода, что это Озамадохет – змейка счастья, которая непременно принесет удачу его браку. Павлу ничего не оставалось, как согласиться с доводами Юски. «Ну что же, в чужой монастырь со своим уставом не лезут», – философски заключил Павел и облачился в свадебную рубаху. Новые порты были сделаны из той же ткани, что и рубаха. Павел аккуратно подвязал их внизу кожаным шнурком, затем натянул шерстяные носки и обулся. Еще пару дней назад сапожник принес ему новенькую обувку из лосиной шкуры. Новая обувь показалась Павлу весьма теплой и удобной.
Павел накинул плащ такого же нежно–синего цвета. Плащ наподобие рубахи был расшит по кругу змейками счастья. Довершала свадебный наряд суконная шапка темно–синего цвета, отделанная пушистым хвостом чернобурой лисицы.
– Ну–у–у, вроде все, – вполголоса произнес Павел и направился к двери.
Когда он вышел из большого дома, его уже ждали. Во главе дружков жениха стоял Юски.
– Хорош! – восторженно произнес Юски при виде главы рода. – а ну–ка поворотись, дай–ка на тебя глянуть.
Павел раскинул руки, поднимая полы плаща, словно крылья, и медленно повернулся, чтобы все смогли оценить праздничный наряд.
– Хорош! – повторил Юски.
– Д–а–а–а, – протянул Пэлла, – хорош огурчик!
– Вот бы Конди увидел, – с легкой грустью заметил Куски.
– Ему и оттуда, – ответил Юски, указывая на небо, – все видно.
Павел вплотную подошел к Юски и шепнул ему на ухо:
– Сейчас куда? За Уллой?
Вепс кивнул, – мол, конечно, за Уллой, или есть варианты?
– Ага, – в свою очередь понимающе кивнул глава медвежьего рода, – тогда пошли.
Но все оказалось не так просто. Старики Пэлла и Куски принялись распоряжаться и расставлять мужиков, указывая каждому присутствующему, кому за кем следует идти.
– И смотрите, – пригрозил Пэлла, – чтобы все по порядку…
– Да постой ты, старый гриб, – перебил его Куски, – про пиво забыли.
– Ой, – ахнул Пэлла и, всплеснув руками, ударил себя по ляжкам, – ну точно! Я еще думаю, все ли в порядке, а тут на тебе…
– Совсем ты голову продырявил, – упрекнул друга Куски, – щас бы так и пошли посуху.
– У кого ковш и пиво? – возвысив голос, спросил Пэлла.
– Тута.
Юнец лет четырнадцати вручил Пэлле объемистый ковш и, когда тот его принял, наполнил до краев пенистым напитком.
– Тебе первому испить, Баар, за род наш и за свадьбу нашу.
С этими словами Пэлла подал главе рода пиво.
– Эй, дед Пэлла, что это ты «свадьба наша», свадьба–то моя, а не ваша, – скороговоркой изрек Павел, принимая ковш.
– Молод ты покуда еще, – подмигнув главе рода, ответил старый охотник, – свадьба что?
– Праздник, – весело вставил Куски.
– Вот, – продолжил Пэлла, – праздник, а тот праздник не только твой и Уллы, а всего нашего рода…
– Так что, выходит, свадьба эта – наша! – перебил друга Куски.
– Да что ты опять поперек рало прешь?
– А что ты тут закручиваешь, не можешь по–простому сказать…
– Куски, старый пердун…
– Не порть праздник, Пэлла…
– Ну хватит уже, – вмешался в разгорающийся спор глава рода, – устроили тут рало–орало. Понял я все. Праздник для народа.
Вепсы согласно закивали, – мол, конечно, а как иначе?!
– Ничего не меняется, хлеба и зрелищ, – буркнул себе под нос Павел по–москальски, но благо никто не расслышал.
– Да ты буди пей, – напомнил Павлу стоявший рядом Юски, – а то невеста не дождется.
Павел, придерживая ковш обеими руками, поднес угощение ко рту, отпил.
– Хорошее пиво, – растянувшись в улыбке, изрек он.
Он вернул ковш Куски и тот вдруг рассмеялся, а за ним Пэлла, потом не удержался и Юски…
– Рот–то, – смеялись вепсы, – рот–то вытри… так и пойдешь, ха–ха, к невесте с пеной на усах…
– Ой, гляди, Баар! Она тебя так еще и не пустит на порог, – не унимался Куски.
Павел отер усы и тут на него накатило.
– А ну цыц, – почти уверенно рявкнул он, – чего ржете…
Вепсы разом притихли. Куски молча отпил из ковша. Теперь пришла очередь рассмеяться Павлу.
– Ты сам–то, как кот, нализавшийся сметаны.
И вправду, длинные усы Куски были все в пене, да мало того, старческие руки плохо держали тяжелый ковш, так что Куски умудрился окунуть в пиво и нос. Заметив это, вепсы заулыбались.
– А он у нас завсегда так, – смеясь, ответил Пэлла, – дашь ему кусок пирога, так и руку норовит укусить.
– Ладно, пора идти, а то, боюсь, Улла уже и ждать перестала, – прервал общее веселье Юски напоминанием, зачем они тут все собрались.
– Да, да, – спохватился глава медвежьего рода, – пошли уже…
Первым шествовал молодой парень, он нес высокий резной шест, украшенный бубенцами и разноцветными ленточками. Следом за ним, в ряд, шли Куски и Пэлла. В руках у каждого из них была веточка ольхи. Сразу за стариками шел сам жених и Юски с большим коробом за плечами. Замыкали шествие с десяток молодых парней. Как только процессия двинулась вперед, они заиграли на бубнах, свирелях и жалейках. Музыка получилась не очень стройная, зато весьма громкая и веселая. От души веселая, праздник все же…
К дому, где жила Улла с ребенком, праздничная процессия подошла как раз в тот момент, когда ребятня заняла позицию. Дети и подростки плотно обступили крыльцо дома невесты. При подходе жениха с дружками дети стали наперебой требовать подарков.
– Ах вы, маленькие закарыги, – улыбаясь, пригрозил пальцем детям Пэлла.
– Ишь ты, сладенького им подавай, – ухмыльнулся Куски.
До дома невесты, где она жила вместе с сыном, было недалеко, и вскоре вся процессия подошла к ее воротам. На воротах висели разноцветные лоскутки, но сами ворота были заперты.
– Вот те раз, – хлопнул в ладоши Пэлла, – кажется, нас не ждут.
– А дайте–ка, я им стукну, – с улыбкой на лице предложил Куски.
С этими словами он подошел к воротам и трижды коснулся их ольховой веткой.
– Эй, невеста, отворяй ворота, прячь утиную душу, доставай кукушечью, – веселился Куски у ворот, продолжая постукивать по ним ольховой веткой.
Все бывшие с женихом дружки весело засмеялись.
– Долой утку, подавай кукушку!
Баар склонился к уху Юски.
– Я ничего не понимаю, какие утки, какие кукушки?
– Пока женщина не замужем – это душа утки, а после того уже кукушка, – улыбаясь, объяснил вепс.
– Ага, понятно…
Только теперь Баар припомнил, что имела в виду Коди, когда говорила, что утка вновь должна стать кукушкой.
– Ах, вот оно в чем дело…
* * *
Улла в этот день была необычайно хороша. На ней красовалось светло–синее платье, расшитое причудливыми узорами. Накидка поверх платья была оторочена ярко–рыжим мехом лисицы. Ее волосы под обручем были аккуратно убраны в тугую косу, а с обруча свисали два небольших височных кольца.
Баар при виде своей невесты, которая выходила из дома в окружении подружек, даже слегка присвистнул.
– Ого!
