Часть пленных рыцарей Александр, возвращаясь в Новгород после успешных переговоров с тевтонским магистром, взял с собой, но значительную часть оставил в Пскове, поручив улаживать дела с выкупом своим верным людям, один из которых, суздальский худородный боярин Нечай Анкудинович, славился своим гостеприимством и склонностью к бражничеству.

Завязав знакомство, Ратников хаживал к нему каждый божий день, точнее говоря — вечер, и посиделки частенько заканчивались далеко за полночь. Нечай Анкудинович был довольно молод, даже чуть помладше Миши, чуть пониже, чуть поуже в плечах, но все же статен, приятен в обращении и красив лицом. Льняные волосы, ухоженная бородка, тщательно подобранная одежка — все из дорогих ромейских тканей, боярин был настоящий рыцарь. К тому же хорошо знал латынь и немецкий — тот его диалект, что был в ходу в Ливонии.

Всех доверенных ему пленников Нечай Анкудинович тотчас же взял «на слово» и, выпустив из узилища, пировал с ними каждый вечер. А когда приезжали с выкупом — часть откладывалась для князя, часть боярин оставлял себя в качестве, так сказать, комиссионных, а часть — и не маленькая — тут же пропивалась. Кроме самого Нечая и пленных рыцарей, за столом обычно сиживали его помощники, служилые суздальские люди, иногда — кто-нибудь из представителей псковских знатных родов и вот — Ратников, познакомившийся с боярином, можно сказать, чисто случайно. Правда, случайность эту пришлось тщательно готовить.

Надо сказать, Нечай Анкудинович оказался большим любителем певчих птиц, на той почве и познакомились на торгу — оказывается, Ратников тоже без птичек жить не может! Разговорились — Миша к этой беседе специально готовился, выспросил все про птичек у охотника Ермолая, уж, сколько успел, покуда тот не ушел в Новгород — и через некоторое время уже были друзьями. Ратников представился своеземцем из Заволочья, ну, а о подвигах его новый приятель был уже наслышан.

Кстати, Михаил очень рад был, когда князь Александр, после успешных переговоров с посольствами, присланными епископами Дерпта и Риги, отъехал таки в Новгород. А что ему тут было делать? Епископы извинились за вторжение, договорились обменяться пленными и оставить все границы земель, какие те были до 1240 года.

Михаил откровенно радовался, честно говоря — побаивался, что всплывет история с фон Оффенбахом. Нет, не всплыла. Может, не до того было, а может, стражники и все прочие ответственные люди погибли во время сражения. Скорее же всего, просто приняли искусно исполненную Ратниковым записку за подлинное распоряжение князя. А сам Александр о том и не спросил — дело ли ему до какого-то там крестоносца? Так вот и прокатило.

Да, еще одна новость была, из разряда не очень приятных — усадьба на Лодейной сгорела. Не одна, вместе с другими — соседними. Все ж таки правильно тогда Ратников предлагал каменную стенку поставить — брандмауэр. То ли немцы сожгли, то ли русские, то ли сам по себе начался пожар — запросто — только выгорело все дотла.

Так вот!

И оставался теперь у Ратникова с Максом один браслетик на пару. Да еще Лерка… Ничего — выбраться и с одним можно, только вот… Только вот, иметь бы еще один, на всякий случай — да уж теперь ладно…

Лерка… Анри де Сен-Клер, нормандский рыцарь, заявил, что его суженая обязательно явится за ним с выкупом — и в самое ближайшее время.

— А серебришко-то у нее есть? — качал головой Нечай Анкудинович.

— Для такого дела найдет, — граф де Сен-Клер — высокий красивый парень лет двадцати, кареглазый, с черными, как смоль, волосами, смеялся, по всей видимости, нисколечко не сомневаясь в кредитоспособности своей возлюбленной. — Пару лошадей продаст, да доспехи, да кое-что из оружия. Дело наживное!

Он любил петь, этот нормандец, аккомпанировал себе на лютне, которую приобрел уже здесь, в Пскове, у рижских или ревельских купцов. А боярин Нечай любил слушать не только птиц, но и песни, которых граф знал великое множество:

— Славно, славно, — боярин Нечай едва успевал мигать слугам, чтоб подливали бражки. — Вы настоящий миннезингер, господин де Сен-Клер!