На что Юски толкнул его в плечо и игриво подмигнул, – мол, смотри, какая девка! А глава рода смотрел, смотрел… и не мог отвести от нее взгляда. Казалось, происходящего вокруг он и не замечал. Подружки невесты по обычаю вступили в словесную, шутливую перепалку с дружками жениха. Потом последовал обмен подарками. Ему поднесли браги, он, не глядя, махнул разом половину емкости, утер усы. Его подтолкнули под локоть, кажется, это были Пэлла или Куски. Он протянул братину своей невесте. Улла едва коснулась хмельного напитка, чуть намочив губы. Тут же вновь заиграла музыка, и девки затянули какую–то веселую песню, слов которой он не знал. Его подтолкнули еще раз, и он протянул руку невесте. Баар качнул головой, словно хотел сбросить накатившее наваждение или проверить, взаправду ли все это происходит с ним или это сказочный сон. Сказочный принц нашел сказочную принцессу и теперь обязан жениться, таков закон жанра…
Весь путь до священной рощи медвежьего рода пара прошагала, крепко держась за руки. Вокруг них скакали дети, радовались и горланили какие–то прибаутки, которые отзывались в памяти Баара не иначе, как «тили–тили–тесто, жених да невеста». Куски и Пэлла шествовали рядом и время от времени отгоняли подзатыльниками самых шумных и озорных ребят, чтобы особенно не лезли под ноги главе рода.
В Хидене, на пороге священного дома их встретил нойда Капс с неизменным посохом в руках. Все остановились, замерли. Стихла музыка и ребячий хохот.
– Пойдем, – шепнула Улла на ухо жениху, – пойдем…
Баар смело шагнул навстречу шаману, увлекая за собой невесту. Когда они вышли вперед, отделившись от гостей, нойда трижды стукнул своим посохом.
– Баар, сын Конди, и ты, Улла, дочь Рутыня, идите за мной.
Капс медленно повернулся и первым вошел в дом. Следом за ним последовали и молодые. Гости, оставшиеся на улице, тихо расселись около дома на заранее приготовленные скамейки. Мужики быстро организовали свой круг, наполнили братину и стали коротать наступившее в свадебном веселье затишье. Переговаривались вполголоса, дабы не мешать священному таинству, происходившему в доме нойды. Женщины собрали детей и, под присмотром старшего отрока, отослали всех обратно в Каргийоки – нечего под ногами крутиться.
Братина сделала всего четыре круга, когда из дома величественно вышел нойда Капс.
– Люди! Слушайте! Люди медвежьего рода – радуйтесь! Юмал скрепил руки Баара и Уллы! Он принял их требу!
Люди разом повскакивали.
– Хвала Юмалу!
– Баар!
– Улла!
– Хвала Юмалу!
– Баар… Улла…
– Ог–го–о–о…
Вверх полетели лохматые шапки, нестройно, но весело заиграла музыка, кто–то из женщин едва слышно всхлипнул сквозь слезы радости.
– Баар!
– Улла!
Под призывные крики гостей новобрачные вы–шли из дома и предстали перед людьми. Вепсы ликовали так, что перепугали всех птиц в округе. Птахи, вспорхнувшие с насиженно–нагретых мест, огласили Хиден переливчатым щебетом и трелями, невольно присоединившись к всеобщему ликованию.
– Хвала Юмалу!!!
– Хвала Юмалу!!
– Хвала…
– О–о–о!
– У–у–у!
Глава восьмая. Круги на воде
Настойчивость одних разбивается об упрямство других.
Было еще темно, когда он проснулся после свадебной ночи. Баар потихоньку выскользнул из–под одеяла, тихонько, чтобы не разбудить жену и ребенка, оделся и вышел за дверь.
Утренний морозный воздух приятно освежил и прогнал отголоски хмеля. Он огляделся. Жители Каргийоки, шумно отметившие свадьбу главы рода, мирно спали в своих домах. Баар протяжно зевнул, надвинул поглубже шапку и направился к дому Юски, с которым они еще загодя условились отправиться в Хиден…
Капса они застали в большом овальном доме. Нойда сидел у очага, зябко протянув ноги к огню.
– Знаю, с чем пришел, – первым нарушил тишину нойда, как только они переступили порог, – про друга решил узнать.
– Да, – ответил Баар, приближаясь, – хочу знать, жив он или…
Капс не дал ему договорить:
– Петуха несите.
– Петуха? Зачем петуха?
– Гадать будем, – спокойно ответствовал Капс, – вон, у Юски молоденький петушок есть, как раз сойдет. Ну, давай, живо!
– Меня же жена самого съест за петуха–то…
– Ничего не съест. Он у тебя больно горластый. Каждый раз, как я прохожу мимо твоего дома, Юски, твой петух так и норовит горло драть. Несите петуха, – настойчиво повторил нойда.
Они оба повернулись к двери, чтобы уйти.
– Пусть Юски сходит один, а ты, Баар, останься.
Когда Юски вышел, нойда жестом пригласил Баара сесть возле него. Глава рода подошел, сел на короткую лавку, что стояла справа от шамана.
– Что тебя тревожит, юный Баар? – спросил нойда. – Смерть или отсутствие смерти?
– Тревожит незнание, – ответил глава рода, – если есть хоть малейший шанс узнать правду, я хочу его использовать.
– Станет ли тебе легче от правды?
– Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, так говорят в народе…
– Говорят, – согласился Капс, – а еще говорят, что с правдой рушатся надежды.
– Ну не знаю, как насчет надежд, – честно признался Баар, – но что касается меня, то больше мила правда. Так что если можешь помочь, то не откажи, помоги. Если тебе нужны хоть все петухи Каргийоки, возьми всех, только скажи, что с Вадимом.
Нойда пристально посмотрел прямо в глаза Баару.
– Хорошо. Я попробую помочь тебе узнать правду, и петухи тут совсем не нужны.
– Так как же, – изумился глава рода.
– Я специально отослал Юски, чтобы он не мешал, – спокойно отвечал шаман, – так надо. И потом, гадают только глупые девки да бабы…
– А мы что будем делать?
– Смотреть сквозь туман жизни, и да помогут нам боги и духи предков…
Нойда прикрыл глаза, глубоко вздохнул, а Баар приготовился выслушать длинную череду заклинаний, призывающих духов. Но ничего этого глава рода так и не дождался. Капс сидел неподвижно, подолгу задерживая дыхание. Затем он что–то прошептал себе под нос, резко вскочил и дунул на пламя очага. Огонь встрепенулся, и Баару даже показалось, что языки пламени поднялись выше, со всех сторон обхватив тлеющее с краю полено. Несколько снопов искр метнулись в сторону один за другим, а через секунду огонь внезапно спал и стал быстро угасать. И вот пламя спряталось, словно из–под земли его втянула большая труба. Поленья, однако, продолжали дымить, а оставшиеся угли лениво тлели. В наступившей темноте раздался голос нойды.
– Я не вижу твоего друга, – спокойно сказал он, опускаясь на прежнее место, – не вижу ни среди мертвых, ни среди живых.
Баар опешил.
– Как это так?
– Не знаю, – честно ответил Капс. – Я всегда могу отличить умершего от живого, но с твоим другом что–то непонятное…
– Что же это, нойда? – теряя надежду, спросил глава рода.
– Может быть, твой друг не подвластен нашим богам, а может…
– Что?
– Может, что–то… или кто–то заслоняет его, не дает мне заглянуть за черту видимого…
«Началось, – подумал Баар, – опять эти шаманские штучки… что–то, кто–то…»
– Я не знаю, – еще раз признался нойда, – ни среди мертвых, ни среди живых.
Баар потер начинающие слезиться от дыма глаза.
– Как же такое может быть? – спросил он. – Не понимаю.
– Боги и духи не всегда открывают нам желаемое, – задумчиво изрек шаман, – но я могу то же самое сказать и про твоего второго друга.
Баар встрепенулся.
– Про Сигурда?
– Да, про того варяга, что прибыл вместе с вами.
– И что с ним?
– Я попытался заглянуть и в его судьбу…
– Зачем, ведь я не просил, – перебил его глава рода.
– Вы прибыли вместе, и значит, ваши судьбы могут быть вплетены в один узор, – загадочно ответствовал нойда, – и не удивляйся, это так и есть. Этого не изменить. Вы связаны.
– И что же с Сигурдом?
– То же, что и с Вадимом… ни среди мертвых, ни среди живых…
– Ну етить, это уже перебор, – в сердцах произнес Баар по–москальски.
– Что ты сказал? – удивился Капс.
– Ничего, – отмахнулся глава рода, – значит, и с Сигурдом ничего не ясно?
– Время – великий дар богов. Оно расходится по нашим жизням огромными кругами, – философски изрек шаман, – кто–то не переплывет эту реку и, запутавшись, пойдет ко дну, а кто–то в силах преодолеть даже непреодолимое…
Баар почесал у виска.
– И все же это очень странно.
– Ты забыл, Баар, еще одно.
– И что же?
– Тебя лишили родового амулета.
– Ах да, – Баар раздосадованно хлопнул себя по коленям, – это очень обидная потеря…
– Есть вещи, которые значат даже больше, чем ты способен понять, и лишь боги откроют тебе глаза.
– Окружили вы меня загадками, – непонимающе вздохнул глава рода.
– Я сказал тебе все, что знаю… и помни, прежде чем решиться на что–то, ты обязан вернуть себе амулет.
– Что, так все плохо?
Шаман опустил голову и заговорщицки произнес:
– Без солнца не будет жизни. Амулет – это солн–це нашего рода. Без него род наш обречен. Еще ни разу за все поколения наших прапрапрапрадедов не случалось такого… Никогда амулет не покидал наши пределы и рук главы рода.
«Ну вот, началось, – обреченно подумал Баар, – мы все умрем…»
Капс резко вскинул голову и уставился на него немигающим взглядом.
– Ты должен вернуть амулет!
– Хорошо, – успокаивающе поднял ладонь Баар, – хорошо, я найду амулет, если это действительно так важно.
– Я все сказал, – устало вымолвил нойда. – Больше я не могу ничем тебе помочь, сын Конди.
* * *
«Ну что же они оба, в воздухе зависли, что ли? – размышлял Павел, выходя из Хидена. – Что за бред? Ни среди мертвых, ни среди живых…» Все это было крайне туманно и путанно для человека двадцать первого века. Никакой физики, одни спиритические, пространные речи. Павел силился понять хоть какую–то закономерность во всем сказанном шаманом. Ему нужна была какая–то зацепка. А может, именно потому, что они прибыли из другого времени, нойда и не может разглядеть их судьбы? Что, если пелена времени не дает ему ничего увидеть и понять? И тогда получается, что все эти духи и местные боги не властны над ними, не имеют никакой силы. Значит, может ошибиться любой шаман, но… стоп! А как же Коди? Вернее Елена Константиновна, прожившая больше полувека в этом прошлом–настоящем под именем Коди. Она–то знала, что они есть, знала, что они пришли… попали в это время. Ну конечно, она ведь тоже из их временного пространства, их современница, можно и так сказать. Вот она–то и могла их чувствовать. Но, увы, она уже не поможет. Павел знал на все сто, что Елена Константиновна погибла, умерла и зарыта на берегах Съяси.
И еще пропажа амулета. Черт, как не вовремя. Поди–ка ищи–свищи этого Бокула Шибайло, чтоб его муравьи загрызли, чтоб ему дерево на башку упало, чтоб у него уши склеились, чтоб у него зубы выпали…
– Баар? – удивился Юски, увидев главу рода на тропе, ведущей из священной рощи в поселок.
– Что?
– Капс не стал тебе гадать?
– Нет, все хорошо, Юски, он уже погадал, – рассеянно ответил Баар.
– Как? А зачем же я за петухом бегал? – вепс повел рукой, и молодой петушок жалобно крякнул у него под мышкой.
– А давай–ка мы его сварим, – ни с того ни с сего предложил глава рода, – что–то супца охота…
– Сварим–сварим, – пообещал Юски, – ты только скажи, что тебе нойда нагадал.
– Туманно все как–то, ни то ни се…
– Ну?
– Говорит, что нет их ни среди мертвых, ни среди живых.
– Да кого их–то? Ты толком–то скажи. – Петух от резкого движения вепса вновь издал сдавленный возглас.
– Вадима и Сигурда, – ответил Баар, продолжая думать о чем–то своем.
Юски, видя подавленное состояние главы рода, подошел вплотную и положил ему руку на плечо.
– Баар, – позвал он, тормоша его за плечо, – Баар…
– Да все хорошо, Юски, со мной все хорошо.
– И что же ты теперь надумал делать?
– Амулет надо вернуть.
– Вот это верно, – твердо поддержал главу рода Юски, – люди еще не знают про пропажу, а узнают, вою будет о–го–го… особенно от баб. Так что, пока не прознали, надо найти! И вернуть!
Баар, казалось, пропустил эту пылкую тираду мимо ушей.
– Ну где–то они должны все же быть…
– Ага, – хмыкнул вепс, видя, что мысли Баара где–то блуждают, – ни среди мертвых, ни среди живых. Я тебе про амулет говорю, это важнее…
– Будем искать, – перебив его, твердо заявил глава рода.
– Кого?
– Обоих! Заодно и амулет мой вернем.
– Где искать–то? Среди мертвых или среди живых?
– И там, и там!
– Что? – не поверил своим ушам вепс.
– Все! – решительно отрезал приемный сын Конди.
Глава девятая. Шаг в неизвестность
Дорогу осилит идущий.
– Может, все же, не пойдешь, – после длительной паузы вновь принялась уговаривать мужа Улла, – не ходи. Дождешься весны, так лучше. Ну куда ты, в зиму глядючи?!
Баар собирался молча, не обращая внимания на причитания жены. Лишь изредка вставлял всего одно слово:
– Надо.
Ну да, понятно, дело бабье, поноет да перестанет – будет ждать. Оно конечно, только свадьбу сыграли, сейчас бы жить да жить в теплой избе, с женой… Ух! Но нельзя!
Глава медвежьего рода твердо решил для себя – надо идти. Ни жена и никто из жителей Каргийоки не знали о пропаже родового амулета. Незачем людей раньше времени пугать, а то ведь начнется – ой, худо, ой, лихо… паника и все такое, а то и еще того хуже – мы все умрем!
Но идти надо было, ведь черт его знает, куда, в какие края подастся шайка Бокула Шибайло вместе с амулетом. И так времени прошло предостаточно. Потом поди, ищи–свищи ветра в поле… А что зима на носу, так это не беда. На лыжах вполне удобно, да еще в такой компании…
Юски, посвященный в тайну пропажи золотого амулета, без разговоров собрался вместе с ним, хотя для приличия тоже помянул неприятности погоды. Айникке зажарила мужу в дорогу их горластого петуха.
– И не жаль? – спросил Юски, глядя ей в глаза.
– Ай, надоел, проклятый, – отшутилась она сквозь слезы.
А вот деды Пэлла и Куски, те прямо рады–радешеньки были приглашению Баара прогуляться по снегам. Они чуть было не выпрыгнули из штанов, узнав, что могут на месячишко–другой оставить своих старух.
– Ух, погуляем, – весело причмокнул Куски.
– Сказывают, под Новгородом девки по селам больно хороши, – в тон ему поддакнул Пэлла и озорно подмигнул.
– Я вам погуляю, пни старые, – взорвалась жена одного.
– Ишь чего удумали, бесстыжие, – вторила жена другого.
Но старики дружно собрались и были таковы.
– Что мы баб слушать будем, что ли? – горделиво высказался Куски.
– А то… – вскинул голову Пэлла.
Троица вепсов переминалась в ожидании у крыльца дома главы рода, а Баар все медлил. Ему было по– человечески жаль Уллу и хотелось напоследок найти правильные слова, которые именно сейчас не особенно–то шли в голову.
– Может, все же… – вновь начала Улла, но в этот раз Павел решительно оборвал ее взглядом. Жена потупила взор, села на скамью и сложила руки на коленях.
– Да я вернусь скоро… я постараюсь… – сказал он ей в утешение.
Павел подошел к ней, притянул за плечи.
– Не убивайся ты так… Я скоро… За Вадимом и обратно, – пытаясь выдавить из себя улыбку, закончил Павел.
* * *
– Куда пойдем? – спросил Юски, когда Каргийоки остался позади.
– А куда мог податься Шибайло? – вопросом на вопрос ответил глава рода.