— У нас их зовут трубадурами. Впрочем, этот сонет сочинил не я, а Вальтер фон дер Фогельвейде.

— А свое что-нибудь спойте, Анри! Ну, я вас прошу!

— Лучше расскажите о том, как встретили вашу озерную нимфу?

Ратников, как обычно, сидел тут же, рядом, по левую руку от графа… точнее сказать — от младшего сына графа.

— А что за нимфа? — Нечай Анкудинович оторвался от бражки и заинтересованно посмотрел на рыцаря.

— О, это очень романтическая история, — усмехнулся тот. — Неужели не слыхали?

— Да откуда же, граф?

— Что ж, извольте же, расскажу, — де Сен-Клер выглядел явно довольным, видать, нравилось ему рассказывать всем эту историю, особенно — свежим слушателям.

— Это случилось летом, в июле, когда жаркое солнце сверкало в нежно-палевом небе и пряно пахло травами, и сладким розовым клевером, а в кустах боярышника весело щебетали птицы.

— Какие птицы, сир? — воспользовавшись паузой, тут же поинтересовался боярин. — Соловей или, может, малиновка? А еще неплохо поют жаворонки…

— Не знаю, что и сказать! — Сен-Клер озадаченно хлопнул глазами. — Как-то не приходило в голову — какие именно птицы? Птицы и птицы… В общем, пели.

— Продолжайте, продолжайте, любезнейший граф, — махнул рукой Нечай Анкудинович. — Время есть — я только что отправил слугу за вином. Пока принесет… Ну? Что там дальше-то было с нимфой?

— Пели птицы, — устремив затуманившийся взгляд куда-то в сторону, продолжал нормандец, — я с небольшим отрядом свернул на лесную дорожку, к бургу. Было жарко и пот застилал глаза, а поднятая копытами коней пыль висела, словно облако. Утомленные, мы решили сделать короткий привал. Пока кнехты поили лошадей в ближайшем ручье, я прогулялся по округе, любуясь цветами и бабочками, что порхали над зеленой травой. И тут же, рядом, увидел озеро… Оставив на берегу одежду, я погрузился в прохладные воды… и вдруг… я даже сначала не понял, что случилось? Какой-то странный звук… бумм! Брызги! И девичий крик… И вот она, озерная нимфа — красивая, как тысячи солнц — упала в мои объятья прямо с неба!

— С неба? Что, прямо так, в объятья, и упала, господин граф?

— Ну, не совсем, — рыцарь чуть смущенно улыбнулся. — Упала в озеро… начала кричать, барахтаться, тонуть… Я ее вытащил, осторожно вынес на берег… И не удержался, поцеловал в губы! Красавица пришла в себя и вдруг обняла меня с такой страстью, о которой поют трубадуры!

— А она была одета или… как бы…

— Он была нагою! То есть… не совсем нагою… но почти… Мне послал ее сам бог, девица… нет, уже почти дама — Элеонора, красавица, в честь которой я сложил мадригал! Хотите, прочту?

Ратников не стал дальше слушать — поздновато было уже, пора бы и на боковую, вот прямо здесь, в боярских хоромах. Проверить, как там парни — их Миша с собой на эти пьянки не брал — рылом не вышли, в смысле — происхождением. Да и нечего с младых ногтей бражничать!

Только, прежде чем уйти, предупредил:

— Вы уж меня позовите, как дама Элеонора явится. Очень уж хочется на нее взглянуть!

— О, вы получите истинное наслаждение, сир!

Все ночь Мише снилась какая-то хрень: поющие соловьи, падающие с неба девчонки, единороги… Да, и еще — здоровенная белая обезьяна! Она сидела рядом и немилосердно трясла Ратникова за плечо.

— Пошла, пошла вон! — отбивался Михаил. — Обезьяна белая!

— Ладно вам обзываться-то, дядя Миша! — обиженно пробормотал Макс. — Лучше вставайте быстрей, тут такое!

— А? Что? — Ратников уселся на ложе и с минуту недоуменно хлопал глазами. Потом улыбнулся: — Ну и приснится же! Ты чего такой взъерошенный, Максюта? Случилось что?