– О–о–о, – протянул вепс, – это ты спросил… да куда угодно…
– Нет, – ответил Баар, – я думаю, ему поближе к людям держаться надо, они же разбоем промышляют, так?
– Ну?
– Да и Порки им серебра за меня отсыпал, а что с ним в лесах делать? Думаю, пойдут они поближе к Новгороду, а то и прямо в сам город.
– Так их там наверняка каждая собака знает, – резонно заметил Юски.
– Они ребята изворотливые, чего–нибудь придумают, – не менее резонно высказался глава рода, – и потом, им ведь серебро ляжку жжет.
Баар тут же поделился своими соображениями со всеми членами группы. Старые опытные вепсы в один голос поддержали идею идти в сторону Новгорода.
– И еще, – Баар многозначительно поднял вверх указательный палец, – если Вадим жив, а я верю, что жив, то он обязательно должен быть в Новгороде.
Приняв окончательное решение, все двинулись дальше.
– Только вы нас, охотники, стороной от борга варяжского проведите, – попросил Баар, – ни к чему нам эти встречи.
Вепсы согласно закивали, мол, понятно, сделаем!
Павел морально был готов, что зимние переходы, ночевки в лесу, все это будет не так просто. Особенно для него, человека из другого века, привыкшего проводить все свободное время за компьютером. И хотя он пробыл в этом измерении уже три месяца, еще не все давалось ему легко… но и многое он уже успел понять, осмыслить и даже приспособиться. Человек существо живучее и, как ни крути, способное к адаптации. А что трудности по сравнению с целью… с главной целью. И что может быть страшнее потери друга? Особенно когда этот друг пришел вместе с тобой из той, теперь уже далекой и почти недостижимой другой жизни. Мрак… толща веков… миллионы и миллионы судеб… Какие–то призрачные мечты… и даже родители… и еще много, ох, иного чего…
Павел шел вслед за Юски и думал обо всем и сразу. От такого количества мыслей в голове сварился какой–то странный сумбурный кисель из воспоминаний и реальности.
– Юски, – наконец сбросив с себя этот туман, окликнул он вепса, – а сколько мы с тобой шагали от борга домой?
– Ты что, забыл? – улыбнувшись краем губ, спросил Юски. – Шесть дней.
– Аааа, – протяжно изрек глава рода, – ну да, ну да… где–то так…
Шли до полных сумерек, пока окружавший их лес не превратился в одну сплошную темную стену.
– Давай тут остановимся, – предложил Баар, узрев прямо перед собой раскидистую ель.
Ель и правда была хороша, низко свисающие пушистые ветви могли, как добрый шалаш, укрыть путников.
– А что, можно и тут, – произнес Куски, первым сворачивая на выбранное место ночевки.
– Ага, – поддержал его Пэлла, на ходу скидывая мешок.
Павел видел, что старики устали, хотя и держались, не подавая виду. Признаться откровенно, он и сам изрядно притомился. Никогда раньше он не проделывал столь длинный путь на лыжах. Скинув свой мешок, глава рода извлек из него две овечьи шкуры, бросил прямо на снег и устало опустился на них.
Старики принялись разводить костер, а Юски тем временем ловко наломал поблизости еловых веток и решительно изрек:
– Вставай, Баар.
Баар поднялся, и вепс заботливо, по–отцовски разложил на снегу подстилку из хвои, водрузив поверх овечьи шкуры.
– Вот теперь порядок, – довольно сказал Юски, – садись.
– Благодарю.
Глава рода последовал предложению и сел. На подстилке и впрямь оказалось лучше. Он несколько минут наблюдал, как высеченные искры, усердно раздутые Пэллой, охватили сначала сухой мох, а затем перекинулись на ветки. И вскоре веселый костерок потрескивал, согревая путников. Баар протянул ноги поближе к огню и не заметил, как уснул.
* * *
Маленький отряд уже четвертые сутки без приключений продвигался к намеченной цели. Павел привык к зимним ночевкам, полностью приспособился и к лыжам. Особенно ему нравилось съезжать с пригорков вниз. А на пути их попадалось немало. И если поначалу он, неуклюже расставив ноги, почти всегда падал, то теперь, после того как старики, совершенно не соблюдая субординацию, сделали ему научную выволочку, он заметно поднаторел в лыжном искусстве. Ну и конечно, главное, это была практика! Ну куда без нее?
– Здесь где–то должна быть Пяхтороя, – задумчиво изрек Пэлла, оглядывая с возвышенности окрестности.
– Что? – подкатываясь ближе, спросил Баар.
– Пяхтороя, – ответил за друга Куски, – здесь живет соседний род.
Глава рода покрутил головой. С холма начиналось поле, за ним опять лес. Слева вроде речушка или…
– Да нет, это точно река, – уверенно кивнул Пэлла, – спустимся к ней и придем прямо в Пяхторою.
– А чего это, Юски, когда мы с тобой возвращались, не заходили в эту Пяхторою?
– Так, Баар, это же к югу от нас…
– Ну–ну, хорошо, я понял. Так чего встали? Айда в этот Пяхторой!
Вепсы один за другим скатились с холма.
– Кстати, а что у них за род? – полюбопытствовал Баар.
– Род лося, – ответил Юски.
– Понятно, – коротко ответил юноша, не особенно желая вдаваться в подробности вепсского тотемного мироустройства.
Нет, конечно, он знал, что все роды имеют свое тотемное животное. Каждый род ведет свою историю от представителей местной фауны. Понятное дело, что в прародители выбирались только разумные, так сказать, «престижные» твари земные…
Чем плохо звучит их род – медвежий род. От нойды Капса он слышал, что есть далеко на севере олений род и род совы. И никогда ни от кого он не слышал, что где–то существует род болотной лягушки или земляного червя. «Разборчивы эти вепсы», – подумалось Павлу. Впрочем, сейчас было не до размышлений на эту философскую тему…
Быстро достигнув реки, отряд вслед за Пэллой повернул влево, вдоль берега. Идти оказалось совсем недалеко. Вскоре потянуло печным дымком… нет, даже не дымком, а гарью, и уже за следующим изгибом реки они увидели Пяхторой.
Вернее то, что от него осталось. Избы и дворы, а также все прочие строения и сооружения вепсского поселения были превращены в пепел. Их изумленным взорам открылись причудливые нагромождения обугленных бревен из раскатившихся срубов. Не веря в произошедшее, маленький отряд Баара проходил мимо обгорелых трупов. В нос ударил тошнотворный запах горелого человеческого мяса. Первым не выдержал Павел, когда увидел придавленное балкой крохотное тельце. Его ноги подкосились, и он обязательно бы упал, если бы не вовремя подоспевший Юски. Глава рода рухнул в его объ–ятия, перегнулся через обхватившие его руки, и его стошнило.
Сознание заволокло плотной пеленой, а внутренности вздрагивали, как вскипевший вулкан. Сотни, нет, тысячи раз он встречал нечто подобное на просторах интернета. Картинки из горячих точек планеты. Окровавленные трупы, сожженные поселения и кровь, кровь, кровь… И всегда он задавал себе один–единственный вопрос – кому все это нужно? Кто те обезумевшие маньяки, которые с таким наслаждением выкладывают это на всеобщее обозрение. И ведь смотрят, обсуждают, наслаждаются… Безумный мир… безумный!
Но сейчас это был не интернет и не быстро сменяющиеся телевизионные кадры, сейчас это было как никогда реально и страшно.
– О боги… – сдавленно выдавил Пэлла, и нервы старика не выдержали.
Вепс опустился на колени перед растерзанной женщиной и зарыдал. Разодранная в клочья одежда обнажала искалеченное тело. Несчастную изнасиловали, а затем перерезали горло и вспороли живот.
– Да что же тут произошло?! – в сердцах произнес Куски, в бешенстве оглядываясь по сторонам.
Но куда бы ни упал его взор, везде были трупы и пепел, который, подхваченный ветром, кружил над селением и, словно грязными листьями, устилал землю. Истоптанный и почерневший снег между до–мами почти полностью растаял от жара пламени, бушевавшего здесь совсем недавно. Образовавшиеся лужицы с хлопьями гари и пепла едва начали затягиваться тонким ледком.
– Совсем недавно… – через силу озвучил Юски всеобщее опасение.
– Похоже на то, – согласился с ним Баар.
Глава рода, опустошив желудок и утерев рот, стоял, покачиваясь, рядом с Юски.
– Вот бы еще знать… кто это устроил?
Он получил ответ на свой вопрос так стремительно, что вепсы даже не успели окончательно прийти в себя. Справа, от леса донесся пронзительный визг и дикие гортанные выкрики, спугнувшие с веток жадное до падали воронье. Воины медвежьего рода обернулись на крик и узрели, как на краю дотла выгоревшего селения трое в лохматых одеждах, соревнуясь друг с другом в скорости, пытаются догнать девушку.
– О Юмал, – выдавил Пэлла.
– Меря, – стиснув зубы, процедил Юски.
– Что? – переспросил Баар, но ему никто не ответил.
Первым пришел в себя Куски. Он вскинул лук, быстро наложил стрелу, и тетива, хищно звякнув, выплюнула смерть. Первая стрела еще не достигла цели, а Куски уже прилаживал вторую. Бежавший последним дернулся, пробежал по инерции еще пару шагов и рухнул в снег. Тут же, придя в себя, и Юски поднял свой лук. Два жала почти одновременно сорвались с поводка и устремились к цели. Оба преследователя пали, сраженные точными выстрелами. А беглянка, не оборачиваясь, неслась прочь от уже не существующей угрозы.
Баар вихрем сорвался с места. Он видел, что девушка, обезумев, заворачивает к реке, и рванул наперерез. Он бежал, как еще никогда не бегал….
Он почти настиг ее, но она, увидев его и заверещав пуще прежнего, дернулась в сторону, резко изменив направление. Еще с десяток метров глава вепс–кого рода несся за ней, словно это он, убегая, спасает свою жизнь. Наконец он настиг ее, сумел дотянуться рукой до платья и ухватить.
– Да стой же ты!
Потеряв равновесие, беглянка завалилась вперед, увлекая за собой Баара.
– Стой же…
Он неловко упал, придавив ее своим телом.
– Не бойся, – сплевывая набившийся в рот снег, сказал он.
Она завизжала так, словно это был конец ее жизни.
– Да не бойся ты, – повторил Баар, продолжая удерживать беглянку.
Девушка, что было сил, дернулась, пытаясь вновь обрести свободу, но глава рода не дал ей такой возможности.
– Тррр… тормози… стой… да стой же.
– Аааааа, – горланила она и извивалась как змея.
– Мы свои, мы бепся… Да успокойся же ты наконец… Ты смотри, какая шустрая!
Ничего не помогало. Она чудом высвободила руки и принялась размахивать ими, как ветряная мельница. Ее девичьи кулаки, с силой, помноженной на неимоверное желание жить, так яростно колотили Баара, что удары даже через толстую одежду были весьма чувствительными.
– Я бепся…
«Нет, один я с этой обезумевшей от горя беглянкой не справлюсь», – только успел подумать он, как услышал над собой голос Куски:
Ты, моя лебедушка, лети,
Расскажи моей милой земле,
Что теперь я в далеком краю
Без тебя умирать не хочу…
О чудо! Девушка уняла прыть своих кулаков. А Пэлла стал подпевать другу:
Ты, моя лебедушка, лети,
Расскажи про меня родне,
Как остался лежать на земле
Твой потерянный сын…
Девушка, разобрав слова, вовсе прекратила борьбу. Баар ослабил хватку и обернулся. Теперь рядом стоял и Юски, и вепсы на три голоса дружно закончили песню:
Улетай, лебедушка, скорей,
Принесешь ты ответ.
Улетай, лебедушка, скорей,
Ждут меня или уж нет?!
– Ну–у, это вы здорово придумали, – похвалил их глава рода, поднимаясь и отряхивая с колен снег.
– Вставай, не бойся, – подал девушке руку Юски.
Ее большие светлые глаза, еще полные слез от пережитого ужаса, уставились на вепса. Она склонила голову набок и оглядела Юски с головы до ног. Казалось, она, изучая его, сравнивала, а действительно ли он не похож на тех, кто гнался за ней. Затем она, не менее внимательно, изучила всех присутствующих. Наконец незнакомка, видимо, приняла окончательное решение и робко протянула руку.
– Как тебя звать–величать? – подняв ее, спросил Юски.
– Ирта, – едва слышно произнесла девушка.
– Как? – не расслышал Баар.
– Ирта, – чуть громче повторила девушка.
– А–а, – глава медвежьего рода только теперь смог как следует разглядеть беглянку.
Назвать ее девушкой, наверное, было все же преждевременно. На вид ей было не больше двенадцати лет, совсем еще девчушка, ребенок. Страшно подумать, что собирались сделать с ней эти три гнавшихся за ней урода.
– Ирта, мы бепся, – как можно спокойнее начал Баар, – расскажи, что тут у вас…
– Они вернутся! – пискнула девчушка. – Их много… Они убили всех…
– Да кто они?
– Меря!
При упоминании этого страшного имени вепсы тревожно переглянулись.
– Мне, может, кто–нибудь объяснит, что тут происходит? Кто такие эти ваши меря?
Юски посмотрел на него с таким укоризненным видом, мол, стыдно не знать таких вещей.
– Меря – это заклятые враги всех бепся, – первым пустился в объяснения Куски. – Уже больше двух десятков лет они не появлялись на этих землях…
– Они живут там, далеко на западе, – вставил Пэлла, – а вот теперь опять пришли.
Баар покосился на спасенную беглянку, а та с каждым словом вепсов вжимала голову в плечи и дико озиралась по сторонам.
– Наши роды враждуют с далеких времен, – уточнил Юски, – еще мой дед рассказывал, что меря самый сильный враг из всех, они беспощадны…
– Я понял–понял, – замахал руками глава рода. – Я спрашиваю, кто они такие – словене, варяги, кто?
– Они меря! – в один голос ответили вепсы.
– У–у–у, – прорычал Баар. – На каком языке–то хоть говорят.
– У них свой язык, но некоторые слова очень похожи на бепся.
«Так–так, – про себя подумал Павел, припоминая что–то из истории Отечества, – меря, похоже, тоже из серии финно–угров, значит, тут что–то типа междоусобицы…»
– Гражданская война, – вырвалось у него по–москальски.
– Что? – сморщился Куски.
– Понятно, говорю. У вас… то есть у нас с ними вражда.
– Лютая, – подтвердил Пэлла.
* * *
Не успел Павел толком понять, что к чему в этом хитросплетении взаимных враждебных настроений, как из леса нестройными рядами вывалила многочисленная ватага этих самых меря. Первым их приметил зоркий Юски.
– Меря! – воскликнул он и указал в их сторону рукой.
Незваные гости, по–видимому, были не менее зоркими, чем Юски. Они тут же узрели маленький отряд вепсов и с дикими воплями устремились в атаку.
– Бежим! – отдал короткий, но действенный приказ Баар.
Весь отряд рванул с места вперед. Однако эта затея провалилась всего через пару сотен метров. Они не успели встать на лыжи, да и не могли этого сделать. Спасенная ими девчонка не имела бы ни малейших шансов. Впрочем, они тоже. Куски и Пэлла выдохлись. Не по годам им уже было бегать, соревнуясь в скорости с молодыми.
– Уходите в лес, – задыхаясь, прокричал Куски.
– Мы их задержим, – поддержал соседа Пэлла.
Баар замер, теряя драгоценное время, а расстояние до преследователей угрожающе сокращалось.
– А вы? – спросил он.
– На лыжи, – указал им Куски, вынимая из колчана стрелу, – на лыжи и уходите.
– Баар! – проорал Пэлла, и тоже потянулся за стрелой. – Уходите!
– Я не могу вас тут бросить! Это верная смерть!
– Юски! – взмолился старый охотник.
Юски все понял. Он быстро надел лыжи и потянул Баара за собой. Тем временем Пэлла отдал свои лыжи Ирте.
– Умеешь? – с надеждой спросил он.
Девчонка кивнула.