— Случилось! Случилось! Конечно же, случилось! — Несмотря на такие слова, мальчишка вовсе не выглядел озабоченным. — Наконец-то вас разбудил… Там, во дворе — Размятникова!

— Какая еще Размятникова?

— Да Лерка же!

— Лерка?! Ах ты ж, черт…

Вскочив с ложа, Ратников быстро оделся и, сунув ноги в сапоги, выбежал во двор вслед за Максиком.

И тут же увидел ее… Лерку… Нет — даму Элеонору!

Как видно, она только что слезла с белой, покрытой длинной цветастой попоной, лошади и теперь, в сопровождении двух дюжих парней в смешных узких штанишках-шоссах, шагала по двору в изумрудно-голубом приталенном платье, с золотым пояском на бедрах, с ожерельем на тонкой шее. Пышные волосы ее были забраны жемчужной сеткой, большие зеленые глаза сверкали, словно драгоценные камни. Да-а… чувства рыцаря можно было понять — такая могла влюбить в себя любого!

И что, эта красивая молодая девушка — Размятникова? Что-то не похоже.

— Лерка! — первым к «даме» подскочил Макс.

— Это ты кому, паж? — дама недовольно обернулась.

Нет, не она, — тоскливо подумал Ратников.

— Веди себя достойно с дамой, иначе…

Сопровождающие «даму Элеонору» парни нахмурились.

А Максик не отставал:

— Размятникова! Ты чего, меня не узнаешь, что ли? Я — Макс!

Нет… не она…

Хотя…

И без того большие глаза девчонки вдруг удивленно расширились:

— Господи… Гордеев, ты, что ли? И что ты тут делаешь?

— Да то же, что и ты! Так же вот… провалился…

— Максик!!!

Лерка бросилась к парню с поцелуями:

— Максик… Нет, не может быть! Максик!!!

— Здравствуйте, — Ратников подошел ближе. — Мы рады, что смогли найти вас, Валерия.

— Ой! — оторвавшись наконец от пунцового Макса, девушка обернулась. — Здравствуйте. А я вас помню! У вас еще магазин… ну, в Советском, на площади. Вы мне расскажете, как вообще все… как сюда…

— Не только расскажем, но и…

— Ой! — поправив жемчужную сеточку, снова воскликнула Лерка. — Что же я тут с вами стою-то? Давайте все рассказы попозже, а? Я же выкуп привезла! Где Анри? Надеюсь, его не в узилище держат?

— Что за шум, а драки нету? — позевывая, вышел на крыльцо боярин Нечай. Увидев Лерку, изящно поклонился:

— Вы, должно быть, дама Элеонора?

— Да. Она самая.

— Граф про вас говорил… — Нечай Анкудинович спустился с крыльца и галантно подал даме руку. — Нет, он ничуть не соврал, верно, Миша?! Вы — истинная красавица, способная украсить собой самое изысканное общество, подобно тому, как играющий всеми цветами смарагд украсит любой ожерелье!

Ратников даже головой покачал от зависти: красиво излагает, собака.

— Где вы держите Анри? И вообще — кто вы?

— Я — боярин Нечай Анкудинович… Прошу вас сюда. Сейчас, сейчас встретитесь с вашим дорогим суженым… надеюсь, все-таки — не очень дорогим… серебришко при вас?

— А как же?! С чего бы я тогда явилась?

— Вы не только красивы, но и очень умны, любезнейшая дама Элеонора!

Пропустив даму вперед, боярин вошел в горницу, а Ратников с Максом уселись на крыльце — ждать.

Ждать пришлось долго, наверное, с час — покуда там все устроилось. Оба, и Макс, и Михаил, не скрывали радости, заразив ею и подбежавшего Эгберта, в последнее время — почему-то хмурого.

— Неужели, все, дядя Миша? — растроганно приговаривал Максик. — Неужели наконец нашли? Ну! Когда на Танаево?

— Браслетик-то не потерял?

— Ну, что вы! А Лерка-то, Лерка… настоящая дама! Вот будет потом вспоминать…

Они вышли на крыльцо вдвоем — граф де Сен-Клер и его юная дама. И, никого не стесняясь, начали целоваться… жарко, с таким пылом и сексуальностью, что Максим отвернулся и покраснел.