– Надевай скорее.
А Куски уже натягивал тетиву. Расстояние сократилось до полета стрелы. Воины меря приближались с улюлюканьем и воем.
– Я вас никогда не забуду, – пообещал Баар, чувствуя, как к горлу подступил комок.
Юски резким толчком прервал этот сентиментальный момент. Баар нацепил лыжи, и они оставили стариков прикрывать отход. Отъезжая, они слышали, как щелкнули на морозе тетивы – первые стрелы понеслись навстречу врагу.
Они бежали не оборачиваясь, интенсивно отталкиваясь руками, будто и вправду работали палками. Баар позволил себе кинуть взгляд за плечо, только когда спасительный лес был рядом – и чуть не за–кричал от бессилия: тела двух вепсов уже лежали на снегу, а с десяток врагов глумились над ними. Они подпрыгивали и скакали вокруг поверженных стариков, словно зайцы, усердно тыча копьями в уже бездыханные тела. Приметил Баар и несколько вражеских тел, лежащих на некотором расстоянии от вепсов – видимо, старики успели–таки прихватить с собой на тот свет с полдюжины этих лохматых меря.
Но что больше всего огорчило главу вепсов, так это то, что за ними по пятам следовало не менее двух десятков воинов. Похоже, эти решили не тратить время напрасно, а просто обошли вепсских стрелков немного стороной.
– Давай, – окликнул его Юски, заметив, что Баар слишком увлекся созерцанием погони и немного сбавил темп.
Они влетели под своды сосен, и Юски, шедший впереди, резко изменив направление движения, увлек весь отряд за собой. Сосновый бор был редок, что позволило им практически не сбавлять скорости. Они ловко маневрировали между деревьями, не сбиваясь с общего темпа. Голоса позади мало–помалу пропадали, а еще через сотню метров совершенно растворились в сосняке. То ли им действительно удалось оторваться, то ли эти кровожадные твари прекратили преследование.
Однако расслабляться было рано. Кто его знает, как далеко способны зайти воины меря, в надежде отомстить за пострелянных вепсами товарищей.
Но счастье погони изменчиво, как для одной, так и для другой стороны. Неожиданно для беглецов бор закончился, они проскочили кустарники и оказались перед рекой, чуть с разгону не угодив в ледяную воду. Река еще не покрылась льдом, так что преодолевать ее вброд было бы безумием. Юски, по–прежнему возглавлявший отряд, мгновенно сориентировался. Он круто развернулся и стал забирать влево, вдоль берега. Опять пришлось прорываться сквозь кусты, а когда они наконец выскочили на открытое пространство, то навстречу им полетели стрелы…
Резко затормозив, они увидели в полусотне метров от себя с десяток воинов в лохматых одеждах. Меря метнули стрелы, но, кажется, мимо…
Хотя нет. Ирта ойкнула и, всплеснув руками, лицом зарылась в снег. Баар услышал легкий хруст ломающего древка стрелы под тяжестью упавшего тела. Он хотел было развернуться и кинуться назад к кустам, как еще одна стрела нашла свою цель. Юски заскрежетал зубами и согнулся. Стрела угодила ему в ногу. «Это конец», – молнией сверкнула мысль, и Баар застыл как вкопанный.
На удивление меря больше не стреляли, видимо удовлетворившись результатами первого залпа.
– Уходи, – махнул рукой Юски, пытаясь вытащить наконечник, – уходи…
Глава рода высвободил ноги из лыж и подошел к вепсу.
– Нет, Юски, я не уйду.
– Уходи… они убьют тебя.
– Нет, Юски, помирать будем вместе, – решительно произнес Баар.
Враги приближались медленно, не спеша, как будто были уверены, что добыча никуда не денется. Юски же так и не смог извлечь наконечник, он обломал древко стрелы и вытащил меч. Баар, подперев раненого товарища плечом, тоже обнажил оружие. Так они и стояли, плечом к плечу, поджидая врагов.
– Если узнают дома… – покачал головой Юски.
– Знаю, – не отрывая глаз от приближающихся меря, ответил глава рода.
Их плавно взяли в кольцо. Теперь, с близкого расстояния Баар смог получше разглядеть этих пресловутых меря. Почти все как один одеты в волчьи шкуры и мохнатые шапки. У самых «модных» головными уборами служат волчьи морды. Вооружены основательно: луки, щиты, короткие копья, массивные дубины и… Павла поразили их мечи, если это оружие вообще можно было назвать мечами. Нет, скорее это были огромные, слегка спрямленные серпы, вот только они были костяными. Впрочем, Баар разглядел и костяные наконечники их копий, которые были длиной в две ладони и имели зазубрины по обеим сторонам лезвия.
Один из воинов в клыкастой морде на голове вышел вперед и, потрясая копьем, что–то прорычал. Глава медвежьего рода из всего понял только одно слово – смерть! Но отвечать вепсы не стали.
– Сдавайтесь, или смерть! – более понятно сказал меря с явным акцентом.
– Ага, щас, – не выдержал Баар и покрепче сжал рукоять меча.
Воин перевел копье в боевое положение, его сородичи последовали его примеру. В следующую секунду несколько вражеских копий одновременно рванули вперед.
– Эх, – глубоко вдохнул Баар, – врагу не сдается наш гордый варяг!
Вепсы вскинули мечи, и два костяных наконечника не выдержали укусов каленого металла…
Глава десятая. Меря
Безумец ищет славы,
А я ее уж потерял…
Он понял, что жив, когда снег стал обильно падать на лицо. Павел разлепил глаза. Хмурое небо, плотно обложенное низкими тучами, низвергало на землю тонны кружащихся пушинок. Снег шел густо, устилая все вокруг. От резкого толчка спину прошила дикая боль. Юноша до скрежета сжал зубы, но не проронил ни звука. Повернув голову набок, Павел увидел сначала кусты, а потом и деревья. Они в лесу. Хруст снега под ногами, вокруг люди, их много. Они идут пешком, а он едет, вернее его везут или тащат. Его тело находилось практически горизонтально, и он спиной ощущал холод земли. Нет, все же, кажется, везут. Везут на волокушах. Да, под правым плечом жердь, и пахнет свежими еловыми ветками. Павел скинул руку вниз – так и есть, салазки–волокуши. Какие–то голоса… и ругань впереди идущих. Говорили на непонятном ему наречии. Глава медвежьего рода прислушался. Нет, некоторые слова очень похожи на вепсские…
– Куря, мохнатая жаба… чего плетешься… кхл–кхо–кху, бррр…
То ли сознание еще блуждало где–то, то ли мозг отказывался воспринимать действительность, но Павел не мог уловить слов. Только одна мысль, словно ворон, кружила рядом – плен, снова плен… Когда его захватили бродники Бокула Шибайло, чтоб ему пусто было, то все было предельно ясно и понятно – выкуп! А что этим, как их там… меря, что ли? Что им понадобилось от него? А не все ли равно… главное, где Юски, Куски и Пэлла? Что с ними? Ах да, бедные старики убиты, это он видел собственными глазами. Остается Юски, верный Юски, жив ли ты?
Он не в силах был пошевелиться. Все тело болело, а голова как будто была не своя.
Вскоре начало темнеть. Они двигались лесом. Волокуши часто подпрыгивали на неровностях, вызывая боль во всем теле. Наконец Павел потерял всякий интерес к происходившему. Мозг отключился…
* * *
Когда он вновь открыл глаза, было уже совсем темно. Хотя нет. Справа потрескивал костер, и языки пламени озаряли небольшую поляну. У огня, громко переговариваясь, копошились люди. Павел склонил голову и увидел своих похитителей – меря. Почти все сплошь в волчьих шкурах, немного смуглые, с едва раскосыми глазами.
Как–то сразу на глаза попался высокий мужик с увесистой дубиной за поясом. Дубина была знатная – в массивный набалдашник были искусно вживлены огромные клыки не то волка, не то медведя… или просто заостренные кости, отсюда Павел не рассмотрел. Этот, с редкой козьей бородкой, ходил среди соплеменников вальяжно, покрикивая на них время от времени. Никто не смел перегораживать ему путь и, когда он проходил мимо, все старались уступить дорогу. На фоне всех остальных он выглядел настоящим детиной, под два метра ростом. И ручищи у него были под стать его оружию – ишь как он ими размахивает при ходьбе. Детина внезапно остановился и посмотрел на пленника. Павел мгновенно закрыл глаза: ну сплю я, сплю…
Однако меря насторожился и, заложив одну руку за пояс, стремительно двинулся к Павлу.
– Очухался? – вполне понятно спросил он.
Павел понял, что его трюк не удался, открыл глаза и ответил:
– Очухался! А тебе чего от меня надо? Ты кто вообще?
Незнакомец гоготнул во всю пасть и, скинув ноги пленника с волокуши, уселся рядом.
– Ты сам–то кто такой?
– Бепся, – ответил глава рода.
– То, что ты бепся – это я и без тебя вижу. Имя есть?
Вот тут детина хотел зацепить собеседника за живое – имя есть? Пытался намекнуть, что не слишком ли молод ты, парень, для имени, ведь настоящего мужского имени достоин только воин. Следовательно, имя надо было заслужить. А так мальчуганов и отроков звали просто – пойка. Но всех этих перипетий и аспектов Павел, увы, не знал, а может, и хорошо, что не знал, а то бы ответил чего–нибудь не так…
– Баар, – почти гордо произнес глава рода, – может, и у тебя имя есть?
Детина опять гоготнул, видимо дивясь смелости пленника.
– Тебе моего настоящего имени знать не надо, – ехидно улыбаясь, ответил он, – для тебя я буду – Мякки.
«Ага, прозвище», – догадался Павел.
– Как тут оказался ты и твои дружки?
– По грибы ходили.
Мякки снова оглушительно гоготнул, обнажив крепкие зубы.
– А не поздновато ли по грибы собрались?
Он вдруг стал серьезным, улыбка сошла с лица, и он, схватив пленника за грудки, повторил вопрос:
– Что вы тут делали?
– Гуляли.
– Что?
– Гуляли мы.
– Ты мне тут не дури! – прикрикнул меря. – Куда шли?
– Да чего ты пристал, – попытался вырваться Павел, да куда там…
– Куда шли?
– В Новгород!
– Зачем?
– В гости!
– К кому?
– К другу!
– Как звать?
– Кого?
– Друга! – Мякки встряхнул Павла так, что у того боль отозвалась в печенке.
– Вадим!
– Кто он?
– Вадим!
– Чем занимается? Купец?
– Воин!
– У кого?
– В дружине у князя!
– О–о–о! – воскликнул детина и отпустил пленника. – У князя, в дружине… врешь.
– Нет!
– Что – нет?
– Не вру! Он десятник!
– А ты, стало быть, его друг?
– Лучший друг! – с гордостью заявил Павел.
– О–о–о!
Меря встал и, обернувшись к своим, громко за–явил, Павел понял его слова, ну почти все:
– Эй, макиса! Он говорит, что новгородец у него друг, воин князя! Пога ему?
«Макиса? Макиса? – Павел пытался улавливать сходство наречий. – макиса, так–так, очень похоже на вепсское маа – земля, ага – земляки! А что же такое пога? Может погра – конец?! Или смерть?!»
Воины в волчих шкурах разом затараторили, да так быстро, что Павел практически ничего не понял, кроме…
– Нет! Оставить его! Немь, ерк, мянь!
Детина властным жестом прервал своих соплеменников.
– Хватит!
Он вновь повернулся к пленнику:
– Если твой язык не солгал – останешься жить! Ты хотел попасть в Новгород, ты туда попадешь! – И он опять оскалился в улыбке.
Воины, видать, расслышали слова своего предводителя и поддержали его дружным смехом. А Павлу от этой радости меря стало как–то не по себе.
* * *
Еще не погас костер, еще не все меря улеглись спать, когда из леса вышел еще один отряд воинов в волчьих шкурах. Лагерь вновь оживился. Воины приветствовали друг друга радостными воплями и дружескими похлопываниями по плечу.
Павел понимал не все из их речи, но то, что понимал, не очень–то вдохновляло. Ночной отряд меря привел около двух десятков пленников и их, ободранных и связанных по рукам и ногам, устроили на ночь подле главы медвежьего рода. Это были в основном крепкие мужчины и отроки. Почему здесь не было женщин, Павел догадывался. Он своими глазами видел, как меря ведут себя с попавшими к ним в руки девушками.
Когда пленники гуртом устроились как смогли, к Павлу подошел Мякки.
– Тот, что был с тобой, тоже друг новгородского десятника?
Молния, прекрасная молния надежды озарила душу главы медвежьего рода.
– Да, – ответил Павел, пытаясь погасить в себе этот приступ восторга.
– Эй, макиса, давай бепся сюда. Не пога, дохола тви!
Да, да, черт возьми – это был Юски! С разбитым лицом, с окровавленной ногой, но живой!
Двое меря, поддерживая его с двух сторон, подтащили вепса до волокуш Павла.
– Принимай! – расплылся в усмешке детина.
Павел молча кивнул, мол, спасибо.
– Макиса, повязка на ноге этого тоирит! – распорядился Мякки, указывая своим воинам на раненого Юски.
Приказ был выполнен мгновенно. На ноге вепса распороли штанину, рану полили какой–то вонючей гадостью, а затем вытащили из бедра костяной наконечник стрелы.
– Славь Юмала, кулеба! Зимой мы не делаем жирных стрел! – проговорил меря, намазывая рану пахучей мазью.
Да, именно так Павел перевел непонятное для него слово. Хм, жирные стрелы? Может, отравленные? А кулеба? Ругается, сволочь, – это понятно!
– Повезло тебе, кулеба! – повторил меря, затягивая повязку на бедре Юски.
– Всем спать! – громко рявкнул детина, и воины в волчьих шкурах быстро закидали костер снегом.
«Вот тоже странная привычка, – подумалось Павлу, – ночью с огнем куда как веселей».
– Ну, ты как, Юски? – спросил Павел, когда перевязка была окончена и меря отошли в сторону, укладываться спать.
– Будем жить, – тихо ответил вепс, – хорошо, что не отравленная стрела. Меря часто используют их в бою…
«Значит, жирные – это все же отравленные…» – Павел сжал губы.
– Ты как, Баар? – поинтересовался вепс.
– Хорошо, только голова болит, видать, крепко меня приложили.
– А меня брать поначалу не хотели…
– Что так?
– Так ранен же… какой с меня толк…
– Так взяли же.
– Ну…
– Да ладно, – махнул рукой Павел, – думаю, их главный сразу просек, что мы не просто так тут гуляем… да еще при мечах…
– Даааа, – протянул вепс, – у них таких мечей я не видел.
– Вот и выходит, что мы с тобой не просто пленники, а ценная добыча.
– Выкуп?
– Я им про Вадима наплел… ежели жив друг, то выкупит. Этот детина, что у них тут командует, про Новгород говорил…
– Я тоже слышал, – кивнул Юски, – нас в Новгород погонят, на торг. Хорошо если твой друг и впрямь выжил…
– Обязан! Я пятками чую, что он жив!
* * *
На следующий день их подняли еще затемно. Костер уже горел, воины варили кашу. Запахи были – ух… Только пленникам раздали по корке хлеба и дали напиться воды. И пока оголодавшие вепсы жевали свою скудную пайку, меря наслаждались горячей пищей, смачно причмокивая и жадно облизывая ложки.
Поднимающееся солнце чуть зацепило верхушки сосняка, когда весь отряд был уже на ногах и готовился пуститься в дальнейший путь.
– Да где вас носит? – услышал Павел зычный голос детины, и тут же раздался характерный скрежет полозьев и фырканье лошади.
Он и Юски поворотились на шум и увидели прибывшие сани в сопровождении десятка воинов.
– Так едва словили эту клячу, пряги нат эю! – ответил шагавший впереди низкорослый меря.
Мякки небрежно махнул рукой в сторону пленников. Сани быстро подогнали к вепсам.
– Залазь! – скомандовал все тот же низкорослый, указывая на Юски и Павла. – живо!