— Мой суженый хочет устроить небольшой пир, — оторвавшись наконец от разомлевшего от счастья рыцаря, негромко произнесла Лерка. — Да, милый?

— О, любовь моя! — Сен-Клер снова поцеловал девушку в губы. — Конечно же — пир! Пойду сейчас же распоряжусь! Договорюсь с герцогом… Он очень хороший человек — герцог Нечай Ану… Анку… Очень хороший.

Рыцарь отправился обратно в хоромы, а «дама Элеонора», не чинясь, уселась тут же на ступеньку крыльца, между Ратниковым и Максом.

— Ну, — мягко улыбнулся Михаил. — Рассказывайте, что там с вами приключилось? Тогда, на озере, с Карякиным… Кстати, браслетик-то желтенький свой помнишь?

— Конечно помню! Красивый! Правда, разбился, когда… Ой, жуть! — девчонка зябко передернула плечами. — Вот, честное слово, прямо вспомнить жутко, клянусь Святой Женевьевой!

— Кем-кем клянешься?

— Ой, да ну тебя, Макс! Короче, поехали мы после танцев кататься… ну, с Эдиком. На Танаево, куда ж еще-то? Да вы ничего такого не подумайте, целовались просто… хотя… — Лерка лукаво улыбнулась и легонько щелкнула Макса по носу. — Может, там у нас и дальше чего б было… Если б не этот идиот Карякин! Это ж уголовник, я его боюсь просто! Появился откуда ни возьмись, Эдьку ударил… на меня налетел, навалился, стал одежду срывать да по всем местам лапать… целует, гад, в губы — а сам чесночищем пахнет! Короче, еле вырвалась… побежала, а он за мной, не отстает… Я на мосточки… поскользнулась и — в озеро… И тут вдруг — день! Вы представляете? Только что темно было — и вдруг солнце! Я перепугалась… тонуть начала… Пришла в себя на берегу — надо мной какой-то парень склонился… красивый — жуть! Я таких только в кино видела… Анри… Если б не он… не знаю, что тут со мной сталось бы!

— Так ты догадалась, куда попала?

— Да уж, сообразила, не дура… Анри меня с собой взял… Обет хотел дать… дурачок. В Орден вступить, как эти придурки с крестами… Ха! Да там половина — гомиков, я точно знаю. Короче, Анри я из этого всего вырвала, мозги прочистила — он же граф! У него ж замок в Нормандии, и не один… И старший брат — вчера гонец прискакал — умер! На охоте, говорят, свалился с коня… Теперь все земли — наши! Те, что по реке Орн, близ Кана. А те, что по побережью, пока что Генрих Плантагенет захватил, король английский… Ничего! Мы их отспорим… по суду или венной силой — вассалов хватит! И еще землицы есть… три деревни близ Байё — тоже когда-то наши были. Теперь, правда, их Людовик, король Франции, захватил… но мы ему руки-то укоротим! Нечего рот разевать на чужое!

— Ну ты и расфуфырилась, Лерка! — покачал головой Макс. — Король Английский. Король Французский, вассалы… сама-то себя слышишь? Домой скоро поедем! Мы знаем, как вернуться… тебя только и ждали!

— Это правда? — опустив пушистые ресницы, девушка обернулась к Ратникову. — Вы… в самом деле.

— Да, Лера. Тебя вот, искали… С Танаева озера можно уйти…

— Я за вас очень рада! — Лерка улыбнулась. — Нет, честное слово, рада… Мы даже вас проводим до озера. Я и Анри…

— Как это проводим? — не понял Макс. — Ты что же, обратно не собираешься?!

— Нет! — девчонка неожиданно расхохоталась. — Нет, понимаете? Нет! Кто я там была? Малолетняя шлюшка… Никому не нужная… хотя, нет, нужная… для известных целей. Мать — горькая пьяница, денег — нет и не предвидится…

— Да уж, да уж, — покачал головой Максим. — А тут у тебя земли! Как же — графиня!

— Дурачок, — девушка ласково взъерошила парню волосы. — Не в землях и не в титуле дело, хотя и это немаловажно, особенно — здесь. Анри! Я просто его люблю. И — очень надеюсь — он меня тоже.