Павел с трудом приподнялся с волокуш, сел, а Юски это упражнение далось и того труднее. Без лишних слов вепсы помогли им встать и бережно усадили на сани.
– Что же это вам за почет такой? – шепотом спросил один из мужиков, помогавший им разместиться на санях.
– А ты у них сам спроси, – ответил Павел.
– Ну–ну…
– Слышали мы, как они переговаривались, – приступил к ним другой мужик, – это вы, что ли, их воинов посекли?
Павел чувствовал себя слишком усталым и не ответил. Он лишь многозначительно прикрыл глаза, мол, сами догадайтесь.
– Ну–ну… – протянули мужики и отошли в сторону.
– Пошли! – прогорланил старший меря, и воины, обступив пленников, повторили приказ.
– А ну пошли, кулебы!
– Шевели культями!
– Пшел!
Первыми тронулись сани, а за ними погнали остальных вепсов. Мякки широкой походкой нагнал сани и бросил на Павла ехидный взгляд.
«Да, пошел, ты, сука», – в душе проводил его глава медвежьего рода. Меря высоко задрал голову и прошагал мимо, занимая место во главе колонны. Через минуту к нему присоединились с десяток воинов, которые чуть задержались подле него, а затем пятеро из них встали на лыжи и унеслись далеко вперед.
Привыкнув к жесткому ложу, ибо на дно саней не было положено ни клочка соломы, Павел стал незаметно оглядываться по сторонам. Нет, он особо не надеялся запомнить путь, по которому их везли, нет. Он решил прикинуть шансы. Насколько ему удалось присмотреться, воинов в сопровождении было четыре десятка, ага, еще пятеро ушли на лыжах… А что если это не один такой отряд шастает по вепсским селам? Может статься, что поблизости могут оказаться еще меря. Может, они идут совсем рядом, где–то параллельным курсом. В Новгород!
Пленников Павел насчитал ровно двадцать два человека, включая их с Юски. В основном мужики и отроки. Шли в цепочку, по одному, со связанными за спиной руками. Да к тому же шею каждого обхватывала крепкая веревка и цеплялась за ошейник позади идущего. М–да, опутали знатно – не дернешься. Собственно по тусклым взорам вепсов Павел понимал, что дергаться ребята не намерены.
Они шли, шли… поддерживая особо уставших, чтобы не упали. Упасть – значило остаться в снегу навсегда, видимо, вепсы это прекрасно понимали. И они шли, шли… лишь изредка поднимая глаза, и тогда Павел отворачивал голову от их взглядов. Конечно, они с Юски устроились лучше их. А они, шли, шли…
Но ведь Павел ни о чем меря не просил. Да и не хотел просить усаживать его и Юски в сани.
К полудню один из пленников не выдержал и упал. Вепсы подхватили его и еще несколько сотен метров пытались тащить на себе. Но колонна от этого замедлила шаг, и меря быстро заметили причину заминки.
– Что эя у вас? – громко вопросил один из охранников, переводя копье в боевое положение.
И тут как на грех обернулся детина. Старший меря мгновенно оценил ситуацию.
– Стой!
Дальнейшего Павел видеть не хотел. Он отвернулся и закрыл глаза. До его слуха донеслась короткая ругань, а затем тихий, сдавленный стон – все кончено. Воображение живо нарисовало смертельную картинку. Вот измученного пленника отвязали от всех прочих, отшвырнули в сторону и добили ударом копья в грудь. Его тело останется здесь, у обочины лесной тропинки, на растерзание хищникам, а колонна пойдет вперед. И кто знает, сколько еще трупов оставит позади себя эта процессия.
– Пошли! – раздался голос старшего меря.
И Павел ощутил, как сани вздрогнули и потянулись вперед.
К вечеру их нагнал еще один отряд воинов в волчьих шкурах, в количестве двадцати человек. Павел успел и их пересчитать, так, ради чистого любопытства. Из этого же любопытства он рассмотрел, что вновь прибывший отряд пришел не с пустыми руками. На плечах воины несли длинные свертки шкур с торчащими оттуда босыми ногами.
– Стой! – подал сигнал Мякки, и колонна замерла.
– Что это? – с тревогой спросил Павел, толкая в бок Юски.
Тот обернулся.
Старший меря, состроив довольную физиономию, двинулся навстречу гостям. Короткий обмен приветствиями – и свертки шкур опустили на снег.
– Эй, мякиса, что нового? – пнув один из сверт–ков, спросил Мякки.
– Ламмас, оров, евчен – выбирай! – почти хором ответили прибывшие и заржали в голос.
– Ооо, – облизывая губы, протянул детина, – разворачивай!
Павел переглянулся с Юски, уж больно похожи были произнесенные меря слова на вепсские эпитеты, коими мужчины бепся ласково именовали своих жен, сестер, любимых – лебедушка, белочка…
Воины мгновенно распутали веревки и развернули шкуры. Девушки испуганно сжались и прикрыли руками лица.
– Ооо, – довольно протянул Мякки, – хорошо, мякиса, очень хорошо!
Он внимательно осмотрел живой товар и, кажется, остался доволен.
– Ночуем здесь! – проголосил старший меря, не отрывая глаз от девушек.
* * *
Этой ночью уснуть пленникам не давали истошные крики насилуемых девушек. Меря хохотали, ругались, толкали друг друга за право быть следующим.
Что перенесли девушки за эту ночь, одним богам было известно. Пленников намеренно отвели подальше в сторону и окружили надежной охраной. Воины, находившиеся на страже, все время беспокойно маячили туда–сюда и, облизывая губы, поглядывали в сторону костра, где их приятели предавались плот–ским утехам, уроды!
Вадим слышал, как пленные вепсы от бессилия скрежетали зубами, а некоторые скулили, словно побитые псы. Их можно было понять…
Павел старался забыться, не думать, не слушать, не смотреть по сторонам. Его руки были связаны впереди, и он подтянул их к ушам, стараясь хоть как–то заглушить истошные крики. Но нет, не помогало.
Лежавший рядом Юски, так тот и вовсе извелся, ворочался и шептал что–то себе под нос, не иначе молитвы…
Для их караула пришла смена.
– Идите, еще осталось и вам, – весело проговорили сменщики, и охранение, на ходу развязывая ремни, помчалось к костру.
Наконец все стихло, почти… Обсудив ночное приключение, воины в волчьих шкурах улеглись спать, и лишь женские стоны и всхлипывания едва доносились до слуха пленных вепсов.
– Заткнитесь там! – пробасил детина, и наступила тишина.
Тревожная и нудная… Эта ночь тянулась бесконечно долго, до противного долго. Павел не мог заснуть, в голову лезли мерзкие мысли, они, как черви, дырявили мозг, глодали, не давая покоя. Рядом беспокойно ворочался Юски, видать, и его одолевало нечто похожее…
Глава медвежьего рода слышал, что и пленным вепсам эта ночь не принесла сна, такие дела…
И сколько еще таких ночей предстоит пережить, пока их догонят до Новгорода, Павел не знал. Да и не хотел знать… Может, в граде словенском что–то решится? Может, там он найдет Вадима.
Сколько еще ночей? Сколько дней?
* * *
На следующее утро из десяти девушек две не встали – умерли, надо ли говорить от чего…
Павел при дневном свете увидел их лица, всех оставшихся восьмерых. Нет, их не били, ну почти не били. Лица их опухли скорее от пролитых слез, чем от кулаков меря. Но вот одежда… ее на них почти не осталось. Почти вся порванная в клочья, она свисала лохмотьями, едва прикрывая плоть. И как они пережили в этих дерюгах морозную ночь, Павел недоумевал.
По знаку главаря воины в волчьих шкурах все же накинули на плечи девушкам какие–то тряпки.
– Шагайте! – ткнули их в спину.
Восемь вепсских пленниц заняли место в общей колонне. Им так же заломили руки за спину, связали и продели веревку в ошейнике, накрепко сцепив их в единую цепочку.
– Пошли! – донеслось спереди, и Мякки первым занял место во главе отряда.
Кормить пленников в это утро не стали…
Эх, далеко ли ты, Новгород?..